И жили они долго, пока не умерли

– О чём думаешь? – М? – Нерия посмотрела на Тео, сидящего напротив неё за столом. – Ты уже минут десять страницу не перелистываешь. – Ты бы лучше в свою книгу смотрел, – резко ответила Нерия, в чьи планы не входило посвящать Тео в предмет своих раздумий       Она сидела над научным трудом какого-то учёного из Тевинтера, который привлёк её провокационным названием – "О природе магии крови". С тех пор, как в доме появился Тео, Нерия обнаружила ещё одно преимущество работы на его отца – теперь у неё был доступ к литературе, которую в Кинлохе хранили за семью печатями, а может даже и сжигали не читая, чтобы не оскверниться от страниц, описывающих исследования запретной магии. Джонни в магии не разбирался совершенно и, не глядя, снабжал сына всеми возможными магическими трактатами, которые можно купить за деньги. В том числе и теми, которые даже по мнению широко мыслящей Нерии не стоило давать в бесконтрольное пользование шестнадцатилетнему магу. После проведённой в учебниках Тео ревизии часть книг переехала к Нерии в комнату, и читать их она ему разрешала только в её присутствии. Зато саму Нерию никто не ограничивал, и она с удовольствием закапывалась в свою сокровищницу тайных знаний. Но не в этот раз.       Она притащила эту книжку на занятия с Тео в библиотеке поместья, чтобы отвлечься от мыслей о предстоящей свадьбе. Но оказалось, что книга то ли плохо переведена на всеобщий, то ли изначально была написана излишне витиеватым языком и наполовину состояла из ненужной воды об имперском величии. Нерия вчитывалась в буквы, которые никак не складывались в слова, скучала, клевала носом, и мысли её то и дело возвращались ко вчерашнему вечеру в "Звезде Антивы", когда Рафаэль упал перед ней на одно колено, прямо как в долбаном романе, и предложил стать его женой. Нерия пребывала в смятении, не понимая, чего она боится больше – что Рафаэль передумает, кинет её и свалит из города, чтобы не объясняться, или что он уже купил кольца, договорился о церемонии в церкви, и с минуты на минуту появится у неё под окном, чтобы сообщить дату свадьбы.       Он её подловил. Она была пьяная, разморенная от горячей воды, духоты и секса. Расслабленная, податливая и уязвимая – идеальная жертва.       Она тряхнула головой, всматриваясь в текст, в котором учёный из Минратоса после долгих рассуждений о методологии исследования движений энергетических и магических потоков в живом организме опять пустился в восхваление Империи, которая процветает, благодаря тому, что чародеи всегда обеспечены достаточным материалом для изучения. Вот где настоящие злодеи, Рафаэль им в подмётки не годится. Он не режет эльфов, чтобы понять, какими путями течёт магия в их венах. Он сделал ей предложение. Ей. Эльфийке. Чародейке-отступнице. Может, ей следует радоваться, вместо того, чтобы искать тут злой умысел.       Все эти мысли конечно же не стоило озвучивать Тео. Нерия никому не хотела их озвучивать, и о свадьбе никому не говорила. Сначала она собиралась забежать в лечебницу Айрис, чтобы спросить, согласится ли та стать подружкой невесты, но потом представила, как они вдвоём стоят в церкви и ждут Рафаэля, который передумал и сбежал, и решила, что не хочет, чтобы Айрис видела её позор. Пусть их дружба остаётся в стороне от всего этого.       Нерия искоса глянула на Тео. Он не подавал виду, что расстроен её отповедью, но пламя в раскрытых ладонях, лежащих на столе, нервно подрагивало, будто ветер задувал свечу. По сравнению с тем, как с огнём обращалась Нерия, это был заоблачный уровень мастерства, но она знала, что Тео может гораздо лучше. Когда не нервничает. Она закрыла книжку и повернула обложкой к нему. – Я думаю о природе моей магии.       