И жили они долго, пока не умерли

– А вот вы как считаете, – произнёс Гленн, когда они углубились в чащу, – кто в семье должен быть главным?       Нерия задрала голову, глядя на верхушки пихт, сквозь которые проглядывало голубое небо, и вздохнула. Это она во всём виновата. Сначала сбежала из Скайхолда, не желая нести никакой ответственности за их с Калленом отношения, даже в случае, если его уже грохнул Корифей, потом как попало занималась своим браком. А Гленн в свой самый сложный период рос как сорная трава, не получив своевременно ответов на важные жизненные вопросы. Значит, придётся ей отвечать на них теперь, когда он уже взрослый мужик, который развалил свои первые настоящие романтические отношения. – Давай сначала определимся с терминологией, – предложила она, шагая по хрустящему хвойному ковру, – что значит "главный в семье"? – Это тот, кто принимает важные решения, – не задумываясь, ответил Гленн. – Какие? – Ну, например, о покупке дома. – Я так думаю, приятель – решение о покупке дома принимает тот, кто на этот дом заработал. – А если заработали оба? – Тогда оба принимают решение. – Ну вот представь, – не сдался Гленн, – вы с коммандером Калленом хотите купить дом. Половину суммы заработала ты, вторую заработал он. Ты хочешь дом на побережье, он хочет дом на Королевской площади. Никто не собирается уступать. За кем будет последнее слово? – Я думаю, в такой ситуации коммандер Каллен возьмёт свои гроши и купит себе на Королевской площади комфортабельную собачью будку, где и будет жить, окончательно смирившись со своей сущностью блохастого ферелденского мабари. А я поселюсь в миленьком бунгало у моря и буду смеяться над этим деревенским дурачком, который думал, что его зарплаты хватит на жилье в самом дорогом районе города. – Ну а если серьёзно? – Я не знаю, как ответить на такой вопрос серьёзно. – Ладно. Спрошу прямо. Кто главный у вас в семье? – Каллен, – уверенно ответила Нерия. – Не гони! – возмутился Гленн. – Я не гоню. Каллен главный. – Как он может быть главным, у него даже работы нет. – Ты сам сказал, что главный тот, кто принимает решения, – ответила Нерия, – я ненавижу принимать решения. А ответственность за них нести – это вообще для меня хуже смерти. А Каллен к ответственности привыкший, так что за ним и последнее слово. Как он скажет – так и будет. – Но это же не правда! – Гленн обогнал её и повернулся, шагая спиной вперёд. – Он не хотел, чтобы ты шла в тейг, но ты всё равно пошла. Если бы он был главный, он бы тебе просто запретил. – Ты главенство с самодурством-то не путай, – фыркнула Нерия, – он не может мне что-то запретить. Он может, будучи взрослым, разумным мужчиной, привести аргументы в пользу того, что мне стоит поступить так, как он мне говорит. И если я сочту эти аргументы достаточно вескими, я прислушаюсь и признаю его правоту. А приказывать он мне не может. Брак – это не рабство.       Она остановилась, глядя сквозь Гленна и спрашивая себя, почему такая простая мысль пришла ей в голову здесь в лесу, но не пришла раньше, когда они с Калленом ругались на набережной, к радости портовых рабочих. Она же прекрасно знает, что она в браке, а не в рабстве, что ж её так тянет уличить мужа в том, что он с ней не считается. – Нерия, ты в порядке? – спросила Айрис, поравнявшись с ней. – Да, – она двинулась вперёд, – кажется, я нашла ответ на один из терзающих меня вопросов, но взамен озадачилась новым. Я не считаю, что наши с Калленом отношения как-то меня ущемляют. Это хорошо. Но бывают моменты, когда я веду себя так, будто чувствую себя ущемлённой, и пытаюсь выставить его в этом виноватым. Почему? – Потому что ты больше не знаешь, до чего домотаться, – авторитетным тоном ответил Гленн, продолжая опасно пятиться по непротоптанной дороге. – Я так не думаю, – не согласилась Нерия, – никто не доматывается до любимого человека от нехер делать, на всё всегда есть веская причина, даже если она неочевидна. Вот ты, например, не просто так спросил про главу семьи, хотя на первый взгляд кажется, что ты просто решил до меня домотаться. Почему ты об этом спросил? – Просто я… – Гленн отвёл взгляд и задумчиво уставился в небо, – я лежал вчера у костра, пока дежурил, и думал о том, что если бы я всё-таки пошёл на поводу у Пасиенсии, то она всё равно была бы мной недовольна. – И у неё на это множество причин, – пробормотала под нос Айрис. – Ха-ха, – едко ответил Гленн, – от меня в отношениях одни проблемы, я в курсе, можешь не язвить. Но что я в отношениях понимаю, так это то, что мужчина должен быть главой семьи. Настоящим, не как коммандер Каллен. А я к такому не готов. – К чему ты не готов? – спросила Айрис. – К мужским делам. Содержать семью. – Мужские дела – это содержать семью? – Да, Айрис, мужчины содержат семью, так положено. – Кем положено? – Традиционным укладом. Женщины