И жили они долго, пока не умерли

      Нерию разбудили поцелуи. То есть, сначала её, как обычно, на рассвете разбудил звон колоколов, возвещающий о начале нового дня и зовущий антиванцев на работу. "Гиацинт" открывался в полдень, Нерии спозаранку вставать было не нужно, так что как только колокола отзвенели, она тут же снова уснула. И вот теперь проснулась от поцелуев.       Она лежала, прислушиваясь к ощущениям от прикосновений губ к чувствительной после сна коже, и не спешила открывать глаза. Если Каллен заметит, что она проснулась, то на смену поцелуям придёт очередная беседа о том, что кое-кто слишком долго лежит на диване, а после того, что Нерия увидела вчера в конце рабочего дня, читать нотации Гленну она не хотела. Лучше всего было бы ближайшие дни с ним совсем не встречаться, пока она не уложит в голове новые обстоятельства и не выстроит разумную линию поведения, такую, чтобы в эмоциональном порыве не проболтаться своему другу о том, что его бывшая девушка, которую он всё ещё любит, нашла ему замену. Нерия не очень любила хранить секреты. Умела, но предпочла бы этого не делать. – У тебя ресницы дрожат.       Она открыла глаза и посмотрела на склонившегося над ней Каллена. Умытого, одетого, причёсанного, выспавшегося. Нерия бы восхитилась тем, какой красивый у неё муж, но когда твой муж с утра выглядит лучше тебя – это немножко бесит. – Зачем ты встаёшь так рано? – Потому что я рано ложусь. – Нет, – возразила Нерия, – ты это делаешь специально. Ты просыпаешься раньше меня, чтобы посмотреть, как я, опухшая и нечёсанная, пускаю во сне слюни в подушку. – Ты не опухшая. – Но по другим пунктам возражений нет? – Нет, – покачал головой Каллен, – ты действительно нечёсанная, и слюни, бывает, в подушку пускаешь. – Ты должен был сказать, что я самая красивая, храмовник! – возмутилась Нерия, садясь на кровати и пытаясь пальцами привести волосы в порядок. – Ты самая красивая, Сурана. Даже когда лежишь лицом в обслюнявленной подушке, – сообщил Каллен, прильнув губами к её шее, – ты чего такая гадкая с самого утра? – Не выспалась, – соврала Нерия, – колокола эти… – Когда переедем за город – будешь спокойно спать до обеда, – пообещал Каллен, целуя её шею. Руки скользнули по плечам, сжались, Каллен толкнул Нерию на подушку и навис сверху, касаясь губами ключиц и груди. – Это вряд ли, – возразила Нерия, не в силах просто заткнуться и получить удовольствие, – если только ты не купишь мне карету и не наймёшь слугу, который будет возить меня на работу в “Гиацинт”. – До городских ворот можно добраться верхом. – Да ни за что. Я лучше себе зуб кузнечными клещами вырву. – Тогда увольняйся, – Каллен прекратил целовать её живот, к которому успел спуститься за этот короткий разговор, и посмотрел на Нерию. – Чтобы ты меня потом, как Гленна, куском огурца попрекал? – Мне не нравится, куда повернула эта беседа, – Каллен сел на кровати. – Давай сбежим? – Из дома? – Да. Не хочу снова проводить утро с этими троглодитами. Давай возьмём что-нибудь поесть с собой и позавтракаем на пристани? – Хорошо, – Нерия неуверенно кивнула и вылезла из кровати, надевая платье. – Странно это. – Странно, что я хочу побыть с тобой наедине? – Наедине на пристани? – спросила Нерия, умываясь. – Это самое людное место в городе. – Это место, где все заняты, и им не до нас с тобой, – пояснил Каллен, – мне сейчас нужно такое место.       Спустя минуты, они выскользнули из дома через чёрный ход незамеченными. Каллен нёс свёрток с едой, Нерия шагала налегке, но груз, который на неё вчера нечаянно повесила Пасиенсия, продолжал давить на поникшие плечи. Если она расскажет Каллену – это же ничего? Вот уж кто умеет хранить секреты, всю жизнь готовился к тому, что его когда-нибудь возьмут в плен коварные маги и будут жестоко пытать, чтобы он выдал расположение храмовничьих войск. Нерия на секунду подумала, что бы было, если бы маги действительно взяли Каллена в плен, ужаснулась, потом вспомнила, что в Кинлохе он уже побывал в плену и подвергался магическим пыткам, и окончательно скисла. Как он после этого ещё способен магов не просто терпеть, а даже любить? – Каллен… – М? – Ты любишь Гленна? – Безумно. – Ну правда?       