И жили они долго, пока не умерли

– Хочешь поговорить?       Согревающее её запястье лечебное заклинание на мгновение вспыхнуло ярче и снова потускнело, освещая глубокие ссадины от верёвки ровным голубоватым светом, придавая коже мертвенный оттенок. – Это да или нет? – уточнила Нерия.       Айрис подняла голову и посмотрела на неё сухими, покрасневшими глазами. Веснушки на болезненно бледном лице и шее выделялись яркими крапинками, словно на лист бумаги брызнули золотой краской. Она выглядела очень уставшей, хотя они бессильно рухнули на землю, отключились и проспали несколько часов, едва пересекли болота и оказались в относительной безопасности, подальше от осквернённого лириума. Айрис и Гленн проспали, Нерии не спалось. Она лежала на траве и крутила в руках снятое с трупа имперца кольцо, слушая, как птицы заливаются рассветной трелью, приветствуя новый день. Камень в перстне, отзываясь на её заклинания, на секунды становился почти прозрачным, озаряясь золотистыми искрами в глубине, и возвращался к прежнему чёрному, матовому, холодному безмолвию. Ничего, кроме незнакомых Нерии блокирующих чар, в нём не обнаружилось.       Айрис проснулась первой, умылась, вяло погрызла найденное в сумке сухое, твёрдое печенье и, несмотря на возражения Нерии и просьбы приберечь силы для себя, приступила к целительским делам. Поэтому теперь они сидели в траве вдвоём, и Нерия бросала взгляд то на Гленна, который всё ещё спал, сунув под голову свою сумку со следами высохшей болотной грязи, то на длинные пальцы с аккуратно подпиленными овальными ногтями, которые нервно подрагивали над её израненными запястьями. – О Валентине? – Да, – подтвердила Нерия, – или нет. Можем поговорить о Валентине, можем о чём-то другом. О чём хочешь. – Ты сказала, у меня никогда не было серьёзных отношений, – произнесла Айрис и опустила взгляд на её руку, где корка из запёкшейся крови высыхала и трескалась под заклинанием, обнажая быстро нарастающую новую кожу, – но это неправда. Мои отношения с тобой – очень серьёзные. – Эээ… – Нерия испуганно посмотрела на подругу, чувствуя неприятный холод в животе, – ты же сейчас про дружбу говоришь, правда? – Разумеется. Спать бы я с тобой не стала даже под страхом смерти. – Фух! – Нерия с облегчением выдохнула. – Я уж думала, сейчас будет романтическое признание! – Мечтай. Я единственная, кого тебе не заполучить, – Айрис закончила залечивать одну руку и взялась за вторую. – Но у меня и правда никогда не было ничего серьёзного с мужчинами. Они мне нравятся, конечно, но… Из-за моей работы я так часто вижу их в неприглядном свете. Гленн прав, конечно, у меня односторонняя выборка и однобокий взгляд. У меня перед глазами нет примера верных мужей без сифилиса, потому что у них нет причины посещать мою лечебницу. – У твоего отца нет сифилиса, – заметила Нерия, – наверное. Я не знаю. Нет ведь? – Нет, у него ожирение. Очень скоро его настигнет сердечный приступ на крутой лестнице. И это тоже не добавляет браку привлекательности в моих глазах. Даже лучшие из мужчин несовершенны. – Прекращай быть такой отличницей, ты не в Круге, – Нерия отряхнула руки от налипших остатков крови и сухой кожи и подняла руки, показывая Айрис тонкие, розоватые полоски вокруг запястий, не совпадающие с цветом остального тела. – Как думаешь, Каллен заметит? – Точно заметит. – Дерьмо, – она повернулась спиной и приспустила рубашку, подставляя подруге израненную осколками лириума спину. – Айрис, никто не совершенен. Я не совершенна, но со мной у тебя серьёзные отношения. Я не представляю, что произошло у вас с Валентиной, и что она тебе рассказала о Джонни, но я в своей жизни делала такие вещи, что он на меня из Тени смотрит завистливо и страдает, что сам до такого не додумался. И ты это прекрасно знаешь, но всё равно доверяешь мне. – Именно поэтому я тебе и доверяю. Я хорошо тебя знаю. – Можно попробовать узнать кого-то ещё. Если хочешь! – быстро добавила Нерия. – Я на тебя не давлю. Если тебе и так хорошо – это не моё дело, я вообще не должна была тебе такое говорить. Стой! – она подпрыгнула, сидя на траве, и посмотрела на Айрис через плечо. – Я же говорила это во сне! Откуда ты… – Я помню каждую прогулку по лесу. И каждое твоё слово. Правда, всё вперемешку, как будто всё происходило одновременно. – Массовая галлюцинация в Тени, – сделала вывод Нерия, – прекрасно. Дурацкий лириум. Дурацкая скверна. Дурацкая я, которая наговорила вам чуши, думая, что вы ненастоящие. Прости за то, что я сказала про твои отношения. Ты была во всём права – насчёт Каллена, насчёт Паломы, насчёт меня и насчёт Джонни, о котором давно пора поговорить. А я нагрубила тебе, потому что мне неприятно признавать твою правоту. Я должна встретиться со своими кошмарами, а я не хочу, потому что это больно, – она поправила рубашку и повернулась к Айрис. – Я сказала Каллену, что мне нужно уйти, чтобы разобраться в себе. А возвращаюсь домой с головой, забитой воспоминаниями, которые должны были навечно остаться запертыми. Отгороженными стеной в самом тёмном углу чертогов моего разума. И Каллену придётся меня выслушать, потому что теперь я понимаю, что это он виноват, что в моих стенах появились бреши. – Да что ты? – Айрис скептически вскинула бровь. – Я так хорошо жила до встречи с ним в Скайхолде, – Нерия легла на траву, глядя, как над лесом плывут лёгкие облака, – свободная от обязательств и привязанностей. – Ты пила так, словно у тебя две печени, а сифилисом не болела только потому что к магам редко цепляются болезни, в том числе и срамные.       