Пламя погасло, между сжатых пальцев мелькнули последние искры, и Тео посмотрел на обложку. – Ты считаешь, что ты малефикар? – с большим сомнением в голосе уточнил он. – Смотря, кто спрашивает. – То есть? – Ну смотри… – Нерия откинулась на спинку стула, закинула на стол босые ноги, обтянутые штанами, и сложила руки на животе. – Если меня спросит храмовник, или жрица, или чародей Круга, то конечно же я не малефикар, как вы могли такое подумать, магия крови – это очень-очень плохо, хорошие девочки таким не занимаются, ибо, как гласит Песнь света – малефикар есть средоточие зла и порождение демонической скверны. – А если спрашиваю я… – полуутвердительно произнёс Тео. – Если согласиться с мнением автора этой книги, – Нерия постучала пальцем по кожанной обложке, – о том, что принципиальное отличие магии крови от любого другого вида магии состоит лишь в источнике энергии для наложения заклинания, то выходит, что я малефикар. – Но ты не используешь кровь. – У меня есть теория, до которой в Кинлохе никто не додумался, – поделилась Нерия, – Первый чародей считал, что ключ к пониманию моей магии – изучение моей связи с Тенью. Но что, если всё наоборот? Допустим, моя чувствительность к Тени настолько слаба, что я не могу брать из неё магию напрямую. Это объясняет, почему я не владею магией стихий, для неё нужен большой единовременный выброс энергии. – Но в детстве-то ты могла что-то. – Ладно, – согласилась Нерия, – предположим, в детстве у меня наоборот была сверхчувствительность к Тени и, поджигая наставников, я полностью исчерпала ресурс, который мне полагался. – Такое возможно? – Я не знаю, я же сказала – это теория. Суть вот в чём – когда я накладываю на кого-то заклинание, я использую его собственные ресурсы. Кровь, жизненная сила, называй, как хочешь, – мощный источник магии, глупо пренебрегать им. Зачем тратить собственные силы, чтобы одолеть противника, если можно забрать его? Но раз я использую чужую кровь, чтобы заставить ноги её владельца онеметь, выходит, я малефикар. Даже если, благодаря врождённым умениям, мне нет необходимости пускать чужую кровь, чтобы ею воспользоваться. – Хорошо, – неуверенно произнёс Тео, – но, может, не стоит называть это магией крови? – А как это назвать? – усмехнулась Нерия. – Взять пример с храмовников и сделать вид, что я занимаюсь чем-то богоугодным? – При чём тут храмовники? – Знаешь, что такое филактерия? – Ну да. Зачарованный сосуд, содержащий в себе… эээ… – Тео запнулся, – ну… часть мага. – Сколько книжек из Тевинтера ты успел прочитать, прежде чем я их у тебя отобрала? – Много. В одной было вообще написано, что это хранилище души, из которого маг может возродиться. – О, мне такое надо! – обрадовалась Нерия. – Но я о других филактериях. В Круге используют отслеживающее заклинание, чтобы отлавливать сбежавших магов. Не знаю, кому принадлежала эта идея, может и какому-то магу, но храмовники её радостно подхватили. Вообще, для заклинания не обязательно использовать кровь, живые существа оставляют огромное количество следов – пот, жир, частички кожи, ногти. Хватит подушки, в которую беглец напускал слюни во сне. Но наши тюремщики выбрали вариант с зачарованной кровью. Возможно, дело в озвученной выше причине. Кровь – не просто физиологическая жидкость, это источник магии, тесно связанный со своим хозяином, с её помощью можно не только выследить мага, но и причинить ему вред или управлять им. Но если спросить храмовника, он скажет, что это особая церковная магия, одобренная лично Создателем. Кругом сплошная ложь. Я хочу не врать хотя бы себе. Церковь использует магию крови, я использую магию крови. Это не хорошо и не плохо, это факт. – Но с точки зрения Церкви, факт использования тобой магии крови – это плохо. – С точки зрения Церкви, моё существование – это плохо. – Ну да, точно, – согласился Тео, – я вот даже не малефикар, а мама всё равно считает меня ошибкой природы. – Мне жаль, приятель, но так будет всегда, – Нерия опустила ноги на пол и оперлась локтями на стол. – Поэтому для меня так важно понимать, что я такое. Я ищу рациональное объяснение своему существованию, чтобы знать, кто я, и противопоставлять это знание чужому мнению обо мне. Не хочу считать, что природа ошиблась, создавая меня. Я такая, какой природа меня задумала. И ты тоже. И