И жили они долго, пока не умерли

      Работницы "салона", в который Палома привела Каллена, смотрели на него как… всегда. Пока одна из них выслушивала требования Паломы найти "этому красавчику" шёлковую рубашку "нестандартного размера, только не чёрную", две другие рассматривали его из-за прилавка. Причём, одна бросала взгляды украдкой, но так чтобы он заметил, а вторая откровенно пялилась, выложив на прилавок грудь в корсаже и накручивая на палец выпущенный из причёски локон. Каллен и рад бы был отвернуться, но Жозефина в Скайхолде накрепко вбила в голову и ему, и Вестнице перед балом в Зимнем дворце, что демонстративно игнорировать чужое внимание – невежливо. Так что он робко улыбался в ответ на неприкрытый флирт второй дамы и шнырял взглядом по прилавку, изображая заинтересованность ассортиментом.       С ним так всю жизнь будет? Может, пройтись по центру города в тех трусах, что так возмутили Палому? Её послушать, мужчину в таких трусах ни одна женщина не захочет. Нет, с ним это не сработает. Придётся сначала облысеть, отрастить живот, выбить себе пару передних зубов, и вот тогда уже можно ходить по Антиве в трусах, распугивая страстных, но довольно требовательных к мужской внешности антиванок. И тогда от него жена уйдёт, она тоже требовательна к мужской внешности.       Каллену стыдно было признаться в этом даже самому себе, но слова Паломы о Рафаэле его задели. О том, что вот Рафаэль и к цирюльнику хорошему ходил, и трусы еженедельно новые покупал, а Каллен на его фоне так – мужлан неотёсанный. Нерия его тоже так называла. Но и красивым она его тоже называла. И в Орлее дамочки над ним чуть не надругались, а девица за прилавком, кажется, сейчас выпрыгнет из платья. Может быть, он красив неотёсанной мужланской красотой? И Палома не может этого не видеть, значит, она просто над ним издевается.       Он в очередной раз потупился, чтобы избежать зрительного контакта с гипнотизирующей его взглядом барышней и заметил расстеленное на прилавке платье, которое эта самая барышня, наверное, должна была готовить к выставлению на витрину, вместо того, что бы строить глазки покупателям. Платье было из какой-то лёгкой ткани, белое, пышное, с объёмными рукавами, и Каллен тут же вспомнил, как стоял под балконом и смотрел на поливающую цветы Нерию, боясь её окликнуть. Она была такой нежной, хрупкой, трогательной в белом платье, отдалённо похожем на это, что он хотел как следует запомнить её такой, прежде чем она скажет, чтобы он проваливал обратно в Ферелден, потому что тут его никто не ждал. – Сейчас они что-нибудь подберут, – сообщила Палома, вернувшись к нему, – лучше бы конечно пошить что-то на тебя, но за срочный заказ возьмут уйму денег, а моего наследства мне должно хватить до конца жизни. – Или можно просто ничего не покупать. – Милое платье, – она указала на прилавок, – кто-то будет очень красивой невестой. Какое у лапули было платье на свадьбе? – Жёлтое. Повседневное. Мы не праздновали свадьбу. – Почему? – Я не хотел. – Не хотел? – Палома посмотрела на него до крайности осуждающим взглядом. – Что значит, не хотел? Почему твоё желание оказалось в этом вопросе приоритетным, объясни мне, будь любезен. – Потому что я на этой свадьбе был женихом. – И что? – Я имею право решать, какая у меня будет свадьба. – А лапуля не имеет? – Она согласилась сделать мне одолжение и не устраивать бурное празднование. – Так значит, лапуля в свой самый главный день была в повседневном жёлтом платье из-за твоих капризов? – Я уже обсуждал это с Нерией! – вспылил Каллен. – А с тобой я это обсуждать не обязан! Для разговоров о том, какой я плохой муж, и как Нерии со мной не повезло, у меня есть старшая сестра, а ты мне никто! – Вот видишь, даже родная сестра считает, что ты плохой муж. А я считаю, что ты ещё и грубиян. – Пожалуйста, примерьте это.       