Проклятие Падшего

Воровато оглянувшись, я прошмыгиваю в узкий переулок вслед за прихрамывающим стариком. Его поникшие крылья волочатся по земле и путаются в оборванной накидке. Поежившись, я стараюсь не отставать и не наступать в лужи нечистот, но они повсюду — их смрад забивает нос и тошнотой пробирается в желудок. Угораздило же меня так вляпаться! Во всех смыслах. — Еще долго? — робко бросаю я. Вместо ответа старик стучит по облезлым ставням ближайшего окна: — Привел, встречай! И растворяется во мраке подворотни. Скрипнув, приоткрывается покосившаяся дверь, выпуская наружу визгливую музыку таверны, и на тусклый свет высовывается изъеденное шрамами лицо. — Чего хотела? — кривится демон, и я в сотый раз жалею, что сунулась в это Богом забытое приграничье. Грани склянки, заполненной ядом, поблескивают в тонких пальцах Михаила, переливаясь в закатных лучах солнца. — Запаса должно хватить, — в задумчивости рассуждает он, встряхнув со дна мутный осадок. — Я спрячу ларец в условленном месте, но не проверяй его слишком часто. В приграничье полно всякого сброда, тебе незачем там появляться без весомой причины. — А если яд закончится? — я нервно потираю ямочку под затылком — инъекция сделана так, чтобы волосы скрыли проступивший узор. — Вряд ли. Но я слышал, что им тайно приторговывают в некоторых лавочках. Там же, где обычно продают чешую драконов или когти субантр. — Значит, куплю там, — я отворачиваюсь к окну, чтобы скрыть страх во взгляде. В отражении мелькает светлое оперение — я пока еще ангел. Уже завтра меня низвергнут в преисподнюю, и оно почернеет. Приговор огласят на рассвете, и морально я давно должна свыкнуться с мыслью о падении, но я не готова. Вдруг я не справлюсь? И опорочу небеса своей слабостью? — Ты все делаешь правильно, Мирэйль, — почувствовав сомнения, Михаил целует меня в лоб. — Я знаю, душой ты останешься с нами. Никаким демоническим крыльям это не изменить. — Спасибо за утешение, брат, — я отстраняюсь, впитав его решимость. — Я хочу помолиться перед встречей с советом. Прошу, оставь меня одну. Кивнув, он выходит из кельи, а я глубоко вздыхаю и опускаюсь на колени. — Опоздала, мы уже набрали шлюх для танцев, — демон продолжает скалить гнилые зубы. Мои щеки вспыхивают. — Я здесь не за этим! — Тогда говори или проваливай. Выступление вот-вот начнется, а я не хочу пропустить самое интересное. Его заглушает чья-то пьяная песня, смешивающаяся с хохотом и гвалтом перебранки. Стоило выбрать другое время, но я слишком долго искала хотя бы одного торговца, согласившегося обсудить запретный товар — обидно уходить ни с чем. — Говорят, у вас можно найти кое-что нужное, — я стараюсь, чтобы голос не выдал волнения. — Например? — в сальном взгляде напротив по-прежнему читается насмешка. — Например, яд змея-искусителя. — Он недешевый, — с издевкой тянет демон и прищуривается, словно визуально оценивает толщину моего кошелька. Вот же ушлый мерзавец! По глазам вижу — хочет содрать втридорога. — Сколько? — с наигранной небрежностью я достаю из кармана мешочек со златниками. При звоне монет торговец оживляется и широко распахивает дверь. — Заходи. Обсудим внутри. Я успеваю сделать лишь пару шагов, когда за спиной раздается топот, сопровождаемый лязгом оружия. Испуганно обернувшись, я вижу приближающиеся крылатые фигуры в доспехах. — Эй, Табрис, — сурово окликает один из стражей, когда все трое оказываются возле двери. — Опять приторговываешь своей дрянью? Мой самоуверенный собеседник тут же меняется в лице. — Да как такое можно