И жили они долго, пока не умерли

– ...и я обязуюсь… торжественно клянусь? Обещаю… беречь покой граждан во вверенном мне городе… дыхание Создателя…       Нерия стояла за кухонной дверью, затыкая себе рот обеими руками и тряслась в беззвучном смехе, из последних сил стараясь не выдать своё присутствие. Её самообладание висело на волоске, потому что вот уже пятнадцать минут она подслушивала, как её муж на кухне репетирует речь. В основном эта речь была бессвязной и жалостливой. – … и я клянусь выступать гарантом закона и… справедливости… – голос затих, выдав, что у его обладателя совсем иссяк запал.       Не сдержавшись, Нерия хрюкнула и ввалилась в кухню, хватаясь за живот и задыхаясь от неудержимого хохота. – Ты же на работе! – Нарочито гневным тоном возмутился Каллен, пытаясь скрыть смущение. – В таверне крыс травят, – Нерия, разогнулась и облокотилась двумя руками на стол, глядя, как её супруг пытается спрятать за спину листок бумаги, – роскошный спич, храмовник. Очень проникновенный, все будут рыдать. – От смеха? – Да, – не стала врать мужу Нерия, – милый, это очень плохая речь. И даже не потому что ты читаешь её как запойный девяностолетний актёр передвижного театра. – Что с ней не так? – Каллен опустился на стул и придвинул к Нерии исписанный ровным мелким почерком листок.       Нерия пробежалась взглядом по тексту, выхватывая уже услышанные минутами ранее реплики, скрутила лист в трубочку и стукнула ею Каллена по носу. – Это плохая речь, потому что в ней нет ничего от тебя. Это казённые фразы, которые мог бы сказать абсолютно любой будущий начальник стражи. Клянусь, обязуюсь, служить и защищать, бла-бла-бла… Это не твои слова. Это вольный пересказ справочника красивых речей для орлейских шевалье. – Я не умею красиво говорить. – Всё ты умеешь. В Скайхолде перед армией ты очень убедительно выступал, – напомнила Нерия, – даже меня немножко вдохновляло. – Это ведь разные вещи, – возразил Каллен, – перед битвой ты не сидишь три часа и не пишешь речь. Ты просто выходишь и говоришь то, что хочешь сказать. – Что мешает сейчас поступить так же? Просто приди на долбаный приём в твою честь и скажи, что хочешь. – Я даже идти туда не хочу. – Я знаю. Но мы не можем чествовать нового начальника стражи без нового начальника стражи.       Каллен подпёр щёку ладонью. В глазах его читалась неизбывная ферелденская тоска, и Нерия ему очень сочувствовала. И только поэтому она до сих пор не отходила его чем-нибудь тяжёлым, чтобы он наконец-то перестал ныть. Это она должна ныть. Это у неё в трудовой биографии числится таверна с крысами, в то время как у мужа карьера прёт в гору. Говорить это вслух Нерия конечно же не стала. – Милый, мы в Антиве. Здесь любят шумные вечеринки и откровенные речи. Не надо заливать благородной публике, как ты собираешься беречь их покой, им насрать. Они с гораздо большим интересом послушают что-то личное. Расскажи им, что для тебя значит Антива, вверни пару непристойных шуток, отправь всем дамам по воздушному поцелую, а потом мы сбежим и займёмся чем-нибудь, что поднимет тебе настроение.       Лицо Каллена стало еще мрачнее. Он взял Нерию за руку и притянул к себе на колени. Она обняла его за шею, заглянула в глаза, и Каллен отвёл взгляд. – Я тебя расстроила? – Я сам себя расстроил. Было бы гораздо проще, если бы я на самом деле знал, что для меня значит Антива. Но я не знаю, – Каллен посмотрел на неё, и у Нерии прошёл холодок по позвоночнику от нехорошего предчувствия, – Нерия, я знаю, что ты любишь этот город, и я правда пытаюсь тоже его любить, но здесь всё совсем не так, как я привык. Я здесь уже давно и за эти годы я так здесь ничего и не понял, кроме того, что я ферелденец. – Да, милый, – подтвердила Нерия, – ты ферелденец до мозга костей. – Я лучше произнесу речь из казённых фраз, чем скажу, что чувствую. Потому что я чувствую себя здесь чужим. Я не знаю здешних правил, а те, что знаю – отказываюсь принимать, потому что они противоречат моим принципам. Да ещё и бывшего твоего опять выпустили без суда и следствия, и это подрывает мою веру в местные законы. – Которого бывшего? – Уточнила Нерия и по тяжёлому взгляду Каллена угадала ответ, – а, Рафаэля. Он ни разу в жизни надолго в камере не задерживался. – Почему? – Не знаю. Он перетрахал всю Антиву, наверное всегда найдётся покровитель влиятельней чем тот несчастный, которому Рафаэль перешёл дорогу. – Как я уже сказал, я не понимаю этот город. – Ты хочешь вернуться в Ферелден?       