И жили они долго, пока не умерли

      Нерии снился кошмар. Ей снилось, что храмовники тащат её по коридорам Кинлоха, волоча по холодному каменному полу. Она упиралась ногами, цеплялась руками за стены, кричала и умоляла, но храмовники к её мольбам оставались глухи. Нерия знала, куда её тащат. Туда же, куда и Йована. Чтобы сделать с ней то же, что и с ним. Она это заслужила. Нужно прекратить рыдать и с достоинством принять наказание. Она безвольно повисла на руках у храмовника, смиренно перебирая ногами, пока он подталкивал её к двери в конце коридора. Возле двери они остановились, и храмовник развернул Нерию к себе. Лицо рыцаря-капитана Каллена расплывалось у неё перед глазами из-за слез. Нерия протянула к нему руку, безмолвно умоляя о милосердии, но он распахнул дверь у неё за спиной и толкнул Нерию в грудь тяжёлой рукой в латной перчатке.       Нерия села на кровати, тяжело дыша и прислушиваясь к собственному сердцебиению. В ушах, в голове, в груди раздавался стук. Громкий, частый стук, говорящий, что Нерия ещё здесь и что-то чувствует. Она провела ладонью по лицу, уверенная, что рыдала во сне, но лицо было сухим, хотя по ощущениям Нерия была на грани истерики. Оставаться в таком состоянии одной было невыносимо. Она сползла на пол по мокрой от пота простыне и стянула с тумбочки рубашку.       На втором этаже было тихо и темно. Нерия еле слышно прошагала босыми ногами к двери Рафаэля и постучала. Ответа не последовало. Она постучала громче и настойчивей. Вдруг он тоже спит. Вдруг ему тоже снится кошмар, а Нерия вырвет его оттуда, и он будет ей благодарен. Может быть, они полежат в обнимку и поболтают. А то они только и делают, что трахаются, то тут, то там. То в прихожей, то на кухне, то в саду. Хорошее занятие, но не настолько сближающее, как Нерии бы хотелось. Она стукнула в очередной раз и, не получив ответа, распахнула дверь.       В комнате никого не было. Кровать была небрежно застелена всё тем же пледом. Нерия огляделась, убеждаясь, что Рафаэля здесь нет. Спрятаться в этой полупустой комнате было категорически невозможно, да и зачем ему прятаться в собственной спальне. Нерия осторожно прикрыла дверь, прошла к кровати и опустилась на неё, сминая в ладони шерстяную ткань пледа. От ощущения одиночества это не избавило. Эта комната без своего хозяина была похожа на усмирённого. Пустая, тихая, лишённая характера и индивидуальности. Нерия встала и вышла в коридор. – Чего не спишь, лапуль?       Палома поднималась по лестнице, держа в руках бутылку из тёмного стекла. Судя по тому, как крепко она цеплялась за перила, половина бутылки уже плескалась в ней. – Не спится.       Нерия скрестила руки на груди, глядя, как Палома, пошатываясь, приближается к ней. – Его нет? – кивнула она на дверь спальни Рафаэля. – Его никогда нет. Особенно когда ты в нём нуждаешься. Он сейчас трахает какую-нибудь девицу, у которой нет никаких проблем, не то, что у нас с тобой. – И мне сразу полегчало, спасибо, – вздохнула Нерия и подтолкнула Палому к её комнате, – давай-ка, пьянчуга, иди в кровать. – Ты со мной посидишь? – Да. Я же не Рафаэль.       Нерия прошла за Паломой в спальню и вынула у неё из руки бутылку. Она, похоже, даже не заметила. Антиванский бренди обжёг Нерии рот и упал в желудок, где с обеда не было еды. Палома права, Раф сейчас наверняка кого-то трахает, и от этого ей за ужином кусок не полез в горло. Она села на кровать, натягивая одеяло на ноги Паломы, обнажившиеся под задравшейся юбкой и сообразила, что сама она вообще без штанов. Палома положила ей на бедро горячую руку. Длинные ногти царапнули кожу. – Ты на меня злишься, лапуль? – Раз ты спрашиваешь, значит, знаешь ответ. – Конечно, злишься. Но все равно сидишь тут со мной. Знаешь почему? – Потому что у меня нет самоуважения? – Потому что ты добрая. И жалостливая. Только тебя тут никто не пожалеет.       