занимаются домом, мужчины их содержат. – И как я ещё от голода не умерла с таким традиционным укладом, – удивилась Айрис, – меня-то никто не содержит. – У тебя отец богатый. – Но он меня не содержит. – Да, ты сразу родилась целительницей со своей лечебницей и толпой высокопоставленных пациентов. – Я родилась ребёнком. И отец содержал меня, пока я была ребёнком. Не потому что он мужчина, а потому что он отец. Ему надо было меня в младенческом возрасте стае волков отдать, чтобы ты признал, что не каждая женщина нуждается в мужском содержании? – Ну хорошо, – согласился Гленн, – ты, может быть, и не нуждаешься. Может быть и Сурана не нуждается, хотя я лично не считаю, что криминальные делишки обтяпывать – это хороший способ обрести женскую независимость. Но вы и не такие, как другие женщины. – Он нас сейчас оскорбил или похвалил? – спросила Нерия у подруги. – Что значит – не такие? Я самая обычная женщина. Сиськи показать? – Я уже видел. Я говорю о том, что вы свою главную женскую роль не выполняете, а значит и в мужской опеке не нуждаетесь. – А главная женская роль – это… – угрожающе уточнила Айрис. – Ты сама знаешь. – Откуда мне знать, это же не я тут крупный специалист по традиционному укладу. – Женщины рожают детей, – ответил Гленн, – а потом их воспитывают. У женщин нет времени круглосуточно торчать на работе, они не могут внезапно сорваться в ночи грабить городское казначейство, им детей растить надо. Большинство женщин нуждаются в мужчинах, способных прокормить их и их детей. – Подожди, – заинтересовалась Нерия, – то есть, ты считаешь, что если бы Пасиенсия родила от тебя детей, то без твоей помощи она бы не смогла их прокормить? У неё таверна. Это буквально место, где кормят. – Как она будет заниматься таверной с детьми на руках? – Так, ладно, я просто обязана спросить… – совсем развеселилась Нерия, – ты думаешь, когда Пасиенсия родит детей, она закроет таверну и сядет дома на содержании у мужика? – Совсем дураком-то меня не выставляй. Я не говорю, что она закроет таверну. Но управлять ею она не сможет, поэтому ей нужен мужчина, который возьмёт управление на себя. Как глава семьи. – Ну я не знаю, – Нерия демонстративно почесала затылок, – а может, Пасиенсии нужен не тот мужчина, который усадит её дома киснуть на домашнем хозяйстве, а сам тихой сапой приберёт к рукам наследство, который отец оставил своей любимой дочери, а не какому-то проходимцу, а мужчина, который разделит с ней уход за детьми, их воспитание, бытовые дела, чтобы она могла и дальше заниматься любимым делом, а не хоронить себя заживо в пелёнках. Как же этот мужчина называется… – она защёлкала пальцами, – никак не могу вспомнить… Ах да! Ей нужен отец. Отец её детей. А не управляющий таверной на полную ставку. – Я же не смогу заменить её полностью. Сурана, тебе не кажется, что это жестоко – вешать на женщину и детей, и работу? – Это очень жестоко. Именно поэтому мужчина, как глава семьи, должен взять на себя большую часть заботы о детях и доме. Чтобы его любимая женщина успевала и финансово себя обеспечить, и детей воспитать, и отдохнуть, и красоту навести, чтобы радовать мужнин глаз. – У меня такое чувство, будто ты меня дуришь, – Гленн ткнул её пальцем в лоб, – в чём радость быть главным, если на тебя только обязательства навешивают? – А нет никакой радости, – согласилась Нерия, – быть главным – это тяжёлый труд, в награду за который ты получаешь в лучшем случае уважение и любовь домочадцев. А можешь и нихрена не получить, домочадцы иногда бывают козлами, независимо от того, сколько труда ты в них вкладываешь, вот как ты, например. Поэтому я с удовольствием уступаю главенство Каллену и признаю, что он гораздо лучше меня разбирается в нуждах нашей семьи, и да, будет справедливо, если последнее слово в принятии каких-то важных решений я тоже уступлю ему, – она на пару секунд остановилась и задумалась. – Создатель милосердный, как же мне нравится эта прогулка! Я дохера всего поняла и про себя, и про Каллена, и про нашу семью, и вообще. Прям озарение какое-то. – Рад за тебя. У меня вот никакого озарения. Что это за глава семьи такой, которого ты в любой момент можешь из дома выгнать? – Зачем бы мне это делать? – Затем, что ты от него никак не зависишь. У тебя нет причин терпеть коммандера Каллена, если он тебе вдруг надоест. Ты всё можешь сама, детей у вас нет. Вот решишь ты развестись – и глава семьи пойдёт жить под мост. – Глава семьи вообще-то землю купил, – напомнила Нерия, – и дом на этой земле строит. Он очень самодостаточный, этот глава семьи. Как и положено главе семьи. Вот туда и пойдёт жить, в случае чего. – Вот! – всплеснул руками Гленн. – Ты уже думаешь о том, куда он жить пойдёт в случае развода! – Да ты же сам этот разговор начал! – Не отпирайся, я тебя подловил! Ты думала о разводе! – Я ни разу