Эффект бабочки

Когда это наконец случилось, я была в ужасе. Мне бы не помогло, выберись я из своей скорлупы и полистай книги об этом. Не помогло, найди я в Интернете женщину, прошедшую через это. Не помогло, осознай я, что это было неизбежно и не оставалось ничего другого, кроме как ждать. Когда это наконец случилось, я чувствовала себя уничтоженной. Это не так больно, как я думала. Это другой вид боли. Боль, которую я никогда не испытывала прежде. Боль, которую никто не поймет, пока не увидят свои руки отрезанными или свою кровь, разбрызганную вокруг, в осознании того, что это часть тебя и эта часть мертва. Рвота, боль, кровотечения. Они почти прошли. Осталось лишь пару дней, и физическая боль пройдет. Но нет никакой гарантии, что душевная когда-нибудь оставит меня. Я тихо сижу в туалете, рыдая. Я одна в Музее. Мои родители на работе. Я пропускаю школу. Школа. Это место. Оно ощущается так далеко. Я даже не помню, на что была похоже моя жизнь. Я не смотрела в зеркало несколько дней. Не думаю, что помню цвет моей улыбки. Все это из-за этих вещей, из-за этих потерянных мной вещей, которые я оплакиваю. Слезы скатываются по моим щекам словно алмазы, падают и раскалываются на тысячу кусочков, касаясь моих холодных пальцев, лежащих на кафельном полу. Я свернулась калачиком рядом с фарфоровым унитазом, рыдания эхом отталкиваются от стен. Призраки окружают меня, я чувствую улыбки на их лицах. Мои демоны хихикают по углам. Я чувствую слабость внутри. Ты плачешь в течение многих часов. Чувствуешь эти соленые дорожки, ведущие вниз по щекам, на которых слезы уже выжгли себе привычный путь. Твое горло уже болит от резких вдохов. Твое тело дрожащее, слабое, совершенно опустошенное. Словно у бабочки, чьи крылья были оторваны. Пытаясь взлететь снова, стараясь изо всех своих сил, чтобы подняться, однако это совершенно невозможно - устремиться ввысь еще хотя бы раз. Я плачу до тех пор, пока слезы не покидают меня. Я чувствую, что часть меня все еще рыдает. Думаю, у меня больше нет души. Все, что осталось от нее после вечеринки Рэйчел, было разорвано напополам, а потом снова, до тех пор, пока не осталось ничего, кроме обрывков бумаги. Я представляю мою растерзанную душу как разорванные клочья бумаги, разбросанные внутри меня недалеко от колючих склизких жуков с длинными антеннами и глазами-бусинками. Они отворачивают их когтистые морды и смеются, гляди на обрывки листов. Я засыпаю рядом с унитазом. Я сворачиваюсь в комочек. Здесь я готова умереть, прямо рядом с частичками меня, неподвижно зависшими в туалетной воде. Фарфор очень холоден в контрасте с кожей моей головы. Плитка в ванной комнате врезается в мою кожу словно ледяной нож. Я дрожу, скуля как маленькое отчаявшееся существо. Чувствую себя словно животное, попавшее под дождь. Я маленький жалкий мешок с костями, у которого не осталось ничего, кроме идеально чистого белого полотна. Когда я сплю, я вижу сон. В это сне Он. Вижу Его лицо напротив моего, помню каждую маленькую деталь. Не хочу помнить, но все это здесь, возникает прямо передо мной. Он не выглядит, словно монстр. Он не всегда был монстром. Но в эту ночь, именно им он и был. Мои мечты шепчут о ящике, который я стараюсь сохранить. Он очень мал, может исчезнуть и никто не догадается, что это было. Но я замечаю его. Я стою поодаль, расхаживаю по скрипучей детской площадке, приближается буря и замирает над моей головой. Я шатко ступаю по направлению к сейфу, открываю его после первое попытки. Секрет находится там. Я вздрагиваю, как только достигаю цели и раскрываю эту тайну. Я прижимаю мертвого ребенка к своей груди. Секрет сбежал из сейфа. Я зарываюсь пятками в грязь, отстранено смотрю сквозь туманное пространство. Мертвый ребенок в моих руках. Мой взгляд настолько же зол, насколько сломлен. Теперь я вспомнила. В своем сне я мягко беру мертвых младенцев и бережно опускаю их на траву рядом с сейфом. Лишь один порыв ветра и тело исчезает без следа. Я приглашаю себя в путешествие. Часть меня Вспомнила, но лишь одна часть. Другая все еще в замешательстве. Я иду по пустому полю. Я подхожу к дому. Это очень знакомый дом. Здесь свет, приглушенная музыка и пьяные подростки. Я