Каллен замялся и забегал взглядом по комнате, стараясь не смотреть на Нерию. Она заключила его лицо в ладони. – Я не могу просить тебя о таком, – робко произнёс Каллен, – даже если бы был уверен, что хочу вернуться в Ферелден. А я не уверен.       Нерия коснулась губами щеки мужа, вдохнув аромат мыла и травяного шампуня. От Каллена почти всегда пахло так же, как тогда, когда он тащил её на плече через тейг в Западном пределе. Весенним лугом. Она не сомневалась, что она согласится на всё, о чем он попросит, лишь бы до конца жизни ощущать этот запах. – Каллен, тебе не обязательно решать сейчас. До твоего страшного-ужасного приёма ещё три недели. Полно времени, чтобы обдумать, чего ты хочешь. Но что бы ты ни решил и куда бы ни отправился – я с тобой. – Ты же любишь этот город. – Люблю, – Нерия склонила голову Каллену на плечо, – с этим городом связано очень много воспоминаний, хороших и плохих. Но у меня есть одно самое главное воспоминание. Самое лучшее. О том, как человек, которого я люблю больше всех на свете, появился под балконом моего дома после двух лет разлуки. Наверное, это очень глупо, наивно и инфантильно, но в тот момент я почувствовала себя по-настоящему любимой. Ты ведь мог не приехать. Ты мог быть не готов променять свою понятную, привычную жизнь на неясные перспективы со взбалмошной магичкой, которая вечно сама не знает, чего хочет. И я бы не стала тебя за это винить, потому что никто не обязан рушить всё, что строил годами, из-за женщины, с которой переспал пару-тройку раз. – Больше. – Неважно. Я столько раз слышала фразу: "Я сделаю всё ради тебя". Мне щедро раздавали клятвы и обещания, клялись убить за меня, умереть за меня, отдать мне всё, что я захочу. Но глядя на тебя, стоящего у моего крыльца, я наконец-то поверила, что кто-то правда готов пожертвовать чем-то важным ради меня. Для меня. Из-за меня. Я не знаю, какими словами это объяснить. Это как будто я вдруг осознала, что стою гораздо дороже, чем мне всегда казалось. Дороже денег, дороже всех привязанностей, дороже привычек, обязательств и принципов. И хоть это воспоминание навсегда связано с эти городом, его бы не было, не будь у меня тебя. Поэтому, куда бы ты ни решил отправиться, я отправлюсь с тобой, если ты конечно этого захочешь. Потому что мне всё равно, где я буду создавать наши новые чудесные воспоминания, правда.       Пока Нерия говорила свою очень личную речь, тоже совершенно не подходящую для зачитывания на вечеринке в честь нового начальника стражи, Каллен задумчиво гладил её по спине. Нерия не ждала, что он ей в ответ выдаст что-то эдакое. Красноречие в её муже просыпалось раз в пятилетку, да ей это было и не нужно. Она потёрлась лицом о его плечо, чувствуя грубоватую ткань рубахи, и поцеловала Каллена в щёку. – Я об этом подумаю, – произнёс он. – Обязательно подумай.       Гленн хотел жениться. Прямо сейчас. Заманить в шумную вечернюю таверну жрицу, взять Пасиенсию за руку и принести ей клятвы верности. Не сказать, что он чувствовал, будто готов к браку, если уж совсем честно, Гленн считал, что ещё слишком молод, чтобы связать себя неразрывными узами, пусть даже и с искренне любимой девушкой. Но каждый вечер в таверне, глядя, как Пасиенсия стоит за стойкой трактирщика, улыбается посетителям, ведёт с ними задушевные беседы, смеётся над шутками и отпускает шутки сама, Гленн хотел жениться. Потому что потенциальных претендентов на руку и сердце самой красивой