И жили они долго, пока не умерли

– Ты собираешься искать работу?       Нерия оторвала от веточки очередной листик базилика и бросила в миску с салатом из помидоров. Рядом стояла плошка с нарезанным кубиками мягким солоноватым сыром, и Нерия размышляла, бросить его сразу в салат или поставить на стол, и пусть каждый положит сколько хочет себе в тарелку. – Я ищу.       Она перемешала помидоры и базилик, сбрызнув их оливковым маслом и решила всё же поставить сыр отдельно. Если его бросить в миску, он быстро превратится в некрасивую, противную кашу. – Лёжа на диване, ты её не найдёшь.       Миска с салатом стукнулась дном о столешницу, Каллен с Гленном вздрогнули и посмотрели на Нерию, невозмутимо расставляющую тарелки перед собравшимися к завтраку членами семьи. – Вы тоже работу не очень успешно ищете, – ответил Гленн на последнее замечание собеседника. – Рафаэль, какой чай тебе налить? – спросила Нерия у парня племянницы, который испуганно наблюдал за разговором, вцепившись под столом в руку Гвен. – Чёрный, пожалуйста. – Да я в твои годы уже был рыцарем-капитаном храмовников в Киркволле! – повысил голос Каллен в ответ на несправедливое обвинение. – Вы в мои годы были на побегушках у рыцаря-коммандера Мередит, – едко парировал Гленн, – чтобы достичь ваших высот, мне тоже надо пойти в услужение к сумасшедшей бабке? – Ай, – вставила слово Палома, накладывая себе в тарелку салат, – капитан, вас разбили наголову. – Напомни, что ты тут делаешь? – направил Каллен свой гнев на новую жертву. – Пришла на завтрак. – Я тебя не приглашал. Нерия, ты её приглашала? – Я всегда рада визиту моих дорогих друзей, – ответила Нерия, садясь на стул рядом с мужем и подтягивая к себе миску с салатом, – милый, давай ты не будешь допрашивать Гленна за завтраком. – Вчера за ужином ты тоже запретила мне его допрашивать. – Я не запрещала. Я попросила. И сейчас прошу не портить аппетит ни нам, ни себе самому. – Ага, – поддакнул Гленн и демонстративно захрустел огурцом, утащенным с разделочного стола, – хватит портить мне аппетит.       Каллен медленно повернул голову к Нерии и посмотрел на неё, угрожающе сощурившись. Она в ответ скорчила жалостливую гримасу и положила руку на его плечо, а затем повернулась к Гленну. – Приятель, я не пойму, ты на драку нарываешься, что ли? – Однозначно нарывается, – подтвердил Каллен, – ему нравится страдать. В основном лёжа на диване, конечно же. – Не будь таким чёрствым, – пожурила его Палома, – чтобы пережить расставание – нужно время. – Или можно не делать из расставания трагедию. – Уж кто бы говорил, – прокомментировал Гленн таким ехидным тоном, что Нерия напряжённо выпрямилась на стуле, опасаясь, что сейчас он скажет что-то, после чего действительно случится драка, – сами-то по Суране рыдали, как по покойнику. – Я не рыдал. – Ещё как рыдал, – возразил Гленн, обращаясь к Нерии, – в сарае. – В каком сарае? – не поняла Нерия. – С мётлами. – Где в этом доме можно раздобыть чего-нибудь покрепче? – спросила Палома у Гвен, с ухмылкой следящей за разговором и доедающей свой салат. – В погребе. Но я туда не пойду, не хочу пропустить самое интересное. – Я тоже, – разочарованно вздохнула Палома. – Давайте лучше закроем эту тему, – предложила Нерия. – Ага, щас, – не унялся Гленн, – пусть этот лицемер сначала мне объяснит, почему ему можно делать из расставания с женщиной трагедию, а мне нет. – Потому что "этот лицемер" на свой завтрак в Скайхолде сам зарабатывал! – разозлился Каллен. – То есть, ты всё-таки рыдал? – уточнила Палома. – Пошла вон. – Милый… – Мы тоже, наверное, пойдём, – Рафаэль неуклюже вылез из-за стола, грохнув стулом, и потянул за руку Гвен. – А ну сел! – рявкнул Каллен, и Рафаэль упал обратно на стул. – Какого хрена ты вообще тут делаешь? – Он тут завтракает! – вступилась за своего парня Гвен. – Тебе чё, салата жалко?! – Я не с тобой