И жили они долго, пока не умерли

      Первым разочарованием Каллена в храмовничьей службе стало осознание того, что большую часть времени в ней нет ничего героического. Когда он хвостом мотался за храмовниками в Хоннлите, умоляя взять его на обучение, он конечно же не думал, что ему прямо сейчас выдадут доспехи и меч, и отправят воевать за родину и отчизну. Хоть они и посмеивались над ним, считая малолетним деревенским дурачком, на самом деле Каллен был достаточно сообразительным, чтобы понимать, что двенадцатилетку, который весит килограммов шестьдесят, и до этого держал в руках только грабли, на фронт никто не отправит. Но его воображение было столь же неукротимым, как его целеустремлённость, поэтому он представлял, как он подрастёт, его научат сражаться, он проявит героизм и отвагу, его наградят медалями и орденами за победу над орлейцами или там… тевинтерцами, и он вернётся в родную деревню на белом коне, украшенном пышным плюмажем, и соседская девчонка по имени Эмили, которая сейчас называет его бараном, то ли из-за кудрявых волос, то ли из вредности характера, наконец-то поймёт, как она ошибалась. Вспомнит, как высмеяла Каллена вместе со своими подружками, когда он подошёл к ней, чтобы подарить утащенную с маминой грядки маргаритку ей на День рождения. Вспомнит, разрыдается от горя и прибежит к нему, надеясь начать всё сначала, но будет поздно.       Реальность оказалась настолько же далека от фантазий, каким далёким оказался Тевинтер от Ферелдена, когда Каллен начал посещать уроки географии в школе при церкви. Сражаться его действительно учили, да так, что когда он изнурённый падал в койку, каждая мышца в теле ныла, напоминая о своём существовании. У всех остальных учеников была фора, ведь они начали тренировки годами раньше, а Каллену приходилось нагонять всё в ускоренном темпе. Но физические упражнения пугали его не так сильно, как интеллектуальные. Дворянские дети, обучавшиеся с ним, умели читать, писать и считать с самого детства. Каллен не был совсем уж безграмотным, мама научила его всему, что знала сама, но она была простой деревенской женщиной, и никак не могла сравниться с гувернёрами и репетиторами, которых родители нанимали для его будущих сослуживцев. Поэтому большую часть обучения Каллен старался привлекать поменьше внимания, чтобы не опозориться, когда его в очередной раз спросят о том, какие виды сырья Антива отправляет на экспорт в Ферелден или попросят произнести пару фраз на орлейском. Каллен вообще не понимал, зачем ему знать язык предполагаемого противника. О чём ему с ними разговаривать?       Когда учёба наконец-то закончилась, Каллен воспрял духом. Вот теперь его наконец-то отправят туда, где он сможет по-настоящему проявить себя, показать, на что он способен. Туда, где он будет защищать покой мирных граждан и героически давать отпор агрессорам.       Его распределили в ферелденский Круг. В башню Кинлох, что на озере Каленхад. Место тихое, спокойное и набитое магами, занятыми учёбой и, по мнению Каллена, не представляющими никакой опасности. Он конечно же внимательно слушал, когда на уроках им рассказывали, чем опасна магия, и к каким ужасным последствиям она может привести, если оставить её без должного надзора. Он читал исторические документы, описывающие события, к которым привело бесконтрольное использование магии. Он слышал жуткие истории об одержимых, которые будущие храмовники рассказывали друг другу в качестве страшилок перед сном. Но, оказавшись в Круге, он увидел лишь людей, которые большую часть времени проводили в библиотеке, зарывшись с головой в древние фолианты. Конечно, иногда в библиотеке, столовой или спальнях что-то взрывалось. Иногда кто-то, перепутав слова в заклинании, умудрялся призвать что-то жуткое из Тени. Но Каллену это всё казалось скорее забавным, чем страшным. Тем более, храмовники и сами использовали магию. Как ни назови то, с помощью чего они рассеивают заклинания, Каллену было очевидно, что это магия. То есть, он и сам своего рода маг, но это же не значит, что он станет одержимым, верно? Так с чего бы стать одержимыми остальным магам.       