* * *
Разбудил его не утренний свет, которого ещё и не предвиделось, а робкий, но назойливый стук в дверь. Некоторое время Фил, развалившись звездой на спине и сонно уставившись в однотонный потолок, старался игнорировать призывы непрошенного гостя открыть дверь, но, когда стук стал настойчивее, всё же пришлось преодолеть себя и направиться к двери. На часах 8:20 утра. Фил даже не догадывался, кого могло принести в такое время. Открыв дверь, на пороге он увидел своих сержантов: Соела Гиллса, Китти Хаунд и Леона Ришара. Китти неизменно радушно улыбалась, а за её хрупким телом прятались немного напуганные Соел, который все равно пытался тянуть на лице добродушную улыбку, и Леон, у которого шерсть вставала дыбом. — Вы чё припёрлись? — раздражённо выдал Фил, оглядывая с ног до головы троицу. — Мы так давно не виделись, товарищ Ригер! — радостно-нежным голосом проговорила Китти, протягивая пакет. — Мы пришли пить чай! Фил закатил глаза. — Ну… Ладно, заходите, засранцы. Леон, я надеюсь, ты себя причесал перед этим… Леон вздрогнул, но быстро ответил: — Конечно, лейтенант Фил! Что-то в его интонации и бегающих глазках подсказывало Филу, что ничего он не вычёсывал, и после их ухода придется по всей квартире собирать серо-чёрную шерсть, нападавшую с человекоподобного барса. Леон при входе в квартиру хотел почесать за ухом, но что-то заставило его передумать и нервно спрятать руки в карманы. — Хвост в штаны заправь, — с проблеском злобы повелел Фил. Леон быстро исправил свою оплошность, ведь с хвоста сыплется очень много шерсти. — Бери пример с Китти: она никогда не ходит ко мне с волосами. — Китти оборотень! — возмутился сравнению Леон. — Мог бы и побриться… — Лейтенант, не обижайте Леона, — мирно и ласково заговорила Китти, снимая с себя верхнюю одежду. — Зато его шкурка очень красивая. — Из неё бы вышла отличная шубка, — закончил Фил, уходя с пакетом Китти на кухню. Вслед ему девушка восторженно воскликнула: — У тебя теперь ещё больше цветов, товарищ Ригер! — Ты правда успеваешь за ними всеми следить? — подал, наконец, голос Соел, проходя на кухню и рассматривая цветочные горшки на стенах и подоконниках, парочка висела даже на потолке. Обычный плющ и полосатый, роициссус, хомаломена, абелия, папоротник, ледебурия — и это далеко не всё, что было в одной лишь кухне. Сколько всего было в остальных комнатах, Соелу представить было даже страшно, ведь за всем этим садом приходилось Филу ухаживать, а у Соела в голове не укладывалось, как можно столько времени посвящать вещам, которые даже спасибо не скажут. — Это не так сложно, как кажется, — отозвался Фил, ставя чайник на газовую плиту. — Я с одной рыбкой в аквариуме маюсь, а тут… Китти достала из пакета чёрный чай с сушеными ягодами и коробку с пряниками. Она всегда помнила, что Фил ненавидит сладкое, поэтому для него она взяла горький шоколад, хотя и его он считал порой невыносимо сладким. Леон осторожно, даже с некоторой боязливостью, сел за стол, пока Фил доставал кружки и заварочный чайник. — Как проходят выходные, товарищ Ригер? — решила разбавить тишину Китти, тоже сев за стол. — Отвратительно. Скорее бы на работу. Подтянулся и Соел, который, видимо, бродил по квартире, рассматривая цветы, многие из которых он в жизни не видел. Даже на столе кухонном стоял маленький горшок с небольшим ростком красного гипоэстеса. Соел словил пугающее недоумение и удивление оттого, что он сразу не приметил этого малыша. — Лейтенант, тебе нужно бросать всю эту военщину и становиться ботаником или флористом, — заключил Соел, уставившись на три красных листка гипоэстеса. — Может быть когда-нибудь. После Фил налил воду в чайник с чаем. Букет приторных сладких ароматов стал более выраженным после контакта с кипятком и заполнил всю кухню. Атмосфера стала куда приятнее и добродушнее. Запахи лесных ягод открывали в подсознании Фила давно наглухо закрытые, уже заросшие слоем пыли и паутиной двери. Стоило вдохнуть, поднося кружку близко к лицу, образы становились чётче и глубже. Закрывая глаза, Фил видел перед собой невесомые образы, окутанные бледной светящейся дымкой, тянущейся от него самого. Чем ближе был образ, тем он был более размытым и засвеченным. Кто-то точно протягивал ему руку и звал пройтись по прекрасной