Эффект бабочки

Я уже месяц в школе, и мои оценки – полный отстой. С тех пор, как я бросила болельщиц, мои родители и так настроены против меня. Я должна была работать усерднее, чтобы скрыть от них все это. Но в один прекрасный день, когда меня не оказалось дома достаточно рано, чтобы добраться до почтового ящика первой, пришли отчеты о моем мониторинге, включающие мои оценки. У Бога однозначно есть чувство юмора. Все, что они делают сейчас – кричат на меня. Я знаю, что они правы. Я хотела бы ответить на их «Почему?». Но я не могу. Они связались со всеми учителями, по предметам которых я отстаю, и организовали для меня дополнительные занятия после школы. Это будет продолжаться до тех пор, пока мои оценки не станут идеальными. Единственный урок, в котором я преуспела – урок мистера О' Коннорса. Также, в мое наказание входило волонтерство. «С тех пор, как ты бросила команду поддержки, ты сдалась в рабство лени. Твой отец и я всерьез обеспокоены. Что на тебя нашло? Смотри на нас, когда мы с тобой разговариваем». Я не была слишком заинтересована работой сиделки, но родители все же связались с нужными людьми, которые могут устроить меня в дом престарелых на следующей неделе. Я буду очищать посуду после стариков. Придя домой, я буду источать аромат древних ископаемых. Все это три дня в неделю. Бесплатно. Мой отец извиняется: «Это сформирует твой характер.» В завершении всего этого, у меня будет достаточно «характера». Хватит до конца моих дней. В субботнее утро я проснулась с осознанием того, что наступил октябрь. Все вокруг начинает замерзать, становится холоднее. На первый взгляд, лишь небольшие изменения. Люди постепенно начинают добавлять сапоги/шарфы/куртки к своим нарядам. Дни не такие долгие. Осенние распродажи расползаются по городу, словно чума. Я стараюсь вспомнить прошлогоднюю осень. Мою первую осень в этой школе. Но я не помню большей ее части. Спустившись вниз, я осознаю, что мой музей пуст. Стены прохладные на ощупь. Интересно, когда же включат отопление? Скорее всего, ближе к декабрю. По субботам я обычно на тренировках команды поддержки. Я представляю Сантану, Бриттани, остальных девочек. Приближается время года, когда мы должны носить длинные красные штаны под нашими юбками болельщиц. Вскользь задаюсь вопросом, выиграли ли мы вчерашнюю игру. Я поставила чайник и полезла в кухонный шкаф в поисках заварки. Нашла там небольшую коробку чая в пакетиках, упаковано очень аккуратно и завернуто в вощеную бумагу. Пришлось ждать пока чайник вскипит. Ожидая, я снова взяла «Стеклянный зверинец» и нашла страницу, на которой остановилась. Становится все сложнее читать эту книгу: я смотрю на текст и вижу свое отражение. Лаура живет в хрупком детском мирке, который грозятся разрушить каждую секунду. Я живу в таком же мире, содрогаясь от горячего дыхания опасности, касающегося моей хрустальной кожи. Ее мать разочаровалась в ней. Моя мать уже не знает меня. Все, что я могу сказать: я – единственный человек в классе, кому действительно нравится эта книга. Мне кажется, Курту она тоже по душе, но я никогда не могу быть уверена в том, что мой литературный партнер на самом деле думает. Он очень тихий, говорит, лишь когда его спрашивают. Я думаю, он из тех людей, у которых все события происходят в их голове. Я тоже становлюсь таким человеком. Он не популярен. Люди не любят его. И я не знаю почему. Он не ужасно высокий или толстый, он не носит этих жутких брикетов, и он вежлив почти со всеми. Может, дело в том, как он смотрит на всех остальных? Когда мы делаем что-то вместе в классе, я наблюдаю за ним. Иногда он смотрит на меня или на других одноклассников. Это словно лед в его глазах. Не знаю, как лучше описать. Это меня удивляет. Несчастные взрослые, которые инспектировали нас за обедом, нашли меня в укрытие в ванной комнате. Они решили соблюсти все правила, хотя я уверена, что это никого не волнует. Меня заставили сидеть на обеде, и я не знала, что делать. Я осмотрелась – обнаружила много недружелюбных учеников. Никто из них и не глянул в мою сторону. Когда-то я была их лидером, а теперь я скромный крестьянин. Опускаю голову, пытаюсь найти укрытие. Есть специальное место для смиренных крестьян за перекошенным столом у окна. Я присоединяюсь к ним. Я немного знаю большинство из них, как ребят из хора Маккинли. Мальчик в инвалидной коляске, черная