С лежанки Гленна раздалось сдавленное хихиканье, потом шуршание, и перед лицом Нерии возникла взлохмаченная светло-русая башка. – Не слушай её, Сурана, ты мой пример для подражания. – Уйди, ты мне солнце загораживаешь.       Гленн сел рядом с ними, протирая глаза и пытаясь уложить волосы пальцами. Нерия посмотрела на облако, которое, в свете обсуждаемой темы, показалось ей похожим на морду мабари, и показала этой морде неприличный жест. – Это что сейчас такое было? – поинтересовалась Айрис. – Храмовник подослал ко мне шпионов, – ответила Нерия, – смотри – облако-мабари. – Ясно, – кивнула Айрис, – твой муж шпионит за тобой с помощью облаков и ломает твои стены. Вернёмся домой – зайди ко мне в клинику, я тебе травок успокоительных пропишу. – Спасибо, – поблагодарила Нерия, – но я серьёзно говорю. Он пришёл со своими требушетами и проломил кирпичи, которые я так любовно укладывала. Я брала их по одному, промазывала каждый цементом, клала друг на друга, заделывала щели… А он просто – бах! Зарядил свой требушет огромным камнем и пальнул им в меня! – Это какая-то… эротическая метафора? – спросил Гленн. – Это эмоциональная метафора, – принялась втолковывать Нерия, – я как-то сказала Каллену, что невозможно чувствовать наполовину. Что не чувствовать боль можно, лишь убив в себе и то, что делает тебя счастливым. А если ты хочешь испытать любовь, по настоящему, полноценно, во всех её проявлениях, увидеть все её сверкающие грани – тебе придётся открыться и тому, что тебя ранит. За каждой стеной скрывается то, что меня ранит, а когда под натиском требушетов падут они все, кадавр по имени Нерия Сурана соберётся воедино и воскреснет, и от её крика боли содрогнётся земля. – Красиво, – похвалил Гленн, – но непонятно. – Тесные эмоциональные связи бередят мои старые травмы, – пояснила Нерия, – потому что эмоциональные связи подразумевают открытость, а я очень многое скрываю, в первую очередь, от себя. Тесные связи подразумевают уязвимость и слабость, а эта часть меня тоже запрятана за стеной. Маленькая, испуганная Нерия Сурана сидит в тёмном углу и не хочет, чтобы её трогали, потому что она слишком чувствительна. Буквально. Она может коснуться чужого разума своим, и посторонние эмоции захлестнут её, против её воли, и ей это не нравится, потому что это изнасилование, в котором непонятно, кто насильник, а кто жертва. Поэтому взрослая бесчувственная Нерия Сурана защищает её. Она знает, как отгородиться от чувств, чужих и своих, знает, как не подпустить к маленькой Нерии тех, кто воспользуется её открытостью и наивностью. Она опасна, жестока, безжалостна… и совершенно бессильна перед Калленом. Потому что маленькой Нерии он нравится, и она не хочет, чтобы её от него защищали. Она вдруг взбунтовалась и требует, чтобы её пустили к нему. – Я ваще ничё не понял, – ошарашенно произнёс Гленн, – ты типа… ревнуешь маленькую Нерию к Каллену, или что? – Да нет же! – Нерия всплеснула руками и посмотрела на Айрис. – Ты тоже ничего не поняла? – Я поняла. Уязвимая часть твоей натуры тянется к любимому человеку, и у тебя больше не получается прятать её за стеной, как ты привыкла. Из-за этого ты не чувствуешь себя в безопасности, страх расшатывает твою психику и заставляет мысленно возвращаться в те моменты, когда ты была беззащитна. Это пугает тебя ещё сильней, ты злишься и хочешь оттолкнуть Каллена, потому что тебе кажется, что его доброта, забота, внимание к твоему чувствительному “я” делает тебя слабой и зависимой. Ты привыкла защищаться, а он лишил тебя этого. – Вот! Учись читать между строк, приятель! – Да как это можно прочитать! В этом же нет никакой логики! – Нет, – согласилась Айрис, – страхи часто бывают иррациональными. Мы не контролируем наши чувства, мы решаем только, как их проявить. Если мы здоровы. Если нет, то и проявление чувств плохо поддаётся контролю. Нерия, чувствовать – нормально. Нормально жалеть свою маленькую Нерию, бояться за неё, оберегать её. Но это бессмысленно, если она заперта в тёмной комнате, и ты никому её не показываешь. Жестокая и опасная Нерия ходит на свободе и делает, что хочет, а нежная, трогательная, добрая Нерия осуждена на пожизненное заключение. Это несправедливо. Выпусти её. Пусть ей будет больно и страшно, пусть она проживёт это. Иначе она никогда не повзрослеет и не сможет принять чувства Каллена. Взрослые чувства – для взрослых. Гленн… – А? – У тебя с проявлением чувств тоже беда. Это нормально, что ты боишься ответственности. Всё боятся. Нормально не брать на себя ответственность, которая тебе не по силам. Но если ты выбрал отказаться от того, что тебе не подходит, ты должен нести ответственность за свой выбор. Не обвинять весь мир, что он не соответствует твоим ожиданиям, не обвинять нас, твоих друзей, в том, что мы не одобряем каждое