Эффект бабочки

Первый день прошел очень быстро. Словно я была в театре, расслабилась, положив голову на кресло, «День первый» показывали на экране прямо передо мной. Мне не нравится то, что я вижу, но я уже не могу сдать билет, так что,я могла бы остаться и досмотреть до конца. «День первый» не заканчивался хорошо. Люди все еще пытаются выяснить, стоит ли меня избегать. Некоторые из них, которых я называла друзьями в прошлом году, начинают колебаться, едва увидят меня. Должна ли я остаться или лучше будет уйти? Они уходят. Никто из них не останавливается, чтобы спросить, почему мои волосы стали такими короткими. Хотя я и слышу, как они думают об этом. Обед ужасен, ужасен, ужасен. Я провела все утро не разговаривая с моими сверстниками, а теперь я заперта в одной комнате с ними. Мне сказали, что депрессия связана с отсутствием аппетита, но в моем случае, я не могу перестать есть. Я нахожу некоторую еду, наполняю ей свой желудок и скрываюсь ото всех, пока обед не заканчивается. День такой же, как и утро. Снова эти пять букв, написанные на моем шкафчике, и теперь обожаемые мной сверстники уже составили свое мнение обо мне: мои учебники выбиты из моих рук, люди шепчутся, когда я прохожу мимо. Сантана не пыталась поговорить со мной снова. Не знаю, что ей наговорили другие болельщицы, но могу предположить, что не самое лучшее. Они все еще не разговаривают со мной. Малая часть меня хотела сделать что-то до наступления второго дня. Но ущерб уже был не обратим. Моя машина была моим убежищем. Теперь я стою на стоянке, смотря на свою милую-словно-пожарная-сирена машину. Белые полоски туалетной бумаги, кажется, бесконечные, мягко развеваются на холодном сентябрьском ветру. У меня нет другого выбора, кроме как содрать эти мерзкие клочки и залезть внутрь, быстро, прежде чем на меня набросятся. Я не слышала смеха, но знаю, что он был. Дома никого не было. Родители были на работе, ссорились, ели, что угодно из того, что они делали в часы бодрствования. Ненавижу быть в одиночестве в своем музее. Представьте, будто бы вы одни в темном, холодном месте, заполненном скульптурами из костей, восковыми фигурами и бесценными артефактами. Я не смею даже дышать. Может это и не зверинец, который я вижу по утрам, но здесь все мертво. Я сворачиваюсь калачиком в своей постели, прижимаюсь лицом к подушке, до тех пор, пока ни единый луч света не касается моих глаз. Становится жарко и трудно дышать. Стараюсь задержать дыхание настолько, насколько это возможно. Спустя некоторое время, я всплываю на поверхность, лицо в синяках, сердце бешено колотиться. Я не умею задерживать дыхание слишком долго. Существует определенное место в моей постели, где я могу спрятаться от посторонних глаз. Я не всегда нахожу его, но иногда, после действительно ужасного дня, я погружаюсь в пучины мягкости, укутываюсь в одеяло, оставив лишь отверстие для воздуха. Я жду, пока тепло от моего тела перейдет на пространство вокруг меня, а затем приземляюсь на подушку, отдыхая от этого. Это место, где нет ничего плохого, никто не может найти меня, место, где нет боли. Я могу просто лежать по несколько часов в этом раю, что я создала для себя в своей же кровати. Очень скоро наступает буря и разрушает мое убежище. Буря поднялась наверх по лестнице и нашла меня, закутанную в одеяло и полною неодобрения. Буря настаивает на том, что на улице прекрасная погода, что я давно не тренировалась с другими черлидершами и если я хочу привести команду к победе в этом году, мне стоит сделать что-нибудь, кроме как пасть жертвой лени. Лень. Какое убогое слово. Соскальзывает с вашего языка, словно густой липкий червь, толстый, еще шевелящийся и отталкивающий. Это заставляет почувствовать себя грязной. В такие моменты я ненавижу бурю и ее разъяренные волны, разрушающие мой покой. Они не знают, что нет способа, который я бы не испробовала, чтобы быть принятой в этом году. Они не знают про слово из пяти букв на моем шкафчике сегодня. Может, я должна рассказать им, но что-то удерживает меня от этого. За ужином родители задали мне кучу вопросов. Они хотят знать все о моем дне. Я отвечаю лишь то, что, мне кажется, они хотят услышать, стараюсь не говорить слишком много. Это словно игра, и она снова внутри моей головы. Отвечай На Вопросы Твоих Родителей, Чтобы Они Прекратили Их Задавать! Родители: «Как твой первый день? Тебе нравится твое расписание? Уроки сложные? Какие у вас учителя? Должны ли мы подписать что-нибудь? А что с твоими друзьями? Как Сантана? Как Бриттани? Как мисс Сильвестр? Когда твои пробники? Нравится ли тебе учиться в твоем классе? А ребятам помладше? Старшеклассники