дива, готичная азиатка. Они как картонные фигурки. Но они не против моего присутствия, поэтому я сажусь рядом, надеясь на радушный прием. Думаю, они больше не видят во мне врага. Смиренный крестьянин (слегка удивлен, но не шокирован, увидев меня): «Здравствуй». Я (не помню, каково это – быть дружелюбной, стараюсь улыбаться, но больше походит на гримасу): «Привет». Сегодня я чувствую себя слишком плохо, чтобы есть, поэтому я просто сижу с ними. Слушаю. Я стала отличным слушателем в течение последних недель. Смиренные крестьяне говорят о песнях для хора и других вещах. Я смотрю в окно, наблюдаю за тем, как крошечные машины проезжают взад-вперед, задаюсь вопросом, куда же они все едут, и тут же вздрагиваю от звонкого голоса. - Что она здесь делает? Это Рейчел Берри. Я сглотнула. Никогда не любила Рейчел, но теперь мне больно произносить ее имя. Мысли. Ее дом. Это был ее дом. Вечеринка. Это словно встреча лицом к лицу с бомбой замедленного действия, которая собирается вот-вот взорваться и размазать меня по стене. - Садись, юная леди, - резко произносит Черная Дива, - Сейчас она одна из нас. Рейчел недоверчиво взглянула на меня, прежде чем сесть за стол со своей вегетарианской едой. Но сейчас я смотрю не на нее. Я смотрю на человека, стоящего рядом с ней. На человека, так старающегося не смотреть на меня в ответ своими голубыми глазами. Я забыла, что Курт – один из смиренных крестьян. - Приземляй свою задницу, Курт. Мы должны обсудить кое-что по поводу хора. – настаивает Инвалидное Кресло. Стул рядом со мной свободен. Курт, не колеблясь, протягивает руку в мою сторону и кричит: интересуется, может ли он занять это место. Я сижу неподвижно, чувствую себя очень глупо. Я вторглась в мир, к которому не принадлежу ни на дюйм. Словно оксюморон звучит то, что я не вписываюсь к лузерам, но это правда. Я была популярной слишком долго, я разучилась доверять. Я хочу, чтобы они поняли. Вытаскиваю «Стеклянный зверинец», в то время, как остальные разговаривают. Их голоса сглаживаются, как только мой взгляд касается страниц. Я дочитываю второй акт, когда слышу голос Курта, обращающегося ко мне. - Что ты думаешь об этом, Куинн? Я слышу свое имя. Это словно ведро ледяной воды, выплеснутое мне на голову. Мое имя слетает с его губ. Я не ожидала, что он заговорит со мной снова. - Хм, - я заикаюсь, мои мысли не успевают за моим голосом, - Хм, мне нравится это. Я отождествляю себя с Лаурой. Остальные все еще говорят, но внимание Курта всецело принадлежит мне. Он устремляет взгляд своих любопытных голубых глаз на меня. - Почему? Что он делает? Мы не знакомы, мне хочется кричать. Не смотри на меня так, будто знаешь, какая я на самом деле, будто знаешь меня больше, чем остальные. Мне не нужна твоя жалость. Твои голубые глаза смотрят сквозь меня, словно сквозь стекло. Но я не стану этого говорить. Я опускаю голову, волосы падают мне на глаза. - Она застыла во времени. Она не хочет расти, беспокоится о замужестве или образовании. Она хочет оставаться молодой, даже если ей все еще можно быть ребенком. Играть со стеклянными фигурками. Иногда мне тоже хочется быть замороженной. Мои глаза расширяются. Самое значимое, что я говорила за последнюю неделю. Курт кивает. - Это… действительно здорово. Почему ты не скажешь об этом в классе? - Эти люди - идиоты. Половина из них даже не начали читать книгу, а другая половина ненавидит каждую минуту чтения. А мне она действительно нравится, и я не собираюсь посвящать их в мои самые глубокие мысли, чтобы они просто посмеялись надо мной. Я снова сделала это. Как у Курта это получается? Он словно вытягивает из меня слова. На мгновение я чувствую, будто мы в мире, где нет ничего плохого, и я все еще могу говорить свободно. Курт задумчиво смотрит на меня. Я бы отдала сейчас все что угодно, лишь бы узнать, что творится за океаном его глаз. Я буквально могу слышать вращение часового механизма в его голове. Безмолвно прошу. Я прошу. Что же ты обо мне думаешь. Прежде чем он успевает что-то ответить, звенит звонок. Обед закончен. Звуковая волна сотен скрипящих стульев была случайно активирована, мусорные баки переполнены, ученики покидают столовую. Я немедленно исчезаю. Оглядываюсь, прежде чем покинуть помещение. Курт оглядывается, очень тонкие, едва уловимые, повороты головы. Туда-сюда. Интересно, что он ищет? Возможно ли, что он ищет