цветущей долине, которую на две части делила искрящаяся, ровно текущая и скрывающаяся за горизонтом широкая река. На горных склонах росли невысокие пихты, а от холма к холму тянулась дорога, которую вытаптывали точно не одно десятилетие. А земля под ногами точно источала тот же самый запах, что и этот чай. Фил всё же пришёл в себя и, ещё с секунду поглядев в чайную гладь, поднял взгляд и увидел, что троица в недоумении смотрит на него. — Что? — Ты выпал из реальности, — ответил ему Соел. — Да? Простите. Что-то этот чай навеял мне какие-то воспоминания… — Правда, а какие? — живо поинтересовалась Китти. Была бы она собакой, то точно непрерывно бы виляла хвостом. Фил ненадолго задумался, прежде чем дать какой-то внятный ответ, и снова приковал свой взгляд в тёмной жидкости в кружке. Запах уже стал привычным, не менее знакомым, но уже не отбрасывал в какие-то странные локации из прошлого, заполненные яркими цветами, — скорее всего, детства эльфа. Вновь он всецело прибывал в угрюмой блёклой реальности. — Да сам понять не могу. Какая-то долина, какая-то река… Понятия не имею, где это. Троица переглянулась. — Жаль, что ты не умеешь рисовать, лейтенант, — с досадой подметил Леон. — Мог бы хоть изобразить да показать, что там увидел. — Любопытно: я уверен, что раньше именно это место мне снилось часто, — вдруг вспомнил эльф, уставившись на мелколистный густо растущий фикус, стоящий на подоконнике. — Сколько лет мы общаемся и служим вместе, ты никогда не рассказывал о своем прошлом, Фил, — отметил Соел, принявшись за пряник. Его вопрос лёгким разрядом прошёлся по всему телу эльфа, выводя его из очередного транса и отвлекая от пристального наблюдения за неподвижным молчаливым фикусом, от которого он где-то на подсознательном уровне ждал хоть какого-то ответа. — Мне нечего рассказывать, — сухо ответил Фил. — А почему Ригер, а не Гриффин? — Китти решила начать допрос. Этот вопрос оказался ещё большим разрядом колючего дискомфорта, проходящим через всё тело, начиная от макушки, заканчивая пятками. То было похоже на онемение и дальнейшее покалывание после того, как отлежишь какую-либо из конечностей, и это фантомное чувство ещё больше выбивало из колеи. — Потому что я так захотел. — Это потому что la mama… — не успел Леон начать, как Фил тут же прервал его своим режущим холодным взглядом, вселяющим страх в любого, на кого он так посмотрит. Бедный барс вздрогнул и чуть не выронил свою сладость из лапы. — Прости… — Да на самом деле верно говоришь. Мне ни к чему лишнее внимание и ненужные привилегии, поэтому и Ригер, а не Гриффин. — А почему не фамилия отца? — с неизменным жизнелюбием на лице и добротой в голосе поинтересовалась Китти, подлив себе ещё чаю и принимаясь уже аж за третий пряник. — Думаю, твой родной отец должен быть не последним человеком в магармии. Я ведь могла даже слышать его фамилию? — Этот вопрос был ударом ниже пояса. Фил аж поморщился и побледнел. Китти глядела на Фила с наивным детским недоумением, наклоняя голову то направо, то налево, искренне не понимая, как такое могло произойти, но она не была глупой, поэтому расспросы на эту тему продолжать не стала, с голодной жадностью откусив внушительный кусок от пряника. Соел с лёгким испугом на неё посмотрел. Можно было только догадываться, что он там себе нафантазировал, зная, что эта девушка способна превратиться в огромного оборотня и откусить ему его белобрысую башку. Не успела снова повиснуть тишина, как Леон завёл новую тему для разговора, на самом деле, очень важную для него сейчас. — Слушай, лейтенант. Ты же у нас эксперт в языке цветов… — И? — Помоги определиться, какой букет подарить одной особе… — Леон крайне засмущался, если бы не шерсть, то точно можно было бы увидеть румянец. Он растеряно чесал затылок. Взгляд Фила в этот момент смягчился. — А повод-то какой? — Ну… ну… я бы хотел признаться ей в своих чувствах. Как я её люблю, а ещё какая она красивая! — Кто хоть это? Я погляжу, эти двое в курсе, раз любопытство одолело только меня? — Это… ну… ты её не знаешь! Да и они тоже, на самом деле. Просто знают… но она леопард, если тебе это интересно. Вот… — Вот как… — ненадолго Фил задумался, уставился снова на тот же фикус, а потом предложил: — Подари ей для начала пять