разговариваю! – А я с тобой! Отвечай – тебе жалко салата? – Так, все пошли вон, – приказал Каллен, вставая и угрожающе нависая над столом. – Я ещё не доел. – Доешь, когда на еду заработаешь, – Каллен выдернул из рук Гленна тарелку, – иди и не возвращайся, пока не найдёшь работу. – А если я её сегодня не найду? – Тогда не возвращайся. – Где я буду ночевать? – Мне всё равно! – Каллен повернулся к Гвен и Рафаэлю. – Вы – марш заниматься! А ты… – он посмотрел на Палому, – иди… по магазинам. Или на массаж. Или я не знаю, чем ты там занимаешься, когда не торчишь в моём доме. – Тебе бы тоже на массаж сходить, – ответила Палома, вставая,– расслабиться, развеяться. Сидишь дома, как цепной пёс. На гостей лаешь. – А мне что делать, милый? – спросила Нерия. – Ты безупречна, продолжай в том же духе.       Гвен с Рафаэлем скрылись в саду, Палома, послав Каллену воздушный поцелуй, пошла обуваться. Последним из кухни вышел Гленн, демонстративно напихав полные карманы яблок из вазочки на столе и хлопнув кухонной дверью. Каллен показал двери кулак и сел рядом с Нерией, разглядывающей чаинки в своей кружке. – Я перегнул? – Ты перегнул. – Но я прав? – Ты прав. Палома действительно непонятно чем целыми днями занимается. – Ты знаешь, о ком я говорю. – Каллен… – Нерия пересела со стула к мужу на колени и обняла его за шею, заглядывая в глаза, – это его первое в жизни расставание. Дай ему время. – Я дал ему время. Я думал, он пострадает неделю… ну, две. В худшем случае – месяц. Но пошёл уже четвёртый, а он целыми днями в потолок в нашей гостиной смотрит. Так нельзя. – От того, что ты его работать гонишь, легче ему не станет. – Мне стало. – Прости, что я бросила тебя тогда и уехала в Антиву, – Нерия боднула его в лоб, – если бы можно было вернуть всё назад – я бы так не поступила. – Я не рыдал в сарае. – Я верю. – Просто пыль в глаза попала. – Как скажешь. – И они покраснели. – Конечно. – Ты думаешь, я рыдал? – Нет, милый, мужчины не рыдают. Они пускают скупую слезу. Ты пускал скупую слезу? – Пускал, – признался Каллен, – когда я обнаружил, что ты не вернулась вместе со всеми в Скайхолд, я расшиб кулак о стену и пустил скупую слезу. А потом вернулся к работе, потому что это то, что мужчины делают после расставания. Неважно, сам ты бросил свою умную, добрую, во всех отношениях чудесную невесту, или тебя бросила бессовестная, эгоистичная чародейка с куском льда в груди – возвращайся к работе. Работа никогда не разобьёт тебе сердце и не сбежит в Антиву. – Ты расшиб кулак? – переспросила Нерия. – Я ждал тебя, – пояснил Каллен. – Стоял у ворот, высматривал тебя среди вернувшихся. Когда стало очевидно, что тебя нет, испугался, что с тобой что-то произошло. А потом отыскал Айрис, и она сказала, что ты возвращалась вместе со всеми, и последний раз она видела тебя утром, на привале. Я понял, что ты ушла, и так разозлился на тебя, что… ударил стену. – Хорошо, что сегодня ты не так сильно разозлился. Кстати, почему ты разозлился? – Потому что наш дом превращается в постоялый двор, – пожаловался Каллен, – диван оккупировал этот страдалец, пацан с неприятным именем торчит тут круглосуточно, а теперь ещё и Палома. Почему она до сих пор здесь? Что это за орлейское вторжение? – Она антиванка. – Не вижу разницы. Нерия, мы в осаде. – Милый, они наши друзья, а не вражеские войска. – Друзья живут в своих домах. А вражеские войска занимают чужие. – Как и дружественные войска, – заметила Нерия, – давай считать, что это дружественные войска? – Или просто не будем пускать тех, кто приходит без приглашения. Как тебе такая идея? – Ты, между прочим, тоже без приглашения пришёл – Неправда, – возразил Каллен, – ты сказала, что будешь ждать меня. – Да, точно. Сказала, – Нерия провела пальцем по его губам, трогая шрам у рта. – И я ждала тебя два года, совсем одна. Я очень долго жила в этом доме