***
На следующий день состоялся обещанный визит к Вилму. Эрина не решалась что-то сказать. Она молча следовала за старшим лейтенантом, сопровождавшим её через весь госпиталь, который не то что набит ранеными и пострадавшими, — он был им завален. Стоны, крики, плач. Военные, гражданские — все подряд. Медсёстры, медбратья и врачи сновали туда-сюда, суетились, раздавали друг другу указания, словесные оплеухи, кто-то ругался на приходящих родственников пострадавших. Кто-то старался их выпроводить, чтобы не собирать толпу в и без того забитом помещении. Уилд уже сомневалась, что в таком хаосе вообще кого-то можно отыскать, но, к её удивлению, Ригер быстро довёл её до нужной койки, на которой она сразу же увидела забинтованного Вилма. Сердце Эрины ёкнуло, она чуть было не сорвалась с места и не кинулась к нему, но Фил придержал её за предплечье: — Не переусердствуй. Эрина молча кивнула и подошла к другу. Открыт у него был только один глаз: второй попадал под мотки бинтов. Но этого хватило Эрине, чтобы увидеть внутреннее опустошение парня, который, изредка моргая, смотрел в потолок. Он даже не заметил Эрину, пока она осторожно не коснулась его руки своими холодными пальцами. — Эрина? — растерянно выдавил он из себя, как будто речь доставляла ему боль и дискомфорт. — Да! Это я. Вилм… Эрина с трудом могла сдерживать слёзы. Она осторожно взяла Вилма за руку, а тот молча смотрел на неё, не торопясь что-то сказать. Вместо них, заговорил Фил: — У него тяжёлые магические ожоги. Заживают, но плохо, и, скорее всего, это затянется надолго. Пока нет эффективных методов лечения такого рода повреждений. Чудо, что он жив и в сознании. Вилм, тебя уже допрашивали офицеры? У Фила явно был свой взгляд на всё происходящее. Эрине хотелось встрять, заявить что-то вроде: «Вы что, не видите, как ему плохо — какие могут быть допросы?», но язык не повернулся. Да и Вилм сам достаточно спокойно, хотя и с большим трудом, пробормотал: — Приходили из КМБ… Я… Я мало что помню. Я… Я сказал им, что не помню, как оказался на острове. Я правда не помню, товарищ старший лейтенант… Скажите им об этом… Эрина, выпучив глаза, глядела то на друга, то на задумчивого офицера, который не сводил взгляд с Гроссенштайнберга. «Он в чём-то его подозревает?» — думала Эрина, с тревогой уставившись на Фила, который не сразу заметил её пристальный взгляд. — Что такое, Эрина? — Фил сказал это таким строгим и холодным тоном, будто бы и её подозревает в какой-то измене родине, как будто именно он первым пустит в неё пулю, если что-то вскроется. Но что может вскрыться? Всем и так было всё известно, даже в большей мере, чем самой Эрине и, очевидно, Вилму. Хотя и её мучал вопрос: как парень всё-таки оказался на том острове в пучине событий? Но тут она его расспрашивать явно не намеревалась. Да и не в том Вилм состоянии. Единственное, что сейчас хотела сделать Эрина, так это упасть на колени и слёзно начать молить прощения у него за то, что с ним стало. Образ сгорающего друга и товарища, вызволяющего её из хватки сумасшедшего «отца», буквально висел у неё перед глазами. Стыдно. Стыдно и больно. — Прости, Вилм, — всё же не сдержалась Эрина, встав на колени перед койкой, продолжая держать друга за руку. — Это моя вина, это я во всём виновата… Вилм недоумевал. Фил же резко одёрнул разрыдавшуюся Эрину и поднял её с пола. — Успокойся, — строго наказал Ригер. — Твоей вины в случившемся нет. Закусив щёку до крови, Эрина с трудом удержала себя от резких речей: сейчас не то время и не то место. Для неё так точно. — Всё наладится. Правда. Я тебе обещаю, — уже куда мягче проговорил Фил, продолжая придерживать Эрину, которую снова стало шатать из стороны в сторону. — Пойдём обратно. Тебе тоже нужно хорошенько отдохнуть. Эрина вяло покивала головой. Она хотела обнять на прощание друга, но сдержалась, понимая, что это не самая лучшая идея. Вместо этого, сдерживая вновь накатывающие слёзы, она помахала ему рукой на прощание, но тут Вилм успел ухватить её за пальцы. Не слишком крепко, но этого хватило, чтобы Эрина застыла в ступоре и уставилась на него. — Фрида… Эрина… Что