Нерия сделала второй глоток из бутылки и убрала руку Паломы со своей ноги. Ей сейчас отчаянно хотелось, чтобы её хоть кто-нибудь пожалел. Погладил по голове и сказал, что под её кроватью нет храмовников. Что ей не надо надираться, чтобы уснуть без кошмарных снов. Но Палома ей тут не помощник, ей самой помощь нужна. – Тебе надо поспать, – Нерия склонилась к Паломе, касаясь пальцами тёплой щеки. Взгляд льдисто-прозрачных глаз был печальным и настороженным. Магия заструилась под ладонью, согревая, успокаивая, расслабляя мышцы. Между бровей Паломы разгладилась суровая морщинка, Нерия склонилась, чтобы чмокнуть девушку в лоб, но та обвила её шею руками и притянула Нерию ближе. – Я рада, что ты не Рафаэль. Не становись Рафаэлем, Нерия.       Руки разомкнулись и Палома перевернулась на бок, подтянув колени к груди. Нерия посидела ещё немного, прислушиваясь к ровному дыханию, и вышла в коридор. Пахло выпечкой. Аромат ванили и печёного теста разносился по этажам, и Нерия подумала, что именно так, должно быть, пахнет дом. Место, куда хочется возвращаться каждый день. Где тебя примут, что бы ты ни натворила.       Одной из вещей, поразившей Нерию, когда она только переехала в Антиву, была печь. Не сама печь, конечно, а тот факт, что в антиванских домах печи складывают не внутри дома, а снаружи. После ферелденских морозов приятно было узнать, что есть место, где печи нужны не для обогрева, а для кулинарных подвигов и эстетического удовольствия. На заднем дворе, чуть в стороне от сада, возле печи, сложенной из коричневатого обожжённого кирпича, стоял Кабан и творил очередной свой гастрономический шедевр, запах которого притянул Нерию во двор, как дудочка крысолова. Она села на лавочку возле уличного столика, и положила подбородок на сложенные руки, глядя Кабану в спину. – С чем пирог? – Вишня, – не поворачиваясь ответил он.       Кабан с ней вообще особо не разговаривал. Да и не только с ней, он в принципе предпочитал молчать, взирая на всех остальных жителей дома с высоты двухметрового роста, как Создатель на своих неразумных детей. Если бы не огромный рост и объёмы, сопоставимые с тремя представителями животного вида, в честь которого он получил прозвище, его можно было бы и не заметить. Нерия, в целом, и не замечала, кроме тех моментов, когда он подкармливал её пирогами или приносил орхидеи в её комнату. Она сверлила взглядом его лопатки, скрытые под рубахой, на вид грозившей вот-вот разойтись по швам, прикладывалась к бутылке и думала, что они тут все недооценивают Кабана. – Чего ты тратишь свои таланты на таких придурков как мы, Кабан? – начала она непринуждённый разговор. – Открыл бы таверну. Кондитерскую. Магазин экологически-чистых десертов из природного сырья.       Кабан повернулся, и Нерия поёжилась под внимательным взглядом близко-посаженных глаз. Она никак не могла понять, какого цвета у Кабана глаза. Светлые, но не как у Паломы или у неё. Будто подёрнутые мутной плёнкой. – А ты? – ответил он вопросом на вопрос. – Я готовить не умею, – повинилась Нерия, – я ни разу и не пробовала, так-то. В Круге всё за тебя делают. Готовят, стирают, туалеты чистят. Самостоятельный маг – угроза государственной безопасности. Вот ты где научился пироги печь? – Мать научила. – Она бы тобой не гордилась, Кабан. Не для того она учила тебя печь пироги, чтобы ты связался с плохой компанией.       Дразнить Кабана было идиотской затеей, но выпитый алкоголь усиливал раздражение, и Нерия испытывала большую нужду его на ком-то выместить. Хотелось насрать кому-нибудь на голову, так же, как Рафаэль срёт на голову ей. – Ты бы мог быть фермером, Кабан, – несло Нерию по кочкам, – сажать пастернак, завести корову, закатывать банки с соленьями. Вести честную, праведную жизнь с доброй женой и умными детишками. Выходил бы по утрам на крыльцо и падал бы лицом в рожь.       