На прилавок рядом с ними опустилась тёмно-синяя рубашка из того же антиванского шёлка, из которого была пошита рубашка, которую Каллену купила Нерия. Он схватил рубашку и скрылся за занавеской примерочной, спрашивая себя, почему он ещё здесь. Он Паломе ничего не должен и согласился составить ей компанию на вечеринке по доброте душевной. И совсем немного для того, чтобы позлить Нерию, которая вопреки его желанию отправилась на Глубинные тропы. Но все же больше по доброте душевной. А Палома ему добром отвечать не собирается, только и делает, что говорит гадости и подрывает его уверенность в себе. Он даже от Нерии в Скайхолде готов был терпеть не всё, хоть и был в неё влюблён.       Каллен стянул через голову свою рубаху и начал надевать синюю. Сразу стало очевидно, что она жмёт в плечах. Кое-как напялив её, Каллен убедился, что нормально застегнуть рубашку не выйдет. – Она мала, – сообщил он Паломе из-за шторки. – Серьёзно? Палома бесцеремонно шагнула за шторку, и Каллен, уже начавший снимать рубашку, спешно принялся натягивать её обратно. – Не подходи. Я знаю, чем ты в примерочных занимаешься. – Не волнуйся, я занималась этим в примерочной только с твоей женой.       Терпение Каллена кончилось. Он прямо таки услышал, как его самообладание надломилось с громким треском и тут же с грохотом развалилось. Он молча снял рубашку под насмешливым взглядом Паломы, повесил дорогой антиванский шёлк ей на голову, как абажур на светильник, и начал одеваться. – Что ты делаешь? – она стянула рубашку с головы. Насмешка сменилась недоумением. – Я ухожу. Он оделся, пригладил волосы, отодвинул в сторону шокированную Палому и направился к выходу. – Куда же вы? – воскликнула та самая лавочница, что сверлила его взглядом. – Мне ничего не подошло. – Но вы же всего одну примерили… – Всего доброго.       Каллен вышел на площадь и решительно зашагал по по мостовой, спеша покинуть самый нелюбимый район города, так напоминающий ему площадь в Вал-Руайо. Он бывал во всех закоулках Антивы, видел представителей самых разных слоёв общества, которые занимались самыми отвратительными вещами – от грабежей до торговли людьми, но беззаботная атмосфера Королевской площади казалась ему особенно гадкой. Именно из-за этого контраста. В подворотнях возле рынка постоянно случается то поножовщина, то изнасилование, к берегу в порту, бывает, прибьёт синее, распухшее от воды тело, а здесь вечный праздник с красивыми платьями и кремовыми пирожными на украшенных цветным стеклом витринах. И с женщинами, чьи интересы сводятся к тому, как подыскать себе выгодную партию, а потом разумно потратить свалившееся на голову наследство.       Он слышал, как Палома бежит за ним, стуча каблуками, но упрямо шёл дальше. Он от неё устал. Она злобная, язвительная, бессовестная дрянь. И почему ему казалось, что они с Нерией похожи? Его жена совсем не такая – она добрая, мягкая, нежная и любящая. Она только притворяется ядовитой змеёй, потому что боится, что её снова обидят, а Палома в самом деле такая же гадюка, как Рафаэль. – Да стой ты, – Палома вцепилась ему в плечо, удерживая на месте, – что ты ведёшь себя, как капризная девочка? – Нет, это ты ведёшь себя, как капризная девочка, которой соседский мальчишка не хочет отдавать свою игрушку, – ответил