вхожу в дом, где никто не замечает меня. Это вечеринка Рейчел Берри. Я вижу каждого, они танцуют точно так же, как и в ту ночь. Это уже не сон, а мои разблокированные воспоминания. Я поднимаюсь наверх. Захожу в темную комнату. Вздрагиваю, едва открываю дверь. Это место мне слишком знакомо. Смотрю, как дверь открывается. Входит парень. Он держит меня за руку. Я вне своего тела, наблюдая за тем, как меня мягко затягивают в эту темную комнату. Я была так красива, так счастлива, ничего не подозревала. Я боюсь того, что случится дальше. Это худшая часть. Сначала мы были так счастливы. Я целовала его, он целовал меня, меняясь ролями в этой забавной игре. Я коснулась своими мягкими губами его губ, наслаждаясь теплом, которым он обладал. Первое время его руки едва касались меня, он пытался прощупать почву. Он привел меня к кровати, на которую я опустилась. Мне казалось, что на моей спине появились перья. Его руки начали идти дальше. Слишком далеко. В первый раз в эту ночь я почувствовала боль. Его руки были так глубоко, словно они ранили меня. - Нет, - сказала я, пытаясь сесть. - Прекрати. Первые мгновения превращение парня было очень медленным. Это был монстр, нависший надо мной, с блестящими зубами и пугающим шипением, и он не слушал меня. Это было похоже на меч, проталкиваемый глубоко внутрь меня. Я пыталась оттолкнуть его, но он был будто огромная удушающая стена, вжимающая меня глубже в матрас. Я перестала бороться против меча. Я лежала, словно труп. За его спиной я увидела, как скользкие, пахнущие и отталкивающие существа рождаются из липкой ткани, которую я видела в моих кошмарах. Когда все закончилось, он выскользнул из меня. Он натянул свои штаны. Я до сих пор помню металлический звук пряжки его ремня, когда он застегнул его обратно. Его губы сложились в тонкую улыбку. Я не помню ни одного из его слов. Я помню лишь как лежала здесь, на кровати, отстранено смотря в потолок. Он спустился вниз по лестнице. Но я не осталась одна. Он оставил со мной своих монстров. Я обращаюсь к своему подсознанию. Теперь я вспомнила. Все части меня Вспомнили. Все мое существо Вспомнило. Мне удавалось блокировать эту ночь так долго, размывать все эти воспоминания, но сейчас это нелегко. Не сейчас, когда я встретилась лицом к лицу со смертью, которая изменила мою жизнь. Меня изнасиловали в ту ночь. Дверь открылась со скрипом. Призраки разбежались, мои демоны спрятались где-то между раковиной и туалетом. Они наблюдают через свои колкие глаза. Взрослый заходит. Ее Мать. Она не может увидеть их. Это разрушит заклинание. Сквозь толщу воздуха я не могу услышать ни слова. Я мечтаю. В сказочном мире я возвращаюсь в поле. Паутина окружает меня, шелк так близко к моим губам. Деревья отращивают корни, которые блестят словно изумруды в солнечном свете. Они растут все ближе ко мне, заставляя меня взглянуть. Дверь возникает рядом со мной. Она открывается. - Куинн, - говорит пустая дверь. Это было похоже на призрак. Я изо всех сил пытаюсь увидеть его лицо. Я не узнаю голос. Но я должна была. Я должна попробовать. Корни деревьев ринулись вперед. Они касаются меня. Я отстраняюсь. Корни неестественно теплые. Словно человеческие руки. Я кладу свою голову на землю, сражаюсь, чтобы найти ластик и избавиться от своего лица. Растоптанная, сломанная и ржавая. Это все, что осталось. Я возвращаюсь в реальный мир. Здесь нет теплых корней, касающихся меня. Здесь только человеческие руки прикасаются ко мне. Я смотрю на эти щупальца. Они медленно превращаются в тонкие руки. Затем появляется плечо. Тело. Наконец, худощавое лицо. Скелет с помадой и желтым париком. - Куинн, почему ты здесь? - скелет как-то разговаривает, несмотря на отсутствие голосовых связок. Голосовые связки*. Забавное название для части мышцы. Когда я была маленькой, я думала, что это похоже на маленькую шкатулку на внутренней стороне нашей глотки. Вместо драгоценной коробки внутри хранится голос. Возможно, он выглядит как крошечный микрофон. - Мам, - произносит умирающая на полу ванной девушка. Я думаю, что это имя скелета. Она моя Мать. Но она принадлежит другой девушке. Другой жизни. Может, девушка в зеркале, да, это ее мать. Но у меня нет