фиолетовых лилий, а там уже как пойдёт… — А что… А что это значит? — Леон разволновался и оживился настолько, что чуть не выскочил из-за стола. — Значат признание в твоей сильной влюблённости в такую замечательную и прекрасную женщину, котёнок ты мой… Леон немного успокоился: звучало безобидно и вполне себе-то, чего он хотел. Глубоко в душе Фил испытывал радость за своего друга и товарища, но улыбку всё же сдержал, хотя, глядя на этого робкого барса, это было непросто даже для него. Китти тут же разбавила разговор ещё одной темой, тоже косвенно касавшейся цветов. — Я слышала уже не один раз, что одну из девушек-курсантов ты называешь «Подсолнух». Что это значит? От неожиданности вопроса Фил ссутулился. Но это был абсолютно безболезненный вопрос — в кои-то веки со стороны Китти. — Просто она на него похожа, вот и всё: тощая, длинная и с жёлтой головой, — ответ был сухим и коротким. Китти, очевидно, такой вариант не устроил, что она выразила в нахмуренных прямых бровках и сморщенном маленьком носе, а полные губы от недовольства стали ещё больше. Это был уже не сержант, а недовольный ребёнок. Зная наивную и романтичную натуру Китти, Фил понял, что она ждала более живого ответа с веянием, возможно, какой-то романтики. Но самого Фила немного покоробило от мыслей о романтике и сантиментах: для него это непозволительная роскошь в отношении женщин. Эльф впредь старался любить искренне исключительно цветы и восхищаться, опять же, только ими. Очевидно, ход мыслей Фила поймал и Соел, который являлся непосредственно инструктором Эрины, и он тут же возмутился: — Китти! Ей всего лишь восемнадцать лет, а ему уже скоро тридцатник! Что у них может быть общего? И вообще, это вульгарно — офицеру крутить роман со своей подчинённой. Китти закатила глаза, но тут же ответила на это: — Ну совершеннолетняя же. Никакого криминала! — Ты что за бред несешь! — Ребят, ну хватит, это пустой трёп, — влился в их бессмысленную беседу Леон. — А я говорю, это неприемлемо! — Нормально! И только Фил не вступал в эту полемику, по сути даже не зная, что стоит сказать, и вообще нужно ли делиться чем-то такого рода вообще с кем-либо. Пока троица, используя кучу брани, дискутировала на эту глупую тему, которая Фила несильно-то и интересовала, ведь кому какая разница, кто с кем ходит по улице и держится за ручки, он открыл форточку и закурил. За окном уже посветлело; утренний розовый океан, отразившийся на небе, предвещал солнечный день, однако морозный, если судить по хлынувшему внутрь обжигающему холоду. Пока Фил делал одну затяжку за другой, он краем уха услышал, что тема полемики сменилась уже и вовсе на какую-то другую, но вникать не стал. Вместо этого эльф обратил своё внимание на румяный рассвет, разукрашенный золотыми проблесками от лучей восходящего солнца. На мгновение показалось, что он слышит дребезжание бело-жёлтого огненного шара, который не торопился полностью показаться из-за холодного тёмного горизонта, изрезанного различными зданиями вдали. Такого розового оттенка Фил ещё не видел, его охватил ужас, из-за которого он даже случайно уронил сигарету на пол. Но эльф был настолько поглощён живым и подлинно ярким рассветом, которого уже давно не видел или попросту не замечал, что даже не отразил своей оплошности. Но несмотря на всю эту чарующую девственную румяность части небосвода, вокруг всё равно было слишком много холодных бездонных теней, возвращающих в унылую и трагичную реальность, полную боли и разочарований.Глава 5
21 февраля 2021 г. в 23:31
Всепоглощающая тишина сливалась с глубиной теней во что-то целостное, липкое и одновременно леденящее душу. Снег за окном усилился, поднялся ветер, рябиновые чёрные ветви бились о стекло. И где-то что-то противно дребезжало. Фил старался отстраниться от этого раздражающего звенящего звука вдалеке. Сходив в маленькую комнатушку, где скрывались некоторые удобства, такие как электроплита, холодильник и пара шкафов. Фил поставил чайник, который, закипая, не просто свистел, а нервно выл на всё помещение. Он вновь заварил себе кофе и лапшу и с ними вернулся за стол в кабинет, так как никто, в том числе и он сам, не находил особо удовольствия трапезничать в подобии бытовки, где столик и одна единственная табуретка ходят ходуном.