Каллен, поворачиваясь к ней. Палома ухмыльнулась. – Игрушку? Интересно, как бы лапуля отреагировала на такое сравнение? – Я про Нерию ни слова не сказал. Это ты относишься к ней, как к игрушке, с которой ты ещё не наигралась, Палома. Ты хочешь, чтобы я отдал тебе любимую игрушку, поэтому пытаешься меня убедить, что я плохой для неё владелец. – Ты так остро на всё реагируешь. Неудивительно, что лапуля боится тебе слово поперёк сказать. – Что? – Каллен от возмущения аж на секунду задохнулся. – Мы об одной и той же Нерии говорим? Когда она кому-то боялась слово поперёк сказать? Особенно мне? – Присядем?       Не дожидаясь ответа, Палома застучала каблуками в сторону скамеек возле фонтана на площади. Каллен на секунду замешкался, искренне желая крикнуть ей вслед: “Да пошла ты” и пойти домой, но всё же поплёлся за Паломой. Он же должен узнать, что она имела в виду. Вдруг она знает что-то, чего не знает он. Сев на край скамейки, он повернул голову к Паломе, которая полубоком облокотилась на резную спинку. – Объяснись. – Я предложила Нерии обеспечить ей место при дворе императрицы Селины. – Я знаю. Кстати, как она там? – едким тоном поинтересовался Каллен. – Великолепно. Не в последнюю очередь, стараниями Инквизиции. – Я болел за Гаспара. – Считаешь, женщина не должна править? – Считаю, править должен тот, кого волнует судьба отчизны, а не платья и отношения с эльфийской любовницей. – Да ты стервец, – Палома толкнула его ладонью в плечо, – Селина много сделала для Орлея. А её покровительство эльфийской любовнице может привести к процветанию эльфинажа в Халамширале. Спросим лапулю, за кого болела она, когда она вернётся? – Желание Селины усидеть на всех стульях привело к гражданской войне. А когда пришло время выбирать сторону, она отдала приказ поджечь эльфинаж. Думаешь, Нерия об этом не знает? – Каллен сжал кулаки, борясь с накатившими эмоциями. – Орлейцы всегда так поступают. Плетут интриги, строят заговоры, играют в свои игры, в которых нет победителей, но можно назначить проигравших и казнить их, чтобы напугать или успокоить простых граждан, которые единственные и страдают от этих аристократических игрищ. Это не политика. Это забавы развращённых деньгами и бездельем гедонистов. И можешь быть уверена – Нерия со мной согласна. – А мне казалось, что после той истории с мэром Джованни, она стала мыслить гораздо гибче. – Какой истории? – насторожился Каллен. – О ком речь? – А она тебе не рассказывала? – до отвращения невинным тоном спросила Палома. – Ну, может ещё расскажет. Если захочет. Или нет. Ведь кто осмелится делиться сокровенным, зная, что в ответ получит презрение и упрёк. Поэтому и лапули и нет своего мнения. Боится замарать белые одежды возлюбленного мужа своим порочным несовершенством. – Ты можешь перестать говорить со мной так, будто я должен понимать, что ты имеешь в виду? – Я задам тебе вопрос, – Палома убрала за ухо прядь волос и пристально посмотрела на Каллена, – ты правда настолько глуп, что всерьёз веришь, будто твоя жена настолько не амбициозна, что предел её мечтаний – разносить тарелки на постоялом дворе? Или ты нарочно лжёшь самому себе, потому что иначе тебе придётся признать, что Нерия несчастна из-за того, что вынуждена потакать твоему самодурству? – Моему самодурству? – переспросил Каллен. – Ты что, считаешь, будто я заставляю её отказаться от амбиций? – Ну конечно же нет. Ты ни к чему её не принуждаешь. Ты всего лишь спокойно относишься к тому, что принимая решения о своей жизни, лапуля в первую очередь думает о тебе. Несомненно, она делает