Проклятие Падшего

После небесной цитадели любое место покажется адом, что уж говорить о настоящей преисподней. Ступив перепачканными ботинками на стесанные плиты подвесного моста, я стараюсь не кривиться от запаха серы. Огненная пропасть под нами пышет жаром, усиливая смрад. Господи, как же его вынести? Издалека замок Сатаны выглядит заброшенным, и лишь тонкая струйка дыма над одной из пристроек говорит о том, что в этих мрачных стенах теплится жизнь. Узкие окна с обычными стеклами вместо привычных витражей, облупившаяся и потрескавшаяся черепица на крыше, закоптившиеся створки дверей — нигде нет ни намека на роскошь. Странно, что тщеславный ангел поселился в таком убогом месте. Падший, мысленно исправляю я себя. Теперь он падший. Выступивший против Создателя и его догматов. И отрекшийся от того, что еще недавно было близко моему сердцу. В размышлениях о своей судьбе я не замечаю, как Геенна остается позади, и обоз с остатками провизии притормаживает у главных ворот. Из тени навстречу нам выступают крылатые стражники. — Склонитесь перед Владыкой! — рявкает кто-то из них, и новые признанные синхронным движением опускаются на одно колено. Замешкавшись, я делаю шаг от вонючей лужи и присоединяюсь к общему приветствию. Неужели присяга будет прямо здесь? Грохоча тяжелыми доспехами, из ворот появляется дюжина легионеров. — Quod principi placuit, — с яростью выкрикивает идущий первым, и остальные подхватывают: — Legis habet vigorem! * Чеканя шаг, демоны выстраиваются в линию за нашими спинами, словно отрезая путь к отступлению. От напряжения затекают плечи, но пошевелить ими страшно. Я решаюсь повернуть голову, когда перед глазами возникает пара начищенных военных сапог. Их обладатель останавливается неподалеку от меня, и пока я рассматриваю ноги, затянутые в штаны из плотной кожи и расслабленные перепончатые крылья, подзывает к себе Рондента. Пользуясь тем, что Сатана отвлекся, я осмеливаюсь взглянуть ему в лицо. В «Хрониках Престолов» сказано, что он красив, но я бы не назвала лик идеальным, скорее надменным. Самоуверенная гримаса искажает правильные черты, а тонкие губы и вовсе делает злыми. Самаэль. Яд и Бог в одном сосуде**. Зло с тьмой в душе. Тиран, который должен быть свергнут. Тот, из-за кого мне пришлось пожертвовать ангельскими крыльями. — Которая из них отличилась? — с равнодушием в голосе спрашивает он. Рондент кивает в мою сторону, и я испуганно опускаю глаза. Кажется, решение защитить груз, было поспешным. Ноги утопают в болотной грязи. Зловонные испарения проникают в горло, скручиваются как змеиный клубок и заставляют выталкивать их обратно натуженным кашлем. Движение вперед дается с трудом. Часть меня противится судьбе, другая — никак не может преодолеть брезгливость. Хочется отряхиваться после каждого шага по разбитой колесами дороге. Петляя и накреняясь, обоз с продовольствием перекатывается по кочкам вдоль топи, а признанные демоны медленно плетутся следом. Прибиться к ним не составило труда — я солгала, что отстала от предыдущей группы, и никто не стал проверять. Да и к чему? В похожей одежде и со связанными крыльями я не вызвала подозрений. Обматывая их веревкой, я едва не вывихнула плечи, но это было вынужденной мерой. Сатана лично освобождает каждого нового демона, демонстрируя этим собственную власть. И потеря ритуальных оков до церемонии присяги может быть воспринята как неуважение к традициям ада. — Держитесь кучнее, — ворчит на новичков один из охранников обоза, темноволосый и плечистый, с расшитой перевязью для меча. — Неровен час, нападут низшие. — Да что ты с ними нянчишься, Рондент? — хмыкает другой демон, с заметно выделяющимся под кольчугой пузом. — Разбегутся — станут кормом для субантр. Перехватив копье, он оглядывается по сторонам. И хоть горизонт чист, перспектива оказаться в глотке у кого-то из низших вынуждает меня ускорить шаг. Решение оказывается своевременным — из ближайшей кочки внезапно вырывается фонтан бурой жижи, а земля под ногами сотрясается от ударов изнутри. Часть продовольствия сваливается с обоза и тонет в болоте. — Столас, там червь! — Рондент предупреждающе вскидывает руку. — Не дай ему выскочить! Толстяк вскидывает копье, и в ту же секунду из топи выныривает оскалившееся