Бессмертный солдат

      Солнце агрессивным белым светом озаряло заснеженный город. Снежный саван сверкал настолько сильно, что всякому вышедшему из дому до боли слепило глаза. Гинэль шёл в сторону дворца, поскрипывая снегом под ногами и щуря слезящиеся глаза.       — Ты опять плачешь? — Услышал он голос Риды, идущей ему навстречу.       — Чего это? А ты, что ли, не плачешь? Весь город рыдает! Этот чёртов снег…       — Да ладно тебе. Не ной, скоро оно присядет и яркости поубавится, — отмашисто и сухо проговорила эльфийка, посмотрев куда-то в сторону. Гинэль хотел задать важный вопрос, но так и не решался, боясь услышать, что «это не его ума дело». Но всё же, немного помявшись, потерзавшись и пересилив свой бессмысленный и неоправданный стыд, юноша-эльф скромно поинтересовался:       — Я рано утром видел свет.       Рида вопросительно посмотрела на Гинэля, высоко вздёрнув брови и низко-низко опустив уголки рта, отчего её лицо стало несколько нелепым, но не вызвало никакого смеха у юноши: он привык к её чудаковатым реакциям, несмотря на то, что эльфийка уже довольно-таки взрослая.       — Ты про послание от лазутчиков?       Гинэль молча кивнул, распахнув глаза в ожидании развёрнутого ответа, который удовлетворит то самое едкое любопытство, терзающее его изнутри. Рида же только усмехнулась, скрестив руки на груди и состроив важное лицо. Не менее важным тоном она ответила:       — Да, это было послание от нашей троицы. Исходя из того, что они узнали там, решили навести небольшой шум и обнаружили парочку интересных персон.       Всё то же любопытство, но уже как-то неприятно скребущее чуть ниже рёбер, одолевало Гинэля ещё сильнее. Что же они там нашли? Неужели Феанфила? Или что-то ещё?       — Обнаружен, очевидно, последний потомок рода Касенеда, — строго и чётко отчеканила Рида. Её слова металлическим звоном ударили по ушам юноши, из-за чего он даже поморщился. Это не совсем то, что желал услышать парнишка, воодушевлённый миссией по поиску пропавшего живого божества. Эта новость звучала даже немного жутковато. Рида продолжила: — Есть мысли, что из-за неё не пали чары с первородных эльфов, подобных Альнэе и Мелэбу. О чём говорил Феанфил...       Гинэль, не говоря ни слова, лишь внимательно слушая, насупился и нахмурился, перебирая все наплывшие одним разом мысли в голове. Одним из последних откровений, который вынес из медитации и произнёс Великий Феникс, было то, что в тот момент, когда Создатель наделил род Касенеда силой управлять проклятыми обращёнными первородными эльфами, он также одарил их и проклятием, которое заключалось в том, что только после смерти последнего носителя дара всевышнего драконы снова станут воистину собой.       Последний потомок рода не был убит. О нём даже никто на Риниасе не знал.       Гинэль нахмурился ещё сильнее, лицо посерело, а тело напряглось.       — Да ладно тебе. Это же хорошая новость. Ну, подумаешь, не Феникс им на блюдечке. Ты только представь! — уже более воодушевлённо говорила Рида, схватив парня за плечи и заглянув ему прямо в глаза. — Приберём её к рукам, убедим в том, что нам нужна помощь, и, имея армию драконов, нам уже никакой этот их Союз не будет страшен!       — А как же драконы, которые останутся под этим проклятьем?       Рида стушевалась, сходу даже не зная, что и ответить явно огорчившемуся Гинэлю. Руки её опустились с его плеч, и эльфийка немного призадумалась, но потом строго сказала:       — Послушай, это всё равно будет решать король. Не мы. Посмотрим, что будет. Может, отметелим всех этих засранцев, а потом убьём её, и всё!       Гинэль вжал голову в тело, будто пытаясь скрыться от, как ему казалось, очевидной глупости. Он вовсе не верил в то, что этот потомок рода Касенеда станет им помогать. С чего бы? Но Гинэль не захотел озвучивать свои мысли и сомнения, опасаясь, что его опять начнут старательно переубеждать и даже успокаивать.       — А то, что ты говорила про разруху, которую там учинили наши? — Гинэль, озвучивая вопрос, водил стопой по снегу на дороге туда-сюда, старательно разглаживая его. — Разве это не спровоцирует тех напасть на нас? Барьеры и флёр трещат по швам. Защита Феникса невечная. Преодолеть их будет нетрудно, если очень захотеть. Я… немного волнуюсь.       Рида усмехнулась и покачала головой, словно услышала в словах Гинэля не серьёзные опасения, а какой-то детский бессмысленный страх, вызванный чудищем под кроватью, а не настоящей угрозой нападения на их город. Но эльфийка крепко хлопнула его по плечу, отчего юноша даже немного пошатнулся и в изумлении распахнул красные глаза. Рида твёрдо, но с улыбкой сказала:       — Ты прав. Обойти флёр, имея их технологии, — да даже наши — большого ума не надо. Но кто сказал, что они смогут прорваться через защитный купол? Застрянут там снаружи, и драконы с округи их пережрут.       — Но ты же сказала, что у них потомок рода…       — Это да. Но из того, что написала Альнэя, следует, что эта девочка ещё совсем не умеет владеть своими силами. Ты прав. Риск, что на нас нападут, есть. Но сейчас он меньше. Мы в относительной безопасности. Но именно поэтому мы должны придумать, как в ближайшее время переманить эту девочку на нашу сторону.       — Меня бы вот никто не смог переманить на их сторону. Думаешь, у вас получится? Она же верит своим правителям, своим соратникам… всё такое. Мы, наверно, с ней ровесники...       Гинэль находил происходящее рискованным и бредовым. Всем своим видом юный эльф демонстрировал сомнение, хмуря брови, кривя рот, отводя взгляд и уже нервно разрывая снег носками стоп. В какой-то момент он даже увесисто и озлобленно наступил на небольшой образовавшийся под ногами снежный ком.       — Ты считаешь, что лучше убить её сразу?       — Конечно! — воскликнул Гинэль, горящими глазами уставившись на Риду, которая своей непринуждённостью даже начала его немного злить. Но та холодно и сухо ответила ему:       — Покончив с ней прямо сейчас, мы можем потерять способности драконов-оборотней из древних родов и исцелённых Великим Фениксом. Мы останемся без защиты, понимаешь? Как бы это странно ни звучало, но даже те драконы, что там, снаружи, бродят по всему нашему миру — это наша защита. Они убьют любого, кто посягнёт на их земли, а следовательно, и наших врагов порешают. Уже были такие случаи, Гинэль. Доверься нам, старшим. Хорошо?       Гинэль скривил лицо ещё сильнее, едва сдерживаясь от глубинного животного желания оскалить зубы. Но вместо этого парень просто развернулся и пошёл восвояси, даже не попрощавшись с подругой-соратницей.       Тема драконьего проклятья была для Гинэля болезненной, несмотря на то, что он был из рода тех эльфов, которым было суждено обладать даром обращения из эльфа в дракона и наоборот по своей воле по праву рождения. Он никогда не забудет душераздирающие и даже ужасающие истории Альнэи и Мелэба о том, как они огромное множество веков назад стали теми, кем не хотели бы становиться, и сотворили вещи, которых не хотели бы совершать.       Альнэя, обратившись в дракона самой первой из своей семьи, разорвала на части каждого из них, а деревню погрузила в синее пламя. С её слов, она всё отчётливо помнила, слышала, осознавала, но жажда уничтожать была впереди её «Я». Не было сил и времени осознавать, что она творила, только изрыгать пламя и махать крыльями, раздувая прах и пепел по окрестностям её былого дома. После всего этого некоторые выжившие тоже стали драконами. Ему было страшно представить в полной мере, что происходило в душе и сердце эльфийки, ведь, по её рассказу, она с каждым годом в теле дракона переставала быть собой, становилась кем-то другим, кем-то, кого прозвали в королевстве, которого больше нет, Кьёнгар, что на языке эльфов её краёв значило «чёрный демон».       Гинэля передёрнуло. Это было действительно жутко.       