это добровольно. Добровольно отказывается от красивой свадьбы, как в любовных романах, от которых она всегда была без ума. Добровольно выбирает роль прилежной жены, которая каждый вечер возвращается к тебе в ваше очаровательное семейное гнездо, хотя перед ней открыты все дороги, особенно сейчас, когда она может смело заявлять о себе, не боясь, что её схватят и усмирят. Так почему она добровольно выбирает именно то, что устроит тебя? Может быть, потому что она так хочет быть любимой, что готова обменять на любовь всё, что у неё есть и могло бы быть? Она всегда притворяется тем, кем её хотят видеть мужчины, к которым её влечёт. Отражает их, как зеркало.       Она смотрела на Каллена, скривив полные губы в горькой усмешке, а у него в голове мелькал разговор с Нерией. О ней, о Гленне, об Айрис. О том, что они не для того учились так много и старательно, чтобы сложить свои умения на полку. Получается, Палома права, а он слепой баран, который ни разу не задумался о том, что Нерия руководствуется не собственными желаниями, а своими представлениями о том, какой он хочет её видеть. – Спроси себя, – прервала Палома его размышления, – согласилась бы Нерия уехать в Вал-Руайо, где она может получить всё, о чём девочка из нищего эльфинажа и беглянка из Круга мечтать не смела, если бы ты не отзывался об Орлее столь нелестно. – Я не знаю, – ответил Каллен, отводя взгляд и наблюдая, как девушка в лавке, из которой он выбежал, не закончив примерку, выставляет на витрине белое платье, – но даже если ты права, это же не значит, что Нерия несчастна, верно? Я знаю Нерию, когда она несчастна, она сбегает. – И где же она сейчас? – спросила Палома и поднялась со скамейки, разглаживая подол платья. – Подумай об этом. Я так понимаю, к Лучиано ты со мной не пойдёшь. Что ж, подыщу спутника, который не фантазирует, будто я пытаюсь украсть его жену – Я пойду, – Каллен встал, хмуро глядя на витрину, – мне надо сказать Лучиано, чтобы он перестал слать Нерии цветы, а к нему иначе как на вечеринке не подберёшься. Только давай купим рубашку в другой лавке. Лучше даже, в другом районе.       Нерия открыла глаза и увидела сидящего на её половине кровати Гленна. Он смотрел на неё, и нетерпеливо ёрзал на простыне. – Ну наконец-то! – выкрикнул он, когда Нерия уставилась на него с недоумением. – Ты очень долго спишь, Сурана. – А ты у нас жаворонок, конечно, – пробормотала она сиплым после сна голосом и села, протягивая руку к брошенной на тумбочку рубахе. Гленн деликатно отвернулся, дожидаясь, пока она оденется, и Нерия хмыкнула, вспомнив, как он паниковал, когда в Редклифе им пришлось мыться по очереди в одной бадье, – где Айрис? – Умотала куда-то. Как думаешь, тот хмырь вернулся? – Думаю, нет. – И что делать будем? – Порасспрашиваем имперскую сучку поподробней, для начала. А там посмотрим. – Я чего подумал, – понизил голос Гленн, дожидаясь, пока Нерия умоется, – если её брат появляется здесь, но не живёт, он мог обосноваться в лесу поблизости. Или на Глубинных тропах. – Угу, – согласилась Нерия, вытирая лицо полотенцем. – Заброшенный тейг – хорошее место для убежища, – продолжил рассуждать Гленн, – если этот тип прячется от своих тевинтерских хозяев, скорее всего, он там. – С чего ты взял, что он прячется от имперцев? – Я не мог уснуть и думал об этой девчонке. Ты сказала, что скорее всего она и правда его сестра. Но её внешний вид не стыкуется с утверждением, что она тевинтерская простолюдинка. Что, если ей хорошо заплатили, чтобы она приехала в Антиву и выманила своего брата, который почему-то скрывается от тех, кто послал его сюда? – Ого! – выразила восхищение Нерия, выходя из комнаты. – Отличная теория, приятель. – Правда? – Правда. Примем её за рабочую версию. – Ты же сказала это не потому что хочешь меня приободрить? – Я хочу тебя приободрить, но это всё равно отличная теория.       