все остальные маги. Может, это не маги – ошибка, а все остальные. – За такие речи моя мама тебя бы точно на виселицу отправила, – ухмыльнулся Тео, – скажи ещё, что Создатель на самом деле маг. – Андрасте была магом, – уверенно произнесла Нерия. – Ага. – Спорим? – У тебя нет доказательств. – Да, ты прав, – вздохнула Нерия, – но, согласись, это очень реалистичная версия. Она была магичкой, спятившей на почве своей магии. Услышала голоса в башке и решила, что с ней говорит Создатель. А варвары неумытые и рады были поверить в эту чушь, им-то доказательства не нужны. – Богохульство! Богохульство! – вскричал Тео и радостно заржал над своим остроумием. – Это не моё, мне подбросили! – ответила Нерия. – Я эту версию в книге какого-то тевинтерского деда подсмотрела. Вообще, вся эта история с Создателем – одна большая дыра в исторической логике. Появляется какая-то мадама и говорит, что слышит бога. Какого бога? Ну, единого бога. Того, который настоящий. Откуда вообще взялось это верование в единого бога? Имперцы верили в древних богов и поклонялись драконам. Ладно, допустим, у остальных человеческих племён была вера в того самого единого бога, поэтому слова Андрасте их не удивили и воодушевили. Далее восставшие рабы осваивают новые земли, организуют свою империю с шевалье и круассанами и начинают всюду насаждать свою религию, из которой повсюду торчит обида на бывших хозяев. Андрасте хорошая, Тевинтер плохой, магов нужно запереть, а то будет как в прошлый раз. Я ни на что не намекаю, но что-то Песнь света прямо как будто специально написана в пику Тевинтеру. Прямо вот спустился Создатель и надиктовал Андрасте именно то, что ущемлённые магами племена хотели услышать. Как удобно. – Теперь ты не веришь в Создателя, я правильно понимаю? – уточнил Тео. – Верю. Я верю в творца, который придумал всё-всё. А вот в орлейскую байку я не верю. Как-то один парень из Минратоса сказал мне кое-что интересное, – произнесла Нерия, не став упоминать, как плохо кончил этот парень из Минратоса, – он сказал, что Тевинтеру выгодно андрастианство которое держит магов под замком и ограничивает их силу. Я тогда пошутила, что выходит, будто орлейская Церковь работает на Империю. Но теперь вот думаю, нет ли в этой шутке определённой доли правды? Вдруг то, что нам подают под соусом истории о самоотверженной Андрасте, на самом деле – история о грандиозном переделе власти, в которой Андрасте была просто безумной дурочкой, которую дёргали за ниточки. Или даже хуже того – расчётливой, но излише самоуверенной сукой, не предусмотревшей, что союзник в борьбе за власть может её кинуть, сторговавшись с имперцами. Допустим, Андрасте хотела всё или ничего, а Маферата устроил вариант "каждый при своих". Рабы уходят на юг и основывают своё государство, а империя остаётся империей и ищет себе рабов в другом месте. И никто друг к другу не лезет – Нерия, тебе пора на воздух, – сочувственно посоветовал Тео, – слишком много теорий для одного урока. И удивительная ненависть к орлейцам. – Если бы твой папаша приставил Катрину к тебе, ты бы их тоже ненавидел, – проворчала Нерия, – орлейцы считают себя лучше всех, но на деле они худшие из людей – жестокие лицемеры и интриганы. У всего этого дерьма с Кругами и храмовниками оттуда корни растут. И с эльфами они плохо обращаются. Потомки бывших рабов хотят не свободы и равенства для всех, а своих собственных рабов. И эти люди ещё что-то про плохой Тевинтер говорят. – В Круге было очень плохо? – вдруг спросил Тео. Нерия покосилась на него и покачала головой. – Я рада, что я больше не там. Но, если честно, когда меня забирали, хоть я и была в ужасе, кричала, плакала, отбивалась от пришедших за мной храмовников… во мне была ещё и надежда. – На что? – Что я попаду туда, где не буду особенной. Я с детства понимала, что со мной что-то не так. Мы с моей сестрой Эйлой спали в одной кровати, ей часто снились плохие сны, она просыпалась испуганная и растерянная, а я обнимала её, успокаивала, и она засыпала без снов. Отец