не думала о разводе, – честно ответила Нерия, – даже в самые серьёзные ссоры я не думала о разводе. Об убийстве думала, было дело. – А, ну, это же совсем другое. – Да, другое. Я хотела выйти замуж один раз и навсегда, и сделала это только когда встретила мужчину, с которым готова прожить всю оставшуюся жизнь. – Ну, вообще, это было весьма поспешное решение, – заметила Айрис, – судя по тому, что ты рассказывала. – Нихера себе поспешное, – возмутилась Нерия, – пожениться спустя пятнадцать лет после знакомства – это поспешное решение? – Выйти за мужчину, о котором ты не знаешь ничего, кроме того, что его потенция не страдает даже в суровых условиях ледяных скайхолдских подземелий – поспешное решение. – Там тепло было, – возразила Нерия, – подземные источники. Или вулкан. Или магия. Или пылающий праведным огнём от мировой несправедливости анус Фенхареля. И говорить, что я о Каллене ничего не знала – абсолютно неверно. Я его знала, как облупленного. – Каллена-храмовника пятнадцатилетней давности ты знала, как облупленного. А что ты знала о Каллене-генерале Инквизиции, когда он приехал в Антиву и сделал тебе предложение? Что он такой выносливый, что может всю ночь и ещё немножко утром, а потом ещё и работать весь день? – Вот зря я тебе рассказывала, – проворчала Нерия, – мы же в Скайхолде не только трахались. Да мы разговаривали больше, чем трахались. Мы даже когда трахались – разговаривали. И не всякие глупости обсуждали, типа: “Тебе хорошо? Ты кончила? А чего это у тебя правое яйцо ниже левого?”. Нет, мы важные темы обсуждали. Про политику, про социальный строй. – Ну вот, теперь я знаю, что у коммандера Каллена несимметричные яйца. – В дисгармонии есть своя красота. – Всё равно это не то озарение, которого я хотел. – Ладно, – согласилась Нерия, – может быть, это всё и правда было поспешно. Но я просто… когда я увидела Каллена возле своего дома, мне показалось, что у меня сердце разорвётся, потому что в нём недостаточно места, чтобы удержать всё, что я почувствовала в этот момент. И я могу поклясться, что я никогда ни к кому ничего подобного не чувствовала. Что всё до него было… настоящим, но недостаточным. У меня было два года в одиночестве, чтобы вспомнить, кем я была, пока не растеряла себя в водовороте боли и насилия. Я вспомнила свою привязанность к Зеврану, нежность к Паломе, страсть к Рафаэлю… много страсти. Если бы страстью можно было дома отапливать, мы бы с Рафаэлем вдвоём смогли бы согреть весь юг Тедаса. Но этого никогда не было достаточно, потому что я хотела всё. Палома и Рафаэль считают, что я жадная. Но может быть я просто понимала, что если размениваться на мелочи, то я и буду стоить горстку медяков. Мою любовь не будут ценить, если я отдам её по дешёвке. С Рафаэлем так и вышло. Я отдала ему себя в обмен на страсть, и он решил, что больше он мне ничего не должен. Уважение, сочувствие, милосердие – зачем делиться этим с девчонкой, которая и так твоя. Ненавижу его, – Нерия тряхнула головой. – Извините, отошла от темы. Страсть всё никак не угаснет, как начну о Рафаэле говорить – аж колотит от страсти. В общем… когда я увидела Каллена, я почувствовала всё. Я узнала, что так действительно бывает, что можно смотреть на кого-то и чувствовать одновременно и нежность, и страсть, и привязанность, и тоску разлуки, и радость встречи, клянусь, я чувствовала тепло в груди, как будто у меня там солнце вспыхнуло. И я ни на секунду не засомневалась, что Каллен чувствует то же самое. Во всех своих отношениях я всегда сомневалась. Я всё время ощущала себя, как будто я в петле на качающейся табуретке, и стоит мне хоть на секунду расслабиться, тот, кто секунду назад признавался мне в любви, выбьет из под меня эту долбаную табуретку. И я постоянно спрашивала себя, точно ли я хочу этих отношений? Любят ли меня? Ценят ли меня? Не трачу ли я зря время на того, с кем никогда не буду счастлива? Я помню, как Рафаэль сделал мне предложение, а я согласилась, потому что думала, что не заслуживаю ничего лучше, что это мой единственный шанс завести семью. Что я грязная, что я испорченная, что никто, кроме него, не захочет видеть своей женой остроухую тварь, лживую, неразборчивую и нечистую на руку. Я думала, что должна быть благодарна за то, что он снизошёл до меня. Но с Калленом всё не так. Пока я шла по лестнице, чтобы встретить его внизу, я не сомневалась. Я не думала о том, почему он приехал, любит ли он меня, скучал ли он по мне эти два года. Я просто знала, что он здесь ради меня. И да, на следующий же день я согласилась пожениться, и это было по глупому романтично, и я была влюблённой дурой, и, наверное, будь я умней, меня бы снова одолели сомнения, но этого не случилось. Я чувствовала себя любимой женщиной, а не паршивой сироткой, которую осчастливил благодетель из жалости. Каллен никогда не вёл себя так, будто делает мне одолжение. Не заставлял меня сомневаться в его любви, чтобы посмотреть, как я буду её добиваться. Не делал ничего, чтобы заставить меня чувствовать себя ничтожной, жалкой и ненужной. С ним я не чувствую себя грязной.       