подумать? — в притворном возмущении он заламывает руки. — Я не посмел бы нарушить запрет Владыки. Стражи подходят почти вплотную, заставляя меня невольно ссутулить плечи. Незаметно спрятав мешочек в складках плаща, я ловлю на себе заинтересованный взгляд одного из демонов. Господи… им же не придет в голову проверить мои мысли? Если выяснится, что они закрыты, а Табрис донесет, что я спрашивала про яд змея — мне конец. Вот только как объяснить свое присутствие у таверны? Решение приходит до того, как я успеваю обдумать последствия. — Где говоришь, можно переодеться для танцев? — я откидываю со лба прядь волос, копируя развязный тон Эйшет. Табрис кивком указывает за занавеску в глубине коридора, и я устремляюсь к ней, но план затаиться и переждать рушится, не начавшись. Тесный закуток забит полуголыми демонессами. Одни напомаживают губы и суетливо взбивают волосы. Другие толкаются у зеркала, поправляя тонкие полоски ткани, которые и нарядом не назовешь — ничего толком не прикрывают. Третьи надевают на руки и ноги широкие браслеты, звенящие при каждом движении. — Поторопись, — кто-то из демонесс сует мне блестящий пояс с подвешенными медяками и отбирает плащ. Кое-как подоткнув юбку и приспустив тунику с плеч, я закрепляю на талии дешевое украшение. Танцевать я не собираюсь, главное слиться с толпой. За стеной грохочут барабаны, разрываются горны, грубые голоса выкрикивают скабрезные шутки — пиршество в самом разгаре. Демонессы толпятся у выхода в общий зал, ожидая сигнала, и я начинаю медленно отступать к занавеске. Надеюсь, стражи ушли, и теперь можно тихонько улизнуть. — Куда это ты? — Табрис преграждает мне путь и, наклонившись, шипит на ухо: — Стражи будут до утра проверять улицы, сейчас не уйти. Вот незадача! Придется торчать в таверне, пока все не угомонятся. — Иди танцевать, — добавляет он, подталкивая меня к остальным. — А потом обсудим товар. — Я не… Возмущенный возглас тонет в вое горнов, и толпа демонесс, закружив в давке, выносит меня из закутка. Спохватившись, я кидаюсь назад, но Табрис захлопывает дверь в коридор прямо перед моим носом. В панике я оборачиваюсь к залу, не зная, куда деться от раздевающих взглядов. В скудном свете факелов заполнившие таверну демоны кажутся безликой массой, а их одобрительный свист бьет по ушам как удары хлыста. Отступив, я прячусь в последних рядах за чужими крыльями. От застоявшегося запаха глифта меня мутит. Вместе со всеми я ритмично вскидываю руки и изгибаюсь под музыку, чтобы не выделяться, и лихорадочно озираюсь в поисках укрытия. Столы расставлены плотно, вдоль стен и по центру, но в паре мест можно протиснуться, никого не задев. Поодаль возвышается стойка с рядами бутылок и бочонком, за которой виднеется дверь на улицу. Вот бы подобраться к ней! Но я оставляю затею, едва она распахивается, и в таверну вваливается шумная толпа легионеров. Черт! Где же спрятаться? — Эй, рыжая, — кричит кто-то пышногрудой демонессе справа от меня. — В рот. За десять! — За десять сам себе отсасывай! — огрызается она, не переставая вилять бедрами. — Тогда двенадцать! Отовсюду доносятся похотливые смешки и обещания. Вот она, настоящая преисподняя. Ад в аду, где даже намек на чувства вытесняют пороки и низменные страсти. — Двадцать, — потная рука стискивает мое запястье. — За всю ночь. Толстяк с полинявшими крыльями тянет меня к столу, за которым довольно ухмыляются еще трое демонов. — Нет! — отбиваюсь я. — Двадцать пять. — Не ломайся. Хорошая цена, — подскакивает рыжеволосая, явно надеясь, что и