В момент, когда эльф уже заканчивал с лапшой, дверь в офицерскую отворилась и внутрь зашла Джейн. Она осуждающе посмотрела на Фила, но говорить ничего не стала по поводу вредности всего этого. Вместо этого тема разговора оказалась несколько другой:
— Дома не так вкусно?
— Да, есть такое. Дома вообще аппетита никакого нет. А жрать надо.
— Понятно. Лейтенант, я пришла поговорить с тобой на тему одного из курсантов твоего отряда. — Джейн присела на кресло и поежилась. Несмотря на наличие меха и одежды, ей показалось, что тут зябко.
— Ты это об Уилд?
— А ты сообразительный.
— Я просто умею читать.
— Просмотрел дела всех своих подопечных?
— Ну, а как иначе? Просмотрел. Эта Эрина Уилд, конечно, уникальная зверушка…
Джейн вздохнула, точно готовясь пропалить целую речь на одном дыхании.
— Я подозреваю, что ты будешь не в восторге от такого, но мне нужно, чтобы ты брал сверхурочные и занимался с ней индивидуально.
— О! Так мне за это платить будут? — Фил фальшиво обрадовался.
— Ну да.
— Отлично. Я уже потратил на неё часа три своей жизни, не забудьте это внести в свои умные бумажки и отдать их бухгалтеру.
Кошка покачала головой, поражаясь догадливости своего подчинённого.
— Как меня радует твоя смышлёность. Ты весь в маршала Гриффин.
Фил злобно зыркнул на Джейн. Та ясно ощутила его недовольство, но искренне не понимала причин для него.
— Между нами общего столько же, сколько между мухой и орлом: возможно, оба летаем, но уровень абсолютно разный. И орёл ест мясо, а муха — дерьмо.
— И кто же муха?
— А вы подумайте.
Джейн промолчала, действительно не зная, что ответить, и кем Фил считает себя в данном сравнении. Но идеи были: всё же муха, ведь эльф глубоко уважал свою мать не только как женщину, которая его родила и воспитала, но и как выдающегося военачальника. Еще минуту потерпев неловкое и гнетущее молчание, Джейн продолжила:
— В общем, теперь ты знаешь. Будь к ней снисходительнее.
— Что в этой девчонке такого особенного?
— Это секретная информация.
Фил пожал плечами, допивая свой горький кофе.
— Впрочем, насрать.
— Не задерживайся и возвращайся домой, Фил, — дала напутствие капитан Тейлор, встав с кресла и покинув кабинет.
Фил вновь остался наедине с собой и липкой холодной темнотой, окутывавшей его, подобно самому отвратительному одеялу, которое только можно было вообразить. Ему захотелось закурить, но прежде он убрал за собой, оделся и решил всё же вернуться к себе домой, а покурить уже по пути.
Оставшись без фуражки, эльф сам столкнулся с той проблемой, от которой уберег Эрину: его голова уже вся была в рыхлом холодном снегу, но ему было как-то всё равно оттого, что он холодный, тает и леденит кожу. Тепло от сигаретного дыма утешало и заставляло отвлечься. В течение пути он периодически поглядывал на море, окутанное рдеющей чернотой. В такой непроглядной тени ночи не было видно горизонта, казалось, что солёная водная гладь и небо стали единым целым, и в этом сплошном месиве утопал и терялся идущий снег. Зима была самым нелюбимым временем года Фила: мороз, белизна и хруст снега возвращали его в странные воспоминания, которые он едва ли мог воспроизвести, но которые находили неприятный болезненный отклик в его душе. То было беззаботное детство? Или глупые иллюзии? Ведь когда-то он был счастливым ребёнком, который замечал искрящиеся блики в танце зимней пурги, и это приносило ему искреннюю радость. Холод, обжигающий кожу, лишний раз доказывал ему, что он жив и что эта жизнь прекрасна и удивительна. Сейчас же Филу было плевать. Всё выглядело унылым, однообразным и даже раздражающим. Самый насыщенный цвет выглядел серым, а самый яркий блик солнца — тускнеющим жалким огоньком свечи.
Наконец, добравшись до здания, где была его квартира, Фил закончил с курением, бросил окурок в урну и зашёл в парадную. Там же он стряхнул снег с головы и плеч и поднялся на третий этаж, отворил железную дверь, зная, что за ней его никто не ждёт, и нехотя забрёл внутрь, едва волоча ноги. Только тут на него накатила физическая усталость, эльф даже был этому рад: возможно, сегодня он будет спать чуть крепче, чем обычно.