Каллен не ответил и быстрее зашагал к порту. Нерия засеменила следом, мысленно ругая длинные ноги и широкий шаг дорогого мужа. Они спустились по широким, грязно-белым каменным ступеням к людному причалу, от которого почти каждое утро из Антивы отбывали торговые суда, и проследовали по дощатому настилу в сторону от портового шума. Нерия шла за Калленом, который уверенно продвигался между грузчиками, собирающими товары к отправке, и назойливыми рыбаками, предлагающими утренний улов. Если Нерия всегда лавировала между прохожими, изящно, бесшумно, стараясь никого не задеть и не привлечь лишнего внимания, то Каллен просто шёл, раздвигая всех плечами. Даже не так – люди сами расступались, давая ему пройти, как будто думали, что если не уступить дорогу, он пойдёт напролом. Интересно, куда у Каллена девается вся эта уверенность в себе, когда дело касается женщин?       Они дошли до края пристани, остановившись в нескольких метрах от того места, где дощатое полотно упиралось в высокий каменистый берег, роняющий тень на воду, и сели на нагретые солнцем доски. Нерия свесила ноги с настила и поболтала ими в воздухе. – Пожалуйста, не упади, – попросил Каллен, разворачивая свёрток с завтраком. Нерия схватила ломоть хлеба и помидор. – Я никогда не падаю, – ответила она, кусая помидор, – если я упала, значит, я сделала это намеренно. – Так ты на меня в Скайхолде намеренно пьяная упала? – спросил Каллен, делая себе бутерброд с сыром. – Конечно, – подтвердила Нерия, – я хотела потрогать твой пресс. – Ты говорила, что ничего не помнишь. – Только пресс и помню. Всё остальное померкло перед ним. – И перед бутылкой антиванского бренди. – Какой же ты всё-таки ханжа, – вздохнула Нерия, – и бирюк. – Ничего подобного, – возразил Каллен, – я не против алкоголя, я против безудержного пьянства, после которого ты не помнишь, чем занималась накануне. И я не бирюк, мне нравится общаться с людьми. И я люблю Гленна, если тебя это волнует. И именно потому, что я его люблю, я не могу безучастно смотреть, как он загоняет себя в яму, выбраться из которой тем сложней, чем он дольше в ней сидит. – Тогда я не понимаю, неужели сложно сказать ему: “Я люблю тебя, приятель, какой бы ты ни был”? – Ему сейчас нужна не любовь, а хороший пинок под зад. Нерия, я устал тебе повторять – он не маленький ребёнок. Он взрослый мужик, который распустил сопли. Своей жалостью ты ему только хуже делаешь. – Тебе бы к Антиванским Воронам попроситься, храмовник, – съязвила Нерия, – у них там как раз такие жёсткие методы воспитания, как ты любишь. Выдают ребёнку кинжал и отправляют убить человека. Кто выживает и справляется с заданием – уже никогда не распускает сопли. С головой, правда, тоже до конца жизни больше не дружит, но зато настоящий мужик. – Боюсь спросить, откуда такие познания о воспитании Антиванских Воронов? – Была в услужении у одного такого покалеченного ребёнка. Могу поклясться, он бы не стал четыре месяца страдать на диване из-за расставания с женщиной. Он никого не любил, никому не верил, никого не щадил, даже собственного сына. И к сорока годам у него так фляга засвистела, что даже я, при всех моих магических умениях, не могла предсказать, что взбредёт ему в голову в следующую секунду. Он был безумен и подавлял своим безумием всех вокруг. Заражал меня сумасшествием, отравлял меня собой. – Мне жаль, – Каллен взял её за руку, а другой рукой коснулся подбородка, поворачивая