Она смахнула ладонью набежавшие слёзы и посмотрела на обогнавшую её Айрис. Подруга, склонившись над каким-то чахлым из-за отсутствия в хвойном лесу света кустом, собирала с него ягоды и не спешила брать назад свои обидные слова. Если бы кто-то другой сказал, что Нерия поспешно вышла замуж за парня, которого не знает, она бы даже внимания не обратила, но Айрис-то должна понимать, что это не так. Чего она молчит? Пусть скажет, что не права, и что Нерия с Калленом – прекрасная пара. – Может нам и правда стоило сначала немного пожить вместе, – продолжила Нерия оправдываться, поняв, что Айрис не собирается ничего ей говорить, когда та отстала от куста и продолжила шагать между деревьев, – узнать друг о друге побольше, чтобы убедиться, что Каллен носки не разбрасывает. Он не разбрасывает, кстати. Но это же не самое главное. Вообще не главное. Я узнала о нём достаточно в Скайхолде. Я узнала, каким глупым и скрытным упрямцем он может быть, когда считает, что его дела никого не касаются. Узнала, что он так боится магии, что скорее умрёт, чем подпустит к себе духовного целителя с заклинаниями наготове. Узнала, что он умеет наорать на солдат так, что бедные мальчишки потом полдня заикаются. Что он такой ранимый и тревожный, что если рядом с ним засмеяться, он обязательно решит, что смеются над ним. – Подтверждаю, – вставил слово Гленн. – Он очень уязвимый, – произнесла Нерия, глядя на Айрис, у которой даже спина каким-то невероятным образом умудрялась выражать холодную невозмутимость, – вот что я узнала. Но об этом не догадаешься, пока он не подпустит тебя ближе, и ты не почувствуешь, как дрожит его ладонь, когда его касается заклинание целительницы. Или пока он не проснётся от собственного крика, и не начнёт сбивчиво объяснять, что не хотел тебя пугать, и что ему иногда снятся кошмары, что это пройдёт, но ты по глазам видишь, что он лжёт, что это продолжается уже очень давно, и он бы сейчас разрыдался от ужаса и безысходности, но не хочет, чтобы ты это видела. Не говорите Каллену, но я…– Нерия усмехнулась, – я тайком успокаивала его магией, чтобы он спал без снов. Я до сих пор иногда так делаю, и если он об этом узнает, он мне уши надерёт, ведь у нас есть правило – “никакой магии в доме”. Оно дурацкое, и я постоянно его нарушаю. А Каллен отказывается его пересматривать, потому что, как я уже сказала, он очень упрямый. Но это не всегда плохо. Если бы в тейге он послушал меня и пошёл за подмогой один, меня бы, наверное, порождения сожрали. Там же, в тейге, я узнала, что Каллен может произнести фразу: “ Я тебя тут не оставлю” так, что я ему безоговорочно поверю. И что он держит слово. И что он может быть очень приятным собеседником, когда не переживает каждую секунду, что о нём подумают окружающие. И что он очень храбрый и сильный, и заслонит меня собой от порождений, чтобы защитить. А ещё, несмотря на всё своё баранье упрямство, он умеет уступать. Умеет прислушаться, когда я прошу довериться мне, умеет отойти в сторону и позволить мне действовать самой, когда видит, что я не отступлю от того, что для меня действительно важно. Он говорит со мной и слушает меня, старается понять меня и поддержать. Он часто жалуется, что не понимает женщин, но всё он понимает. Может быть, потому что у него две сестры, а может он просто очень внимательный и чуткий. И да, ты совершенно права, – произнесла она, обращаясь к идущей впереди Айрис, – в Скайхолде я узнала, что он может всю ночь и ещё немножко утром, и что когда он снимает рубашку, у меня от его красоты дух захватывает. Вот такая я поверхностная, уж прости. Айрис, скажи уже хоть что-нибудь, не беси меня. Ты правда считаешь, что мы с Калленом поторопились? – Нет, – она остановилась и повернулась к Нерии, – я считаю, что вы созданы друг для друга. – Тогда какого хрена ты мне гадостей наговорила?! – возмущённо поинтересовалась Нерия, подходя к подруге, взирающей на неё сверху вниз. – Я знаю, как ты любишь спорить, – пожала плечами Айрис и отвернулась, продолжив шагать, – и как ты любишь доказывать свою правоту. И обожаешь звуки своего голоса, которым ты произносишь единственное мнение, к которому прислушиваешься – своё. Я хотела заставить тебя саму произнести вслух причины, по которым ты выбрала Каллена. Чтобы ты наконец-то вспомнила, почему он, а не кто-то другой, и прекратила пытаться усидеть на всех стульях сразу. – Вот ты стерва. – Я не стерва, я хорошая подруга. В отличие от Паломы, например. – Ты ревнуешь, – сделала вывод Нерия и посмотрела на идущего рядом Гленна, – она ведь ревнует, да? Айрис, я люблю тебя больше всех на свете и никогда ни на кого не променяю. Забудь про Палому.       