Кто-то другой может и радовался бы, что ему перепала столь непыльная работёнка. Его сослуживцы и радовались, но Каллену этого было мало. Стояние часами в карауле нагоняло на него тоску и скуку, которые развеивали только найденные в библиотеке биографии величайших тедасских полководцев. Иногда Каллен наглел настолько, что читал их прямо стоя на посту, пока никто не видит. Но обычно всё-таки использовал для этого личное время. Заваливался с книжкой на койку и представлял, как однажды и про него напишут книгу, в которой биограф будет восхищаться военной смекалкой и полководческим талантом генерала Каллена Резерфорда. Сослуживцы посмеивались над его внезапно открывшейся страстью к чтению, но Каллену было всё равно. Их-то с детства пичкали книгами, и они уже устали, а он только начал входить во вкус.       Сейчас Каллен возвращался в спальню после смены караула, чтобы в очередной раз предаться любимому хобби – фантазиям о своём военном величии. Он миновал лестницу, ведущую на второй этаж и двинулся по коридору к следующей, чтобы подняться в спальни храмовников. Запутанные лабиринты башни всегда казались Каллену весьма неразумно спроектированными. С одной стороны, в них можно затеряться в случае нападения. С другой – а вдруг пожар, и как тогда собирать по всем этим бесконечным коридорам паникующих магов? Каллен так увлёкся, размышляя о том, что нужно нарисовать схему пожарных выходов и повесить её на каждом этаже, что чуть не пропустил катастрофу, назревающую прямо у него под носом. Тень, мелькнувшая на стене, была определённо не от той свечи, которую Каллен нёс в руке. Это был отблеск из-за едва приоткрытой двери библиотеки. Уже давно объявили отбой, в башне все спали, кроме несущих дежурство храмовников, и отблеск свечи мог значить только одно – какой-то безалаберный маг оставил без присмотра открытый огонь в помещении, которому хватит одной искры.       Каллен поставил подсвечник на подставку, которых было в достатке вбито в стену, и толкнул дверь, которая бесшумно открылась, заставляя Каллена испытать гордость, ведь это именно он несколько раз приходил к рыцарю-капитану с сообщением, что петли давно надо смазать. Он обошёл книжную полку, загораживающую ряды письменных столов, застыл, а потом осторожно попятился, боясь привлечь внимание девушки, сидящей за столом вполоборота к нему. Тусклый свет одной из горящих в библиотеке свечей выхватил из темноты острое ухо и знакомый Каллену профиль, привлекающей внимание необычной формой переносицы.       Девушка, которая сидела в библиотеке в почти кромешной темноте, была ещё одним предметом фантазий Каллена. Этими фантазиями он, впрочем, не наслаждался, а старательно гнал от себя, понимая, что они не принесут ему ничего, кроме разочарования.       Каллен впервые увидел её при обстоятельствах, которые сложно назвать удачными. Спустя неделю, после того, как его распределили в Кинлох, он выходил из столовой, задумавшись о чём-то своём, и из раздумий его вывел резкий удар в солнечное сплетение. Каллен бросился поднимать рассыпанные по полу книги, которые выронила наткнувшаяся на него девушка. Она вырвала книгу у него из рук и подняла на него гневный взгляд. На Каллена никто никогда не смотрел так гневно. И такими глазами. В Хоннлите эльфов не было, поэтому все знания Каллена о них сводились к тому, что у эльфов острые уши, а долийцы, вроде бы, людоеды, крадущие человеческих детей. До Кинлоха он бывал в Денериме, но там если эльфов и видел, то очень издалека. Более-менее вблизи он увидел их только здесь, а теперь одна из представительниц этого загадочного народа оказалась прямо перед ним.       