Нерию к себе лицом, – мне очень больно от того, что тебе пришлось это пережить, но тебя кидает из крайности в крайность. Между страдальцем, который четыре месяца не может смириться с расставанием, и безумцем, в котором не осталось ничего от ребёнка, впервые взявшего в руки оружие, чтобы убить человека, есть ещё очень много промежуточных звеньев. Насилие не сделает из мальчика мужчину, ты права. Но и чрезмерная опека тоже. Если Гленн не научится проживать свою печали, справляться с ними и идти дальше – он никогда не повзрослеет. – Вдруг не всем нужно взрослеть? – Я на это даже отвечать не буду, – Каллен стряхнул со штанов хлебные крошки и свернул упаковку от завтрака, – и, раз уж мы заговорили о том, куда мне стоит попроситься… тут… вот какое дело… – Ой, мамочки… – заволновалась Нерия, глядя, как он чешет затылок. – Я всё тщательно обдумал, – продолжил Каллен, – и решил вернуться в городскую стражу. – Нет! – выпалила Нерия. Работающие на пристани грузчики глянули на неё, привлечённые криком. Она понизила голос. – Ты же пошутил, правда? – Я не пошутил. У меня на завтра встреча с капитаном стражи назначена. – Нет, – повторила Нерия гораздо тише, чем в первый раз, – нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет. нет, нет, нет. – Я догадывался, что ты так отреагируешь. – Так ты поэтому меня на пристань позвал? – прошипела Нерия. – Привёл меня в людное место, чтобы я на тебя не наорала, да? – Нууу… – Каллен опять почесал затылок. – Я утоплю тебя, – пообещала Нерия. – Храмовник, что тебе в голову взбрело? Какая стража? Ты оттуда свалил с треском. – Я поступил очень опрометчиво. Я разозлился из-за этого ублюдка, выпил, наговорил лишнего… я никогда себя так не вёл, это было помутнение. Меня примут обратно. – Я против. – Нерия, я не спрашиваю разрешения. Я ставлю тебя в известность. Я бы вообще мог тебя не предупреждать, но ты моя жена, я решил, что лучше ввести тебя в курс дела. – За день до беседы с капитаном стражи. – Пожалуйста, отбрось на минуту эмоции и подумай рационально, – принялся уговаривать её Каллен, – у меня будет жалование стражника, ты сможешь уйти из “Гиацинта” и заниматься только наставничеством. – И снова не видеть тебя неделями. – Клянусь, этого не будет. Я в первый раз всё понял и не собираюсь больше рвать жопу за идеалы, которые в Антиве никто не разделяет. Просто работа за зарплату. Всё. – Я тебе не верю, – Нерия встала и сложила руки на груди, сердито глядя на Каллена сверху вниз, – это смысл твоей жизни – рвать жопу за идеалы, ты придурочный идеалист. И ты по этому скучаешь, вот и решил обратно в стражу пристроиться. – Это правда, я скучаю, – согласился Каллен, тоже встав и упрямо уставившись на Нерию, гневно сведя к брови к переносице, – но не по рваной за идеалы жопе, а по времени, когда я был полезен своей семье. – Что? – Нерия помотала головой. – Что это значит? – Ты знаешь. – Я не знаю. Объясни мне. – Нерия, я безработный! – выкрикнул Каллен. Грузчики опять дружно повернули головы в их сторону. Каллен нагнулся к Нерии и заговорил тише. – Я даже хуже Гленна. У меня жена работает за двоих и продаёт свои украшения скупщикам. Мия была права, глава семьи из меня никудышный. – Я так не считаю. Почему мнение Мии для тебя важнее моего? – Потому что я с ней согласен. Я не чувствую себя… – Мужиком? – закончила Нерия, когда он замялся. – Настоящим мужиком себя не чувствуешь, да? Главой семьи? Кормильцем? – Да. – А как же: "Мужчина должен прожить свои печали и двигаться дальше"? Что за страдания, храмовник? Не по мужски как-то выходит. – Не используй мои слова против меня. И я не страдаю, я нашёл решение своей проблемы. – Посыпать голову пеплом и упасть в ноги капитану стражи? За мой счёт, значит, жить унизительно, а это вот совсем не унизительно? – Я ни слова не сказал