Кабан молча вытащил из печи пирог, который уже пах так, будто начинал подгорать, и поставил его на деревянную подставку на столе перед Нерией, отодвинув в сторону бутылку бренди. Нерия посмотрела на потемневший край из песочного теста, прежде чем Кабан накрыл пирог полотенцем. Она сама, как этот пирог. Где-то между плетёной верхушкой проглядывает вишнёвое варенье, но горелый край перетягивает на себя всё внимание. – Прости. Сама не знаю, зачем пытаюсь тебя обидеть, – соврала Нерия. – Я не обиделся. Мне всё равно. – Классно тебе, – съязвила Нерия, – как усмирённому. – Что это значит?       Нерия посмотрела на Кабана, неуклюже усаживающегося с противоположной стороны стола. Что это значит? Что значит “что это значит”, Архидемона ему в жопу. Разве не очевидно, что это значит? – Ты когда-нибудь видел усмирённого, Кабан? – Издалека. На улице. – И каким он тебе показался? – Никаким. – Вот именно, – развела Нерия руками и чуть не смахнула со стола бутылку, опасно стоящую на краю, – они никакие. Пустые оболочки, смиренно идущие по миру в указанном направлении. Бледные призраки себя настоящих, которые даже не могут стенать от душевной боли, потому что они её не чувствуют. – Похоже на тебя.       Если бы Нерия уже приступила к пирогу, она бы поперхнулась на это необоснованное заявление. Но пирог стыл под полотенцем, нежась в собственных ванильных парах, а у Нерии под рукой была только бутылка, из которой она незамедлительно глотнула, чтобы сдержать возмущение. – Кабан, ты за словами-то следи. И так мало разговариваешь, так ещё и тратишь своё небогатое красноречие на всякую чушь.       Кабан молчал и невозмутимо смотрел на Нерию, явно не намереный вступать в дискуссию. Нерию же душило негодование и пятидесятиградусный алкоголь, застрявший в горле. Она откашлялась, вытерла рукавом набежавшие слёзы, встала из-за стола и уселась на него прямо перед Кабаном. – Если бы ты был знаком с усмирённым до того, как храмовники сотворили с ним… это, ты бы меня понял. – Я и так тебя понял. – Нет! – Нерия ткнула Кабану в грудь кулаком с зажатой в нём бутылкой, – если ты думаешь, что я похожа на усмирённую, то ты не понял ровным счётом нихера. Усмирение – это хуже, чем что бы то ни было. Хуже, чем смерть. Это бесконечная пытка, жертва которой не понимает, что её пытают. – Я же сказал, похоже на тебя. – Ничего подобного.       Кабан пожал плечами, встал и направился на кухню, проигнорировав Нерию, попытавшуюся пнуть его ногой на дорожку. Через минуту он вернулся, неся нож и блюдце. – Кабан, давай не будем усугублять.       Он развернул полотенце и начал разрезать пирог. Вишнёвое варенье на лезвии только усилило ощущение, что в этом саду происходит кровавое убийство. Кабан положил кусок пирога на тарелку и подтолкнул её к Нерии. – А чай? – капризно уточнила она.       Спустя ещё минуту сверху на растопленную печь был водружён железный ковш с водой. Нерия взяла тарелку и принялась ковыряться в пироге. Тесто ломалось и крошилось в руках. – Моего друга усмирили, – сообщила она, окончательно измазав руки в варенье, – я видела его после этого. В Круге уже были усмирённые, но это совсем не то. Одно дело, когда ты с детства видишь в коридорах башни какого-то мутного парня с монотонным голосом. Ты спрашиваешь: “Что это с ним?”. А тебе отвечают: “Он усмирённый”. И ты такая: “А, понятно”. Но когда ты видишь, как близкий человек, который ещё вчера о чём-то мечтал, чего-то хотел, кого-то хотел, пусть и не тебя, сегодня смотрит сквозь тебя, будто ему ничего в этой жизни не важно, ты понимаешь, что до этого тебе было нихера не понятно. Я спросила его: “Йован, ты знаешь, что Лили отправили в Эонар?”. А он ответил: “Мне жаль”. Йован, которому жаль, приложил бы все усилия, чтобы всё исправить. Этому Йовану не было жаль, он просто сказал то, что положено говорить в таких случаях, то, что от него хотят услышать. Разрыв связи с Тенью лишает мага не только магии. Он лишает его того, что делает его живым. Чувства и эмоции делают нас живыми, а усмирение забирает их у нас. Может быть, магия – это и есть чистая, концентрированная эмоция, воплощённая в действие, я не знаю. Знаю лишь, что без эмоций мы никто.       