История Мелэбы была не менее печальной. В один момент, с раскатом грома и сиянием тысячи молний на небесах, он обратился в огромное огненно-красное чудище, уничтожившее целый огромный каменный город. Исполин, который несколькими движениями и золотым огнём стёр свою родину в порошок. Когда Гинэль виделся в Мелэбом в последний раз, тот с какой-то уже усталой скрипучей печалью и пустыми глазами поделился, что в первый год, когда Великий Феникс вернул ему эльфийский облик, на свой страх и риск отправился туда, на саму Титанию, где когда-то был его город. Рыжий щуплый эльф с грустью обнаружил там пустырь. Даже обломков, по которым можно было бы хоть чуть-чуть припомнить очертания родного города, не осталось. Только зелёные луга, коренастые кустарники и редкие, округлившиеся под напором ветров и дождей булыжники, неподвижно лежавшие повсюду.       Гинэля охватывал ужас от одних только мыслей, что такое могло произойти и с ним, да и вообще с кем угодно. Уничтожить всё, что тебе дорого, стать в итоге кем-то совсем другим, потерять себя настоящего — незавидная участь. И что сейчас творится в душах у драконов по всему Риниасу, которые опечаленные бродят по миру в поисках себя, но уже совсем не зная, где искать. И что им вообще искать.       Он также вспомнил слова Альнэи: «Я всегда будто бы что-то или кого-то искала и, не находя, впадала в ярость и уничтожала всё вокруг…»       Затянутый в свои какие-то не самые приятные раздумья, Гинэль до вечера бродил по улицам города.       Дом, в котором жил Гинэль, сложно было назвать родовым особняком в привычном для кого-то понимании. Просто каменная постройка с множеством комнат, в котором много лет назад обустроилась его семья. Небольшой дворик перед домом был огорожен высоким каменным забором, но железные ворота с причудливым рисунком, имитирующим морозные узоры, были всегда открыты. Ступени тоже из камня, зимой на них накидывали длинный ковер-дорожку, чтобы хоть немного меньше скользить в процессе поднимания наверх. Всего-то пять ступеней, а навернуться можно было серьёзно. Гинэль уже сталкивался с этой проблемой в детстве. Эльф даже поморщился от воспоминаний о том, как он бегал с младшей сестрой по двору, а забегая вслед за ней по ступенькам каменного крыльца, навернулся на наледи и распластался на них же, больно ударившись об углы. Но приятно забавило и радовало то, что она не смеялась тогда над ним, как это бывало обычно, если он делал что-то неуклюжее. Вместо этого Ниэен искренне заволновалась, помогла ему подняться и отвела к родителям, которые уже своей магией и заботой подлечили его болезненные ушибы. Несмотря на быстрый процесс заживления, по лестницам зимой он впредь не бегал.       К его удивлению, Ниэен встречала его на пороге. Погружённый в свои мысли, он даже не заметил, как она открыла массивную деревянную дверь и выглянула из-за неё. Нежное аккуратное лицо цвета белой глины излучало тепло, а розовый румянец, несмотря на изрядную бледность девушки, привносил в её образ что-то мягкое, приятное и весеннее. Волосы у Ниэен были такими же белыми, как и у брата, но гораздо длиннее и собраны в две толстые косы, украшенные изумрудными лентами под цвет её платья из плотной бархатистой ткани с вышивкой красных цветов. Подобных цветов не росло в этих краях; девушке, если ей верить, они однажды приснились, и она решила вышить их на своём самом любимом наряде.       Ниэен не была ни драконом-оборотнем, ни воином. Но вместо этого эльфийка унаследовала талант их с Гинэлем отца, Ивера, который был лучшим магом-целителем и лекарем во всей округе. «Девушка с золотыми руками», — так её называли.       — Ну что ты плетёшься? — тонким голоском обратилась Ниэен к Гинэлю. Тот словно очнулся ото сна. Короткого, но очень приятного тёплого сна, и снова вернулся в холодную реальную зиму, вынудившую его поспешить, но всё же быть аккуратным во время подъёма по ступеням. — Скорее заходи! Я приготовила твой любимый суп с рыбой!       