говорил, что от моих прикосновений у него проходит головная боль. Я всегда чувствовала чужое настроение, предугадывала мысли и действия, и это помогало мне избежать неприятностей, которые в Денериме подстерегают в каждом переулке, особенно если ты мелкая эльфийка. Я догадывалась, что могу быть магом, но мне не хотелось в это верить, и я списывала свои умения на проницательность и совпадения. И моей семье тоже не хотелось в это верить. Но когда я чуть не убила человека, от правды уже было не отвернуться. – Что случилось? – спросил Тео и тут же добавил. – Не рассказывай, если не хочешь. – На Эйлу положил глаз сынок какого-то местного богатея. Приходил в эльфинаж, таскался за ней со своими дружками, говорил сальности, предлагал… всякое, – Нерия уставилась на своё хмурое отражение в блестящей лакированной поверхности стола, – и как-то раз я увидела, как они лапают её. Мне было одиннадцать, и я не понимала, почему Эйла не даёт им отпор. Почему она сжалась в комок и с опущенной головой ждёт, пока они вдоволь над ней поизмываются. Теперь я понимаю. Но тогда меня захлестнула ярость. Я была так зла на Эйлу, на безропотных эльфов, которые не пытались её защитить, на стражников, которые раз за разом пускали в эльфинаж чужаков, и на этих уродов. Больше всего на них. И я сама не заметила, как начала душить их главного заводилу. Я чувствовала, как жизнь медленно утекает из него, а его дружки кричали в ужасе, но никто из них не решился меня остановить. Я остановилась сама. Теперь я об этом жалею. – И после этого тебя забрали в Круг? – Да, храмовники пришли на следующее утро. У моих родителей была целая ночь, чтобы взять меня в охапку и бежать из Денерима, но они провели её, не смыкая глаз и трясясь от страха перед одиннадцатилетней дочерью. – Это нечестно, – заметил Тео, – ты защищала сестру, а тебя за это замели. – Правосудие вообще редко имеет отношение к честности, – хмыкнула Нерия, – приставать к эльфийке – не преступление, особенно если ты отпрыск лорда. А вот быть красивой и беззащитной, с точки зрения правосудия, – преступление, за которое эльфийка должна понести наказание. А уж напасть на честного человека, защищая преступную эльфийку, да ещё и с применением магии – такое карается пожизненным заключением в Круге. О чём я вообще? Ах да, я надеялась, что наконец-то перестану быть особенной. Я думала, что раз уж я среди магов, таких же, как я, то всё не так уж плохо. Заведу друзей, получу образование, которое в эльфинаже не светило бы мне ни при каком раскладе. Но оказалось, что и в Круге я не такая, как все, и быть мне отщепенцем даже среди магов. – Но образование ты всё-таки получила. – Но какой ценой. Спустя полгода, как меня забрали в Кинлох, какая-то девчонка шагнула с самой вершины башни. Я не знаю, почему она это сделала, но уверена, у неё были веские, на её взгляд, причины. В изоляции, под постоянным надзором и с ежедневными проповедями о греховности твоей природы, крыша очень быстро начинает протекать. Как только я это поняла, сразу же задумалась о побеге. Я очень боюсь сойти с ума настолько, чтобы найти веские причины убить себя. – Я думал об этом, – произнёс Тео после долгой паузы, в течение которой они сосредоточенно смотрели в столешницу, избегая взглядов друг друга, – о том, чтобы… Нерия посмотрела на него и протянула руку, касаясь лежащей на столе, нервно подрагивающей ладони. – Я думал, зачем жить, если даже собственная мать считает меня чудовищем. – Ты не чудовище. – Я знаю, – Тео тоже поднял взгляд, – теперь знаю. Благодаря тебе. И, благодаря тебе, я теперь знаю, зачем жить. – Приятель, это очень плохой повод жить, – произнесла Нерия, убирая руку, – не строй свою жизнь вокруг чужого к тебе отношения. – Нерия, я знаю, что ты меня любишь. – Тео… – Не так, как мне бы хотелось, – перебил её Тео, – но больше, чем кто-либо когда-либо меня любил. – Какие твои годы. Кто-нибудь полюбит тебя так, как ты того заслуживаешь. – Может быть, – согласился Тео, – но как бы всё ни сложилось дальше, я рад, что со