Айрис снова повернулась, и в этот раз Нерия попятилась, потому что к такому сердитому лицу она была не готова. На секунду сжавшиеся кулаки тоже Нерии ничего хорошего не сулили. – Нет, это ты забудь про Палому! – начала она настолько непривычно громко, что Нерия испуганно втянула голову в плечи. – Нерия, ты моя самая близкая подруга, и всегда ею будешь. Я люблю тебя и всегда буду любить, ничто этого не изменит. Но Каллен тоже мой друг, и его я тоже люблю. И мне невыносимо смотреть, как ты выбираешь между ним и бесстыжей девицей, которая сама не понимает, что ей от тебя нужно. Как ты строишь планы о том, как бы изменять ему с ней, да так, чтобы он думал, что сам этого хочет. Это даже не свинство, это… какая-то высшая форма неблагодарности. И глупости. Я понимаю, что тебе тяжело свыкнуться с мыслью, что у тебя наконец-то всё хорошо. Тебя пугает, что ты счастлива, потому что это новое чувство для тебя, и ты хочешь вернуться в свою привычную среду, где отношения – это постоянный накал страстей и страх потери, потому что так ты чувствуешь себя на своём месте. Я знаю, как много тебе пришлось пережить, и то, что случилось в особняке Джованни той ночью… – Что… – Нерия схватила её за руку, – почему ты сейчас это сказала? – Что? – Про особняк. – Какой особняк? – Про особняк Джованни. Ты только что сказала… – Я не говорила. – Ты сказала! – Она не говорила, – подтвердил Гленн. – Тогда кто это сказал?! – психанула Нерия. – Голоса в моей башке?! – Да, – согласилась Айрис, выдёргивая своё запястье из её ладони, – голоса в твоей башке, которые хотят увести разговор подальше от темы. Нерия, я знаю тебя… – Пошла нахер, – перебила Нерия, – ты не настоящая. – Отлично. – Вы оба не настоящие, – сообщила Нерия друзьям, отходя от них подальше, и забормотала под нос, – про дракона они не слышали, как же.       Она вскинула руки, в которых вспыхнуло синее пламя, охватывая её до локтей, и разгорелось, окутав собой деревья, кусты, траву, Айрис с Гленном, и скрыв их от взора Нерии. Чтобы это ни было – галлюцинация, сон во сне, Тень – сейчас она с этим разберётся. С этим лесом явно что-то не так, и с ней явно что-то не так, раз она сразу не заметила подставу, и никак не может выстроить в голове верную хронологию событий. И может быть реплика про Джованни ей и померещилась, но что она знает точно – слова про Палому, которые так рассердили Айрис, Нерия говорила после привала. После грёбанного привала с драконом. Так всё и было.       Синий туман рассеялся, обнажая всё тот же лес с деревьями, кустами и травами. А также Гленна, который, схватившись за посох, смотрел на Нерию с опаской и сочувствием, и Айрис, которая сложила руки на груди и вскинула бровь в презрительном скепсисе. – Всё? – спросила она. – Спектакль окончен? Я могу продолжить свою мысль? – Можешь, – буркнула Нерия. – Я всегда принимала тебя такой, какая ты есть, Нерия. Я никогда не требовала от тебя, чтобы ты была идеальной, да даже хорошей, нет. Ты научила меня, что мир не чёрно-белый, и я могу только благодарить тебя за это каждый день, потому что без твоей поддержки каждое столкновение с реальностью ранило бы меня так сильно, что однажды я бы не смогла это пережить, ведь реальность жестока. И ты жестока, потому что жизнь тебя не баловала. Я не знаю, какими были твои родители, ведь ты не любишь о них говорить, но, судя по тому, что я видела в антиванском эльфинаже, у родителей там редко находилось время, чтобы приласкать своих детей. Они тяжело работали, рано умирали, их голова была забита тем, как вырастить и прокормить, а на что-то сверх этого просто не хватало сил. Никто не учил тебя быть ласковой, нежной, заботливой, внимательной к чужим чувствам. Ты училась этому сама. Вопреки всему. Если твои голоса в башке хотят поговорить о Джованни, давай поговорим, хорошо. Давно пора было о нём поговорить, вместо того, чтобы делать вид, что его никогда не существовало. Он был плохим человеком. Он избивал тебя, насиловал, унижал, уничтожал физически и морально. Обращался с тобой хуже, чем другие люди обращаются с домашним скотом. Он хотел изуродовать тебя и сломать, убить в тебе всё доброе и светлое, потому что такие люди, как он, чувствуют себя хорошо, только когда кто-то погружается вместе с ними в темноту, опускается до их уровня, пачкается вместе с ними в грязи. Свет слепит, поэтому его надо погасить, чтобы он не раздражал глаза. Но тебя невозможно погасить, Нерия. Тебя можно только приглушить, заставить потускнеть, запереть в сумерках, где ты будешь блуждать, спотыкаясь и падая, но ты всегда выйдешь обратно к свету, потому что свет – это ты. Джованни не смог отобрать у тебя твою доброту, милосердие, сочувствие, умение любить, потому что всё это – неотъемлемая часть