одна. Первое время мне даже нравилось. Наконец-то тишина и покой. Никто не входит в мою спальню без стука, я не вздрагиваю от шагов за дверью, не пробираюсь беззвучно по длинному коридору, боясь, что меня заметят и окликнут. Просыпаюсь, когда хочу, завтракаю во сколько хочу, ем, что хочу, иду, куда хочу, возвращаюсь домой, когда хочу, ни перед кем не отчитываясь. Я думала, что наконец-то счастлива. Что вот она, моя свобода, которую отобрал сначала Круг, а потом высокопоставленный любовник. Теперь у меня нет хозяев, я сама по себе, одна в своём доме. Но эйфория быстро закончилась, и я стала всё реже приходить в свой пустой дом. Мне стало страшно спать здесь. Я часами лежала в темноте, глядя на потолок, и из-за бессонницы мне казалось, что по нему бегут трещины, и он раскрошится, упадёт и похоронит меня под собой. Я вставала среди ночи и шла в какую-нибудь таверну, любую, где ещё горел свет, чтобы не быть одной. Я пускала в свой дом только Айрис, она была моим единственным другом. Но у неё были дела в лечебнице, в Круге, не могла же она приходить и держать меня за руку всю ночь, потому что я вдруг испугалась одиночества, которого так хотела. – Ты говорила, что никто из твоих любовников не знал, где ты живёшь, – вспомнил Каллен, – я думал, ты шутишь. – Нет. Перед тем, как купить сюда кровать, я сказала Айрис, что пущу в неё только рыцаря, который убьёт для меня дракона. И сдержала слово. – Я не убивал дракона. – У меня внутри жил дракон, который выжигал всё хорошее, что во мне есть. Ты избавил меня от него. Твоё место в моей кровати честно заслужено. – Выходит, это всё… – Каллен обвёл рукой стол, заставленный посудой, оставшейся после гостей, – из-за боязни одиночества? – Ты как будто считаешь, что для того, чтобы собраться с друзьями, нужна очень веская причина. – Нет, – возразил Каллен, – для того, чтобы друзья ходили сюда, как к себе домой, нужна веская причина. – У Гленна веская причина, ему жить негде. – Для человека, который нуждается в приюте, он ведёт себя очень по-хамски. – Ты прав, – согласилась Нерия, – но и ты не радушный хозяин. – Я и не должен быть с ним радушным хозяином. Он не в гостях, он тут живёт. И должен как-то вкладываться в быт. Не хочет работать, пусть хоть по дому что-то делает. Он же за всё время даже посуду ни разу не помыл. Только лежит и огрызается. – А раньше-то ты чего молчал? – Ждал, что у него проснётся совесть. – В этом твоя главная беда, храмовник, – вздохнула Нерия, – ты сначала долго-долго ждёшь, что у окружающих проснётся совесть, а когда она совершенно естественным образом не просыпается, срываешься и орёшь. На солдат твои вопли, может быть, и действовали благотворно, но семья и друзья – не твоя армия. – Ты это уже говорила. – Я буду говорить это каждый раз, как ты забываешь. – Думаешь, они на меня обиделись? – Каллен почесал затылок. – Да все через пять минут забудут. Кроме Гленна, – утешила Нерия, – ладно, он и правда нарушает законы общежития, нужно поговорить с ним об этом. Ты? Я? Бросим жребий? – Давай ты. Меня он сейчас слушать не станет. – Подумай об этом, храмовник. Твоя нелюдимость отталкивает тех, кто тебя любит. – Мне достаточно, что тебя она не отталкивает.       Лежащая до этого не столе рука обвила её талию, и Нерия, сидящая на коленях супруга, оказалась прижата к его груди. Она склонила голову набок, открывая шею для прикосновений тёплых, настойчивых губ, и разочарованно застонала, услышав, как колокола на площади сообщают ей, что через полчаса она должна уже натирать столы в “Гиацинте” перед открытием. – Милый, мне нужно собираться. – А если бы с утра здесь не толпились незваные гости, мы бы успели заняться любовью, – заметил Каллен, продолжая её целовать. – Если бы ты не ворчал последние пятнадцать минут, мы бы тоже успели заняться любовью, – ответила Нерия, отталкивая лезущие под подол