мной всегда будет то, что есть между нами. Даже если наши пути разойдутся, все наши уроки, разговоры, даже ссоры, останутся со мной и будут напоминать, ради чего нужно жить. Спасибо. – Тебе спасибо, – Нерия откинулась на спинку стула, – кстати, благодаря нашей сегодняшней беседе, у меня появилась ещё одна теория. – О нет. – Если, накладывая заклинание на кого-то, я использую его собственные силы, значит ли это, что чем сильнее мой противник, тем проще мне будет его одолеть? – Теперь ты не только особенная, но ещё и всемогущая? – Да, – согласилась Нерия, – а что не так? – Да нет, всё так, – Тео развёл руками, – когда станешь тевинтерским архонтом, припаси и для меня хлебное местечко, ладно? – Замётано, – Нерия встала и сунула под мышку свою книгу, – пойду я. Надеюсь ты вынес из моей сегодняшней болтовни что-то полезное для себя. – Несомненно. Спокойной ночи. – Спокойной ночи.       Нерия вышла из библиотеки, Тео убедился, что она ничего не забыла и не вернётся, и вытащил из кармана изрядно замызганный листок, разглаживая его на столешнице. Он вынес кое-что полезное. Все живые существа оставляют следы. Пот, частички кожи. Значит, и на этой записке, найденной в папашином сундуке, могло что-то остаться. Конечно, и папашины следы там есть, и сам Тео уже изрядно наследил, но стоит попытаться. Осталось лишь выяснить, какое заклинание для этого нужно.       Сунув книжку на полку, Нерия села на кровать. Потом Нерия легла на кровать. Потом снова села. Потом встала и прошлась по комнате. Мысли, от которых её отвлёк разговор с Тео, мучали ещё сильнее, чем раньше. Если сейчас попытаться уснуть, всю ночь она будет сбегать из-под венца. И хорошо, если женихом в этом сне будет Рафаэль, а то ведь кошмары могут перемешаться, и у алтаря её будет ждать тот храмовник. Так дело не пойдёт, ей нужно с кем-то поговорить, хоть с кем-нибудь. Но кто в этом поместье может дать ей дельный совет? Точно не Джонни. Абсолютно точно не Валентина. Алане пятнадцать, что она может понимать в браке, а Нерии нужен тот, кто понимает в браке. Женщина, которая понимает в браке. Она решительно вышла из комнаты и зашагала по коридору.       Перед дверью спальни Катрины Нерия остановилась, чтобы унять сердцебиение. Она никогда не заходила сюда, повода не было. Да и желания тоже, даже сейчас. А ну как она обрадуется и скажет: ”Нерия! У меня как раз есть полчаса, чтобы научить тебя пользоваться ножом и вилкой!”. Но если она параллельно поделится мыслями о брачных узах, можно и потерпеть. Нерия постучала в дверь. – Катрина, это Нерия. Можно войти. – Входи.       Из открытой двери пахнуло густым древесным запахом. Палома, кажется, называла это сандалом. Нерия потёрла нос и робко шагнула внутрь, предвосхищая узреть настоящий будуар орлейской леди, а не жалкую подделку от Рафаэля.       Катрина сидела у туалетного столика, уставленного свечами в медных подсвечниках и совершала вечерние косметические процедуры. Вместо пышного платья, подчёркивающего грудь, на ней был свободный шёлковый халат, расписанный цветами, каштановые локоны наставница собрала в высокий тугой пучок, на ней не было привычного макияжа, и выглядела она не роскошной орлейской дивой, а усталой немолодой женщиной с морщинами у рта и глаз, пористой кожей и печальным взглядом. Нерии стало неловко, будто она подсмотрела то, за чем подсматривать не должна, и она попятилась. – Прости, я.. наверное… потом… – Присаживайся, – Катрина кивнула на стул у письменного стола, зачерпнула крем из банки на столе и принялась втирать его в лицо, глядя в зеркало, – с чем пожаловала, Нерия? – Ну… – Нерия опустилась на стул, – тут такое дело… Катрина… можно я задам тебе очень, очень, очень, очень, очень, очень, очень… – Ближе к делу. – Очень личный вопрос, – закончила Нерия. – Можно. – Ты говорила, что была замужем… – Нерия остановилась, всё ещё чувствуя неловкость. Они с Катриной ещё никогда не вступали в настолько близкие отношения, чтобы та показалась ей без макияжа и обсуждала с ней подробности личной жизни. – Говорила. – Когда твой будущий муж сделал тебе предложение, ты сразу решила, что хочешь за него замуж? – наконец-то задала Нерия мучающий её вопрос.       