ее заметят. — Вот и забирай их себе, — рывком освободив руку, я перемещаюсь в сторону. От резкого движения ткань юбки выбивается из-за пояса и мягким облаком окутывает мои ноги. Прокрутившись на мысках, я собираюсь проскользнуть в узкий проход между стульями, когда по плечам пробегает знакомый холодок. В страхе повернув голову, я замираю, словно столкнулась со встречным ветром — вслед за легионерами в дверях появляется рогатый силуэт. Я не успеваю ни уклониться, ни закрыться крылом… и встречаюсь с ехидным взглядом багровых глаз. Сатана здесь. И он меня заметил. Господи, молю, пусть разверзнется земля. Я готова рухнуть даже в огонь Геенны, но меня пожирает другое пламя — в его зрачках. Он следит за мной. Неотрывно. Танец продолжается как в тумане. Я не чувствую ни рук, ни ног, и не могу дождаться, когда музыка стихнет. Куда бы я ни метнулась, насыщенная тьмой энергия преследует меня. Сердце суетливо разгоняет кровь, но даже его хаотичным ударам не согреть леденеющие пальцы. Заметив Сатану, Табрис кидается к нему: — Желаете выбрать кого-нибудь, Владыка? — Я оплачу всех — пусть порадуют храбрецов, — он оборачивается к легионерам, и те громогласно вскрикивают, восхваляя его щедрость. Нас сгоняют к стойке с бутылками. Под жеманное хихиканье демонесс воины разбирают себе понравившихся. Скрывшись в тени, я жмусь к деревянной подпорке крыши в надежде, что до меня не дойдет очередь. А если это все же случится… пусть меня поразит карающая длань Творца! Лучше умереть, чем стать шлюхой. — А эту, — Сатана с ленцой указывает на меня, одним взмахом руки разрушая надежды. — Отведи в отдельную комнату. У тебя же они есть? — Я подготовлю лучшую, — услужливо кланяется Табрис. По шаткой лестнице меня затаскивают в пристройку над общим залом. Я отчаянно сопротивляюсь, но усилия тщетны. Толкнув в полумрак, Табрис со скрежетом задвигает засов, и я оказываюсь запертой в одной из гостевых спален. Назвав «лучшей», ей явно польстили. Узкая кровать, исцарапанный комод и пара табуретов — вот и вся обстановка. Устав отбивать ладони о ходящую ходуном, но так и не поддавшуюся дверь, я подскакиваю к окну. Едва засаленная занавеска отлетает в сторону, с губ срывается стон разочарования — оно узкое как бойница. Обессилев, я опираюсь лбом о стену, прикрытую выцветшим от времени гобеленом. Мне не сбежать. В ответ на тяжелый вздох за спиной скрипят половицы. — В замке мало платят? — со знакомой язвительностью доносится следом, и сердце обрушивается куда-то вниз живота. — Не смею жаловаться, Владыка, — мой онемевший язык едва шевелится. Все тело дрожит. Мне кое-как удается обернуться, не рухнув в обморок. — Так ты здесь из-за зуда между ног? — хмыкает Сатана, подходя ближе. Он слегка пьян. Вот откуда эта обманчивая расслабленность в движениях, скрадывающая личину опасного зверя. — Нет, Владыка! Я просто… люблю танцевать… — из всех нелепых отговорок я почему-то выбираю эту. От пристального взгляда впадинка между крыльями покрывается мурашками. — Неужели? — мыском сапога Сатана медленно придвигает к себе табурет и усаживается, широко расставив колени. — Ну давай, танцуй. Я удивленно приоткрываю рот. — Прямо… здесь? — Хочешь спуститься к остальным? — это уже не ирония — угроза. Он отдаст меня на забаву легионерам, не моргнув. С тоской на лице я соединяю ладони и поднимаю над головой. Без музыки это мало похоже на танец. Приходится двинуть бедрами, чтобы звон монеток на поясе задал ритм. Наверняка жест смотрится неуклюже, и я пытаюсь его скрасить, распахивая крылья. Легко