руки. – Каллен, если ты сейчас же не остановишься, тебе придётся пойти со мной и объяснять Пасиенсии, почему я опоздала. – Хорошо, – ответил Каллен, спускаясь поцелуями к груди. – Что хорошо? – Хорошо, я объясню Пасиенсии, почему ты опоздала. – Милый, ну пожалуйста, отпусти, – попросила Нерия. Прозвучала её просьба совсем неубедительно, ведь будь у неё выбор, она ни за что бы не променяла жаркие поцелуи и ласковые прикосновения на работу. Но она не могла позволить себе опоздать, потому что с тех пор, как ушёл Гленн, Пасиенсия была не в духе. А если Каллен и впрямь придёт и скажет, что Нерия опоздала, потому что они занимались любовью, то получит от брошенной Гленном невесты по голове сковородой.       Наглые руки, которые Нерии так и не удалось призвать к порядку, сдавили ягодицы и, подцепив нижнее бельё, потащили его вниз. Нерия вскочила, поправляя одежду, и щёлкнула улыбающегося мужа по носу. – Плохой храмовник! Очень плохой! Брюзга, грубиян и развратник! – Любое ругательство из твоих уст слаще мёда. – Ещё и подхалим! Всё, мне пора переодеваться и бежать, – Нерия наклонилась к сидящему Каллену, целуя его, вывернулась из очередных объятий и поспешила в спальню. – Люблю тебя! – И я тебя.       Гленн шагал по булыжной мостовой, настолько раскалённой в полуденной жаре, что ему казалось, что подошвы его ботинок скоро расплавятся, и пятки прилипнут к обжигающим камням. Гленн шагал и ненавидел. Он ненавидел Антиву, ненавидел жару, ненавидел работу, ненавидел любовь, ненавидел коммандера Каллена, и особенно он ненавидел себя. Он возненавидел себя в тот самый момент, когда Пасиенсия, отойдя зачем-то от бара в самый разгар вечерней суеты, поднялась наверх, зашла в комнату, увидела, как он собирает вещи, спросила, что он делает, а Гленн ответил, что уходит, потому что их отношения зашли в тупик. До этого он себя недолюбливал за то, что морочил Пасиенсии голову, боясь признаться, что не готов жениться. Но с того вечера он даже в зеркало на себя не мог смотреть без отвращения. Он оставил её, потому что струсил. И хуже того – он оказался настолько труслив, что собирался сбежать без объяснений, чтобы не видеть её взгляд, когда она поймёт, что он её бросил. Но ему пришлось увидеть.       Он думал, что если придёт к Нерии, она поможет ему справиться с этой ненавистью. Скажет ему, что он ни в чём не виноват, успокоит, утешит, встанет на его сторону, подтвердит, что он поступил правильно. Это ведь она его надоумила. Он не хотел расставаться с Пасиенсией и сделал это только потому что Нерия сказала, что своим присутствием он ей вредит. Но вместо ожидаемой поддержки он получил от Нерии лишь разрешение жить в её доме столько, сколько ему нужно.       А от коммандера Каллена он и того не получил. Только упрёки и язвительные замечания о собственной бесполезности. Гленну, несомненно, было очень стыдно, что он ест еду, на которую не заработал, и он бы смиренно выслушал претензии на этот счёт от Нерии, но не от человека, который тоже сидит на её шее. Это даже не его дом. И он бы высказал Каллену, всё, что думает о лицемерах, которые требуют от окружающих того, чему сами не соответствуют, но опасался разозлить хозяйку дома, которая за мужа всегда горой стоит.       Бесило в Каллене Гленна ещё и то, что ему-то работу найти проще простого. Хочешь – ящики в порту грузи, хочешь – охранником в таверну наймись. Или можно попроситься обратно в стражу. Или даже подговорить леди Жозефину замолвить за него словечко и пойти в телохранители к кому-нибудь богатому. Грубая сила всегда в цене, и это несправедливо. А куда податься бедному, слабому, но умному магу? Выдумать какое-нибудь исследование и выпросить на него финансирование у Круга? Эти жмотяры за медяк удавятся. Снова работать официантом? Ни за что. Тоже подговорить леди Жозефину замолвить за него словечко и пойти в телохранители к кому-нибудь богатому? У магов столько ограничений, что будешь всё время думать не об охране вверенного тела, а о том, как охраняя его, не подвести себя под арест. Попробовал бы коммандер Каллен в таких условиях работу поискать. – Ненавижу этого козла, – пробормотал Гленн, усаживаясь на бордюр на Торговой площади и вытягивая ноги.       