Проклятие Падшего

Кандалы натирают запястья, но я не чувствую боли, только холод металла, который промораживает до сухожилий. И это ненормально, потому что в камере настоящее пекло. В цитадели я считала себя смелой, но аду удалось выжечь эту уверенность за несколько часов. Я не знаю, хватит ли мне сил на противостояние. Натянутые до предела цепи ни на миг не ослабевают, так, что спину сводит от напряжения, и я почти готова сдаться и безвольно повиснуть на них. Пот заливает лицо, заставляя лихорадочно моргать и не давая возможности сфокусировать взгляд. Размытый силуэт стражника по другую сторону решетки похож на бесформенное пятно, каменная кладка стен идет рябью как озерная вода на ветру. Единственное, что я вижу четко — расширившиеся зрачки пугающих алых глаз. Слишком близко. В них слишком много ненависти. И с каждой секундой она крепнет, потому что Сатана не может прочитать мои мысли. Багровую радужку заволакивает черным, между бровей появляется напряженная морщинка, но усилия тщетны. Господи, спаси мою душу. Мое упорство — вызов. И за то, что я осмелилась его бросить, Сатана не оставит меня в живых. — Почему утаила, что падшая? — в сознание вливается знакомый низкий голос, вызывая на подрагивающих плечах россыпь мурашек. В подземелье каждый звук умножается на три, но ни стоны, ни душераздирающие крики тех, кого подвергли пыткам, не звучат в ушах похоронным набатом в отличие от одного простого вопроса. — Боялась вызвать подозрения. Гулкое эхо еще повторяет мои слова, когда вслед за ними устремляется злобный смешок: — С запечатанным сознанием ты их только усилила. Сатана кривит губы, и я некстати вспоминаю, как горячо они меня целовали. Злая ирония судьбы — допускать близость было необязательно. Меня бы просто казнили чуть раньше. — Лучше сразу скажи, где подкожный амулет, пока стражи не изрезали тебя в его поисках. Так он считает, что мне помогает кристалл сокрытия? — Мысли прячет не амулет. Сатана приподнимает бровь, и я впервые слышу в его голосе интерес: — Что ж, удиви меня. Быть может, я разрешу тебе пожить чуть дольше. — Не так быстро, Михаил! — я еле успеваю за братом по винтом уходящей вниз узкой лестнице. От легкого головокружения ступени плывут перед глазами. Еще немного — и меня начнет мутить. Я бы давно остановилась отдышаться, не пыхти в спину серафим Кроули. — Терпение, Мирэйль, — подбадривает он, и тут же заходится в приступе кашля — длительный спуск испытание и для него. — Что вы хотите мне показать? — Сейчас все увидишь, — ступив на ровный участок, Михаил оборачивается, чтобы подать мне руку. В замешательстве я осматриваюсь по сторонам: — Мы все еще под главной башней цитадели? Или уже в аду? Без прохода сквозь лимб попасть в преисподнюю невозможно, но я не могу не сострить. — Даже в дурном настроении ты не теряешь бодрости духа, — смеется Михаил, оценив шутку. В скудном свете факелов наши тени покачиваются и мечутся по стенам. Мне неуютно в замкнутом пространстве, но эта скованность не сравнится с обволакивающим липким страхом, которую вызывает тонущая во мраке дальняя часть коридора. Я нервно складываю ладони, чтобы вызывать лучи благодати и немного себя подбодрить, но Михаил останавливает меня. — Не нужно. — Не будем его дразнить, — серафим Кроули вынимает из подставки один из факелов. — Он сильно нервничает от ангельского света. — Он? — с трудом выжимаю из себя я пересохшими от волнения губами. — Не бойся, — Михаил придерживает меня за предплечье и ведет за собой. — Он надежно заперт и не причинит вреда. — О ком ты говоришь? — поддавшись панике, я еле переставляю ноги. Вместо ответа Михаил снимает ключ с цепочки на груди и отпирает одну из неприметных дверей. Сглотнув, я шагаю следом и слышу тяжелый вздох. Испуганно замерев, я всматриваюсь в сумрак — там явно кто-то есть! Кто-то... несущий зло. Я чувствую его темную силу. А еще… тоску. Серафим Кроули поднимает факел выше, и я вижу блестящий отсвет. Прямо перед нами огромная клеть с прутьями из намоленного злата — такую нельзя сломать, только оплавить адским пламенем. — Господи, — бормочу я, когда блики огня неожиданно отражаются в чьих-то глазах по ту сторону решетки. — Это же… Массивное тело подается вперед на звук моего голоса. Подползает так близко, что я могу рассмотреть каждую жесткую чешуйку. — … тварь, посланная Сатаной, чтобы искусить Еву, — подтверждает догадку Кроули. Приблизившись, змей