с Фридой? — с трудом выдавил Вилм. Эрина только спустя мгновение широко распахнула голубые глаза, перед которыми вдруг начали мелькать странные образы. Фрида! Там была и Фрида тоже! Эрина чуть не выкрикнула это во весь голос, но то ли сил не хватило, то ли хватило ума не кричать это в людном месте. Но единственное, что помнила Уилд, так это то, как эльфийка задорно и яростно колошматила её отца по лицу кулаками. Но на этом пока всё. — Эрина, ты в порядке? — Взволнованный, но всё же требовательный голос Фила вывел Эрину из транса. Она потуплено поглядела сначала на Вилма, потом на него. — Тебе точно надо отдохнуть, — строго заключил он. — Вилм, я поговорю с КМБ. Пока они тебя трогать не будут. — Старший лейтенант, — голос Вилма хоть и был слаб, но тон его звучал твёрдо, — где Фрида Марц? Где она? Фил выглядел немного растерянным, а парнишка-курсант продолжал вопросительно смотреть на офицера. Уже и Эрина подключилась к этим гляделкам. Эльф тяжело вздохнул и ответил: — Числится пропавшей без вести. — Звучало это как приговор. Окончательный и нерушимый, похоронивший Фриду вместе со всеми теми, кто погиб в этой ужасной трагедии. Внутри Эрины что-то оборвалось. Струна со звоном лопнула. Мышцы внизу живота больно свело, диафрагма вслед за ними решила препятствовать воле организма жить, а оттого не давала девушке сделать глубокий вдох. — Так! Товарищ Уилд! — Фил встал напротив Эрины и схватил её за хрупкие, какие-то уж совсем не атлетичные плечи будущего бойца магармии. — Держи себя в руках. Слышишь меня? Пропала! Не мертва! Может, ещё найдётся. Успокаивайся. Присядь. Эльф расторопно, но осторожно усадил Эрину на край койки Вилма, который тоже явно обеспокоился за подругу. Он даже хотел подняться, но Фил подоспел к нему и вжал обратно в койку, вынудив того вскрикнуть от боли. — Лежи, солдат. «Это твоя вина. Твоя вина…» — странные голоса эхом проносились в голове Эрины, они словно незатейливо, непринуждённо и легко напевали это в манере детской песенки, которая звучала издалека и сопровождалась невинным смехом. Голос старшего лейтенанта звучал глухим эхом вдалеке. Он точно звал её по имени, но Эрина не сумела и в этот раз отозваться на его зов. Тьма настигла её в одно мгновение.***
— Просыпайся, Эрина. Чей-то голос привёл её в чувства. Она достаточно живо подскочила и чуть было не врезалась макушкой в дно кровати над головой. — Осторожно! — Это была Рикки. Эрина была ужасно рада её видеть, чувства и эмоции переполняли девушку, в их порыве она даже бросилась к сокурснице в объятия. — Ты меня задушишь! — выкрикнула Рикки, но отпихивать от себя соседку не стала. — Руки вроде тонкие, а хватка убийственная. — Прости. — Эрина немного успокоилась и высвободила из объятий Рикки, которая присела рядом. — Как ты себя чувствуешь? — побеспокоилась соседка, осторожно взяв Эрину за руку. Пожалуй, Рикки была одной из немногих, кто после всего случившегося так по-доброму и снисходительно смотрел на неё. От неё не чувствовалось ничего, что могло бы напоминать злобу или презрение. Эрина на её вопрос пожала плечами: она даже не помнила, как оказалась в комнате общежития — что тут можно добавить о самочувствии? Но вслух говорить она этого не стала. Да и нужды не было: Рикки всё сама неплохо чувствовала. — Да уж. Нелегко тебе пришлось, — заключила она. — Не переживай. Всё равно есть те, кто тебя поддерживает. Товарищ старший лейтенант места себе не находил всё это время, что ты спала. Эрина встрепенулась и ощутила, как краснеет. Рикки хихикнула. — Я никому не скажу! — Чего не скажешь? — звучало и ощущалось всё так, словно Рикки выведала об Эрине что-то грязное, преступное и постыдное, и если оно попадёт в массы, то вынудит девушку бежать на край света, чтобы скрыться от позора и бесславного морального падения. Правда, ей всё же было любопытно, что же это за тайна. Рикки не торопилась с ответом. Она как ни в чём не бывало продолжала быть немного игривой и улыбчивой. Хитрые жёлтые глазки с артистичным коварством блеснули, словно пытались раззадорить и оживить вялую понурую соседку. И это даже чуть-чуть работало: Эрина