тебя, и она умрёт только вместе с тобой. Но твоя слабость в том, что ты всё время пытаешься поделиться своим светом со всеми. Немножко Рафаэлю, немножко Паломе, даже Джованни, я уверена, ты пыталась всучить немножко своей любви. Если ты говоришь, что больше не размениваешься на мелочи, то докажи это. Перестань уже отщипывать по кусочку от своей любви и разбрасывать по земле, авось кто-нибудь позарится. Собери её всю и отдай единственному, кто будет по-настоящему дорожить ею, кто будет беречь твою любовь, хранить её, как драгоценный камень, а не отбрасывать в сторону, как глиняные черепки. А если ты на это не согласна, если тебе настолько страшно от мысли, что кто-то один получит тебя всю, раз и навсегда, а то и, о ужас, заклеймит тебя своей фамилией, и все вокруг будут знать, что ты больше не сама по себе, тогда расставайся с Калленом и делай, что хочешь. Съезди с Паломой в Орлей, разыщи Рафаэля, торчи в борделях, напивайся и трахайся со случайными знакомыми. Клянусь, я не буду тебя осуждать, потому что свободная женщина имеет право распоряжаться своей свободой, как ей угодно. Но я обещаю тебе, ты пожалеешь. Ты обернёшься назад и поймёшь, что пустила свою единственную настоящую любовь под откос. Из-за своих страхов, сомнений, шрамов на душе, оставленных другими людьми, ты оттолкнула того, кто дорожил тобой так, как никто другой никогда не будет тобой дорожить. Мужчину, которого ты хорошо знаешь и любишь настолько, что даже о его недостатках говоришь с теплом и нежностью, как о чём-то милом и трогательном. И когда ты пожалеешь – не жди от меня сочувствия. Потому что я тебя предупреждала.       В лесу наступила тишина, от которой у Нерии по спине побежали тревожные мурашки. А может быть, это были мурашки от страха перед обозначенными перспективами возвращения в бордель и годовой запой. А может быть, ей было неуютно, потому что она не могла со стопроцентной вероятностью утверждать, что с ней говорила Айрис, а не её собственный внутренний голос. В голове крутилось слишком много “может быть”, и Нерия никак не могла сосредоточиться и расставить приоритеты. Нужно ли ей спорить с Айрис-тире-возможно духом из Тени сейчас, или стоит всё же сначала разобраться, на каком она свете, и что здесь настоящее. Пусть магия ничего не показала, но Нерия нутром чуяла – здесь что-то не так. – Я тебя услышала, – произнесла она, и Айрис отвернулась, возмущённо цокнув языком.       Нерия пошла за ней, пялясь подруге в спину и ища доказательства, что это не настоящая Айрис. Настоящая Айрис очень лаконична. Она не стала бы выдавать такую тираду, да ещё и весьма эмоциональную, это не в её стиле. Но с другой стороны, духи в Тени – не клуб моральной поддержки, они обычно на больные места давят, дух бы не сказал: “я всегда буду любить тебя”. А может это очень умный дух? Который сначала похвалил, чтобы усыпить её бдительность, втёрся в доверие, а потом как начал её уверенность в себе расшатывать. Но если так подумать – а в чём этот дух, собственно, не прав? Он всё верно сказал, она пожалеет, если потеряет Каллена. Особенно если она потеряет его из-за собственных дурных помыслов. – И эти люди запрещают мне ковырять в носу, – произнёс Гленн, выдержав недолгую паузу, – всю дорогу меня упрекала, что я не хочу брать никакой ответственности, а сама-то. – У меня хотя бы веские причины есть. А тебя тоже годами били и насиловали? – А сейчас тебя бьют и насилуют? – Айрис, расскажи ему, как работают психологические травмы. – У меня тоже есть психологические травмы. Я родился в Киркволле, мне тоже кошмары снятся, Сурана. – Не сравнивай. – Что не сравнивать? Я видел какие-то другие смерти? Или терял каких-то других близких? Лишился какого-то другого дома? – Ты дух из Тени, не разговаривай со мной. – Удобная отмазка, чтобы не отвечать на неудобные вопросы. – Что ты хочешь от меня услышать? – Нерия повернулась к Гленну и ударила его кулаком в плечо. – Что мне страшно? Да, мне страшно. Хорошо, вы правы, я трусиха, которая бегает от своего счастья. Я боюсь. Боюсь быть любимой, потому что мне кажется, что это ненадолго. Что сейчас я на мгновение приоткрою шторку и увижу, как это бывает у нормальных эльфов и людей, а потом она снова закроется, и мне придётся жить, зная, что пару секунд у меня была настоящая любовь, которая больше никогда не повторится. Я боюсь привязываться, боюсь довериться, боюсь раскрыться, потому что я не хочу, чтобы мне причинили боль. Я знаю, что вы скажете. Что Каллен не причинит мне боль. Я хочу в это верить. Я говорю себе это постоянно. Но вдруг, если он поймёт, что я совсем-совсем, на все сто процентов его, что я никуда не денусь, он решит, что вот теперь-то я наконец-то его собственность, с которой можно делать, что хочется. И тогда он сбросит личину идеального мужа, а под ней обнаружится монстр. – Тогда