Насколько проще всё было в Скайхолде. Всегда есть, чем заняться, не надо думать, где жить, и Каллен еду изо рта не вырывает. И с Нерией всегда можно было поговорить и получить совет. На первый взгляд дурацкий и странный, но всегда в итоге оказывающийся полезным. А теперь ей совсем не до него, у неё куча дел и муж, который затмевает ей весь белый свет. Хотя, если по-честному, Гленну тоже было особо не до неё, когда у них с Пасиенсией всё было хорошо. Выходит, во взрослой жизни, если ты не в романтических отношениях, то будешь одинок? – Эй, парень, хочешь подработать?       Гленн завертел головой, ища, кто его окликнул. Его ли? Мало ли на площади ходит парней, выглядящих остро нуждающимися в работе. Собственно, кто ещё будет шататься по улице в полдень, кроме безработных. Он остановил взгляд на толстом, мордатом мужике в фартуке, который высунулся из двери булочной, в которой Нерия по утрам покупала свои любимые пшеничные лепёшки с сыром. – Ну так что? – вопросительно уставился на него мужик. Гленн огляделся, убеждаясь, что у него за спиной никого нет. – Вы это мне? – Нет, Её Высочеству королеве Мадригал. – Так она ж… ааа, это шутка такая, – понял Гленн. – Смешно. По-антивански тонко. А что делать надо? – За прилавком до вечера постоять, – мужик посторонился, пропуская Гленна, неуверенно входящего в пекарню. – Деваха, которая у меня работает, пришла сегодня с бланшем в пол-лица, я её домой отправил, чтобы покупателей не пугала. – С чем в пол-лица? – С бланшем. Фингалом. Синяком. Муж её колотит. – И вы её домой к мужу отправили? – уточнил Гленн. – А куда я должен был её отправить? – спросил мужик, отдавая ему чистый накрахмаленный фартук. – Не знаю. К страже? – Я в чужие семейные разборки не лезу, парень. И тебе не советую. Они сегодня морды друг другу разукрасят, ты стражу позовёшь, а завтра тебя эта мужем битая проклянёт за то, что ты благоверного её в тюрьму отправил. Такие постоянно друг друга лупят, а потом мирятся. – Да, понимаю, о чём вы, – согласился Гленн, подумав о Нерии с Калленом. Они друг друга не бьют, конечно, но лезть в их ссоры – себе дороже. Он повязал фартук и зашёл за прилавок. – Ты прям ходячая реклама, – похвалил мужик, оценив его внешний вид, – девки за пирожками толпой повалят. Девка-то у тебя есть, кстати? – Нет, – коротко ответил Гленн, решив не посвящать его в подробности своей личной жизни. – Ну вот сегодня и найдёшь. Сейчас обед отзвонят, их тут целая очередь выстроится – выбирай любую. – Вы же мне точно заплатите? – на всякий случай спросил Гленн, тревожно поглядывая то на дверь в ожидании толпы, то на прилавок, рассматривая ассортимент и пытаясь в кратчайшие сроки запомнить, что тут где лежит и что сколько стоит. – Заплачу, заплачу, даже не сомневайся, – заверил мужик, – ты писать умеешь? – Умею. – Вот, значит, сюда всё, что продал, записывай, – мужик придвинул к нему лист бумаги, – вечером подсчитаем, что ты заработал. – Ага. Вы же мне поможете? – испуганно спросил Гленн, услышав, как колокола начали отбивать двенадцать ударов. – Если б я мог сам за прилавком стоять, я бы к тебе не обратился, – весьма логично заметил мужик, – мне на кухне работать надо. Давай, сынок, не тушуйся. Больно только в первый раз.       Гленн проводил взглядом удалившегося в соседнее помещение мужика, удержавшись от комментария, что у него это далеко не первый раз. Дверь скрипнула, и он, натянув на лицо привычную улыбку, повернулся к первому покупателю.       