не доставляют вам неприятностей? » Мои ответы: « Хорошо. Да. Нет. Они милые. Нет, этого не нужно. Мои друзья в порядке. Хорошо. Хорошо. Хорошо. Скоро. Да. Надеюсь. Нет.» После таких ответов они теряют интерес. Это достаточно ожидаемо, что они, находясь в должности, названной "Родители", зададут мне несколько вопросов о моем первом дне. Они справились с этим обязательством еще на один год. Вечером того же дня, я иду в душ. Обычно я принимаю ванну, но сегодня я в абсолютной грязи весь чертов день, стоит ли забраться в пенную ванну или продолжить традицию? Душ был быстрым, горячим, обжигающим. Я хватаюсь за плечи руками, оставляя красные царапины от ногтей. Отвожу руки прочь, интересно, когда я успела сгрызть мои ногти. Мой мозг перегружен, когда я, наконец, засыпаю. Мне не нужны сны, и мой мозг любезно предоставляет мне кошмары в качестве замены. Когда я просыпаюсь, то слышу голос своей матери. Интересно, она планирует будить меня так каждое утро? Вероятно, придется купить будильник. Я любила ходить в школу. Теперь я чувствую, будто иду к виселице каждое утро. Не хочу просыпаться, одеваться, сталкиваться с людьми, ненавидящими меня. Не понимаю, почему они ненавидят меня, но и не собираюсь спрашивать. Мои родители понимают, что что-то не так с их драгоценной маленькой дочкой. Будто, что-то сломалось. Это не работает уже несколько недель. Может они решили, что во всем виновата летняя депрессия, но теперь начались школьные дни, а значит, я должна перестать быть такой. Но я была. Глубокая, невероятно мрачная, депрессия. Я знаю, что если не буду осторожна, они обратятся к профессионалам. К людям, осматривающим меня, изучающим, разбирающим меня по частям, чтобы выяснить, в чем же дело. Я должна быть более осторожной. Набор для болельщиц был открыт, и я не удивилась, когда Сильвестр нашла меня в коридоре. Она растолкнула массы студентов, словно Моисей, разделяющий Красное море, схватила меня за руку и потянула в свой офис. - Что-то не так, Кью? – прорычала тренер. Ее глаза сегодня особенно пылающие. Я смотрю на нее со своего места. Она сидит напротив меня, отделяемая большим письменным столом. Пытаюсь вспомнить, как я когда-то уважала эту женщину-дракона. Как много лет своей жизни я потратила, находясь у нее в рабстве? - Все в порядке. - Это ложь и мы обе это знаем. Почему ты не попробуешь свои силы в качестве болельщицы? Я почувствовала себя беспомощной, едва только взглянула на нее. Это была Сантана. Это были мои родители. Эти глаза, смотрящие на меня. Этот взгляд так трудно выкинуть из головы. Я пожимаю плечами. Ужасная идея. - У тебя есть тридцать секунд, чтобы рассказать мне, что происходит, Кью. И пока ты будешь это делать, ты могла бы также объяснить мне, почему с этой прической ты так похожа на культуриста-лесбиянку? Я не обижаюсь на это. Я не смотрела в зеркало некоторое время. - Ты потеряешь свое место в команде, - ответила тренер на мое молчание. Кажется, это было предупреждением. Она пожалеет о потере своей лучшей черлидерши, но, разумеется, никогда не признает этого вслух. - Я знаю. – я разрушила тишину. - Разговор окончен. Убирайся из моего офиса. Я убеждена, что мистер О' Коннорс знает мой секрет, а еще он одержим идеей превращения каждой моей секунды в этом классе в ад. С чего я это взяла? Сегодня он объявил, что назначит нам партнеров, с которыми мы будем работать всю оставшуюся часть года. Он также сказал, что этим партнером будет ученик, сидящий позади нас. Никто этому не обрадовался, но мистер О' Коннорс выглядел так, будто знает, что делает. Ужасный скрежет стульев – люди неохотно повернулись к своим напарникам. Кажется, я должна следовать их примеру. Это было не так неловко, как я думала. Курт Хаммел одного возраста со мной. Высокий, худой, темноволосый, ходит на те же дополнительные занятия, что и я. Я знаю его лишь год. Он всегда был из тех людей, с которыми можешь видеться каждый день, но так ни разу и не поговорить. Когда я поворачиваюсь к нему, то оказываюсь застигнута врасплох его взглядом. Кристально чистые, словно Атлантический океан, и изумительно голубые, словно детские, глаза. Они смотрят на меня так вдумчиво. - Привет, - говорю я. Больше похоже на кашель. - Здравствуй, - коротко отвечает он. Никаких признаков того, что он узнал меня. Хочу облегченно выдохнуть, но глубокая дрожь пробирает меня. Он забыл, так же, как и я. Может, стоит перестать беспокоится о том, что на самом деле скрывается за голубизной его глаз. Первая книга, которую мы начали читать, называлась «Стеклянный зверинец», автор - Теннесси Уильямс. Никогда не любила книги так, как любят их остальные. Я буду читать