твоё решение, не обвинять любимую девушку в том, что она не готова разделить судьбу, которую ты для себя выбрал. Не врать и не морочить ей голову. И не сбегать, не прощаясь и ничего не объяснив. Встреться с последствиями своего выбора и прими их, чтобы двигаться дальше. – А переживать из-за того, что почти тридцать лет назад какой-то урод бросил свою жену умирать в родах – это нормально? – спросила Нерия. – Да, это нормально. А вот подозревать в каждом мужчине, что он способен на подобную подлость – ненормально. Мне тоже надо разобраться в своих кошмарах, это правда. – Если ты всё-таки решишь родить детей… – начала Нерия. – Не решу, – перебила Айрис, – детей я не хочу не поэтому. Я просто… не большая любительница детей. – Но если всё-таки решишь, – Нерия взяла её руку и сжала, – я все роды простою рядом с тобой, вот так. Даже если ты двадцать часов рожать будешь, я глаз не сомкну и прослежу, чтобы с тобой ничего не случилось. Обещаю. – Я таких обещаний, пожалуй, давать не буду, – произнёс Гленн, – на меня рассчитывайте, только если коммандера Каллена надо будет из дома выгнать – Если тебе так нужны стены, – обратилась Айрис к Нерии, – может, тебе представить свою голову, как огромное количество полок? – Полок? – Нерия почесала затылок свободной рукой. – Да. У полок есть стены, которые отгораживают то, что на них лежит. Ты не хочешь заглядывать в закрытые комнаты, потому что боишься того, что можешь оттуда выпустить. Сейчас там бардак и нагромождение комнат, в которых всё вперемешку. Но представь, что всё на виду, рассортированное по категориям. Как… трусы с носками. Ты же не кладёшь их на одну полку. – Почему? – удивилась Нерия. – Кладу. – И я кладу, – согласился Гленн, – а чё такого? – Это не гигиенично. – Они же стиранные, – ответили они одновременно. Нерия подставила ладонь, Гленн дал ей "пять". – Ладно, неважно, – вздохнула Айрис, – я говорю о том, что не надо делать вид, что то, что тебя пугает, не существует. Оно всё равно вылезет наружу. Так возьми его, аккуратно сложи и закинь на верхние полки. Ты будешь знать, что оно там есть, и что оно лежит на верхних полках, как ненужная вещь, которую жалко выбросить. А то, что важно и нужно тебе прямо сейчас – положи на уровне глаз, чтобы было легко дотянуться и взять в любой момент. Помести маленькую Нерию и Каллена на соседние полки, чтобы они перестукивались через стенку, а Джованни запихни высоко-высоко, с глаз долой. – Типа, – Нерия снова почесала затылок, – Каллен и Нерия – это трусы и носки, а Джонни – оставшийся от деда памятный платок с вензелями, который рассыпается от старости? – Много чести ему, – фыркнула Айрис, – он бабкины панталоны, которые ты собиралась пустить на тряпки, да так и забыла на антресолях. – Да, это больше на него похоже, – согласилась Нерия, – а можно полки как-нибудь украсить? Венок из одуванчиков на Каллена надеть? – Можно. Всё, что хочешь. Просто убери всё, что не важно , и помни, что оно никак не влияет на то, что происходит с тобой сейчас. Оно отделено стенами. – Ясно, – Нерия кивнула, – полки – это стены. Только открытые. Если я ничего не прячу – оно не напомнит о себе в самый неподходящий момент. И маленькой Нерии будет всё видно с полки. – Точно. – Как ты… – Гленн посмотрел на Айрис, – объясни мне, как ты расшифровываешь, что творится у неё в голове? – Опыт. Теперь ты понимаешь, что Каллен ни в чём не виноват? – Я с самого начала понимала. Поэтому и свалила из дома – чтобы его не расстраивать своими проблемами, в которых он не виноват. Но стало только хуже.       Нерия поднялась с земли, подхватила свою сумку и нетерпеливо запрыгала на месте, дожидаясь, пока Айрис и Гленн соберут свои вещи и углубятся за ней в лесную чащу. Если прибавить шагу, к полудню они доберутся до трактира, а если не жалеть лошадей, то ночью уже будут в городе. – Может, стоит рассказать Каллену о своих проблемах? – предложила Айрис, когда они зашагали между деревьев. – Он поймёт. – Да? – засомневался Гленн. – Ты уверена, что мозг коммандера Каллена способен переварить эту кашу из иррациональных страхов, нелогичных выводов и признаков психопатического расстройства? Кстати об этом – если Суране стоит быть откровенной, как в это предложение укладывается то, что мы должны молчать о том, что она раскроила лицо того парня камнем? – Это мелочи, – ответила Нерия. – Это не мелочи! – крикнул Гленн ей в спину. – Нерия, я волнуюсь за тебя! Нет, мне страшно за тебя! Ты взяла камень и расколола человеку голову, как орех! Живому человеку! – Это был не человек! – Нерия тоже повысила голос и рванула по пахнущей грибами и сыростью хвое, пытаясь оторваться от Гленна с его разговорами. – Это была имперская тварь, бессердечная, бессовестная и безжалостная! Это он психопат, а не я! Он похищал людей, ставил над ними опыты, он хотел забрать меня в Тевинтер, сам понимаешь, для чего, а вас он бы пустил на перегной для красного лириума! Что я должна была сделать, чтобы не напугать тебя, приятель?! Оставить его в живых?! Передать в руки антиванского правосудия?! – Нет! Нет, я… я имею в виду, что…– Гленн схватил её за плечо, Нерия остановилась, обернулась и задрала голову, сверля