Уши и правда были острые. Длинные, острые ушки, совершенно очаровательные, как сказал бы Каллен, если бы кто-то спросил его мнение. На людоедку налетевшая на него незнакомка совершенно не походила. Не могла такая красавица есть человеческих младенцев. Они оба стояли на коленях, склонившись над разбросанными книгами, и Каллен думал, что выглядит сейчас полным придурком, восхищённо рассматривая девушку, которая, в свою очередь, смотрит на него как на коровью лепёшку, испачкавшую её обувь. Но что бы она о нём не думала, это было не важно, потому ничто бы сейчас не заставило его отвести взгляд. Он смотрел на узкие запястья и тонкие пальцы, сжимающие книгу, представляя, что эта девушка вся такая изящная и хрупкая под бесформенной мажеской робой. Еле сдерживался, чтобы не коснуться её кожи необычного для жителей Ферелдена цвета, чтобы узнать, какая она на ощупь. Разглядывал лицо с острыми скулами, тонкими, сжатыми губами и огромными глазами, гнев в которых уже сменился холодным равнодушием, которое шло стальному оттенку радужки этих удивительных глаз гораздо больше. Девушка сгребла книги и встала. – Прости, – попытался оправдаться Каллен и тоже поднялся, – я тебя не заметил. – Я не удивлена, – ответила она, чем окончательно его добила, снеся остатки здравого смысла, который удерживал Каллена от влюблённости с первого взгляда.       Ему показалось, что её голос, удивительно низкий для такой совершенно девичьей внешности, с лёгкой хрипотцой, проник внутрь него, вызывая вибрацию в лёгких, мешая вдохнуть, распространяясь по всему телу, опутывая, связывая, пленяя его раз и навсегда. Если бы незнакомка чуть задержалась, она бы не смогла не заметить, что Каллен сдался на её милость и прямо в этот момент принадлежит ей одной. Но она уже ушла.       Позже, лёжа под тонким одеялом, Каллен бесконечно прокручивал в голове единственную фразу, что она ему сказала, представляя звуки её голоса. Потом он представил, как этот удивительный голос произносит его имя, и понял, что её-то имени он не знает. На утро в столовой он спросил у приятеля, не в курсе ли он, как зовут ту эльфийку, в одиночестве грызущую печенье за самым дальним столом. Приятель ответил, что её зовут Нерия Сурана, и посоветовал держаться от этой чокнутой подальше. Совет Каллен проигнорировал, а имя запомнил. Оно было под стать обладательнице – такое же красивое, необычное, экзотическое. И с историей. Не каждая может похвастаться, что её назвали в честь самоотверженной героини Второго Мора. Каллен был уверен, что женщину с таким именем ждёт большое будущее.       Пока, правда, никаких героических задатков Нерия Сурана не проявляла, а всё больше выделялась криминальными наклонностями. Первое, что заметил Каллен, когда начал тайком приглядывать за ней – она ворует печенье. Она таскала печенье с кухни и прятала среди своих личных вещей, что было совершенно неприемлемо, но Каллен никому об этом не говорил. Кто-то другой оказался менее терпимым к её слабостям и всё-таки сдал Нерию Грегору, и Каллену пришлось участвовать в конфискации её запасов, старательно не глядя в огромные серые глаза, наполнившиеся слезами. На следующий день, когда все маги были на занятиях, он прокрался в их спальни и подложил свёрток с печеньем Нерии под подушку.       Гораздо более серьёзной бедой Нерии, на взгляд Каллена, было неприятие дисциплины на каком-то врождённом уровне. Она шаталась по башне после отбоя, периодически исхитрялась несанкционированно просочиться за её пределы, хоть и всегда возвращалась, игнорировала уроки, которые считала бесполезными лично для себя, и использовала магию для розыгрышей, что выдавало в ней натуру несерьёзную и безответственную.       