Со стороны кухонной двери раздались вялые аплодисменты. Нерия подняла голову и увидела на ступеньках Рафаэля, лениво хлопающего в ладоши. – Очень проникновенная речь, Сурана. Особой убедительности ей добавляет то, что ты толкаешь её пьяная и без штанов. – Не надо говорить со мной так, будто ты последние несколько часов провёл в штанах, моралист херов.       Рафаэль подошёл к столу и протянул руку мимо Нерии, беря бутылку. – Ты всё это выпила? – Да, – солгала Нерия, – ночь была длинная.       Рафаэль размахнулся и швырнул бутылку в стенку печки. Она врезалась в кирпичи и с громким звоном разлетелась на осколки, расплескав остатки бренди по стене и земле. – Тебе не хватает эмоций, Сурана? – На сегодня достаточно, пожалуй.       Рафаэль схватил её за запястье, сдёргивая со стола. Нерия отшатнулась и между ней и Рафаэлем в одно мгновение оказалась спина Кабана. Весь Кабан, если быть точнее, но перед нетрезвым взором Нерии предстала широченная спина. – Думаешь, она нуждается в твоей защите, Кабан? – Она – нет.       Нерия выскользнула из-за спины и быстрым, но неровным шагом устремилась на кухню. Рафаэль шёл за ней по пятам. Они миновали кухню, поднялись на лестнице и остановились возле её спальни. – Что это было, Сурана? – Ты мне скажи. – У меня нет ни одного объяснения, почему я застал тебя голую и пьяную ночью в саду с Кабаном. – А в чём, собственно, проблема? – пьяно хихикнула Нерия и, качнувшись, схватилась за дверную ручку. – Я что, с другом поболтать не могу? – Подкатывает он к тебе очень по-дружески. – Чья бы корова мычала, а? – перестала смеяться Нерия. – Ты-то, наверное, в дом престарелых на волонтёрские работы среди ночи попёрся. Особенно после того, как сообщил мне, что не склонен к моногамии. – И ты сказала, что тебя это устраивает. – А знаешь, что меня не устраивает, Раф? Лицемерие. Если ты можешь шарахаться по ночам неизвестно где, то я могу сидеть голая в саду. – Но не с Кабаном же! – Ругаетесь, голубки? – дверь в спальню Паломы распахнулась и оттуда выглянула её хозяйка, страдальчески держась пальцами за виски. – Отвали, Палома! – огрызнулся Рафаэль. – Не ори на неё! – возмутилась Нерия. Рафаэль пихнул её в комнату, закрывая за собой дверь, и Нерия попятилась к кровати, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. – Мне просто нужно было с кем-то поговорить! Я пошла к тебе, но тебя как всегда не было! Палома надралась, Хосе меня ненавидит, а из Кабана собеседник как из ведра с перегноем! Но это всё равно лучше, чем ничего! – О чём ты хотела поговорить? – Ни о чём.       Рафаэль приблизился к Нерии и провёл ладонью по её щеке, стирая слёзы. Нерия шмыгнула носом и уткнулась лицом ему в шею, чувствуя, как он проводит рукой по её волосам. Её гладят по голове, как она и хотела. – Прости, – шепнул он ей на ухо, – прости, что меня не было. И за сцену в саду прости. Я просто увидел тебя и Кабана, и… заревновал. – Тогда мне тоже стоит ревновать. – Может и стоит, но… – он подцепил пальцами её подбородок, вынудив Нерию поднять голову, – Сурана, я люблю тебя. Тебя одну. – Тогда зачем тебе остальные? – Чтобы не заскучать, – пожал плечами Рафаэль, – чтобы всегда было, от кого вернуться к тебе. Я всегда к тебе вернусь. Сурана, ты моя семья. И Кабан тоже. Наверное, поэтому так психанул, глядя на вас вдвоём. Ощущение, будто мой брат пытается трахнуть мою девушку.       Нерия снова опустила голову, разглядывая деревянный пол, покрытый царапинами, заметными в рассветных лучах встающего за окном солнца. Рафаэль сказал, что они семья. А ей так нужна семья. Пусть даже такая поганая. Она сможет притворяться, что ей не больно, если это будет значить, что у неё есть дом. Не жаловаться, не роптать, ничего не чувствовать. Наверное, об этом говорил Кабан. Ну, или он просто дурак, который нихера не понимает.