скалит пасть с остатками языка и едва слышно шипит. Не от ярости — из страха. Для опасного хищника у него слишком затравленный взгляд, а сам он слишком истощен для нападения. Заметно, что движения даются с трудом и болью — бьющий по камням хвост исполосован порезами, слишком ровными и глубокими, чтобы счесть их случайными. Как можно так истязать создание Творца? Нахмурившись, я поворачиваюсь к серафиму: — Я думала, змей умерщвлен. И это во истину стало бы спасением от мук. — Ему сохранили жизнь, — Кроули с пафосом выпячивает грудь. — Для блага небес и во славу Господа. — Язык вырезали тоже во благо? — Мирэйль! — Михаил с укором качает головой. — Я понимаю твой праведный гнев, — снисходительно улыбается Кроули. — Верно, мы должны проявлять терпимость. Но не забывай, своими сладкими речами он совратил с пути чистую душу. Ту, что жила постулатами, почитала и верила… — Выходит, не так уж сильно верила, — презрительно фыркаю я. — Гордыня — грех! — осаживает Михаил. — Не уподобляйся тем, кто считает себя выше остальных. — Ты прав, брат, — тушуюсь я, склоняя голову. — Не мне осуждать чужие поступки. — Я тоже не приветствую жестокость, — он кивает в сторону змея. — Но лишь его яд сможет закрыть твои мысли. И если ради безопасности близкого нужно пожертвовать добродетелью, я без колебаний отрину жалость и сострадание. Пока он рассказывает об инъекции, я хмурюсь. Змею не одна сотня лет, и в подземелье его держат явно не со вчерашнего дня. Как Михаил вообще узнал о свойствах яда? Неужели он… — Скажи, что ты сам им не пользуешься! — в отчаянии я стискиваю его запястье. — К чему это мне? — усмехается Михаил. Обняв за плечи, он пристально смотрит в глаза: — Открыть пред тобой свой разум? Теперь его тон серьезен. — Нет, — я потупляю взор. Господи, прости, что допустила грешную мысль. — Я доверяю тебе, брат. — В моей крови унция яда змея-искусителя, — охрипшее горло отказывается сглатывать слюну. — Его скверна отравляет чистоту помыслов, тем самым спрятав сознание от других. Сатана язвительно скалится. Наверняка ему нравится видеть мою слабость, мой сжигающий страх, и знать, что причина тому — он сам, его власть и сила. — Так и знал, что псевдосвятоша сохранил ему жизнь! Довольно удобно — заявить, что лично убил змея, а на самом деле спрятать его от любопытных глаз. Сатана наклоняется ко мне, и я инстинктивно отшатываюсь, придавив ногой сбившийся подол платья. От нервного жеста ткань натягивается и трещит — рвется тонкая бретелька. Полупрозрачный шелк соскальзывает с плеча, обнажая грудь. Щеки вспыхивают от стыда — ни прикрыться, ни отвернуться, ни сбежать! Не приведи Господь, Сатана сочтет эту неуклюжесть провокацией! — Кто рассказал тебе о свойствах? — Сатану не интересует мое тело, он смотрит в глаза. Горячая ладонь сдавливает шею — наглядная демонстрация, что меня ждет, если ответ ему не понравится. Главное не лгать дальше, и полуправда мне в помощь. — Я уже знала, что мне вынесут приговор и низвергнут, — Господь свидетель — это не ложь. — И услышала, как архангел Михаил и серафим Кроули говорили о яде. Брат достал его для меня… Я мнусь, с осторожностью подбирая слова, но Сатане нужны другие подробности. — За какой грех тебя низвергли? Я впервые выдерживаю тяжелый взгляд. — Гордыня, — и снова не солгала. — У тебя есть запас? Боже… как бы я хотела это утаить! — Да, Владыка. — Как ты пронесла его в ад? — Он не здесь. В приграничье, — все же придется выдать место — только так есть шанс сохранить себе жизнь. Мертвой мне не понадобится новая «порция» яда. — Покажешь на карте. — Разумеется, он не спрашивает. И не ждет согласия. — И если обнаружится, что его там нет… Но флакон находят — я понимаю это по довольному взгляду Сатаны, когда он возвращается в подземелье. — Я спрошу лишь раз, — он подходит почти вплотную, и я чувствую, как его снова захлестывает гнев. — Есть что-то еще, что я должен знать? Мой нервный смешок искренен. Сформулируй Сатана иначе, ответ был бы ложью. — Нет, Владыка. Крупные капли пота стекают по лбу и вискам, оставляя на коже холодные дорожки. Сатана продолжает выжидающе меня изучать — с нескрываемой злобой, от которой сердце колотится в агонии как после изнурительного перелета. — Если узнаю, что ты не воспользовалась шансом и что-то скрыла, — потемневшие глаза хищно прищуриваются. — А я узнаю, потому что действия яда временно. Вот тогда смерть покажется тебе спасением.