Сон не пришёл сразу, но практически в тот же момент, в который Фил уставился в потолок, о себе дали знать навязчивые воспоминания о тех временах, когда и он был курсантом. Едва ли их отряд успел закончить обучение и подготовку, как их сразу выслали в горячую точку. Впервые жизни Фил там столкнулся лицом к лицу с настоящим драконом. Лютое чудовище колоссальных размеров. Одним ударом лапы он разносил здания, взмахом хвоста сметал половину улицы, а синее пламя, с грохотом и рёвом вырывавшееся из пасти, полной острых зубов, плавило землю, раскаляло воздух, а тех несчастных, кто попал под него, обращало в ничто. Однако умереть в таком огне считалось быстрой и милосердной смертью, такой удостоилась большая часть его первого отряда, а вот его на тот момент возлюбленной, Оделии, или как он называл — её просто Оди, повезло меньше: чёрный дракон со всего размаху попытался пришлёпнуть девушку лапой, но немного промахнулся, из-за чего пострадала только нижняя половина её тела. Ещё какое-то время Оди оставалась в сознании, испытывая боль и ужас, осознать и понять которые Фил был просто не в силах, а когда делал попытки, то его охватывал настоящий удушающий ужас, готовый вот-вот вылиться в истерику. Но эльф каждый раз пытался сдерживать эти порывы, подходя к стене и хорошенько ударяя её кулаками. Боль в теле — любая — помогала отвлечься хоть немного.
Он помнил её глаза, серые глаза, полные безнадёжности и страха. Филу не нужны были слова, чтобы понять, как ей больно и что она не хочет умирать. Но ничего нельзя было изменить. И она это осознавала с ещё большим сокрушающим и добивающим ужасом, чем он. Сам Фил, в полном ступоре и скованный шоком, оставался с ней, глядя в её слезящиеся глаза и на побледневшее лицо, лицо человека, который отчаянно не желал прощаться с жизнью, по сути, совсем недавно её начав.
Дракон в тот момент был рядом. Фил замечал, что ящер с крайним любопытством наблюдает за происходящей у его лап картиной. Пока Фил держал не то что умирающую, а возможно, уже даже умершую Оди за руку, дракон положил огромную, не меньше шести метров в длину, голову на землю рядом с ними. Фил увидел этот бездонный сверкающий синий глаз, смотрящий на него не то с досадой, не то с усмешкой. Не моргая, не переводя взгляд. Словно это было не живое существо с какими-то мыслями и чувствами, а бездушный камень, насмехающийся своим равнодушием. У Фила же, несмотря на всё, оставался страх, животный ужас перед, как он сам увидел и понял, фактически непобедимой машиной уничтожения всего мира. В бездонном сапфировом глазе так и не мелькнуло даже намека хоть на какое-то сожаление, хоть на малейшее сострадание. Понимая, что бежать некуда и вряд ли вообще получится, Фил просто смиренно ждал своей очереди уйти на тот свет вслед за Оди, но дракон просто поднялся и с оглушительным топотом и дрожью земли под лапами ушёл прочь.
Фил даже не знал, сколько он смотрел вслед этому монстру, но точно помнил, что, когда всё случилось, небо озаряли огни самого прекрасного заката, который он когда-либо видел в своей жизни. Непередаваемая яркость цветов врезалась в глаза и сохранялась перед ним даже после того, как он смыкал веки в надежде хоть на мгновение уйти от реальности. А вот когда всё закончилось, была уже глубокая безлунная ночь. Его привел в чувство лейтенант их отряда, который своей пощечиной вывел эльфа из транса. Это был лейтенант Абу Хоба, тот самый примат, который наравне с ним возглавляет отряд новых новобранцев. Новых смертников. Фила охватил ещё больший ужас, который становился более терпким и зловонным от одних только мыслей о том, что Абу вернулся с той бойни как ни в чём не бывало. Обезьян никогда не говорил о том, что там происходило, о том, что он видел, пережил, о чувствах из-за потери товарищей и подчинённых. Ему словно было всё равно. Но Фил каждый раз ловил себя на этой мысли и тут же останавливал себя, чтобы не пойти избивать эту обезьяну за чрезмерное равнодушие: может, Абу надел маску и ему сейчас немногим лучше, чем ему самому?
Глаза Оди снова всплыли обжигающим миражом перед ним. Чудовищный яркий мираж, передававший ту самую насыщенную, бесподобную и глубокую палитру пожара, охватившего небо в миг, когда солнце решило покинуть их всех. И его отблески так живо горели в глазах Оди, жизнь в которых угасала и становилась безмолвным серым ничем…