матери. Я одна. - Вставай, Куинн. Пойдем. Скелет дотрагивается до меня. Она старается забрать меня отсюда. Я чувствую ее костлявые руки на моей спине. Я вспоминаю, как Он проникал в меня. Я представляю, что ее руки - его. Я вскрикиваю. Отстраняюсь от нее, заставляю ее накрашенный рот открыться. - Пожалуйста, не трогай меня! - умоляют мои голосовые связки. Я прижалась к полу. Я могу видеть лишь ее ноги. Ее туфли. Они блестящие и красные, с острыми колючими выступающими, словно лезвия, каблуками. Я смотрю на реакцию ее обуви. Она отступает немного назад. Опасаясь. Шокировано. Несчастно. После этого словно прошло очень долгое время, моя мама садится рядом со мной, на пол ванной комнаты. Это занимает больше времени. Ее кости трещат, пальцы сжимаются, губы смыкаются. Наконец она устраивается. Движение не такое долгое. Я могу чувствовать ее снова, ее корни касаются моей поясницы. Мать: Сегодня мне позвонили из школы. Они сказали, что ты не пришла на уроки. Я: Мать: Почему ты сегодня прогуляла школу, Куинн? Я: Мать (вздох): Ох, Куинн. И как мы дошли до этого? Я (размышляю): Мы дошли до этого, потому что я была изнасилована на вечеринке Рейчел Берри, и когда я звонила тебе, чтобы просить помощи, ты не ответила. Я представила нас в глазах моего сознания. Должно быть, мы жалкие. Я маленькая, высохшая, разорванная пополам, свернувшаяся калачиком рядом с белой стеной. Моя голова наклонена к полу, мои глаза щурятся, словно оттуда торчат гвозди, потому что я делаю все, чтобы только не поднимать их. Если я подниму их, то увижу монстров, смотрящих на меня искоса сверху вниз. Моя мать же - взрослая версия меня. Светлее, старше, пронзительней, она напугана из-за умершей дочери рядом с ней. Фонтан заработал. Мать: Я знаю, что это трудно понять, но когда ты растешь, становится сложнее видеть вещи в другом ракурсе, отличным от того, когда ты была подростком. Мир не такой яркий, твои дни проходят слишком быстро. Очень легко угодить в эту петлю. Петля пробуждений, походов на работу, возвращений домой, походов в кровать. Когда ты в петле, ты слепа ко многим вещам. Я была слепа по отношению к тебе, милая. И я... я сожалею. Я: Я двигаюсь. Я снова начинаю двигаться. Я пододвигаюсь ближе к леди-скелету. С помадой на губах и влажными глазами. Она не понимает, совсем не понимает. Но хочет понять. Я чувствую ее тепло, и это разбивает мне сердце. Я сворачиваюсь поближе к ее коленям, положив свою голову туда, где бьется ее сердце. Я могу слышать это. Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Она обнимает меня. Мать: Я не знаю, что не так, милая, но я собираюсь прекращать спрашивать тебя, что случилось. Я просто хочу, чтобы ты знала, как сильно я люблю тебя, Люси. Ее голос так добр. Она хочет только хорошего. Ох, она и понятия не имеет. Сейчас. Теперь я могу сказать ей. Накануне смерти я могу сказать ей правду. Она может понять. Мы все можем стать одной большой счастливой семьей еще раз. Вырезать из картона и склеить вместе на цветных клочках бумаги, и все снова будет прекрасно. Только все никогда не будет так же просто. Я: Я тоже тебя люблю, мам. Я действительно люблю. Часы тикают, тикают, тикают. Школа почти закончилась. Учителя в восторге. Видно волнение в их маленьких учительских глазках. Студенты превратились в животных, прыгая по коридорам и взбираясь на стены. Они так рады отдыху от школы на несколько дней, что забывают мучить меня. Я иду по коридоры, мои учебники не выбиты из моих рук, люди не шепчутся обо мне, словно разбирая меня по молекулам. Во время нашего последнего урока в классе мистера О'Коннорса мы представим наш проект по "Стеклянному зверинцу". Я наконец дочитала его несколько ночей назад. Он закончился очень грустно: любимая стеклянная фигурка Лауры, единорог, разбивается и ее жених оставляет ее, потому что уже помолвлен. Больше всех говорит Курт. В самом конце, я даже специально попросила его дать мне возможность сказать что-то. Я знаю, что это будет сложно, но я все думаю о том, что сказал мне мистер О'Коннорс. Он думает, что есть много потрясающих вещей, которые я могла бы сказать. Я должна попробовать, ради него. Мы заканчиваем на слайде о символике единорога. Класс