Рабочий день у Нерии выдался нелёгким. Не потому что она в одно рыло занималась тем, что они с Гленном раньше делали вдвоём – к этому она за три месяца уже привыкла. Для облегчения рабочего процесса она без какого-либо стыда использовала магию, чтобы предугадывать желания гостей и успокаивать их, когда они злятся из-за того, что им уже минут сорок не несут еду. У Нерии была всего одна пара рук, но заклинаний, способных незаметно утихомирить недовольных посетителей, в её арсенале было два десятка. Так что в обеденном зале всё было чинно и благородно, гости мирно общались, никто не ругался и никуда не торопился.       А вот Нерия очень торопилась. Она торопилась домой. Если бы она знала, как с помощью магии ускорить время, чтобы рабочая смена побыстрей закончилась, она бы это сделала, пусть бы даже это нарушило законы мироздания и в перспективе привело бы к концу света. Она хотела скорее вернуться к Каллену и доделать то, что они не доделали утром, поэтому голова у неё в основном была забита не работой, а фантазиями о том, что она будет делать, когда наконец-то окажется в своей спальне. Она так замечталась о том, как заберётся на Каллена и будет умолять её трахнуть, что очень удивилась, когда поймала на себе заинтересованный взгляд шеф-повара “Гиацинта” Марко, наблюдающего за ней, склонившейся над стойкой на кухне. – Что? – спросила она, выпрямляясь. – Думаю, насколько надо себя любить, чтобы возбудиться от взгляда на своё отражение в столешнице.       Нерия фыркнула, поставила на поднос тарелку с пастой, за которой она и зашла на кухню, и направилась в зал. – Натяни фартук повыше, – посоветовал Марко ей вслед. Нерия опустила взгляд и выругалась про себя. Дурацкий Каллен, его дурацкие руки, дурацкие губы, дурацкий член, и её дурацкие соски, которые от мыслей обо всём этом грозят прорвать одежду.       Мысли о дурацком муже так и не оставили её до конца дня, и когда “Гиацинт” покинул последний гость, Нерия помчалась переодеваться в подсобку так быстро, будто за ней гнались храмовники, за которыми гнались порождения тьмы, за которыми гнались мабари. Она быстро переоделась и выскочила в зал, чтобы попрощаться с Пасиенсией и помчаться, наконец-то, домой. Лишь бы Каллен тоже весь день скучал по ней и не лёг спать. Потому что тогда ей придётся его жестоко растолкать, ведь до утра она терпеть не намерена.       Она почти выбежала из кухни, но запнулась на пороге. Пасиенсия стояла возле стойки, оперевшись на неё рукой. Вторая рука лежала на плече парня, который целовал хозяйку трактира так страстно, что у Нерии тут же не осталось сомнений – это не друг, не брат и не доставщик из пекарни. Они любовники. Или вот-вот ими станут. Она отступила, решив сбежать через заднюю дверь, не прощаясь, но парень прекратил пожирать её начальницу и заметил Нерию раньше, чем она совершила малодушный побег. Пасиенсия повернула голову и отпрыгнула от кавалера на полметра. – Нерия… – Извините! – выпалила Нерия. – Я не хотела мешать, просто домой шла, хотела попрощаться, я пойду, вы тут… это… меня Нерия зовут, кстати. – Фабио, – представился парень. – До завтра? – обратился он к Пасиенсии. – Да, – ответила она. – Нерия, стой!       Нерия, которая уже отвернулась и собралась рвануть к выходу, в противоположную сторону от Фабио, который вышел через центральный вход, остановилась и повернулась к умоляюще сложившей руки Пасиенсии. – Пожалуйста, не рассказывай Гленну. – Не расскажу. – Как он? – впервые за три месяца спросила Пасиенсия. – Плохо, – честно ответила Нерия, – но ему обязательно станет лучше. – Ты же понимаешь, я не могу вечно сидеть и ждать, пока он… – Я понимаю, – перебила Нерия, – я понимаю вас обоих и я ничего ему не скажу, честно. – Я не хочу, чтобы ему было плохо. Но и чтобы мне было плохо, я тоже не хочу. – И он этого не хочет. Поэтому всё так и обернулось. Я пойду.       