о том, что для меня унизительно жить за твой счёт, – заметил Каллен. – Но ты имел это в виду. – Нет. Ты это додумала сама. Я не чувствую себя униженным. Я считаю неправильным, что обеспечение семьи полностью свалилось на тебя. – Хорошо, – Нерия кивнула, – я не буду обеспечивать семью. Вот как ты первое жалование получишь, сразу же перестану деньги домой приносить. Ты будешь работать, а я буду заниматься домом. Тебя это устроит? – Целиком и полностью. – Правильно тебя Гленн лицемером назвал! – Нерия ткнула его пальцем в грудь. – Это же точь-в-точь наша теперешняя ситуация, только наоборот! То есть, если ты зарабатываешь, а я хозяйством занимаюсь – это тебя целиком и полностью устраивает! А если я зарабатываю, то я много на себя взвалила! – Я начинаю подозревать, что это ты чувствуешь себя униженной одной лишь перспективой жить за мой счёт, – предположил Каллен, – тебя вообще любые атрибуты брака унижают. От снятия финансового бремени до общей фамилии. – Я стану Нерией Резерфорд сразу после того, как ты станешь Калленом Сураной. – Я бы взял твою фамилию, если бы у меня не было своей. – Но у меня есть своя фамилия! Я Нерия Сурана! – Нерия топнула ногой по дощатому настилу. – А Нерия Резерфорд – это кто-то другой! Какая-то то вещь, которая принадлежит Каллену Резерфорду! И все это видят, потому что он поставил на неё своё клеймо! – Вещь? – переспросил Каллен, уже не обращая внимания на то, что вся пристань заинтересованно следит за их ссорой. – Нерия, что сподвигло тебя думать, что я хочу клеймить тебя своей фамилией, как какую-то вещь? Я хоть раз давал тебе повод усомниться в том, что я считаюсь с тобой? Нет, может быть, я бываю иногда слишком… собственником, но не потому что я считаю, будто ты принадлежишь мне. Наоборот, я ревную, потому что боюсь потерять тебя.       Нерия замолчала и огляделась. Свидетели их ссоры не попытались хотя бы для приличия сделать вид, что заняты работой, и во все глаза смотрели на них, ожидая привычного антиванского скандала с маханием руками, оскорблениями, пощёчинами и угрозами разводом. – Мы можем пойти домой? – Конечно.       Каллен шагнул к ней и обнял рукой за плечи, прижимая к себе. Они зашагали мимо портовых работников, явно разочарованных тем, что ссора не состоялась и не скрасила им ежедневную рутину. Нерия льнула к Каллену, так и не выпустившему её из объятий, чувствуя стыд, вину и растерянность. Как ей вообще могло прийти в голову то, что она сказала? Неужели она так разозолилась из-за того, что Каллен хочет вернуться в стражу? Её это расстраивает, конечно. Он может как угодно клясться и божиться, что это всего лишь работа, но она-то знает, что едва он окажется на антиванских улицах в форме городской стражи, тут же примется вершить справедливость и наводить в городе порядок ценой их совместного времяпрепровождения. Но она не злится на Каллена за это. Она его за это обожает. Так в чём же дело? – Я не пыталась обидеть тебя. И не считаю твою фамилию клеймом. – Я знаю. Хочешь поговорить? – Нет. Я пока не понимаю, о чём хочу поговорить, – призналась Нерия, – когда пойму – скажу. – Хорошо.       Дома их встретил Гленн. Как только Нерия переступила порог кухни, он вскочил из-за стола и подбежал к ней, держа в руках какой-то свиток. – Сурана, ты где ходишь в такую рань? – А что, без неё тебе некому завтрак приготовить? – спросил Каллен. – Ой, идите вы, – огрызнулся Гленн, – Нерия, мне нужно твоё экспертное мнение. Что это?       