Айрис сидела внизу за столом и пила чай. Увидев их, она помахала рукой. Гленн сел на стул, прислонив к нему посох. Нерия свой стул развернула и оседлала, положив локти на спинку. – Пока вы спали, я тут поболтала немного с постояльцами, – произнесла Айрис так тихо, что Гленну и Нерии пришлось наклониться к столу, – и угадайте, что я узнала. – Здешний повар – сомниари, который врывается в чужие сны и танцует там сальсу, одетый лишь в юбку из пальмовых листьев, – предположила Нерия. – А официантка поклоняется древним богам и держит под матрасом клык дракона для удовлетворения своих сладострастных потребностей, – добавил Гленн. – Вы уже пьяные с самого утра? – с подозрением спросила Айрис. – Я – да, – ответил Гленн, протягивая Нерии фляжку, – Сурана пока нет, но скоро будет. Нерия сделала глоток и протянула фляжку Айрис. Та отмахнулась. – По слухам, в здешнем лесу люди пропадают. – О, – Нерия выпила ещё, – а с трактирщиком ты об этом уже говорила? – Нет. Решила подождать тебя. Вдруг придётся ему угрожать. Обернувшись, Нерия посмотрела на трактирщика. Тот безмятежно протирал стойку тряпочкой и смотрелся в своё отражение на полированной поверхности. Она отставила фляжку и двинулась к стойке. – Уважаемый, говорят, в ваших лесах люди пропадают, – без предисловий начала она, и увидела, как дрогнула держащая тряпку рука. – Кто говорит? – посмотрев ей в глаза очень честным взглядом, спросил трактирщик. – Я не выдаю своих информаторов. – Ну что ж вы сплетни всякие слушаете, сеньора, – приободрился он, понимая, что у Нерии на него ничего нет.       Она протянула руку, хватая мелко подрагивающую ладонь трактирщика, и под ней вспыхнуло синее пламя. Трактирщик выпучил глаза и попытался отнять ладонь, но его рука в одно мгновение онемела до локтя. – Говори правду, или я её из тебя вытрясу. А если ты мне лапши на уши навешаешь, вот этот красавчик, – Нерия кивнула на подошедшего Гленна, – превратит твоё чудесное заведение с первоклассным обслуживанием в горстку пепла. – Ну, может, и пропадал кто… – забормотал трактирщик, пряча взгляд, – тут же лес, болота… – Почему ты не обратился в городскую стражу? – Да я обращался, сеньора, но вы же знаете, как они работают, тунеядцы эти… – Когда ты туда обращался? – Да давно это было… может, года полтора назад. На Сатиналью девушка ушла в город и не вернулась, я к стражникам пришёл, они мне говорят: “Разберемся”, да только вы же в курсе, как они разбираются… – Да, я в курсе, – Нерия отпустила его руку, – спасибо за информацию.       Она отошла к стойке и прошла к выходу, кивнув Айрис, зовя её с собой. Все трое магов вышли на улицу и обошли бревенчатое здание, подойдя к стойлам, где под навесом, жуя сено, стояли их лошади. Гнедой мерин по кличке Василёк, увидев Нерию, потянулся к ней мордой, и она шарахнулась в сторону. Первое знакомство с Васильком закончилось тем, что он укусил её за щёку, и Айрис пришлось спешно оказывать Нерии первую помощь. Так что теперь её интересовали три вопроса – кто назвал это исчадие древних богов Васильком, насколько же чудовищной тварью он был до того, как его кастрировали, и сколько андрисов компенсации ей придётся уплатить в городскую казну, если она пустит Василька на колбасу. – Трактирщик натрындел мне с три