ты уйдёшь, Сурана. Точнее, он уйдёт, ты же блин в своём доме живёшь. Соберешь его манатки и выставишь за дверь. Я лично приду и помогу тебе его выгнать. И Айрис ещё наподдаст на дорожку. Но этого не произойдёт. Коммандер Каллен точно не такой, как этот твой, как его там… Мне кажется, он скорее сам себе по морде врежет, чем тебе, даже если ты натворишь что-то ужасное. Даже если ты нас и правда этому Ужасному Волку отдашь, он будет сидеть в плену и винить себя, что он не отговорил тебя нас предавать. Потому что он тоже верит, что в тебе есть свет. Кстати, почему когда мы читаем мораль мне, я слышу только: “Ты дебил, Гленн”?. А когда Суране, так сразу: “Ты свет, Нерия”. Чё за дискриминация? – Откуда ты лично придёшь, если ты блин тоже живёшь в моём доме? – А я блин к тому моменту уже съеду! – Никуда ты не съедешь, – отбила подачу Нерия, – ты так и будешь врастать в мой диван, потому что ты тоже трус, как и я. Ты умрёшь на этом диване, но я не сразу это замечу, потому что буду месяцами рыдать в подушку, когда выгоню Каллена, который превратился в монстра. И ты распухнешь, сгниёшь и протечешь через половицы в мой погреб, прямо на мои любимые сыры, потому что даже после смерти ты будешь искать способ мне поднасрать. И Айрис тоже будет жить с нами, потому что она тоже на излёте лет останется в одиночестве. – Ага, – отозвалась идущая впереди Айрис. – Что “ага”?! – крикнула Нерия. – Ты тоже ссыкуха! Я хотя бы пытаюсь кого-то к себе подпустить! Херово, но пытаюсь! А у тебя вообще никогда серьёзных отношений не было! Только случайные любовники! Потому что ты до усрачки боишься, что тебя запрут на кухне и повесят на каждую сиську по младенцу! – Ты правда хочешь обсудить тему материнства, Нерия? – А давайте обсудим! – всплеснула руками Нерия. – Я вот хочу завести детей, но не могу! А вы можете, но не хотите по каким-то надуманным причинам! Один боится, что от его волшебной спермы народятся такие могущественные маги, что за ними будут охотиться все храмовники Тедаса! А вторая думает, что родительство – это конец всего, дальше только смерть! И эти двое ещё имеют наглость говорить мне, что я не ценю то, что имею!       Она замолчала и зажмурилась, сообразив, что сказанула лишнего. Очень много лишнего. От первого до последнего слова. Создатель, пожалуйста, пусть они будут духами из Тени. – Твою мать, – произнесла Нерия и посмотрела на друзей, которые не спешили превращаться в чудовищ с когтистыми лапами и грудастых демонов желания, – забудьте, что я сказала, ладно? Нахер детей. Я имею в виду, кому нужны эти мелкие обосрыши, да? Дай пять, приятель! – она протянула руку Гленну. – Если ты извинишься, – произнёс он, проигнорировав её ладонь, – я готов тебя выслушать. – Ну хорошо, – Нерия опустила руку, – извините. Я обиделась на Айрис. И я не понимаю, настоящие вы или нет. Я сумасшедшая. – Ты не можешь грубить нам, оправдываясь тем, что мы, якобы, не настоящие, – ответила Айрис. – Но если вы не настоящие, то настоящие вы на меня не обидитесь, – Нерия принялась щипать себя за руку, – давайте, демоны, пропадайте. Кыш! – Опять съезжает с темы, – заметил Гленн. – Ага, – согласилась Айрис. – Ладно, – Нерия сунула руки в карманы, – раз вы не хотите пропадать, давайте поговорим ещё. Почему нет. Что у нас там дальше на повестке? – Ты хочешь детей, – напомнил Гленн, – но не можешь. – Не то, что бы я прямо хочу детей, духи, – начала оправдываться Нерия, – я не рыдаю по ночам в подушку, думая, как сильно я хочу детей. Это скорее.. знаете… иногда я просто представляю, какие милые у нас с Калленом были бы дети. Такие, хорошенькие кудрявые пупсы. Девочка была бы похожа на него, а мальчик на меня. Но всё равно кудрявый и кареглазый. И антиванцы бы принимали его за своего. И мы бы жили все вместе за городом и растили виноград. Вот так я хочу детей. Как пасторальную картинку. Детей с открытки. – Они бы оба были похожи на Каллена, – сказала Айрис. – Тогда я вообще не хочу детей. Фу. Кучка маленьких Калленов в грязных пелёнках, отвратительно. И просто подумайте, какие бы огромные были у этих детей головы. Они бы меня пополам порвали. – Что-то мне нехорошо, – пожаловался Гленн. – Мне тоже, – согласилась Нерия и села в опавшую хвою, обняв руками колени, – если честно, мне хреново. Рафаэль во в сне сказал, что я несу смерть, а жизнь дать не могу. Но это же мой сон, выходит, я на самом деле так думаю. И ты сам сказал, приятель, что Каллен ради меня отказался от продолжения рода, помнишь, в “Гиацинте”. – Да я херню сморозил. Потому что был зол. – Я раскусила тебя, – Нерия указала на него пальцем, – ты демон злости. – Так, хватит, – он ткнул её в бедро носком сапога, – вставай. Нам до тейга до темноты добраться надо. На следующем привале посидишь. – Не хочу никуда идти, – она обхватила руками голову и уткнулась в колени