Ничего не сказав, но живо отреагировав на новость, Гинэль поспешил скинуть с себя уличные тёплые одежды и устремиться хвостом за младшей сестрой.       В обеденном зале на деревянном столе, накрытом изумрудной скатертью, которую также изящно расшила золотыми нитями Ниэен, уже стояли тарелки на трёх членов семьи: отца, брата и сестру. Гинэль, глядя на это, взгрустнул. Охваченный печалью, Гинэль плавно сел на старый, но всё такой же крепкий и надёжный деревянный стул, и посмотрел на содержимое глиняной посуды: действительно рыбный суп. От него приятно пахло белой рыбой и коровьими сливками.       — Ничего не трогай! – с наигранной строгостью приговаривала Ниэен, поставив на середину стола тарелку с чёрным хлебом. — Отец придёт, и будем есть!       Гинэль молча кивнул.       Отец придёт, а вот их мать уже нет. Несколько лет назад, когда он был ещё подростком, а сестра — ребёнком, их мать, Авирэн, была вместе с множеством других храбрых солдат ввязана в битву с войсками врагов, в которой потерпели поражение все. Все были вынуждены отступить. Но их маму это уже не могло воскресить. В последний раз Гинэль видел её прямо перед сожжением на погребальном костре. На её голове была белая повязка, мальчишке почему-то хотелось её снять. Под ней он увидел кровавую, но немного будто бы зажарившуюся по краям, дыру. Позже он узнал, что на той стороне это называют пулевым ранением или выстрелом в голову. Смерть даже не от магии, не от меча. Не то, чего ей хотелось. Смерть от раскалённого металлического шарика.       В настоящее, освещённое тёплым светом тающих свечей, Гинэля вернул его отец, тоже севший за стол.       — Здравствуй, Гинэль, — мягко и спокойно обратился к эльфу отец.       Его беззлобный и приятный голос и спокойный ровный тон идеально сочетались с его внешностью миролюбивого, слегка во взгляде прозрачно-голубых глаз тоскливого, эльфа. Гинэль был больше похож на него, нежели на мать. От неё ему достались только красные глаза. Хоть Иверу и было уже сорок с небольшим лет, он выглядел лишь немного старше собственного сына, но именно стеклянный блеск печальных глаз выдавал в нём более значительный возраст. Снежно-белые длинные волосы покрывали всю спину отца семейства, закрывая золотую вышивку на его черной рубахе, хотя Гинэль всё равно знал: там изображён дракон. Символ их рода, рода Вээли.       — Если честно, вообще не ждал тебя сегодня.       Гинэль пожал плечами. Есть ещё было нельзя: по традиции глава семейства должен был поблагодарить поклоном и молитвой Создателя, а только потом уже можно было начинать трапезничать. Но Ивер не торопился, вместо этого он сверлил сына каким-то своеобразным взглядом, глубоким, пристальным, хотя и совсем не злым, но очень напрягающим.       Услышав в этот же момент урчание живота Гинэля, Ниэен дёрнула молчаливо отца за рукав, и тот быстро опомнился. Едва ли можно было услышать его шептание, но юный эльф не особо горел желанием вслушиваться. Постоянно одно и то же. Молитва на таком древнем языке, что большую часть слов из неё уже не разобрать молодому обывателю, но она передаётся из поколения в поколение как оберег от всех невзгод. Ивер всегда говорил Гинеэлю: «Он слышит все наши молитвы, он нас никогда не покидал».       Уже зачерпнув пару ложек, Гинэль снова ощутил тот самый взгляд. Он понял, к чему это всё.       — Если ты хотел это узнать, мог бы прямо спросить…       — Ну так говори. Что томишь?       — Нет, Феанфила твоего обожаемого не нашли. Да и не всё мне там говорят. Рида была сегодня какая-то странная. Что-то она от меня утаила. Это всё, что мне известно, отец.       