короба, – сообщила она, убедившись, что их подслушивает только Василёк, – у него аж ливер трясся от ужаса. – Может, ты его просто перепугала до усрачки? – предположил Гленн. – Разумеется. Но даже без магии ясно, что он врёт. Полтора года назад Каллен был заместителем капитана стражи. Если бы трактирщик и правда пришёл с сообщением о пропаже людей в лесу, его бы назавтра прочёсывал отряд из стражи и храмовников до самого Тевинтера. – Это точно, – согласился Гленн, – коммандер Каллен свою работу делает на совесть. – Тогда может быть нам стоит вернуться в город и посоветоваться с ним? – предложила Айрис. – Без толку, – покачала головой Нерия, – его портрет сейчас в ратуше висит с подписью: “Ферелденская капризулька, особо опасен, непредсказуем и портит людям вечеринки”. Капитан стражи его слушать не станет. А нас – тем более. – А храмовники? – Я в Круг не сунусь. – Я могу сходить, – предложила Айрис. – Давайте попробуем разобраться своими силами. Тем более, у нас с Гленном уже есть кое-какие зацепки. – Эй, не присваивай мою славу! – У Гленна есть зацепки, – поправилась Нерия, – сначала поговорим с имперкой. – Она куда-то умчалась с самого утра, – обрадовала Айрис, – я только спустилась – она за порог. – Сучка! – выругалась Нерия. – Ненавижу имперцев. Даже больше, чем тебя, Василёк. – Можем пройтись по лесу, – предложил Гленн, – вдруг наткнёмся на что-нибудь. А вечером поговорим с ней. – Если она не исчезнет, как её братец. – Вы как хотите, а я в лес, – Гленн схватил посох и выжидающе посмотрел на них, – я устал тут торчать, правда. – Ну ладно, – согласилась Нерия, – давайте пройдёмся. – Думаю, мне лучше остаться здесь, – заметила Айрис, – вдруг она вернётся раньше вас. Попробую её разговорить. – Хорошо, – Нерия похлопала её по плечу, – запомни правило номер один – не верь трактирщику, он звездобол. И не спи, а то к тебе придёт повар в пальмовой юбке. Василёк, чтоб тебя слепни сожрали.       Через несколько минут, собрав в сумки самое необходимое, Нерия с Гленном выкатились из таверны и направились к опушке леса. На траве блестели капли вчерашнего дождя, подсвеченные ярким утренним солнцем. После холодного ливня солнце припекало особенно уютно, и Нерия шагала по широкой тропе, подставив лицо тёплым лучам. Гленн топал рядом и своей длинной тенью заслонял ей солнце. Она покосилась на него, глядя, как он прикладывается к фляжке. – Как твои дела, приятель? – Гораздо лучше, чем пару дней назад. – Если я скажу, что Каллен желает тебе только добра, ты разозлишься? – Нет, – Гленн остановился и оперся на посох. Нерия прислонилась к высокой ветвистой пихте, растущей на краю опушки, – я знаю, что он желает мне добра, просто… знаешь… иногда ты просто устаёшь от тех, кто слишком настойчиво желает тебе добра. Мне не нужен строгий, но заботливый отец. Мне нужен друг. Я недавно вдруг понял, что всё время, что мы с Пасиенсией были вместе, мы с тобой почти не общались. В Скайхолде у меня ближе тебя никого не было, а потом ты вышла замуж, а я разбирался в своих отношениях, и мы, вроде как, отдалились, и бывает, что, глядя на тебя, я тебя не узнаю. – Это как? – уточнила Нерия и сунула в рот мягкую пихтовую иголку. – Не знаю, как объяснить, – замялся Гленн, – вот сейчас ты – это ты. Нерия Сурана – клёвая старшая сестра, с которой можно напиться, шутить глупые шутки, расследовать преступления и мести двор в наказание за то, что опозорили коммандера Каллена перед орлейцами. А ещё есть Нерия-жена. И она отстойная. – Неправда! – обиделась Нерия, – Нерия-жена хорошая. Ты просто до неё не