его гневным взглядом. – Нерия, я не считаю, что этому уроду положено правосудие, антиванское или любое другое. Он заслужил свою участь. – Тогда в чём проблема?! В том, что его убила я?! Что, думаешь, я уже тайком вступила в армию Ужасного Волка и начала партизанскую войну против Тевинтера, а скоро доберусь и до вас?! – вспомнила Нерия обвинения, которыми он бросался по дороге в тейг. – Проблема в том, как именно ты его убила! И в том, что ты говоришь о себе в третьем лице! И в истории про храмовников с отрезанными носами тоже есть проблема, и я удивлён, что никто тут, кроме меня, этого не замечает! Я боюсь, что ты сходишь с ума! – Я была измотана! – Нерия ткнула его кулаком в живот. Гленн охнул, но её плечи не отпустил. – Он унижал меня, угрожал мне, запугивал меня! Я надышалась скверной, она была в моей крови, я слышала зов лириума, я была в голове дракона! Я была им! Ты себе не представляешь, что это такое – чувствовать, как твой разум отделяется от тела, которое разрывает осквернённая магия, и тебе на секунды кажется, что ты умираешь, а потом… потом ты становишься драконом! Электрические импульсы от твоего маленького мозга бегут по нервам к мышцам, и огромная когтистая лапа сжимается и бьёт по земле. Твоя огромная лапа. А затем ты чувствуешь боль и кричишь, и эта боль нескончаема, потому что единственная, кто может её прекратить – это ты, но что есть ты? Кому сейчас принадлежит этот мозг? Нерии Суране, которая могла бы рассеять свои заклинания и подарить дракону облегчение? Или самому дракону, который обезумел от боли, а потому разум, управляющий им, способен лишь бессильно кричать? Вот что значит – сойти с ума, приятель. Буквально. И после этого ты упрекаешь меня в том, что я не остановилась, замахнувшись на этого ублюдка камнем, и не подумала: “А не стоит ли мне выбрать более изящный способ убийства, чтобы меня не приняли за сумасшедшую?”. – Нерия, я просто хочу защитить тебя. – Рассказав Каллену, что я забила имперца камнем? Ты считаешь, ты меня защитишь? Или на самом деле ты боишься за Каллена? Думаешь, я забью его камнем, пока он спит, или что? – Я так не думаю. Но тебе самой-то не кажется подозрительным то, что ты так сильно хочешь скрыть от него произошедшее? – Если ты расскажешь ему, – Нерия стряхнула его руки, дёрнув плечом, и попятилась, – я очень сильно на тебя обижусь. Я всё ещё буду тебя любить, но разговаривать с тобой не буду больше никогда. И всю твою посуду в своём доме подпишу. У тебя будет своя кружка, тарелка и ложка, и на них будет написано “Стукач Гленн”. И колпак тебе с такой надписью из бумаги склею, и прибью его к твоей голове. Понял? – Понял. – Слушайте, – Нерия двинулась дальше, обходя Гленна, угрожающе сложившего руки на груди, – давайте договоримся. Я обещаю, я расскажу Каллену, что произошло в тейге. Всё, как есть. Я честно скажу ему, что убила того урода. Просто без кровавых подробностей. Это ерунда. Я полностью утратила контроль над собой, это правда, но это же… Я же в порядке… Такого не случалось уже давно… Айрис, скажи! – Да, такого давно не было. Если не считать того раза с Калленом… – Это было совсем иначе! Я же остановилась! Я себя контролировала! И я не пыталась его убить! Я хотела его разозлить и втянуть в драку, кто же знал, что он без лириума слабак и сопляк! – Подожди-подожди! Так это у тебя не в первый раз?! – Во второй. Всего лишь во второй. Ну, то есть, с камнем вообще первый. Я никогда не убивала… руками. Ну, хорошо, нет, я теряла контроль несколько раз, но не все разы убивала, иногда даже наоборот… – Это как? – Это всё дурацкий дракон, – простонала Нерия, сдавливая голову ладонями, – мы с ним сцепились, как с Паломой… – При чём тут Палома? – спросила Айрис. – Для неё не существует стен. – Так, мне уже начинает казаться, что она прикидывается чокнутой, чтобы не отвечать на наши вопросы! – Гленн ткнул в спину шагающей впереди Нерии.. – Я говорю о том, что чужие эмоции расшатывают мой разум. Раньше я плохо умела закрываться от них, но сейчас я владею этим умением в совершенстве. Но иногда… только иногда, я клянусь… когда я ослаблена, или напугана, или, скорее, всё сразу, они могут прорваться, и тогда я путаюсь, и не понимаю, где я, а где не я, и меня захлёстывают эмоции, и я уже не принадлежу себе. – Похоже на одержимость, – заметил Гленн. – Это не она. А что до Паломы… она… представьте, что вы можете ощутить чужое влечение к себе, как своё собственное. – Звучит… круто, – одобрил Гленн. – Это вообще не круто. Это… это будто… будто тебя насилуют, и ты понимаешь это, ты знаешь, что ты этого не хочешь, но чужое желание словно выталкивает твою волю из твоей головы. А когда всё заканчивается, тебе не просто плохо от того, что произошло, тебе невыносимо стыдно, потому что ты получила от насилия над собой удовольствие. Ты чувствуешь себя использованной, испачканной шлюхой. Вот так у нас было с Паломой. Она влезла мне в голову, сама не понимая, что делает, и с ней я ненадолго потеряла над собой контроль. – Хорошо, я понял. Но если представить, что ты чувствуешь влечение того, кто тебе нравится… Например, коммандера Каллена. – Я никогда не делала ничего подобного с