Нерия мельком глянула на протянутый свиток и тут же вернула его Гленну. – Это карта, на которой указано месторасположение входа в разрушенный дворфский тейг. – Ого, – восхитился Гленн, – ты вообще во всех картах Глубинных троп разбираешься? – Не во всех. Но в тех, которые рисовала сама, разбираюсь однозначно, – ответила Нерия, усаживаясь на стул, – где ты её взял? – В пекарне. Так это твоя карта? – В какой ещё пекарне? – уточнил Каллен. – На площади. И, типа, по ней можно найти вход в тейг? – Да. – Откуда в пекарне карта входа в тейг? – не унялся Каллен. – Мне её пекарь за работу дал. – А денег он тебе не дал? – Не дал. Я сам взял. – Прости, что? – Пекарь мне платить не хотел, – пояснил Гленн, – но я вежливо объяснил ему, что он не прав. – Вот видишь, наш мальчик совсем взрослый, – заметила Нерия, – а ты переживал. – Наш мальчик угрожал пекарю. – Он мне тоже угрожал. Храмовниками. – Интересно, почему?! – вскипел Каллен. – Может быть, потому что ты ему заклинанием в морду тыкал?! – Он пытался меня обмануть! – в тон ему завопил Гленн. – Надо было молчать в тряпочку?! – Надо было пожаловаться стражникам! – Делать мне больше нехер! Короче, Сурана, я собираюсь влезть в этот тейг. Ты со мной? – Ага. – Какого… – Каллен запнулся и сжал руки в кулаки, а затем разжал и упёрся ладонями в стол, – Нерия, на минутку, пожалуйста.       Нерия встала и покорно последовала за разъярённым мужем сначала в гостиную, а потом и в спальню, подальше от любопытных ушей Гленна. – Вы не пойдёте на Глубиные тропы, – сообщил он, как только Нерия прикрыла за собой дверь. – Милый, – ответила она, опускаясь на кровать и понижая голос, – этой карте десять лет. В этом тейге побывали уже и искатели сокровищ, и маги Круга, и тевинтерская делегация. Там ничего нет. Всё вынесли подчистую. – Тогда вам тем более нечего там делать. – Слушай, Гленну надо проветриться. Сменить обстановку, побывать в новом месте, заняться чем-то, что его отвлечёт. А я за ним присмотрю. – А как же твоя работа? – Пасиенсия меня отпустит. – Откуда такая уверенность? – Оттуда, что… – Нерия замолчала и зажмурилась… – вчера вечером, после закрытия “Гиацинта”, я видела, как Пасиенсия целовалась с парнем. – С каким парнем? – Не знаю. С каким-то Фабио. Гленн не должен об этом узнать. – Но он узнает. – Но чем позже, тем лучше. Я скажу Пасиенсии, что мы с Гленном собираемся ненадолго свалить из города, она только рада будет. – Нерия, это Глубинные тропы! – опять завёлся Каллен.-- Там может произойти что угодно! Последний раз, когда ты была на Глубинных тропах, ты оттуда вернулась со сломанной ногой! – Потому что ты упал на меня! В двадцатикилограммовых доспехах! На нас с Гленном доспехов не будет! – Вот ты меня сейчас совсем не успокоила! Я иду с вами! – Нет! – Это ещё почему?! – Ты же сам сказал. что ему пора взрослеть! И что-то там ещё про чрезмерную опеку было! – А ты его не опекаешь?! – Ну я хотя бы смогу в случае чего притвориться девой в беде, чтобы он проявил свои мужские качества! – заметила Нерия. – А ты сможешь? – Зачем мне это делать? – Чтобы он смог взять на себя ответственность. Как ему брать на себя ответственность, когда у него перед глазами постоянно маячит мужик, у которого доспехи весят, как половина меня? А ещё у тебя завтра собеседование с капитаном стражи. Как ты ему будешь объяснять, что не можешь приступить к работе, потому что выбрал сторожить свою жену в тейге? – Нерия… – Каллен вцепился рукой в свой затылок, – ты же знаешь, как сильно я люблю тебя? – Знаю. – И ты знаешь, что я никогда в жизни ничего тебе не запрещал? – Да ладно! – Я никогда тебе ничего не запрещал! – упрямо повторил Каллен. – Но на Глубинные тропы я тебе лезть запрещаю! И тебе, и сопляку этому! – Я не спрашиваю разрешения, я ставлю тебя в известность, – ехидно ответила Нерия его же фразой. – Так ты собираешься залезть в дворфские руины, которые кишат всякими тварями, типа порождений, демонов и драконов, только потому что обиделась на меня за то, что я не учёл твоё мнение, когда принял решение вернуться в стражу?! – Да нет же! – Нерия всплеснула руками, вскочила с кровати и встала перед Калленом, задрав