женщины Антивы, на его взгляд, было слишком много. Все эти смешливые антиванцы, которые флиртовали с Пасиенсией на языке, который Гленн толком не знал. Ферелденские торговцы, которые заглянули в таверну перекусить и часами торчали у стойки, сражённые экзотической внешностью антиванской красавицы. Орлейские хлыщи, приплывшие в Антиву с дипломатическим визитом и жаждущие добавить его девушку в список своих любовных побед. – Вы меня вообще слушаете? – А? – Гленн нехотя отвернулся от стойки и встретился взглядом с сидящей за столом гостьей заведения, у которой он должен был принять заказ. – Жюльен, – произнесла женщина, судя по раздражённому тону уже не в первый раз. – Что жюльен? – Принесите мне жюльен. – Наш повар не готовит жюльен. – Почему?       Гленн вцепился двумя руками в круглый жестяной поднос, соображая, как вежливо ответить на такой провокационный вопрос. Потому что у повара неприятие орлейской кухни на генетическом уровне? Потому что Антива очевидно не грибная столица Тедаса? Потому что от кислой мины посетительницы свернулись все сливки? – Мы специализируемся на северной кухне, – нашёлся он, – рыба, морепродукты. Оливки, вино. Вот это вот всё, знаете. Антиванское. – У вас что, на кухне печи нет? – Почему? Есть. – Тогда что мешает вашему повару приготовить жюльен? – А давайте я у него и спрошу! – Выкрикнул Гленн и резво поспешил в сторону кухни.       С противоположного конца зала туда же шагала Нерия. Шагала она легко и беззаботно, никого ни к кому не ревновала, никто не требовал с неё жюльен или там вытащить имбирь из имбирного чая, например. Гленн помчался ей наперерез, схватил за руку, склонился к уху и быстро зашептал: – За третьим столом сидит тётка… – Нерия повернула голову, – не смотри! Не смотри туда! Она хочет жюльен. – Мы не готовим жюльен, пусть сядет на корабль до Орлея. – Я ей так и сказал. Почти. Сурана, спаси меня.       Нерия забрала у него поднос и двинулась к столу. Гленн с облегчением нырнул за кухонную дверь и вытер вспотевшие ладони о фартук. С работой официанта у него не ладилось. Пока Нерия непринуждённо общалась с посетителями, забалтывала грубиянов и скандалистов, уговаривала попробовать новые блюда и разводила на щедрые чаевые, он то впадал в ступор, то терял концентрацию, отвлекаясь на слежку за мужиками, подкатывающими к Пасиенсии. Эта работа ему совершенно точно не подходила, но выбор вакансий в Антиве был небогат. Проститутом или наёмником он быть не хотел, работой в порту заниматься не мог в силу присущей магам физической немощи, а заработать своим главным хобби – рисованием даже и не пытался, точно зная, что творческие личности умирают в одиночестве и нищете.       Рабочий вечер тянулся, плавно перетекая в рабочую ночь. Гленн таскал подносы, мыл посуду, протирал столы и уговаривал себя, что он слишком молод не только для женитьбы, но и для кризиса среднего возраста. Что ему рано подводить итоги, страдать от того, что он ничего не добился и сокрушаться о том, что ему придётся всю жизнь провести в таверне, объясняя упрямым гражданам, почему тут не подают жюльен. – Помоете сами? – Спросила Пасиенсия, закрыв дверь за последним посетителем, – если я сегодня для казначейства документы не подготовлю, они нас проверками замучают. – Они что, думают, мы тут от налогов уклоняемся? – Поинтересовалась Нерия. – Ага. “Что-то за прошлый год вы уплатили в королевскую казну в два раза меньше чем за позапрошлый”, – передразнила Пасиенсия казначея, – что-то в прошлом году поставки рыбы урезали. Не потому ли, что согласно королевскому указу её по бешеным ценам продают в Орлей, и нам ничего не оставляют. – Просто орлейцам фосфор и жирные кислоты нужней, – Нерия кинула Гленну тряпку, – чур полы моешь ты. – Почему? – Потому что я спасла тебя от злой тётки.       