Ивер немного поник, но после беззаботно пожал плечами и тоже принялся за еду. Но Гинэль вспомнил кое-что ещё, однако юный эльф не совсем понимал, стоит ли вообще об этом кому-то говорить, но всё же он, потянувшись за куском мягкого, но холодного хлеба, продолжил:       — Судя по всему, нашли причину, почему план Феанфила по истреблению всех Касенеда и снятию проклятья с драконов-эльфов провалился…       Ивер заинтересованно вздёрнул бровь и отвлёкся от ужина, осторожно, будто боясь лишним шумом заглушить слова сына, положив ложку на стол. Даже Ниэен была вся внимание, хотя и продолжала медленно есть, украдкой поглядывая на брата.       — Какая-то совсем молодая девочка осталась. Альнэя и остальные лазутчики уверены, что она действительно последняя. Судя по всему, она моя ровесница или около того, и в те времена была совсем ребёнком. Но почему про неё не знал Феанфил? Он же всех нашёл! Вообще всех! Он так сам говорил. Вы мне рассказывали…       Гинэль понял, что его так гложило весь день: он невольно, на подсознании, соединил все точки линиями и пришёл к выводу, что бог, который якобы не мог ошибаться, ошибку всё-таки совершил, и за эту ошибку многие заплатили своими жизнями. Ивер словно прочитал в мимике, взгляде и жестах всё то, о чём думал его сын, но вместо того, чтобы распинаться, как истинный верующий и даже фанатик, эльф томно проговорил:       — Сынок, пути богов неисповедимы. В том числе и Феанфила. Кто знает, почему он поступил именно так. Но мы знаем, что и он тогда заплатил большую цену.       Гинэль поник. Именно в тот день, когда Феанфилу противостоял последний — как тогда считалось — потомок рода повелителей драконов, он пропал. Исчез. Словно растворился в воздухе. Подобно Фениксу, со слов очевидцев, он сгорел в собственном пламени, и искры его магии растворились в воздухе.       Кусок рыбы из супа в горло не лез. Гинелю было что сказать на эту тему, но ему отчего-то казалось, что отец его не поймёт, не поймёт так, как ему нужно, хотя старший эльф и читал юнца как открытую книгу.       Великому Фениксу было принято поклоняться. Почитать его непрерывный цикл возрождений. Это было даже скорее негласное правило, особенно у тех, кто сам видел его вживую на своём веку, и застал то, что он сделал для эльфийского народа не только этих краёв, но и других, о которых сам Гинэль даже ничего не знает толком. А те, кому он вернул истинный образ — проклятые быть драконами — благодарны ему до такой степени, что слепо были готовы отдавать свои жизни ради выполнения его замыслов. Альнэя так точно им бредила.       Но кем он сам был? Откуда взялся? Почему у бога смертный брат? Об этом то ли не было принято говорить, то ли никто ничего и не знал. А вот Гинэлю это вдруг стало интересно. Может, разгадка того, где их бог сейчас кроется, в том, кем он был на самом деле? Может, он уже просто давным-давно по-настоящему мёртв? Но кто это примет? Он же Великий Феникс! Он должен был возродиться из пепла, как делал это и раньше!       Возродиться из пепла. У Гинэля в голове не укладывалось, как вообще можно собрать себя из пепла? Или того, что ещё оставалось после или во время сражения? А с рассказов очевидцев, тот Феанфил мог. Он мог отрастить любую конечность, зарастить любую рану так, что ни единого шрама не останется. Что уж там — он мог собрать себя из пыли после взрыва, который устраивал сам! Магия и огонь сами рвались из его тела. Как такое вообще возможно?       От своих мыслей Гинэля отвлёк голос сестры:       — Ты о чём-то важном думаешь? Ешь! А то совсем остынет!       Гинэль хмыкнул. Обхватил тарелку руками, после чего ладони эльфа загорелись золотистым огнём, а от супа снова пошёл пар. Ниэель хихикнула, робко прикрывая рот маленькой рукой. Для эльфийки она была не особо высока и миниатюрна.       — Так уже невкусно будет!       — Неправда. — Гинэль ускорился и в этот раз в мгновение ока опустошил тарелку. — Добавки! — Еда сестрёнки была самой вкусной.       Услышав просьбу брата, эльфийка засияла. Не много было нужно, чтобы заставить её радоваться и улыбаться. Гинэль точно знал: плевать ему было на род Касенеда, плевать на, скорее всего, уже мертвого недобога — сестру он защитит от варваров с далёких звёзд любой ценой.