почувствовала лёгкий прилив сил от ощущения позитивного настроя Рикки. — Да ты и сама всё знаешь. — Ничего я не знаю… В голове каша… Рикки мотнула головой в сторону тумбочки у кровати в стороне, на которых Эрина тут же заметила тот букет, что порадовал её в больничной палате, а рядом ещё один, но уже белые пионы. — Это он тебе надарил. Видимо, очень переживает. Не думала, что этот эмоциональный скряга на такое способен. — Ты же эмпат… ты должна такое чувствовать… — растерянно пробормотала Эрина, уставившись на букеты. Рикки пожала плечами. — Скрытный он. Сложно сказать, что у таких творится на душе, не будучи прям очень опытным телепатом… Не знаю. С первой нашей встречи его голова и чувства для меня потёмки… Бывают же люди! Или эльфы… Или… Теперь никто даже не знает, как его называть… — Что? О чём ты? Диалог развивался стремительно и уходил в какое-то совсем другое русло. Эрине только и оставалось, что таращиться на Рикки и ждать ответа на свой вопрос. Рикки нахмурилась и потёрла пальцами подбородок, словно искала в шкафчике сознания нужные слова и выражения для того, что она хочет сказать. — Ну… Мне сказали, что тебе совсем память отшибло. Неудивительно. Твой… Прости… Рикки оборвала себя на полуслове, будто бы испугалась, что вот-вот — и тонкий лёд треснет. Хотя, скорее, она почувствовала это уже в процессе, ибо только она заикнулась, как в груди Эрины неприятно кольнуло: она сразу поняла, о чём хотела сказать Рикки. — Прости, пожалуйста! — обеспокоенно воскликнула Рикки, взяв Эрину за руки. — Я не хотела тебя обидеть… Это правда… — Да брось… Да. Это было не очень приятно. Об этом все знают? — Ну, так… Я… Я увидела это, пока ты спала. Прости. Мне, наверно, не стоило подслушивать твои сны, но они были такими громкими… Эрина побледнела от таких высказываний. На коже чуть было не проступил холодный липкий пот, но мурашки их опередили. — Ты правда не виновата. Думаю, многие бы… поверили ему… — А ты? Рикки задумалась, но с тоской всё же сказала: — Думаю, что да. Легко говорить тем, кто не знает твоих чувств, твоей боли, твоей жизни. — А ты знаешь? — Не совсем. Но я чувствую. И мне правда жаль. Радость и непринуждённость Рикки испарилась. Она будто бы губка впитала настроение Эрины и тоже поникла. Ещё одна капля чувства вины в огромный океан раскаяния и страданий Эрины.***
Всё шло более-менее своим чередом. Процесс обучения мало-помалу возвращался в прежнее русло, однако сейчас у курсантов было больше устных и теоретических занятий, поэтому они отсиживались в аудиториях и лекционных залах. В каких-то было неплохо, почти ничего не изменилось, и помещение не пострадало, а в каких-то окна были заколочены досками, чтобы не так сильно задувал ветер. Именно в таких аудиториях все сидели в зимней форме, кроме тех, кто был покрыт шерстью. Хотя даже они не брезговали прикрыться чем-нибудь, дабы избежать последствий от ледяного, уже зимнего, сквозняка. Хотя на календаре были последние числа ноября. Эрина, сидя за партой, время от времени оглядывалась невольно по сторонам, ища взглядом Вилма и Фриду, но их не было. Но первый хотя бы был ещё жив, а про Фриду ни словом не обмолвился ни один офицер. Всё это угнетало. Тяжело. Неизведанность и неясность ситуации тяжёлым камнем придавила девушку. Едва ли ей удавалось внимательно слушать усатого преподавателя, пришедшего на замену старому, который, размахивал какой-то небольшой потёртой книжечкой, и на всю аудиторию, забрызгивая слюнями даже галёрку, кричал: — Учим драконов по моей методичке! По моей методичке! Эрина только с болезненной досадой смогла понять и принять, куда пропал их прошлый лектор. Это вынудило её сложить руки на столе и уложить на них голову так, чтобы не видеть ничего вокруг. Это её вина. И это знали все. Она слышала и видела, как курсанты время от времени перешёптывались между собой, бросая на неё косые взгляды. «Неужели нельзя всё исправить? Неужели нельзя как-то… хоть что-то…» — Эрина старалась обдумать это, предугадать развитие ситуации в будущем, но мысли улетали ввысь в виде стаи серых ворон, что сидели до этого на угрюмом заброшенном