Пасиенсия скрылась на втором этаже, а Гленн, намотав мокрую тряпку на швабру, принялся натирать полы. Нерия смахнула пыль и мусор с подоконников и столов, и теперь тёрла вымытые стаканы и расставляла их на полках за стойкой. – Что ты сделала с той тёткой? – Попросила Марко приготовить жюльен. Ты и сам бы мог, кстати. И тётка бы не сказала, что я гораздо очаровательней, чем белобрысый дылда. – Я светло-русый, – обиженно буркнул Гленн. – Ещё она сказала, что ты её не слушал. У тебя что-то случилось, приятель?       Гленн отставил швабру и уселся на высокий стул перед стойкой. Нерия не растерялась и тут же подсунула ему второе полотенце и подвинула стаканы. Он поскрёб полотенцем стакан, отставил его и улёгся на стойку, уткнувшись в неё лицом. – Хватит филонить. – Я не филоню, – глухо отозвался Гленн, – я опечален. – Чем? – Как вы с коммандером Калленом поняли, что хотите пожениться? – Нуууу… – Нерия задумалась, обескураженная таким резким вопросом, – не знаю. Он… вроде как… знаешь… это было как в той детской игре, где надо первым занять стул, пока его не заняли соперники. – И кто был стулом? – Мы оба, наверное. Мы два стула, сбежавшие с детского утренника, чтобы играть по собственным правилам. – И вам никогда не казалось, что вы поторопились? – Мы к этому пятнадцать лет шли. – Точно, – Гленн снова упёрся лбом в столешницу. Нерия обошла стойку, села на соседний стул и тронула Гленна за плечо. – У вас с Пасиенсией что-то произошло? – Пока нет. – Но произойдёт? – Как думаешь, она меня любит? – Гленн поднял голову и посмотрел на Нерию. – Не знаю, мы с ней это не обсуждали. – Я думал, девчонки только это и обсуждают. – Это в мужских раздевалках только и разговоров, что о бабах, а у нас и другие интересы есть. Почему тебя вдруг встревожил этот вопрос? У вас ведь всё хорошо. – Потому что я хочу занять стул. Но не прямо сейчас, попозже. Но меня пугает, что пока я хожу вокруг стула, на него сядет кто-то другой. – Я потерялась в собственной метафоре, – развела руками Нерия, – стул уже занят. Тобой. Вы встречаетесь, вы трахаетесь, вы живёте вместе. – Но я пока не готов сделать ей предложение. – А она тебя об этом просила? – Нет, но… вдруг, пока я тяну, ей сделает предложение кто-то другой? Она красивая, умная, весёлая, смешная, вокруг неё постоянно полно людей… – Она трактирщица. Разумеется, вокруг неё полно людей. – И кто-то из них окажется лучше меня. – Нет никого лучше тебя, приятель, – Нерия похлопала его по руке, – я скажу, как есть, не подслащивая пилюлю. Если Пасиенсия полюбит кого-то другого, ты ничего не сможешь с этим поделать, потому что нам не подвластны чужие чувства. Но если она любит тебя, то не важно, от кого и в каких количествах она получит предложения. Она отвергнет их все. Особенно если будет знать, что тебе нужно время, чтобы подготовиться. Так что поговори с ней об этом. Но всё же со свадьбой сильно не затягивай, а то я на неё не попаду. – Почему это? – Встрепенулся Гленн. – Каллен не уверен, что хочет и дальше жить в Антиве. А я уверена, что без него я жить в Антиве не останусь, так что…       Нерия отвернулась, разглядывая что-то в темноте за окном, а Гленну казалось, что эта темнота обволакивает его, отделяя от подруги, оставляя в чёрном непроглядном одиночестве. Он переехал в Антиву, потому что хотел быть с Пасиенсией, но он так привык, что и Нерия, и Каллен, и Айрис стали его семьёй. И от мысли, что его семья распадается, ему стало невыносимо тоскливо. – И куда вы отправитесь? – Не знаю, – ответила Нерия, не поворачиваясь, – мы пока ничего не решили. – Коммандер Каллен просто бросит свою любимую работу? – Приятель, он уже сто лет не коммандер. И капитаном он кажется тоже быть уже не хочет. – И что, вечеринка отменяется? – Возмутился Гленн, – я уже и к цирюльнику записался. – Никуда не денется твоя вечеринка, – фыркнула Нерия, – но что будет после неё, я не знаю.       Гленн слез со стула и обнял Нерию со спины. Она положила ладонь ему на запястье и сжала, он положил подбородок ей на плечо. – Даже если ты уедешь, мы же всё равно всегда будем друзьями? – Конечно, приятель. Я люблю тебя. – Я тебя тоже люблю.