Калленом. – Почему? Я бы сделал. – С Калленом? – спросила Айрис. – Можно и с Калленом, – согласился Гленн, – но лучше с Пасиенсией, конечно. Мне кажется, коммандер Каллен для таких экспериментов недостаточно страстно меня хочет. – Во-первых, он боится магии, – начала объяснять Нерия, – а во-вторых, даже если бы не боялся, я не использую эти умения на тех, кто мне дорог. Разве что, это будет вопрос жизни и смерти. Влезть в башку одержимому храмовнику – неприятненько, но ладно, так и быть. Влезть в башку любимому мужу – неэтично, бессовестно и низко, как прочитать его личный дневник. Даже хуже, ведь я почувствую даже то, что он не смог бы сформулировать в тексте с помощью своего военно-деревенского лексикона. – И мои эмоции ты тоже никогда не читала? – Нет – Но это же охренительно круто – знать, кто что к тебе чувствует. Я бы хотел знать, обижена на меня Пасиенсия сейчас, или нет. – Так спроси, когда вернёмся. – Она может солгать. – Так в этом и прелесть отношений, приятель. Мы не можем знать, что к нам чувствуют, но готовы довериться кому-то настолько, чтобы не сомневаться в его словах, когда он говорит о своих чувствах к нам. Я могла бы влезть к Каллену в голову, убедиться, что он любит меня, но тогда выходит, что я не верю в его любовь, и мне нужны неоспоримые доказательства. И всё, романтика мертва. – Да хрен с ней, с романтикой. Давай лучше о влечении. – Про убийства тебе уже не интересно? – напомнила Айрис. – Я до усрачки напуган, – ответил Гленн. – и хочу сменить тему. Может, если мы обсудим, как у Сураны работает эта потеря контроля в разных ситуациях, то поймём, как направить её разрушительную энергию в созидательное русло? – Ты просто хочешь поговорить о сексе, – сделала вывод Нерия. – Я просто хочу поговорить о сексе, – согласился Гленн, – нет, правда, я понял, почему опыт с Паломой был ужасным, я знаю, чем секс отличается от изнасилования. Отсутствием желания. Но допустим, что ты в полной безопасности, в приятной обстановке, с тем, кто тебе нравится. Что плохого в том, чтобы впустить в себя чужие чувства? Хорошие чувства. Если бы у меня были такие способности, я бы ими воспользовался. Мне кажется, это прекрасно, когда ты можешь вытеснить свои страдания чужим влечением. – Только потом ты не сможешь отделаться от чужого влечения, – поспешила развеять его благостные фантазии Нерия, – и даже спустя пятнадцать лет, глядя на того, кто тебя им осенил, ты будешь вспоминать, что между вами было что-то особенное, и спрашивать себя, что это было? Это была всего лишь страсть? Тогда почему она так сильно отличается от того, что тебя было с другими? Выходит, это была любовь? Но тогда что происходит между тобой и мужчиной, которому ты поклялась в любви перед лицом Создателя и скучающей жрицы на пляже? Получается, между тобой и ним не любовь? Почему Палома так глубоко проникла в мой мозг, а Каллен – нет? – Потому что ты сама его туда не пускаешь, – напомнила Айрис. – Сурана, ты была ребёнком, который не справлялся со своей магией. А другой ребёнок, эгоистичный и беспечный, воспользовался твоим смятением, чтобы удовлетворить сиюминутные желания. Палома не особенная. На её месте мог оказаться кто угодно другой. Как будто мало в Тедасе желающих воспользоваться запутавшимся магом. То, что произошло между вами – это случайность, которая стала возможна, только потому что тогда ты ещё не умела давать отпор тем, кто злоупотребляет твоей особенной, уникальной магией, которая даёт тебе не только великую силу, способную подчинить даже дракона, как мы теперь знаем, но и столь же великую слабость пропускать чужие чувства через себя. – Ну, скорее, красный лириум подчинил дракона… – Это была ты. Лириум усилил твои способности, а не чьи-то ещё, не умаляй своих заслуг. И не принижай свою роль в том, что происходит в твоих отношениях. Ты – центр всего, ты решаешь, кто в твоей жизни особенный. Сейчас, когда ты в самом расцвете своих сил, ты даже можешь решать, кому оказать великую честь поделиться с тобой своими чувствами. А не навязать их насильно, без твоего согласия. Ты понимаешь? – Ты ревнуешь меня к Паломе, признай это. – Да. Но я переживу, если ты променяешь меня на неё. А Каллен переживёт? – Этого не будет. Я же сказала тебе, я с ней поговорю. Я попрошу её уехать. Обещаю. Каллену в голову залезть не обещаю. Я считаю, это очень плохо. – Если без согласия, – добавил Гленн. – Да нет, это и правда плохая идея, – согласилась Айрис, – тебе после дракона только с Калленом мозгами слипнуться не хватало. – Вряд ли что-то подобное повторится, – покачала головой Нерия, – очень много факторов совпало. Огромные запасы осквернённого лириума, жижа в шее, дракон поблизости, да ещё кольцо это подозрительное… – Кольцо? – спросил Гленн. – Ага, – Нерия вынула из кармана перстень с чёрным камнем, – Кольцо того урода. На нём блокирующие чары. Насколько я поняла, они отталкивают не только магию, но и скверну. На имперца в тейге зов красного лириума не действовал, а когда я сняла с него кольцо, мне стало легче. Может… – Нерия покрутила кольцо между пальцами, – я могла бы вернуться туда… – Нет! – вместе выкрикнули Айрис и Гленн. – Ты не полезешь туда снова, – добавила