Но Каллен всё равно её обожал. Не только потому что от её красоты у него дух захватывало, но и потому что ощущал, насколько они похожи. Нерию можно было застать с книгой ничуть не реже, чем его. Её, конечно, биографии военных не интересовали, но, как и Каллен, она явно стремилась уйти в мир собственных фантазий от скучной реальности. Так же она была не менее целеустремлённой, чем он. Теперь, когда Каллен приобрёл привычку постоянно выяснять, чем там занимается его тайная любовь, он знал, что у неё есть какие-то проблемы с учёбой, с дисциплиной никак не связанные. Поэтому он имел удовольствие ежедневно наблюдать, как Нерия тренируется, стараясь подчинить себе не дающиеся ей заклинания. А ещё Каллену казалось, что она так же, как и он, иногда чувствует себя лишней. Оказавшейся здесь совершенно случайно, замахнувшейся на больше, чем может потянуть.       В общем, именно Нерия Сурана, уверенно теснящая всемирно известных полководцев в его ночных фантазиях, сейчас сидела в библиотечном сумраке. По столу, освещаемому тремя свечами, были раскиданы книги, но в руках у Нерии ничего не было. Каллен, глядящий на неё в зазор между книгами на полке, никак не мог разглядеть, где вообще находятся её руки. Зато видел, как она раскачивается на стуле, уперевшись босой пяткой в край стола. Стул держался на двух задних ножках, что было очень травмоопасно, и Каллен бы вышел из-за полки, чтобы предотвратить потенциальное падение Нерии на пол вместе со стулом, но что-то подсказывало ему, что не стоит этого делать. Наверное, её обнажённые до самых бёдер ноги, не прикрытые задравшейся робой. Каллен присмотрелся внимательней, пытаясь понять, что всё-таки происходит в этой библиотеке, и не нужна ли Нерии помощь, но тут она издала тихий стон, и до Каллена наконец-то дошло.       Он, несомненно, имел некоторое представление о сексе. Он ведь рос в деревне. Он видел, как это делают собаки, кошки, коровы. У коровы Каллен как-то даже помогал принимать роды, так что то, что люди этим тоже занимаются, для него не стало ни шоком, ни каким-то особым открытием. Первый опыт мастурбации он тоже получил ещё в Хоннлите, где в общественной бане кто-то прокрутил дырку в женской половине парилки. Сам Каллен смотреть в эту дырку не ходил, а позже так и вообще её заколотил, чтобы всякие извращенцы не подглядывали за его мамой и сёстрами, но друг во всех подробностях рассказал, что он там увидел, а юному организму на пороге полового созревания и этого было достаточно.       В Круге Каллен тоже иногда занимался самоудовлетворением. А кто не занимался? Все парни это делают. И хоть рассказывать об этом в приличном обществе не принято, бесконечные шутки про дрочку, звучащие в раздевалках, ясно дают понять, что это абсолютная норма.       Но Каллен и подумать не мог, что девушки тоже этим занимаются. Эти вот трепетные, нежные, воздушные создания, которые морщат свои милые носики, когда рядом с ними кто-то произносит крепкое словцо. Он и в страшном сне не смог бы представить, что, например, его старшая сестра трогает себя… там. Впрочем, это и хорошо, что он никогда себе такого не представлял. Но дело было даже не в том, что нормальные люди не представляют своих сестёр в подобных ситуациях, а в том, что Каллен вообще не понимал, зачем бы девушке это делать. Зачем и, главное, как.       Ответ на последний вопрос ему сейчас демонстрировала девушка из его фантазий. Хотя в своих фантазиях максимум, что Каллен себе позволял – это поцеловать её, ведь если ты уважаешь девушку, то всё остальное можно фантазировать только после свадьбы. Но можно ли до свадьбы смотреть, как девушка занимается самоудовлетворением? Каким бы ни был правильный ответ, в любом случае, Каллен уже смотрел.       