пустыре. И на этом пустыре на фоне безмятежно текущей реки снова возник он. Его образ. Который теперь Эрина вряд ли сможет просто так забыть и выкинуть из головы. — Милочка! Вы вот! За пятым рядом! Да-да! Эрина подскочила. — Нечего спать тут! — Простите, я не… — Не надо мне тут оправданий, милочка! Вашими оправданиями делу не поможешь! «К чему он это сказал?» Весь поток притих. «Да в чём моя вина? Что я могла?» — кричал голос внутри неё. Тонкий голос, принадлежавшей маленькой девочке. Сама же Эрина ничего не стала отвечать, говорить или выражать эмоции. Она с мрачным видом села обратно и уставилась в пустоту.***
Вечером в коридорах было совсем тихо и пусто. Большинство из офицерского состава, что остались в академии, и педагогов разбрелось по домам, так как уже вечерело. Труд трудом, а отдыхать тоже надо. Особенно в конце недели. Эрина после уборки территории устало брела в сторону лейтенантского кабинета. Уверенности особо не было, но она надеялась, что ещё найдёт там старшего лейтенанта Ригера. Сердце немного ёкнуло. Приятно и тепло. Это даже немного ободрило девушку и дало её ногам силы идти дальше, скрипя не раз уже покрашенными в тёмную эмаль половицами на втором этаже. Остатки света солнца, которое уже тоже стремилось как можно скорее закончить свой рабочий день, проскальзывали сквозь не так давно отмытое оконное стекло, которому повезло лишь замараться, а не превратиться в груду осколков. И вот та самая дверь. Энергия вмиг иссякла, как только она встала у порога. Постучаться было страшно. Но страх этот был нелепый, а не благоговейный. С трудом преодолевая свою робость, она всё же занесла крепко сжатый кулачок, но раньше услышала голос Фила: — Что ты там стоишь как вкопанная, Подсолнух? Заходи. В испуге Эрина вздрогнула и подпрыгнула, мягко приземлившись на цыпочки, но затем, ощущая липкий стыд, она вынудила себя открыть дверь и зайти в кабинет, где старательно вставлял новое окно товарищ старший лейтенант. В рабочей одежде, пыльной и испачканной краской, извёсткой и другими строительными материалами, эльф не выглядел как суровый офицер. Ещё и волосы он собрал в высокий небрежный хвост, который и без того от кудрей пушился во все стороны. — Что ты там стоишь? Чего хотела? — Его речь быстро спустила Эрину на землю, которая не сразу даже поняла, что засмотрелась на увлечённого ремонтными работами Фила. Прежде чем ответить что-то внятное, она замялась, но потом всё же собралась с мыслями: — Я… Тут такое дело: я хотела попросить у вас отгул на все выходные. Мне нужно вернуться в мой родной город. — Ой-ой! Это с какой такой стати? Не хочешь на субботник? Подсолнух! Все на остров поедем. Ишь какая! Трупы не хочешь разгребать? Если тебя это утешит, то большую часть там уже растаскали в первые дни отряды зачистки. Ты максимум кого-нибудь сплющенного под обломками случайно найдёшь. И то не ты: какой обломок ты поднимешь? Подсолнух! Будешь там стоять, камешки собирать своими хилыми ручонками. Фил пропалил это всё едко и стремительно, не отрываясь от работ с оконной рамой. Эрину зацепило всё, что эльф вывалил на неё — начиная от его спокойных разговоров о телах погибших гражданских и солдат, заканчивая оскорблением в сторону её действительно не самого крепкого телосложения. Но что-то ответить на все эти колкости сил не было, поэтому Эрина просто понуро склонила голову, приняв такого вида отказ на свою просьбу. Видимо, услышав её приглушённый печальный вздох, больше похожий на мышиный писк, Фил обернулся. Эрина застала на его лице гримасу искреннего удивления и даже какого-то переживания. Что-то тёплое и человечное блеснуло в его глазах, которые чаще всё же отражают командирскую строгость и чёрствость. — А тебе там чего надо? — Мне… Я… Эрине было очень тяжело озвучить свои пожелания, свои мысли, переживания и страхи. Но после случившегося с ней из-за её «отца» у неё что-то внутри скребло острыми когтями. Сказать это Ригеру не хватало духа и смелости. Вдруг её переживания осудят, вдруг её боль высмеют, вдруг её обвинят в том, что она ставит свои проблемы превыше чужого горя, которым окутан