дорос. – Мне никогда до неё не дорасти. Ведь она всегда будет вести себя, как мамочка. – Мамочка? – Да. Опекающая, всепонимающая, идеальная, скучная мамочка. – Слышь! – Нерия подскочила к нему, отбирая фляжку. – Может, чтобы я перестала быть мамочкой, тебе стоит перестать быть сыночкой? Ты три месяца рыдал в мой диван, жрал мою еду, хамил моему любимому человеку и не мыл посуду! Друзья так не поступают! Так поступают неблагодарные сопляки! И знаешь, что во всём этом самое удивительное? Что сопляком ты был гораздо благодарней! Я тоже тебя не узнаю! В Скайхолде ты был живым, любознательным и весёлым! А теперь ты великовозрастный нытик, который не ценит хорошего отношения и обижает тех, кто его любит! Пошёл нахер с моей опушки!       Она топнула ногой, хлебнула из фляжки, вытерла рот рукавом и гневно уставилась на Гленна снизу вверх. Он упрямо уставился на неё в ответ, не двигаясь с места и вцепившись в свой посох. – Проваливай, – повторила она. – Куда? – Куда хочешь, мне насрать. – Нерия… – Всё, мамочка покинула здание! А старшая сестра с тобой нянчиться не собирается, так что шуруй, куда хочешь, делай, что хочешь, никакой тебе больше опеки, никакого всепрощения и понимания. – Прости меня, – пробормотал Гленн. – Мне тут внизу не слышно. – Прости меня, – повторил он громче, – ты права, я принимал тебя, как должное, и… – Оборзел, – подсказала Нерия, – ты оборзел. – Да. – Ты не только меня принимал, как должное, – напомнила она, – много перед кем придётся извиниться. И если ты ещё хоть раз скажешь, что Нерия-жена отстойная, в этом лесу ещё один человек пропадёт, я тебе гарантирую. – Я же извинился. – Я же извинился, – передразнила его Нерия плаксивым тоном. – Ну что мне ещё сделать-то? – Не быть козлом, – отрезала Нерия, – отныне и во веки веков.       Она сунула фляжку в сумку и зашагала вглубь леса. Гленн поплёлся за ней, горестно вздыхая. Нерия-жена отстойная, ну нихера себе. Да это лучшая версия Нерии. Самая умная, самая добрая, самая сдержанная, самая благодетельная. И Каллен любит эту Нерию больше всех, она подходит ему идеально.       Они пробирались всё дальше. Широкая тропинка сменилась узкой, а потом и вовсе пропала, и теперь Нерия шагала по ковру из иголок, влажных из-за тени и вчерашнего дождя. Пахло мокрой землёй и грибами. Нерия вытянула руку, поддерживая заклинание и прислушиваясь. Никаких посторонних звуков. Привычный лесной шум – шелест листвы, шевеление насекомых под древесной корой, писк грызунов в траве, щебетание птиц. Стук. Глухой, еле слышный, со скрежещущей ноткой. Нерия пошла на звук, считая удары. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять. Десять, девять, восемь… Звук стих. Нерия остановилась, осматриваясь в полутьме под широкими лапами хвойных деревьев. – Ты чего? – спросил Гленн.       Тяжёлая ветка болталась на коре в паре шагов от неё. Нерия потрогала свежий разлом с торчащей, как осколок кости, щепкой, и присела, рассматривая разбросанную в стороны хвою, обнажившую борозду на земле, уходящую дальше в лес. – Здесь кто-то полз, – ответила Нерия Гленну и указала рукой направление, – вон туда. Гленн помчался вперёд, не дожидаясь её. Нерия медленно пошла вдоль борозды, рассматривая её и бросая короткие взгляды по сторонам. – Ох ё… – раздалось впереди, – Нерия… тебе надо это увидеть. – Что там? – спросила она, прибавляя шаг. – Тело, – сдавленно ответил Гленн, – я не знаю, мёртвое или нет. – Мёртвое, – вздохнула Нерия, – пару минут как. Я его слышала. – Её, – поправил Гленн.       