Обзор из-за книжной полки был плохим, да ещё и бедро Нерии всё загораживало, не давая Каллену нормально рассмотреть, что она делает своей рукой. Но по движению запястья можно было додумать, что она трогает себя ладонью между бёдер, медленно водя ею вверх и вниз. Пульс у Каллена участился настолько, что ему стало страшно, что грохот его сердцебиения донесётся до письменных столов. Но ещё ему почти хотелось, чтобы Нерия его заметила. Чтобы вытащила его из-за книжной полки, потеряла голову при виде его каменного стояка, набросилась на Каллена, возбуждённая и похотливая, стаскивая с себя эту глухую робу, которая прячет под собой всё, что он так хочет увидеть и потрогать, и занялась с ним любовью прямо здесь, на столе, среди книжек и свечей, наплевав на то, что кто-то может их застать.       Но Каллен понимал, что ничего из этого никогда не будет. Во-первых, кто захочет девственника, который учился трахаться у коров? Что-то подсказывало Каллену, что вряд ли Нерии будет достаточно, если он взгромоздится на неё и немного подёргается, но никаких иных навыков у него нет. Во-вторых, им просто нельзя. Она чародейка, он храмовник. Рыцарь-капитан Грегор как-то прочитал им долгую лекцию о том, почему совершенно неприемлемо иметь романтические отношения со своими подопечными, и какие последствия ожидают того, кто нарушит это табу. Первый заместитель Грегора выразился короче: “Узнаю – яйца оторву нахер”. Каллен может и рискнул бы своими яйцами, но он не знал, что оторвут Нерии, если она решит познакомиться с храмовником поближе, а создавать ей проблемы Каллен не хотел.       Очередной стон заставил его покраснеть пуще прежнего. Лицо горело, да и не только лицо, откровенно говоря. Смотреть, как Нерия ласкает себя, и не иметь возможности заняться тем же самым было тяжело не только морально, но и физически. Чем быстрее двигалась её рука, тем сильнее Каллену казалось, что его сейчас разорвёт изнутри, если он срочно не сбросит напряжение. Второй рукой Нерия оттянула ворот мантии и скользнула под него, касаясь груди. Каллен издал стон и тут же испуганно закрыл рот тыльной стороной ладони, сжав её в кулак. К счастью, Нерия ничего не заметила и не прервала своего занятия, а вот Каллену стало ещё хуже, когда он увидел, как она кладёт в рот два пальца, которые только что были у неё между ног, и, облизнув, возвращает обратно. Нужно было уходить, а то ещё немного, и он сам выйдет из своего укрытия с предложением лизнуть Нерию везде, где она захочет.       Хотя, судя по тому, как лихорадочно двигалась её рука, с этим предложением он уже запоздал. Нерия прикусила палец, изо всех сил сдерживая способные выдать её стоны, и сжала бёдра, насколько это было возможно в её странном положении на качающемся стуле. Каллен заворожённо уставился на неё, не веря, что сейчас он увидит первый в своей жизни женский оргазм, но мог поклястся именем Создателя, что это именно он. Нерия всё-таки не удержалась и громко застонала, прижимая ладонь к промежности, вздрагивая всем телом и часто дыша. Каллен, в свою очередь, укусил собственный кулак, чтобы хоть немного сбить возбуждение и тоже ненароком не кончить прямо здесь.       Через секунды стул опустился на пол, плавно и неслышно коснувшись деревянного настила передними ножками. Нерия встала, подняла с пола нижнее бельё, которое Каллен не заметил в темноте, вытерла руку и сунула трусы в карман. Затем она задула пару свечей, забрала одну и вышла из библиотеки, прошествовав мимо вжавшегося в полку Каллена и оставив на столе бардак. Каллен с ужасом вспомнил, что на подставке снаружи всё ещё стоит его свеча, и прислушался. Шаги Нерии удалялись, возвращаться и убивать его она явно не собиралась, так что, видимо, свеча никаких подозрений не вызвала. Каллен с облегчением выдохнул и привалился к стене. Пока Нерия занималась в библиотеке тем, чем приличные девушки не занимаются, увлечённый представлением Каллен даже не задумался о том, что она представляла, когда ласкала себя. Вряд ли она представляла его. А вот он наверняка знал, кто сегодня ночью будет занимать все его мысли. И в этот раз он будет фантазировать не только о поцелуях.