смотрит на меня сквозь свои пустые розетки, их маленькие механические линзы мигают с любопытством, как будто я странный образец, который они изучают. Я чувствую слова. Я пробую их. Я делаю их реальными. - Единорог символизирует Лауру. Весь остальной мир слишком обычный, как пасущиеся лошади, но она очень уникальна, словно единорог, выделяющийся в толпе лошадей. Сделать ее обычной "лошадью" - означает разбить ее, так же как и стеклянного единорога, который ломается в конце рассказа. Это больше, чем я сказала в классе за весь год. Они смотрят на меня своими глазами роботов и мигающими ртами, интересуясь, кто же я такая. Они не узнают меня. Но это конец нашей презентации, и в какой-то момент они начинают вяло хлопать. Я ловлю глазами мистера О'Коннорса, спустя секунду он кивает в знак одобрения. Я чувствую странную гордость. Я так давно не чувствовала гордости за себя, что мне требуется некоторое время, чтобы распознать это чувство. Звенит звонок. Ад разверзся, когда подростки рванули к своим автобусам, машинам, домам. На всякий случай, директор передумал, вынуждая нас остаться на перерыв. Я жду, пока коридоры освободятся от стада крупного рогатого скота, прежде чем отправится сквозь траншеи и окопы. Сегодня День Благодарения. Дом наполнен любовью и теплом. Свечи горят. Еда в духовке. Праздничная музыка доносится из радиоприемника моего отца. Все было окрашено в прекрасный оранжевый оттенок. Я просыпаюсь, свернувшись калачиком и подтянув свое лицо к животу, мои пальцы холодные в контрасте с моей кожей. После нескольких часов борьбы со сном, мой покой был разрушен. Стук приходит к двери моей спальни. Все отходит на второй план, когда я слышу грубый голос моего отца. Он старается сделать голос ниже: - Куинн, пора вставать. Семья будет здесь через час. Я в своей голове. Мысленно я лихорадочно дергаюсь, пытаясь восстановить контроль. Я нажимаю красную кнопку автопилота. Отличный трюк. Мое тело механически поднимается. Я слышу шипение пара из моих ушей и поворот часового механизма в моем мозгу. Где-то из-за моих глаз, будто я смотрю фильм. Я смотрю, как я принимаю душ, вытираюсь, одеваясь, игнорирую зеркала. Я застегиваю мою Счастливую кожу, полностью, до самого черепа. Сегодня я буду притворяться, что счастлива, здорова и нормальна. Идеально, именно такая, какой остальной мир хочет меня видеть. Я дам им то, что они хотят. Проблемы начинаются сразу же. Первые члены семьи - дяди, тети, двоюродные братья, не все ли равно? - прибывают с едой, пахнущей, словно она приготовлена с любовью и теплом. Они рисуют улыбки на их шутовских лицах. Они обнимали и целовали нас своими накрашенными, усатыми, потрескавшимися ртами. Я вижу шок в их глаза, когда они видят меня. Мои родители предупредили их, но ничто не могло подготовить их к этому. Это не заняло много времени для остальных членов семьи, чтобы просочиться в наш дом. Во второй половине дня выглядело так, как будто здесь тысячи тел, прижавшихся к стене напротив меня; они висят и танцуют, как марионетки. Шум их смеха, звон бокалов, хруст крекеров. Я уклоняюсь от громкости и шума. Я предпочитаю тишину. Родственники не дают мне шанса уйти. Они все хватают меня, щипают за щеки, говорят насколько выше я стала с прошлого года. Я не знаю половины из них. Я убеждена, что половина из этих людей - хорошо одетые бродяги, утверждающие, что они связаны кровным родством ради бесплатной еды. Все это время я чувствую запах горящей плоти. Я возвращаюсь обратно к печи несколько раз. Расхаживаю рядом с ней, опускаю голову с вытаращенными глазами, словно смотрю в окно. Там отдыхает индейка, в огне, жгучем и прекрасном. Я смотрю на мертвое тело. Когда-то оно было живым. Оно бегало, ело и разговаривало. У него была семья. Оно, вероятно, не хотело умирать. Я всегда ненавидела День Благодарения, даже когда была настоящей девушкой. Он полон густой, сливочной, жирной пищей, которая заставляет ваш живот раздуваться, до тех пор, пока пуговицы не станут достаточно натянутыми, и туша животного, которая сидит в центре стала не умрет; и вы должны быть благодарны за свою смерть сотням родственников, которых вы даже не помните, с клоунскими руками и раскрашенными