Она обошла стойку, покинула таверну, выйдя на улицу в прохладный ночной воздух, и задрала голову, глядя на скопление звёзд в ясном небе. Каллен пару раз пытался объяснить ей, как ориентироваться по звёздам, а она сказала, что он выведет её куда нужно, так что она не будет забивать себе голову лишней информацией. Вот если бы звёзды могли подсказать верный путь в хитросплетении маршрутов человеческих судеб… Нерия потёрла озябшие плечи и зашагала в сторону дома, с сожалением понимая, что заниматься сексом ей сегодня теперь уже не захочется. – Ну, давай подсчитаем, сколько я тебе должен.       Мужик, он же повар, он же Рикардо, как успел выяснить за день Гленн, запер дверь за последним покупателем и подошёл к прилавку, рассматривая листок, на котором продавец прилежно вёл записи. Гленн смотрел, как Рикардо шевелит губами, подсчитывая оставшиеся булки, и гадал, сколько ему заплатят. Ну не меньше пятидесяти медяков точно, он с ног сбился, обслуживая покупателей, ему полагается щедрая награда. – Тут такое дело, парень, – произнёс мужик, закончив подсчёты, – выходит, ты мне ещё должен остался. – В каком смысле? – напрягся Гленн. – Недостача у тебя. – Какая ещё недостача? – Ну вот, например, лепёшек с розмарином должно было остаться три, а на прилавке ни одной. – И как же так вышло? – поинтересовался Гленн, начиная догадываться, что его пытаются надуть. – Смотреть надо было за лепёшками. Воруют тут по-страшному. – Я вижу, – согласился Гленн, – на ходу прям обворовывают. – Так, что делать будем? – мужик помахал листком. – Ты мне товара на десять серебряных проморгал. – А может на двадцать? – спросил Гленн. – Вы пересчитайте. – Может и на двадцать – неуверенно ответил мужик, – как расплачиваться будешь? – А какие есть варианты? – продолжил глумиться Гленн. – Я не местный, не знаю, как у вас тут такие дела решаются. – Можешь в лавке моей отработать, – предложил мужик, – месяц получается, если без выходных. – Я великолепно пеку лепёшки. Просто прирождённый пекарь, – обрадовал его Гленн и сунул мужику под нос ладонь, в которой вспыхнуло пламя, опаляя редкую щетину на подбородке. Мужик отшатнулся. – Парень, ты это… ты полегче… – занервничал мужик, не ожидавший отпора, – я ведь это… храмовников позвать могу. – А я ничего не сделал, – ответил Гленн, – но если ты нажалуешься храмовникам – обязательно сделаю. – Ну-ну, ты… давай… без этого вот… – Заплати мне, и я уйду. – Да тут, понимаешь, какое дело, – начал оправдываться мужик, – дела у меня сейчас плохо идут. Пшеница в том году не уродилась, я в Тевинтере партию муки закупил, так бандиты обоз разграбили, а мне семью кормить… – Нет у тебя никакой семьи. Иначе бы ты работников на улице не искал. – А давай я тебе карту дам! – предложил мужик. – Какую ещё карту? – Глубинных троп! – Ну вот чего ты начинаешь опять! – возмутился Гленн. – Можно хотя бы пару минут не пытаться меня обмануть? – Да не обманываю я! Сейчас, – мужик скрылся в соседней комнате. Гленн не стал его останавливать. Это его пекарня, да и живёт он, скорее всего, тут же, на втором этаже. Никуда не денется. Через пару минут мужик вернулся и протянул ему жёлтый, изломанный кусок пергамента, на котором были обозначены стороны света и начертано что-то непонятное, – во! Я её на два мешка овса выменял. Собирался продать, но покупателя не нашёл. В последнее время к порождениям лезть дураков нет. – Думаешь, я поверю, что она настоящая? – А ты думаешь, я её только что специально для тебя нарисовал?       Аргумент был весомым. Гленн свернул пергамент и сунул за пазуху. Потом под сокрушённый стон мужика отсчитал из сегодняшней выручки пятьдесят медяков, сунул их в карман и, отодвинув щеколду на входной двери, покинул пекарню. Нерия, наверное, сможет понять, настоящая это карта или нет, она же разбирается в Глубинных тропах. И если карта окажется настоящей, кто знает, в какие приключения она его заведёт.