Айрис, – пусть этим займётся Круг, это их работа. – Ладно. Тогда давайте договоримся – мы вообще не при делах. Когда мы пришли – он был уже мёртв. И дракон был мёртв. Мы увидели бардак, расколотый лириум, тела, и сразу же помчались докладывать страже и храмовникам, как законопослушные граждане. – А путать следствие – это точно в наших интересах? – спросил Гленн. – В моих интересах, чтобы один имперский магистр не узнал, что я убила уже второго по счёту его сына, – призналась Нерия, – если этот, как его там… Клавдий Винициус… прознает, что это была я, боюсь, он лично примчится в Антиву, чтобы следующим получить от меня люлей. А мне бы этого не хотелось. – Второго? – простонал Гленн. – Они меня преследуют! В общем, если мне повезёт, его, может, и не опознают даже, у него лицо в кашу, а его личное барахло мы сожгли. Жалко только, он гонца успел в Тевинтер послать, но вдруг она не доберётся. Имперец сказал, эти лириумные чучела нестабильны и имеют свойство внезапно разлагаться. Я скажу правду Каллену, но давайте для мэра и Круга придумаем официальную версию, в которой я ни в чём не виновата. Мы пришли, нашли трупы дракона, имперца и пропавших в лесу людей, и залежи красного лириума. – Тогда трактирщика точно придётся убрать, – мрачно заметил Гленн, – его допросят, он всё расскажет. – Да, – Нерия потёрла лоб, – но тогда придётся менять всю историю целиком. Если рассказать про записку со стихами и имперку в таверне, даже самый тупой стражник свяжет внезапную смерть трактирщика от инфаркта со смертями в тейге. И поймёт, что случайный инфаркт не случаен. Способ убийства укажет на меня, а раз его убила я, значит, я пыталась что-то скрыть. Можно сказать в городе, что мы просто заночевали в придорожном трактире и пошли дальше, и тогда инфаркт трактирщика будет выглядеть не так подозрительно, но это уже слишком много вранья, в нём легко запутаться и проколоться, если стража найдёт случайных свидетелей из трактира. Или можно расколотить голову трактирщику камнем, чтобы отвести от меня подозрения… – Или можно сдать его властям, – предложила Айрис, – пусть его судят. – За что? – взмахнула руками Нерия. – С точки зрения закона он чист. Получается, для стройной истории для стражи его лучше оставить в живых. Но тогда он не получит никакого наказания за то, что помогал тевинтерскому ублюдку с выбором жертв. Если он не совсем кретин, то, как только мы доберёмся до его таверны, он допрёт, что имперец мёртв. И к моменту, когда стража явится его допросить, он уже будет далеко отсюда. Это очень хорошо для меня, но очень плохо для баланса мировой справедливости. – Потому что его смерть кинет подозрение на тебя, а его побег – на него, – подытожил Гленн. – Ну и что делать будем?       Нерия покачала головой и вынула из сумки фляжку, на дне которой ещё плескалось немного бренди, прикладываясь к ней на ходу. Логичней всего было бы очень тихо убить трактирщика и очень надёжно спрятать труп. Пока тело не найдено, будет считаться, что он жив и в бегах, и стража будет озабочена его поимкой, а не выяснением, не наврала ли им жена их бывшего почти капитана. Но без каких-либо свидетельств, что трактирщик покинул город, поиски быстро заглохнут, да и труп может рано или поздно всплыть. Если его не сжечь. Гленн может сжечь труп вместе с костями, где-нибудь подальше от трактира, останется только сажа, и ту быстро смоет дождём… надо было труп имперца сжечь, будто его никогда там не было, но Гленну и Айрис было так плохо… – Давайте скажем правду, – произнесла она, когда покрытая красной черепицей крыша таверны показалась за деревьями, приманивая путников своей яркостью, которая, как теперь стало ясно, сигнализировала об опасности. – Чё? – не понял Гленн. – Я расскажу в Круге о том, что произошло в тейге. Расскажу, что я убила имперца, и объясню, почему я это сделала. Всё расскажу. Про дракона, про красный лириум, про исследования. Ему половину тела расплющило булыжником. Он всё равно был не жилец. Скажу, что ему на голову тоже что-то упало, вот и всё. – Ну, то есть, ты не всё расскажешь? – Дался тебе этот камень! – Почему ты передумала? – спросила Айрис. – Потому что Каллен столько раз просил меня не врать, и я не собираюсь ему врать. И если мне нужно заручиться его поддержкой для визита в Круг, то, если я буду врать, и ему тоже придётся. И всё, что выгадаю этой ложью – немного времени, прежде чем правда вскроется, и по мою душу явятся охотники на магов, подосланные стариком Винициусом. – Вот, кстати, вовсе необязательно сообщать в Круге, что имперец представился, – подсказал Гленн, – пусть сами его фамилию выясняют. – И то верно, – согласилась Нерия.       