голову. – Каллен, мне не меньше, чем Гленну, нужно проветриться. Я хочу пойти туда. Мне нужно пойти туда. Сменить обстановку, разгрузить голову, разобраться в себе. – Разбирайся в себе дома. Сходите в поход, на рыбалку. Но не надо разбираться в себе в какой-то дыре. Где это, кстати? – На болотах. – Потрясающе, – закатил глаза Каллен, – это на тех болотах, на которых ведьма живёт? – Чего? Какая ведьма? – Болотная. В Ферелдене тоже такая жила. Заманивала храмовников к себе на болота. – Зачем? – Ну.. – Каллен замешкался… – она.. как бы… жила там… одна. И заманивала молодых храмовников, чтобы… это самое… Мне сослуживцы рассказывали. – Сослуживцы? – переспросила Нерия. – То есть, храмовники собирались в казарме перед сном и из уст в уста передавали друг друг легенду, что где-то на болотах живут женщины, которые вас, балбесов, заманивают к себе, чтобы “это самое”, я правильно понимаю? – Им нужны были дети, – робко пояснил Каллен, но тут же собрался и расправил плечи. – За что купил, за то и продаю! Не переводи тему! – Я и не перевожу! – Нерия упёрла руки в бока. – Мы с Гленном отправимся в тейг, хочешь ты того или нет! Но я готова пойти на некоторые уступки! – Я весь в нетерпении! – Я спрошу Айрис, не хочет ли она пойти с нами! – Ладно, – слегка остыл Каллен, – если с вами пойдёт Айрис, я буду волноваться меньше. – Но если она откажется, мы с Гленном всё равно пойдём. – Умрёте – домой можете не приходить, – буркнул Каллен, выходя из спальни. Нерия спустилась за ним по лестнице, и у самого её подножия они столкнулись с Паломой. – Вот вы где! – обрадовалась она. – Здорово, Палома, – поприветствовал её Гленн, выходя в прихожую. – Ну что, Сурана, вы договорились? – О чём? – спросила Палома. – Мы на Глубинные тропы собираемся, – похвастался Гленн. – Ты с ними? – спросила Палома у Каллена. – Нет, меня не берут. Я слишком ответственный. – Чудесно! – излишне восторженно отреагировала Палома. – Лапуля, раз муж тебе в ближайшее время не понадобится, могу ли я его одолжить? – Палома, я не одалживаю своего мужа. Он не пара туфель. Он взрослый человек, который сам решает, куда и с кем ему идти. – Так ещё лучше, – Палома повернулась к Каллену. – Меня пригласили на вечеринку к Лучиано в следующую пятницу. Будешь моим плюс один? – Да. – Чего?! – выпалила Нерия. – Каллен, на минутку, пожалуйста!       Дверь спальни опять захлопнулась за ними, и Нерия угрожающе двинулась на Каллена, пытающегося слиться со стеной. – Это сейчас что такое было? – Где? – Ты дурака-то из себя не строй! – Нерия привстала на цыпочки и схватила Каллена за подбородок. – Вечеринка у Лучиано? Ты ненавидишь Лучиано. Ты ненавидишь вечеринки. – Ну не идти же Паломе туда одной. – Ну да, она ж такая страхолюдина, что только ты с ней на вечеринку идти согласишься, из жалости! – Ты сама сказала, я взрослый человек, который сам решает, куда мне иди. Прямо как ты. – Ты мелочный, мстительный, обидчивый засранец! – выругалась Нерия, отступая. – А ты ревнивая, своенравная, строптивая задница. – Справедливо.       Палома, при виде них, спускающихся по лестнице, оставила в покое волосы Гленна, которые она пыталась пригладить и с надеждой уставилась на Каллена. – Мы обо всём договорились, – сообщил Каллен. – Не совсем, – возразила Нерия. – Палома, если ты хоть на секунду позволишь себе распустить свои наглые ручонки и домогаться моего мужа, я узнаю об этом и сделаю из твоего прекрасного, гладкого, ухоженного лица шершавую, сухую, пористую, облезлую харю. Ясно? – Ясно. – Отлично, – Нерия присела, обуваясь, – приятель, пойдём уговаривать Айрис отправиться с нами в приключение. – Класс. – У меня и в мыслях не было тебя домогаться, – произнесла Палома, когда за ними закрылась дверь. – Спасибо, – искренне поблагодарил Каллен. – Но вот теперь я обязательно попробую.