взмахнув ими, я плавно развожу руки в стороны — как когда-то давно, в цитадели. Будучи ребенком, я любила парить над облаками, раскрыв объятия. Наивная. Свободная. И счастливая. Воспоминание вызывает улыбку. Зажмурившись, я кружусь, надеясь удержать этот светлый момент в памяти, пока язвительный голос не возвращает меня в реальность. — Это все твои умения? Эйфория улетучивается, уступая место злости. И как ему удается лишить меня радости даже в мыслях? — Изобрази что-нибудь менее унылое, — продолжает подначивать Сатана. — Как прикажете, Владыка, — отчеканиваю я и низко кланяюсь, заметив резную рукоять, торчащую из голенища сапога. Я осознаю, чем чревата выходка, но все равно хватаюсь за кинжал и рывком тяну к себе. Сатана подается вперед. Я успеваю отпрянуть, до того, как его пальцы смыкаются на шее. И кружусь перед ним снова, не выпуская оружия из рук. Изгибаюсь, наношу удары невидимому врагу, обвожу лезвием вокруг головы. С каждым тяжелым выдохом моя ярость испаряется, и под кожу забирается страх — я смогла застать Сатану врасплох. Он не простит. Я вижу это по темнеющим глазам. Я не должна была поддаваться гордыне и провоцировать. Поднявшись с табурета, Сатана выжидает. В обреченном кураже я делаю шаг к нему и приставляю острие к своей груди. И это снова вызов. Только теперь Сатана властен пресечь мою дерзость одним нажатием на рукоять. — Убогая из тебя танцовщица, — перехватив запястье, он отводит кинжал. И яростно впивается в мои губы. Охнув от его напора, я ощущаю на языке легкий привкус глифта. Поцелуй глубокий и жадный — Сатана не терпит сопротивления. Требует. Берет все, что пожелает. И сегодня он возьмет меня. От одной лишь мысли о неизбежном тянет низ живота. Рукоять выскальзывает из ослабевших пальцев, и кинжал падает на пол. За ним с жалобным бренчанием сваливается пояс с монетками — Сатана рвет его одним движением. Я не могу ни возразить, ни отстраниться… ни перестать стискивать его плечи. Почти висну на них, как на спасительной опоре, без которой мои колени подогнутся. Корю себя… и отвечаю настойчивым губам с неудержимым, нездоровым жаром. Не замечаю ничего вокруг, очнувшись, лишь когда Сатана оттесняет меня к кровати. Горячая рука ложится на затылок, легонько сдавливает — то ли предупреждение, то ли извращенная ласка — и поцелуй прерывается. На секунду мы встречаемся взглядами. Мой полон недоумения — неужели я что-то сделала не так? Прищурившиеся багровые глаза обещают наказание, и прежде, чем я успеваю дернуться, Сатана разворачивает меня и укладывает лицом в подушку. Задранная юбка путается в крыльях. Сгорая от стыда, я извиваюсь и пытаюсь встать, но он крепко держит за шею, не давая подняться. Меня трясет от накатившего бессилия, пока его вторая ладонь не проскальзывает в вырез туники. — Еще раз бросишь мне вызов, — шепот пробирает до озноба. — И получишь такую порку, что неделю не сможешь ни сидеть, ни лежать. Отпустив шею, он проводит языком по выступающим позвонкам. Пальцы сжимают грудь, задевая сосок. Шумно выдохнув, я прижимаюсь к его руке. — Усвоила? — Сатана рывком приспускает мои трусики. Такой урок сложно не усвоить. — Да… — всхлипываю я, чувствуя, как напрягшийся член касается бедра. Прикусив кожу за ухом, Сатана толкается вперед. — Повтори. — Да! — с глухим стоном я прогибаюсь в пояснице. Новый толчок отзывается дрожью по телу. Сатана всаживается глубже, заставляя вскрикнуть. Каждая мышца распалена, каждый клочок кожи. — Громче! Ягодицу обжигает шлепок. — ДА! Наверняка нас слышно в общем