Они обогнули двухэтажное здание, и лошади, дремлющие в тени уличного стойла, оживились. Гнедой мерин, лоснящийся и с блестящей чёрной гривой, при виде Нерии многообещающе фыркнул. – Василёк! – изобразила она безумную радость, надеясь, что коню это польстит, и он не станет снова пытаться её покалечить. – Сколько лет, сколько зим! – А ну, куда руки тянешь, бродяжка остроухая! – раздался возле неё крик, который мог бы звучать грозно, если бы не принадлежал мальчишке, у которого начал ломаться голос. Нерия убрала в карманы руки, которыми только что тянулась к калитке, чтобы открыть её, отвязать Василька и вывести на свободу, и повернулась к пацану, который, нахмурившись, следил, чтобы остроухие бродяжки не крали чужих лошадей. – Это он мне сейчас сказал? – спросила Нерия. – Это ты мне сказал, приятель? – Тебе, ворьё ушастое! – смело ответствовал ей мальчишка, срываясь на тонкий визг. – Слышь, полегче! – заступился за неё Гленн. – Вы кто такие? – Постояльцы, – ответила Айрис, – а это наши лошади. – Что-то я вас тут не видел! – Ты, гном писклявый, – Нерия схватила его за ухо и под недовольный вопль начала оттаскивать мальчишку в сторону, – я домой опаздываю, так что давай Василька моего седлай по-быстрому. – Пока хозяин добро не даст – никого я седлать не буду! – мальчишка вырвался и своим тщедушным телом загородил стойло. Василёк высунул голову над калиткой, принюхался к взлохмаченным тёмно-русым волосам и начал их жевать. – Прелестно, – буркнула Нерия. – Ну, он хотя бы их ещё не продал, – оптимистично заметила Айрис. – Пойду, испрошу высокого трактирщицкого дозволения на отъезд.       Трактирщик заметил её сразу, как она вошла в дверь, и, хоть между ними было метров пять, Нерия с порога увидела ужас, на секунду исказивший его лицо. Не ждал их возвращения. И сейчас, наверное, лихорадочно обдумывает план побега, давя из себя улыбку и глядя, как незваная гостья приближается к длинной стойке, за которой ему не спрятаться. Она вытащила флягу, приблизилась и поставила её перед трактирщиком. – Налей-ка мне ещё своего самого лучшего бренди, приятель, – произнесла Нерия и рассеянно посмотрела на трактирщика, присаживаясь на стул. – С радостью, сеньора!       Он исчез за дверью кухни, и Нерия прислушалась к тому, как он открывает дверь погреба, спускается по поскрипывающим ступенькам, крутит рычаг деревянного крана на дубовой бочке, наполняя её флягу превосходным алкоголем, и так же, по ступенькам, возвращается обратно. Никаких лишних движений. Жалко. Если бы он попытался её отравить, она бы могла с чистой совестью его прикончить. – За мой счёт, – сообщил трактирщик, когда Нерия выложила на столешницу монетку, – меняю бренди на интересную историю. Вы исчезли на целую неделю, я уже не надеялся снова вас увидеть, и вот вы здесь. Вы добрались до тейга? Что там произошло? – Там… – Нерия сделала глоток и подняла на трактирщика взгляд, зная, что он видит сейчас, как её глаза наливаются слезами, а нижняя губа дрожит, будто от испуга, – то, что я видела… что он делал с этими людьми… это было ужасно… всюду тела, кровь, в тейге витал такой смрад, что я потеряла сознание. А когда пришла в себя, обезумевший дракон крушил тейг… – Дракон? – недоверчиво спросил трактирщик. – Я знаю, звучит фантастически, но он лежит там, возле входа в тейг, можете сходить и убедиться. Я не понимаю, что произошло, – слёзы покатились по щекам, падая на стол крупными каплями, Нерия схватилась за руку трактирщика, будто ища в нём спасение от кошмара, – всё рушилось, своды тейга разбивались, как хрупкое стекло, и один из осколков, он… придавил того имперца. Это он. Он жил там и… делал страшные вещи с похищенными людьми. Я видела, как он умер. А когда выбралась наружу, дракон тоже был мёртв. – А ваши друзья? – спросил трактирщик, услужливо протянув ей свободной рукой полотняную салфетку. Нерия утёрла лицо и доверчиво заглянула этому заботливому джентльмену в глаза. – Они ничего не помнят. Наверное, тот безумец одурманил нас всех. – Мне жаль, что вам пришлось пережить такое, сеньора. Если я могу что-то сделать для вас… – Можете, – согласилась Нерия, – пожалуйста, скажите мальчишке снаружи, чтобы он отдал нам наших лошадей.       Трактирщик с готовностью поспешил наружу, чтобы выполнить просьбу. Нерия последовала за ним, забрав бренди и монетку, почти на сто процентов уверенная, что до прихода стражи, которой она его обязательно сдаст, он не сбежит. Неважно, что его успокоило – её рассказ, в котором не было ни намёка на то, что она в курсе, что у него рыло в пуху, или её заклинание, которым она очаровала его, гладя по руке и даря магией приятное чувство расслабления. Главное – ему не страшно и не тревожно, а значит, бежать у него нет ни единой причины. – Я боялся, ты его грохнешь, – поделился Гленн, когда они двинулись по широкой тропе, ведя лошадей под уздцы. Василёк, открывший в себе гурмана, так и норовил вкусить волос Нерии. – Может, всё-таки получится прижать его законным способом. Я собираюсь рассказать всё Каллену, а он знает, как выводить преступников на чистую воду и собирать доказательства для суда. Спрошу его совета, муж ведь для того и нужен, чтобы давать мне дельные советы по вопросам, в которых он компетентен, верно? – И снова добро пожаловать, Нерия-жена. А если трактирщик сбежит? – Не сбежит. Я немножко… – Нерия пошевелила пальцами в воздухе, – ему сейчас очень спокойно. Он чувствует безопасность и полную уверенность в своей безнаказанности. – Будь у меня такие способности – я бы уже всем миром правил, – мечтательно произнёс Гленн. – Скорее всего, ты бы спятил и закончил свою жизнь в бою с парой десятков храмовников, отправленных тебя