меня? Наконец, замечает меня. Странное чувство, быть замеченной снова. Когда прозвенит десятый звонок, консультант уже будет ждать меня. Мисс Пилсбери, возможно, самое милое существо на этой планете. Иногда она может быть тупой. И я говорю это самым снисходительным, из всех возможных, способом. Как только я вошла в ее стеклянную комнату, сразу же увидела ряд различных брошюр на столе. Она сидит на своем месте, сияет от улыбки. Странно, что здесь нет радуги и единорогов. Ее радость раздражает меня. Безразлично смотрю на нее. Невинное и полное радости приветствие. Напоминаю себе, что нужно быть хорошей. - Мы заметили некоторые пробелы в твоей успеваемости, Куинн. – начинает она. От этого становится только хуже. - Что-то происходит с твоими оценками. Ты внезапно уходишь из команды. Мы очень волнуемся за тебя. Кто это «мы»? Точно не мои родители. Они озабочены своей Репутацией, а не их Дочерью. Точно не мои учителя. Они беспокоятся лишь о моих Оценках, потому что это Отразится На Их Преподавании. И точно не мои друзья. Я начинаю понимать, что у меня их никогда и не было. - Ты не говоришь с нами. Общение очень важно, Куинн. Сотрудничество не менее важно. Мы лишь хотим как лучше, Куинн. И мы озадачены тем, почему ты себя так ведешь. Можешь поговорить со мной, Куинн? Я изучаю мисс Пилсбери. Я думаю, она хороший человек. Она действительно любит свою работу и детей, которым она помогает. Но я никогда не ненавидела ее сильнее, чем сейчас, потому что она такая же, как и все. Ей нужны лишь ответы, но она не хочет задавать правильные вопросы. Это не слишком хороший знак, когда взрослые произносят твое имя слишком часто. Будто бы они о чем-то напоминают, прикрепляя листовку с именем к любому попавшемуся проколу. Может стараются обвинить вас или привлечь ваше внимание. «У тебя все отлично получается, Куинн!», «Так держать, Куинн!», «Что ты делаешь, Куинн?», «Мы верим в тебя, Куинн». Я думаю, невинная мисс Пилсбери видит ненависть в моих глазах: выражение ее лица меняется. - Пожалуйста, поговори хотя бы со мной, Куинн, если не хочешь делать этого с родителями и учителями. Мы не сможем помочь тебе, пока ты сама себе не поможешь. Я все еще не сказала ни слова. Ее щенячие-Бэмби-глазки смотрят слишком пристально. Я хочу отвести взгляд. Я складываю мои руки, сжимаю челюсть и укутываюсь глубже в мой Унылый Подростковый костюм. Может, удастся обмануть ее и заставить думать, что я впала в спячку? - Что не так, Куинн? – произносит мисс Пилсбери после долго паузы, - Хочу, чтобы ты знала, что мы здесь для тебя. Слезы скапливаются в моих глазах, но я все еще выгляжу разъяренной. Я не сержусь. Мне больно. Вся правда в том, что нет никого в этом мире, кто бы был где-то специально для вас. Вы должны быть сами для себя. Вы не должны зависеть от кого-то еще. - Пожалуйста, подумай о том, что я сказала, - Бэмби закончила свои тщетные попытки Исправить Куинн, - Я сказала это, и это правда. Возьмешь с собой несколько брошюр? Обещай, что прочитаешь их. Я не даю обещаний. Брошюры были выброшены в мусорный бак у самого выхода. Я сидела над унитазом, его ледяной обод замораживал мои пальцы. Я должна признаться, что со мной что-то не так. Вытираю эту омерзительную жидкость с моих губ, содрогаясь от привкуса на моем языке. Все мое тело болит, двигается очень медленно, не в силах стать нормальным. Я боюсь, что что-то дремало в глубине моего сознания некоторое время, но теперь бушует и рвется на поверхность. Двигаюсь быстро, покупаю маленькую коробочку. Она находится рядом с сотней других белых приспособлений и бутылочек, смотреть на которые я не в силах. Отдаю деньги, пальцы дрожат. Я уронила несколько монет. Звук ударов металла об пол, плоский, очень ломкий. Думаю, этот шум был бы в моей голове словно выстрел, когда я корячилась над унитазом. Мое тело скручивается в неестественном положении, вздрагивает, дрожит, на моем лбу проступает испарина. Я не хочу этого знать. Я не хочу. Я напугана до смерти. Небольшая палочка дрожит в моих мокрых ладонях. Спустя секунду она ударяется о плитку. Я снова пытаюсь вызвать рвоту, теперь уже на пустой желудок. Такое чувство, будто мои кишки выскальзывают наружу через мой рот. Внутри ничего не осталось. Заставляю себя тужиться до тех пор, пока вытащу из себя все кости и мышцы. Обессилено соскальзываю на пол, словно бесформенный кусок кожи. Я беременна.