лицом, – я здесь застряла. Я знаю, что вы ненастоящие, но не знаю, как отсюда выбраться. У меня такое впервые. – Может быть, тебе надо дойти до тейга, – предположила Айрис, – вдруг выход там. Это конечная цель нашего путешествия, логично, что тебе нужно дойти до пункта назначения, чтобы… не знаю… завершить свой путь. – А ты дело говоришь, демон благоразумия, – согласилась Нерия, вставая с земли. – Нет такого демона. – Не спорь со мной, галлюцинация. – Как скажешь, – Айрис подняла руки, – ты готова идти? – Я готова, – Нерия отряхнула задницу и попрыгала на месте, – я так готова, вы себе не представляете. Я прям вот чувствую прилив сил. Поймаем этого маньяка и разделаем на котлеты. – Какого маньяка? – спросила Айрис. – Вот! – сразу двумя указательными пальцами ткнула в неё Нерия. – Настоящая Айрис знает про маньяка! И про дракона знает! И Гленн знает! А вы я вообще не знаю кто! Духи психологической разгрузки – вот вы кто! Водите меня по лесу и заставляете с вами разговаривать! Это такой хитрый план того имперского ушлёпка! Я всё поняла!       Она бегом рванула вперёд и через несколько шагов провалилась в скрытую под хвоей и гнилой травой лужу, уйдя в неё одной ногой по колено. В сапог залилась холодная вода, Нерия повернулась к спутникам. – И лужу вы эту тоже в первый раз видите? – Совершенно определённо да, – ответила Айрис. – Лжецы! – крикнула Нерия и вылезла из лужи.       Она зашагала вперёд, хлюпая водой в сапоге, уже совершенно уверенная, что застряла в галлюцинации. Она всё помнит. Трактир, имперца, его лживую сестрицу, труп в лесу и, самое главное, дракона. Только после привала не помнит нихера, но и это скоро вспомнит. Дух, который выглядит, как Айрис, подкинул ей правильную идею – нужно дойти до тейга и восстановить правильный ход событий, тогда она выберется отсюда.       Духи, поняв, что их раскрыли, всю оставшуюся дорогу помалкивали и шли чуть поодаль, а когда за деревьями показались покрытые мхом руины, приблизились к ним всё так же молча, и опасливо поглядывая на Нерию, которая принялась прочёсывать поляну, уткнувшись взглядом в густую зелёную траву. – Нерия, что ты ищешь? – спросил Гленн. – Череп козы. – Какой ещё череп козы? – Не знаю. – Она спятила, – жалобно сообщил Гленн Айрис, – совсем. С концами. Что я коммандеру Каллену скажу? – Нашла! – крикнула Нерия и зарылась руками в траву. – А, нет, отбой, это камень. – Ну что, теперь пойдём обратно? – спросила Айрис. – Мы дошли до конца твоей галлюцинации, теперь вернёмся к болоту, чтобы из неё выйти. – Ага, конечно, – Нерия выпрямилась, – за дуру меня держишь? Лезьте в тейг, морды демонические. – Размечталась, – ответил Гленн, – никуда я с тобой не полезу. Ты чокнутая, мне страшно, я не хочу умирать.       Он быстрым шагом устремился обратно в лес, раздался глухой стук, и Гленн отшатнулся, ударившись головой о невидимую преграду. – Сурана, ты чё творишь?! – Это не я. Это тевинтерский маньяк. – Нет никакого маньяка, – Гленн застучал по преграде кулаками, – выпусти меня, поехавшая.       Он схватился за посох, навершие загорелось, заклинание отскочило от барьера и сбило с ног Нерию. – Вот и в прошлый раз так было, – сообщила она, вставая и потирая ушибленный копчик, – сейчас мы спустимся в тейг, а там труп. – Ладно, – Айрис подошла к узкому проёму в земле, окружённому обломками стен, – давайте спустимся в тейг. – Я туда не полезу! – воспротивился Гленн. – Айрис, она не в себе! Я не хочу знать, чей там труп! Вдруг там наш с тобой труп! В перспективе! – Ну и сиди тогда тут, – пожала плечами Нерия и отодвинула вьюнок, открывая выцарапанную на стене букву “Н” в сердечке, – хм… – Что “хм”? – Ничего, – Нерия осторожно ступила на скользкую ступеньку, спускаясь вниз. Айрис двинулась за ней, подсвечивая лестницу. – Ты что, правда туда пойдёшь? – спросил Гленн. – Да вашу ж мать…       Он тоже протиснулся в проём и зашагал за ними, топая так, будто пытался кого-то этим напугать. – Если она нас убьёт в этом тейге, – проворчал он, – я точно вернусь очень злобным духом, чтобы спросить, какого хрена это было вообще.       Они пролезли сквозь узкий земляной проход и выбрались в обеденную залу. На столе не было ни трупа, ни свечей. Лишь горел одинокий костёр в нише для камина. – Ладно, трупа нет. Но это же даже хорошо, правда? – произнесла Нерия, поворачиваясь к друзьям.       У неё за спиной никого не оказалось, только тоннель, из которого она вышла, зиял темнотой и пустотой. Нерия на всякий случай покрутила головой, понимая, что Гленн и Айрис исчезли, и никого она не увидит, а потом повернулась туда, где в стене виднелись три пролома с выкопанными в них проходами. В правом мелькнула короткая вспышка. – А, дошло, – догадалась Нерия, – мы играем. Я люблю игры. Надеюсь, на этот раз я пойму правила. Она пересекла залу и вошла в правый проход.