чудовище. Признанные с визгом кидаются врассыпную, а я замираю, не в силах отвести взгляда от ужасающей картины — шипящая пасть нависает над Столасом. — Бей! — отчаянно кричу я, но тот мешкает с ударом, и острые зубы червя смыкаются на его горле. Клацают, перерубая артерию, и с чавкающим звуком разрывают остаток плеча. Захлебываясь в хлынувшей крови, Столас оседает на колени. Копье выскальзывает из ослабевших пальцев, и я подхватываю его — не собираюсь геройствовать или помогать — срабатывает рефлекс. Стискиваю древко, делаю замах, и пока низший не нырнул в болото, вонзаю острие ему в глаз. — Посторонись! — подоспевший Рондент добивает червя мечом. Грязь на ботинках орошают брызги крови. Часть попадает на одежду и расплывается бурыми пятнами, от чего старая, но добротная куртка окончательно теряет приличный вид. — О, Творе, — начинаю, было я, но заметив настороженный взгляд Рондента, быстро выкручиваюсь: — Тварюга! Все рукава испоганил. — С такими талантами быстро приоденешься, — хмыкает он. Не отреагировав на сомнительное подобие комплимента, я наблюдаю, как увесистая туша червя погружается в мутную воду. Если верить «Священным историям о сотворении сущего», ими кишит все приграничье перед первым кругом. А еще субантрами, гарпиями и бесами, которые заселяли ад до падших, и неохотно отступали с занятых территорий. Неужели придется сталкиваться с ними каждый день? — Вот же криворукий увалень… Выругавшись сквозь зубы, Рондент наклоняется к неподвижному телу Столаса. Видно, что не питает надежды, но все же щупает пульс. Морщится, обреченно вздыхает и, развернувшись, рявкает на разбежавшихся признанных: — А ну, топайте сюда! Живо! Я молча возвращаю копье. — Как тебя зовут, шустрая? — Мир… — закашливаюсь я. Вот напасть! Надо же снова так оплошать — то Творца помянула, а теперь еще и настоящее имя чуть не назвала. — Мириам, — на ходу придумываю я, надеясь заболтать его прежде, чем он заострит внимание на оговорке. — Но друзья предпочитают «Ри». Так короче и удобнее… — Здесь у тебя нет друзей, — осаживает Рондент. Я пожимаю плечами, словно мне безразлично чужое мнение: — Значит, будете дольше выговаривать. Вопреки опасениям, Сатана не задерживается рядом, а идет к обозу, который не разгружают без его приказа. Распластавшееся тело Столаса сползло к одному из колес, копье валяется поодаль, среди мешков с провизией. — Он храбро сражался? — спрашивает Сатана, осматривая рану. — Д-да, — запинается Рондент. И осознав, что ложь прозвучала неубедительно, добавляет: — Будь у него чуть больше времени… Хмыкнув, Сатана кладет на глаза Столаса две мелкие монеты и с пренебрежением бросает: — Отдайте тело семье. Я невольно передергиваю плечами. Как можно быть таким циничным и оставить близким жалкие крохи? А вдруг среди них есть дети, нуждающиеся в помощи? Два сребреника! Даже предатели получают тридцать***. На небесах давно отошли от обычая с церемониальными монетами, которые на заре мира демонстрировали сожаление и благодарность в случае гибели воина во имя Творца и цитадели, ад же пользовался ими вовсю. Я продолжаю негодовать, когда в поле зрения появляются знакомые сапоги — Сатана возвращается к признанным, по-прежнему протирающим штанами грязные плиты моста — и едва останавливаются рядом, склоняю голову еще ниже. — Поднимись, — доносится сверху. Его голос пугающе спокоен. Я распрямляю колени, гадая, успел ли он ощутить исходящую от меня неприязнь? И как долго я проживу в этом случае? Ну, а если Сатана решит проверить мои мысли, миссию можно считать проваленной еще до начала. Господи, молю! Пусть моя смерть будет быстрой. — Как твое имя? С липкой от пота спиной я поднимаю глаза, и они встречаются с багровыми пропастями. Глубокими. Опасными. Хищными. Такие видят насквозь. От них не спрятаться ни за ментальным щитом, ни за чарами покрова. — Мириам. Щелкнув инкрустированной рубинами пряжкой, Сатана достает кинжал из набедренных ножен и одним взмахом перерезает веревку на крыльях. — Ад приветствует тебя, Мириам. * Quod principi placuit, legis habet vigorem (лат). — Что угодно повелителю, то имеет силу закона. ** Части имени «Самаэль» סמאל (ивр.) переводятся с иврита как «яд» и «Бог» *** Отсылка к предательству Иуды и его тридцати сребреникам.