Нерия приблизилась к нему и остановилась, глядя на смоляные волосы, такие же, как у неё. Женщина, вытянув руку, лежала на животе, лицом в прелой хвое, но Нерия уже знала, что увидит, когда перевернёт её. Она присела, вздохнула и осторожно приподняла голову покойницы, показывая Гленну её лицо. – Это же… – Лгунья из Тевинтера, – кивнула Нерия, укладывая её обратно. – Где её одежда?       На имперке и впрямь не было ничего, кроме льняной сорочки до колена. Нерия приподняла подол и заглянула. Под сорочкой тоже ничего не было. – Её ограбили, – предположила она, – не похоже, что надругались, но исподнего на ней нет. – Подожди-ка, – Гленн отдёрнул подол, который Нерия уже собиралась опустить, и бесцеремонно развёл ноги покойницы в стороны. – Приятель, имей уважение, она только что умерла. – Глянь.       По внутренней стороне бедра девушки растекалась чернота, в которой резко выделялась набухшая артерия. Гленн перевернул тело и тоже присел, рассматривая почерневшие сосуды, проступившие под кожей. – Это скверна, – уверенно сообщила Нерия. – Ага. Но на ней нет никаких ран, – Гленн начал ощупывать бедро. – Ты так уверенно осматриваешь труп, что у меня возникает множество вопросов, приятель, – Нерия ткнула пальцем туда, где в грязной черноте ясно выделялись красноватые точки, – ей что-то вкололи. И не один раз. – Отлично, – Гленн встал, вытирая руки о штаны, – какой-то лесной псих похищает людей и колет им скверну. Не такого приключения я хотел. – Подведём итоги, – Нерия тоже встала и отошла от трупа, – девчонка ушла из таверны рано утром, а к обеду мы нашли её мёртвой и голой в лесу, обколотой скверной. Есть идеи, что всё это значит? – Её брат похитил её и решил убить таким странным способом, – начал рассуждать Гленн, – или это был не её брат. Или она вообще сама скверну колола, она же из Тевинтера. Мы ничего не знаем про Тевинтер, кроме того, что они там на всю голову больные. – Возвращаемся на постоялый двор, – Нерия вытащила из сумки стилет и воткнула его в ближайшую пихту, проковыривая отметку в коре, – если речь идёт о скверне, лучше держаться поближе к Айрис.       На обратном пути они молчали. Нерия ставила метки на деревьях и думала о том, что, может, зря они не взяли с собой Каллена. Тут явно что-то серьёзное творится, а она ведь обещала ему, что это будет безопасная прогулка, и с ними ничего не случится. Но теперь она такого обещать не могла. Гленн шагал, глядя под ноги, и думал о чём-то своём. Нерия надеялась, что он думает о своём поведении.       Как только они вошли в таверну, трактирщик замахал руками с таким энтузиазмом, будто радовался, что после утренней беседы с Нерией, ещё способен ими шевелить. Нерия глянула на сидящую у окна Айрис, та покачала головой и следом за Нерией и Гленном подошла к трактирщику. – Сеньора, вам просили передать записку! – Кто просил? – уточнила Нерия. – Да юноша какой-то зашёл. Он не представился. – Я не видела никакого юноши, – сощурилась Айрис. – Так вы, сеньора, носик попудрить выходили, а он как раз записку и принёс.       Нерия, еле сдерживаясь, чтобы не прибить трактирщика за такое наглое и неприкрытое враньё, взяла сложенный вчетверо листок, развернула и прочитала вслух: Где звёзд не видно на угрюмых сводах И тени соревнуются в пятнашках Среди живых камней, в подземных водах Меня отыщешь, остроухая милашка – Глубинные тропы, – ткнул Гленн в листок пальцем, – я так и знал. – Мы точно хотим лезть в логово к человеку, который пишет настолько плохие стихи? – спросила Айрис. – Придётся, – Нерия свернула листок и сунула его в карман, – собирайся. По дороге всё расскажу.