Катрина повернула к ней голову и окинула скукожившуюся на стуле ученицу заинтересованным взглядом. – Нет, не сразу. Мне было шестнадцать. Я хотела блистать в красивых нарядах на балах под руку с мужчиной, вызывающим зависть у моих подруг, а не вести хозяйство и рожать детей. – Но ты дала согласие? – Да. – Почему? – По множеству причин. Я не хотела огорчать родителей, которые обрадовались завидному кандидату на руку дочери. Я не хотела огорчать и опозорить Гастона, моего жениха, ведь он сделал мне предложение на балу, в присутствии знати, чьи злые языки разнесли бы вести о моём отказе по всему Орлею. Я боялась, что если откажусь сейчас, то больше он не предложит, а кто-то другой будет не так красив и учтив. Так что я дала согласие и, спустя три месяца, мы поженились. – А как же любовь? – спросила Нерия, которая из всего этого поняла только, что Катрина вышла замуж лишь потому что выйти было надо, и Гастон оказался лучшим кандидатом. – Что есть любовь? – Это риторический вопрос с философским подтекстом? – Нет, я буквально спрашиваю, какой смысл ты вкладываешь в это слово. – Ну, любовь… – замялась Нерия, – это когда… в общем… вау! Колени дрожат, сердце замирает, душа поёт. Когда ты не сомневаешься, соглашаться ли, ведь тебе и так всё ясно. – Если бы сеньор Себастиан после танца сделал тебе предложение, ты бы дала согласие? – невинным тоном спросила Катрина. – Нет! – возмутилась Нерия. – Он же тупой козёл! – Следи за языком. – Прости, – Нерия потупилась, – но ты же видела, как он со мной обращается. – Но также весь танцевальный класс видел, как замирало твоё сердце и дрожали колени, когда он вёл тебя по залу. Любовь – это не танго, Нерия. – Хорошо. Тогда что такое любовь?       Катрина закончила с кремами, распустила волосы и тряхнула головой. Крупные локоны рассыпались по плечам, и Нерия залюбовалась каштановыми переливами в тусклом свечном освещении. Почему у неё волосы не вьются? – С того момента, как я вышла за Гастона, я никогда не знала ни в чём нужды, – начала Катрина, – он обеспечил меня и наших детей всем. Высоким положением, деньгами, безопасностью. С ним я всегда чувствовала себя в безопасности, а в Орлее это многого стоит. Я не задавалась вопросом, где, как и на что мы будем жить, где я возьму деньги на обучение детей, он полностью оградил меня от тягот жизни, чтобы я могла посвятить себя семье. А наследства, оставленного им, хватит мне на три безбедных жизни. – Практичный подход, – похвалила Нерия, – но из этой истории ясно только, что Гастон тебя очень любил. А ты его? – Я была безмерно благодарна за всё, что он мне даёт. Я восхищалась им, его мужскими качествами, его приверженностью нашей семье, его красотой, его умением танцевать на балах. – Но не танго, – подколола Нерия. – Я скучаю по нему, – резко осадила её Катрина, – я уехала из дома, потому что не могу быть там, где каждая доска в полу напоминает о мужчине, с которым я собиралась встретить спокойную старость. То, что в нашем браке не было антиванских страстей, вовсе не значит, что я не любила мужа. – Я такого и не говорила, – пошла на попятный Нерия, – прости. Я не говорю, что у вас была ненастоящая любовь. Просто я бы так не смогла. Я не представляю отношения без антиванских страстей. Для меня лучше танго с Себастианом, чем привычка и благодарность. – Когда-нибудь ты повзрослеешь, устанешь от антиванских мужчин с их пустыми обещаниями и долгими ночами на смятых простынях, захочешь покоя и поймёшь, о чём я говорила, – пообещала Катрина и встала, явно намекая, что Нерии и пора бы и честь знать, – а ты обязательно повзрослеешь, ведь ты гораздо умнее, чем пытаешься казаться. – А ты гораздо человечней, чем пытаешься казаться, – парировала Нерия и тоже встала, направляясь к двери, – спасибо, Катрина. Ты очень помогла мне разобраться в моих чувствах, правда. – Всегда пожалуйста.