зале, но впервые мне плевать. Впервые я готова орать как Эйшет и выть в подушку от нетерпения. Крылья потряхивает в такт ритмичным выпадам. Грубым. Сильным. Яростным. Выталкивающим из груди остатки кислорода. Заставляющим биться и умолять. Я на грани сознания, и кажется, потеряю его раньше, чем кончу. Вот только Сатана не позволяет, резко отстраняясь до того, как я достигла пика. — Я… могу идти? — с трудом выдавливаю я, чувствуя себя использованной. С ехидным смешком Сатана разворачивает меня на спину: — Мы только начали. Он нависает надо мной — возбужденный, с голодным взглядом — и смотрит так, что меня снова кидает в дрожь. — Снимай свои тряпки, если не хочешь, чтобы я их спалил, — в расширившихся зрачках бликует огонек единственной свечи, и кажется, в них действительно зарождается пламя. Приказ на миг вгоняет меня в ступор. Сатана хочет, чтобы я разделась сама и этим продемонстрировала подчинение? Или дает иллюзию выбора? Как бы то ни было, ему нельзя отказать, и я спешно выкручиваюсь из вороха ткани. Сатана стискивает мою щиколотку и укладывает ногу себе на плечо. Я замираю, а он берется за вторую, легонько кусает лодыжку и также неспешно пристраивает на другом плече. От дразнящего прикосновения по коже проносится холодок. Сглотнув, я ерзаю ладонями по залатанному покрывалу в поисках опоры, но они соскальзывают. На кровати слишком тесно, и нервно взметнувшиеся крылья царапаются о стену. Сдавив бедра, Сатана притягивает меня к себе. Упершись ягодицами в его пах, я широко распахиваю глаза. Не в страхе — в предвкушении. Господи, неужели во мне всегда жили эти развратные помыслы? Резкий выпад делает проникновение глубоким. Со стоном я запрокидываю голову, рефлекторно согнув колени. Сатана удерживает меня, не давая отстраниться ни на дюйм, и насаживает на член. Снова и снова. Не останавливаясь, и не замедляясь. Каждый яростный толчок наполняет меня до предела. Раз за разом голос хрипнет от рваных стонов. И я не сдерживаюсь. Не сожалею. Ад извратил меня, и я больше не буду прежней. Не ангел. Теперь не ангел даже в глубине души. Ни малейшей святости не осталось. Сатана ускоряет темп, и я подстраиваюсь, позволяя вонзаться на полную длину. От столкновения тел кожа пылает. И, кажется, плавятся даже кости. Я живу грехом. Как и все демоны. С глухим рычанием Сатана кончает первым. И почти сразу же мышцы внизу живота скручиваются в томительном спазме. В ушах шумит — я не слышу собственного крика. Я словно рассыпаюсь на части. Исчезаю в небытие. Единственной связью с реальностью остается тяжесть тела, вдавившего меня в матрас. Не знаю, сколько длится беспамятство. Я словно плыву вне времени, окутанная расслабляющим туманом. Когда он рассеивается, первым в сознание возвращаются звуки — за стеной надрывно стонет какая-то демонесса. Следом я чувствую невыносимый жар на груди и, открыв глаза, обнаруживаю руку Сатаны, которую он по-хозяйски перекинул через меня. Его веки сомкнуты, а грудная клетка поднимается в такт дыханию — кажется, демон спит. Или только дремлет? На непривычно умиротворенном лице нет ни намека на язвительную гримасу. Пожалуй, его можно было бы принять за ангела… если бы не два чудовищных отростка на висках. Интересно, ему было больно, когда они прорывались сквозь кожу? Не удержавшись, я осторожно касаюсь рога. Шершавый слой забавно щекочет подушечки пальцев. — Ты сильно рискуешь, — веки Сатаны вздрагивают, и он с ленцой приоткрывает глаза. — Потому что любое прикосновение к Владыке без его согласия приравнивается к покушению.