лицами и слишком белыми, слишком острыми зубами. Я всегда хочу вернуться назад, в свою комнату. Ужин начинается около трех. Мы все создаем бесконечный круг вдоль украшенного стола со всеми этими тарелками и фарфором, серебряными изделиями с золотыми наконечниками и стеклянными кубками, наполненными алкоголем для взрослых. Я знаю, что некоторые из моих двоюродных братьев позже постараются украсть алкоголь, пока взрослые будут сидеть и говорить обо всем на свете перед самым своим уходом. Традицией является то, что мы читаем молитву в унисон, затем расхаживаем по дому и говорим о том, как мы благодарны за все. Все начинают держаться за руки. Я чувствую, как меня толкают в середину круга, руки ощупывают меня. Кто-то слева пытается взять мою руку. Это мой двоюродный брат, который примерно моего возраста. Я смотрю на него сквозь кроличьи испуганные глаза. Впервые я понимаю, как сильно он похож на Него. - Просто возьми меня за руку, Куинн, - нетерпеливо шипит он, когда я отталкиваю свои пальцы от его ладони. Мое сердце бешено бьется, когда он хватает меня за руку. Я закрываю глаза. Это плохо. Я не могу думать о Нем. Не сегодня, в день, когда должны быть Благодарны. Мы все склоняем наши головы, любезно вытягивая наши шеи к затылку, словно струны. Все, кроме меня. Мои струны уже давно порваны. Я смотрю на всех них: семья, которую я не знаю, семья, которая не знает меня. В комнате полно людей, но я чувствую себя одинокой. Они все говорят, за что благодарны. Семья. Теплый дом. Друзья. Хорошая работа. Супруги. Слова падают, падают бесконечно, пока все рты не замирают, челюсти не захлопываются и их глаза не начинают прожигать меня. За что ты благодарна, Куинн? Я: Тишина тянется, я больше не могу это видеть. Я прищуриваю мои глаза. Отвернись, отвернись, может я стану невидимой. меня нет ничего, за что бы я была благодарна. Я не могу ни о чем думать. Я зла и расстроена за то, что они заставляют меня выплевывать слова, которые никак не выстраиваются в линию. Безымянный дядя: За что ты благодарна, Куинн? Я: Безымянная невестка: Она не собирается говорить, просто продолжим. Мой Отец: Нет, она будет говорить. Скажи нам, за что ты благодарна, Куинн? Я: Моя Мать: Куинн, пожалуйста... Я [Внутренний Комментарий]: Здесь, на столе, индейка с кучей костей и горелой плоти. Здесь люди вокруг меня со странными масками, сделанными из пластика, клея и воска. Здесь два человека, которых я называю своими родителями, которые хотят, чтобы я была благодарна. Но я не благодарна. Мой Отец: Если ты не хочешь ничего сказать, ты не будешь ничего есть. Никогда в своей жизни я не чувствовала такого облегчения. Уже на шаг впереди него, я отрываюсь руки, которая удерживает меня. Я заворачиваю за угол и ухожу, торопясь наверх, запирая дверь за собой, чтобы не пустить внутрь призраков. Я зарываюсь глубже в одеяло. Теперь я в безопасности. Здесь Он меня не достанет. Я внимательно слушаю. Ужин начинается без меня. Мой желудок урчит. Я прокрадусь вниз чуть позже, положу кучу еду на тарелку и исчезну, когда взрослые вернуться. Я выползаю из постели, пораженная внезапным вдохновением. Свет молнии ударяет меня по голове, когда я прокрадываюсь к своему столу. Есть кое-что, чем я хотела бы заняться здесь в течение некоторого времени. С тех пор, как мистер О'Коннорс сказал мне, что я у меня есть связь со словами. Я хочу узнать, прав ли он. Карандаш и бумага в руках. Скрываюсь обратно в свою пещеру, свою хижину, свою яму. Здесь тепло очень мягкое и темное. Здесь нет ни единого звука. Здесь я могу закрыть глаза и сосредоточиться. Я всегда ненавидела День Благодарения. Сегодняшний был венцом Плохих Семейных Праздников. Но, по крайней мере, все кончено и я вышла оттуда живой. Интересно, где я буду через год? Следующий День Благодарения. Я буду одна? Счастливее? Мертва? Я пытаюсь представить себе это. Все, что приходит в голову - бред из телевизора. Я думаю достаточно долго. Наконец я провожу свинцовым наконечником вдоль слегка колючей поверхности бумаги. Я начинаю писать. Когда-то давно, жила девочка... Примечание: В английском языке голосовые связки называются "Voice Box", что дословно переводится как "Голосовой Ящик".