устранить, – разочаровала его Айрис, – возможно, Нерия только потому ещё не размазывает свои экскременты по стенам в лечебнице, что использует эти способности благоразумно. А если она попытается захватить мир – вот тут-то её нейроны и распадутся. – Захват дракона прошёл без последствий. – Это длилось всего несколько секунд, – напомнила Нерия, – представь, какое умственное напряжение потребуется, чтобы одномоментно соединиться даже не со всеми разумными существами Тедаса, а с тысячной армией, и какое-то время держать их всех под контролем, отдавая команды. Это невозможно. – Можно слиться разумами с командующим армией, – предположил Гленн, – и отдавать приказы через него. – Но это не гарантирует мне победу. – Можно слиться разумами с командующим противоположной армии, – не сдался Гленн, – и заставить его приказать своим войскам сложить оружие. – И его прикончат свои же и назначат нового командующего. Толпой легко управлять, пока ты отдаёшь те приказы, которые устраивают тех, из кого эта толпа в большинстве своём состоит. Если накопится критическая масса недовольных, среди которых будут приближённые к командующему лица, его уберут. Вражеская армия не будет послушно ждать, сложив оружие, пока моя армия их вырежет, даже если им отдадут такой приказ. И тут мы снова возвращаемся к тому, что для надёжного плана захвата мира мне надо взять под контроль всех, а это невозможно. – Но те же самые командующие как-то захватывают чужие земли. – И на этих землях постоянно вспыхивают мятежи. Власть недостаточно захватить, её надо удержать. Для этого нужны преданные союзники, а кто присягнёт на верность остроухой магичке-тирану? – Я. – Прекрасно, нас уже двое. И пока мы не вышли на тракт – вот тебе первое задание, мой верный вассал, – Нерия вынула из кармана перстень и надела на указательный палец. Перстень оказался велик, поэтому Нерия сжала руку в кулак, чтобы он не свалился. – Тресни меня заклинанием, да посильней. – Зачем это? – Нужно провести пару экспериментов, прежде чем использовать эту штуку, – ответила Нерия, отводя Василька в сторону и привязывая вожжи к дереву. – Хочу посмотреть, как работают чары. – Это точно необходимо? – спросила Айрис. – Давай отдадим его в Круг… – Ага, щас! – Нерия показала ей фигу. – Это мой трофей, я добыла его в бою. Компенсация за мои мучения и кошмары с Джонни и Рафаэлем, которые трогали меня за все места. Давай, приятель, наподдай мне. – Да с удовольствием.       Они отошли подальше от привязанных лошадей, проводивших их, как показалось Нерии, недоверчивым взглядом. Она широко расставила ноги, теша себя напрасной надеждой, что сможет устоять, когда в неё влетит пущенная Гленном волна магии, и задержала дыхание, глядя, как в его ладони собирается колеблющий воздух прозрачный клубок энергии. Заклинание сорвалось с пальцев, устремилось к ней, поднимая ветер, но меньше, чем в полуметре от Нерии, обратилось в ничто, напоследок заявив о себе короткой вспышкой и резким щелчком по руке. Нерия потрясла кулаком и поднесла его к глазам, наблюдая, как камень быстро теряет прозрачность и становится чёрным. – Работает, – сделал вывод Гленн. – Да, как и должен, – согласилась Нерия, возвращая перстень в карман, – имперца ударило по руке, когда я пыталась его парализовать. Не сильно. Я думала, это из-за того, что у моих заклинаний не ударный, а … эээ… проникающий урон. Но, похоже, кольцо не только блокирует магию, как щит, но и то ли приглушает, то ли поглощает, чтобы снизить отдачу. Бей ещё.       Следующая волна магии отбросила её на метр назад. Отбросила бы и дальше, если бы в полёте Нерия не ударилась о дерево и не рухнула, отбив филейную часть о торчащие наружу толстые корни. Лошади тревожно заржали и начали рваться с привязи, мотая головами. – Прости! – крикнул Гленн. – В кармане не работает, – прокряхтела Нерия и схватилась за ствол дерева, пытаясь встать. Айрис, выбравшая наблюдать за экспериментами издалека, вместе с лошадьми, очень громко и очень осуждающе вздохнула. – Ещё, – Нерия вынула перстень, но надевать не стала, просто зажала в кулаке. – Тебе это нравится, что ли? – Гленн нерешительно затоптался на месте. – Сурана, ты и так вся в синяках. Коммандер Каллен, когда тебя увидит, будет очень не рад. А я у вас живу, мне невыгодно, чтобы он был не рад. – Это последний раз.       Заклинание ударилось о невидимую преграду, как и в первый раз вызвав волнение в глубине камня, который на несколько секунд стал прозрачным, вспыхнув золотыми искрами, и неприятно щёлкнул Нерию по руке остаточной магией. – Кольцо работает, когда прикасается к коже, – подвела она итог. – И таким образом защищает именно владельца, а не всех в радиусе полуметра. Полезная вещь. – Которая очень пригодилась бы магам Круга, которые будут зачищать тейг от красного лириума, – добавила Айрис. – Пусть своими силами справляются. У меня на это кольцо планы, – ответила Нерия, подходя к роющему землю копытом Васильку. Айрис покачала головой, но справляться о её планах не стала. Вряд ли ей было не интересно. Скорее, за годы их знакомства, она усвоила, что чем меньше она знает о планах подруги, тем меньше потом придётся врать страже и храмовникам.