эту книгу и наслаждаться ей, но в моей прошлой жизни я была слишком занята, чтобы чтение доставляло мне удовольствие. До меня, наконец, дошло, что я не делала ничего ради удовольствия. Я была поражена, когда мистер О' Коннорс сказал, что мы будем читать эту книгу за пределами класса. - Вы уже не новички. Кхм… - Теперь, когда вы второкурсники, пришло время найти свой собственный подход к обучению. До колледжа осталось всего пару лет. Ваши преподаватели не буду держать вас за руку, не будут читать книги за вас. Они просто отдадут вам их, и скажут, что нужно это прочесть. Я слушала все это. Колледж означал побег. И я хочу устроить побег. - В этом здании - в этой мире, на самом деле - учителя смотрят на вас, как на немых детей-старшеклассников. Но я не собираюсь делать то же самое. Я знаю, что вы, ребята, умные мужчины и женщины, и я буду относиться к вам соответственно. Сейчас… - Он сделал паузу, улыбка появилась на его лице. - Давайте начнем. Наша задача – прочитать первое действие к завтрашнему дню, поскольку история является пьесой. Думаю, что смогу сделать это. После школы у меня все равно нет занятий получше. Думаю, мистер О' Коннорс начинает мне нравится. Тренер позвонила моим родителям. Думаю, по возвращению домой, меня ждет сюрприз. Упс. Мои родители, словно водная гладь. Они тихие и мирные, пока небольшой камешек не нарушит спокойствие на поверхности воды. Тогда - спасайся, кто может. А новость тренера о их дочурке-лодыре была настоящим огромным валуном. Они в ярости. Слова, которые мне посчастливилось услышать от своих родителей: - Почему (я насчитала около 21) - Будущее (9) - Преждевременное окончание (11) - Угроза (16) - Глупая (7) - Пожалеешь [об этом] (15) - Изменилась (1) - Тихая (3) - Дурное настроение(8) - Подросток (2) - Ожидали [от тебя большего] (7) - Колледж (13) - Вырасти (5) Я не сказала ни слова, когда они кричали на меня, позже они начали кричать друг на друга. Использую это, как спасительную диверсию. Поднимаюсь наверх и ложусь в кровать. Вдыхаю, выдыхаю. Вдыхаю, выдыхаю. Обращаю свое внимание ни на их крики, а на то, как трепещут мои волосы, будто бы на ветру, каждый мой вдох и выдох. Еще не поздно вспомнить о моей домашней работе. Это не похоже на меня. Я всегда была хорошей девочкой, которая приходила домой и немедленно делала свою домашнюю работу. Я сижу за своим столом и наношу свои каракули на белоснежные листы, берусь за цветные карандаши. И, все же, читаю. Книга - извиняюсь, пьеса - очень странная. Называется «игра памяти», так как рассказ ведется на основе воспоминаний. Некоторые вещи были изменены и отредактированы в соответствии с личностью рассказчика. Я думаю, что никогда не читала чего-то подобного. Возможно, мне даже нравится это. Главная героиня очень печальна. Это девушка, по имени Лаура. Ее мать жаждет найти для нее жениха. Что-то трескается внутри меня, словно мои ребра отдаляются еще дальше друг от друга. Это больно. Закрываю книгу и прячу под одеяло. - Люси Куинн Фабре, - шепчу, но имя кажется неправильным. Я уже не эта девушка. Я не знаю, кто я. Прошло еще несколько дней, прежде чем я встретилась с Ним. Не с Богом. Это гораздо хуже. Я около своего шкафчика. Сегодня меня не ждут эти ужасные пять букв. Кто-то сказал кому-то, кто сказал Кому-то Важному, что тот должен был убедиться, что в МакКинли «никогда-никогда-никогда больше не будет издевательств». Это все лишь показуха. Позже, позже, позже. Будто бы шестое чувство говорит мне, когда он рядом. Я полагалась на шестое чувство последние несколько недель и ни разу его не встретила. Хотя он скользнул на моем радаре лишь однажды. Клянусь, никогда не совершу эту ошибку снова. Он идет по коридору и видит меня. Замирает рядом со мной. Секунда, и мы больше не в холле, и не студенты вовсе. Я маленькое беззащитное животное посреди дороги, а он – приближающийся грузовик. И, кажется, я собираюсь стать чем-то вроде лепешки, размазанной по асфальту. Но я быстрее. Я словно зомби, восстаю из лужи на дороге и заставляю мои сломанные, разбитые ноги двигаться. Я убегаю, будто только что увидела привидение. Может, это действительно так? Он останавливается, смотрит и улыбается. Он растерян, но не показывает этого. Он ведь только хотел поговорить. Я врываюсь в туалет, напрягаюсь и прилагаю немало усилий, пытаюсь вытащить это из меня, чтобы освободить свое тело от этого отвращения. Пальцы проникают глубоко в мой рот, отчаянно пытаясь вызвать рвотные позывы. Моя слизистая. Здесь лишь шрамы. Хочу смыть его прочь, вместе с остальной едой, но это застряло глубоко внутри меня. Это Он. И я никогда не смогу вышвырнуть его из себя.