Вайвестан. — Ну? — он снова обратился к ней, надеясь всё же получить внятный ответ. Но Эрина запиналась. Язык словно немел, когда речь заходила об «этом». — Тебя что-то беспокоит? — От его интонации Эрина встрепенулась: это были отголоски заботы? Переживания? Ему было не всё равно? Или она придумывает? На последних догадках она снова поникла. — Ну, эй. Говори давай. Я же твой старик-лейтенант! Как мама-папа, но чуть более злой. Но справедливый! Давай говори, что там у тебя за проблемы. Садись, — эльф указал на стул недалеко от окна, с которым он возился. Эрина покорно выполнила его просьбу. — Я просто… Мне надо поговорить с ними кое о чём серьёзном. Я… — О твоём папашке? Эрину как ударили. Тяжёлой хлёсткой плёткой. По самому больному месту. По открытой свежей ране. Отчего тело девушки немного дёрнулось, будто бы ей нанесли самый настоящий удар. Фил растерялся от такой реакции, но всё же постарался успокоить Эрину: — Извини, я не хотел тебя обидеть. Эрина смолчала. Неизвестная доселе боль заставила жёсткий колючий ком подняться прям к глотке, из-за чего она даже не могла сглотнуть. Но и заплакать нельзя. Не сейчас. Не при старшем лейтенанте. Не из-за этого. Фил лишь несколько секунд явно покопался у себя в голове, чтобы придумать, что ещё сказать курсантке. — Ты думаешь, они тебе скажут что-то путное? Знаешь, пропащим отцам лучше оставаться пропащими… Эрину его слова укололи как холодная игла, отчего она резко подняла голову и уставилась на поникшего офицера, усевшегося прямо на пол. Девушку посетила робкая догадка и одно воспоминание об их более раннем разговоре: он точно понимал её. В чём-то да понимал. И вот тут ей было уже всё труднее и труднее сдерживаться, чтобы не заплакать как обиженный брошенный ребёнок. Брошенный ребёнок — именно так она себя чувствовала. Брошенный и никому не нужный. — Ну хоть что-то же они должны мне объяснить. Хоть что-то… О нём, о моей маме… Как всё так случилось? Почему?.. — И тебе от этих знаний станет легче? Мне кажется, что нет… Но если ты чувствуешь, что тебе это сейчас так необходимо, то так уж и быть — езжай. Я выпишу тебе бумажку освободительную. Сейчас… подожди немного. Согласился. Рот Эрины произвольно приоткрылся. Ей даже не верилось, что не пришлось умолять и настаивать, тратить последние силы, чтобы уговорить Ригера отпустить её к семье. — Ты хоть на поезд-то сегодня успеваешь? — поинтересовался Ригер, уже что-то записывая и выписывая на заранее готовый бланк, который он достал из одного из шкафов. Эрина глянула на часы. — Думаю, что если очень сильно потороплюсь… — Насколько сильно? — Ну… Поезд в семь. — Уже половина. Ты не успеешь, скорее всего. Со всем этим бардаком в городе. Эрина снова поникла, как цветок, который любит прохладу, а его поставили прямиком на солнце или поближе к горячему радиатору, отчего он немного увял. — Тогда завтра утром… — Так не пойдёт, Подсолнух. Он словно издевался. Эрина даже насупилась, уже придумывая, что бы такого ответить своему руководителю, но такого, чтобы при этом он не наказал её каким-нибудь дежурством или нарядом вне очереди. — И что вы мне предлагаете? — решила спросить она. — Так давай отвезу. Только мне надо закончить с этим сраным окном. Подождёшь? Мне немного осталось. Тебя, надеюсь, не укачивает? Эрина удивлённо помотала головой. Сначала её просто охватило удивление, а затем и шок, от которого сердце забилось быстрее. Смущение румянцем обожгло её бледные щёки. От гаммы чувств она как-то нелепо и достаточно болезненно закусила и без того покусанную губу. Она поедет с ним. В одной машине. Наедине с ним. Эрине хотелось что-то сказать на это всё, но её хватило только на какое-то мычащее блеяние. — Да ладно тебе. Своим подопечным надо помогать. Тебе сейчас действительно непросто. Это меньшее, что я могу для тебя сделать. Эрина не знала, что ответить. Но «подопечная» как-то немного ранило её: она надеялась услышать что-то другое. Но что? Самой себе признаться было стыдно. Всё настолько спуталось и смешалось, что ей оставалось только молча сидеть и дожидаться, когда Фил закончит своё важное дело. Снаружи уже стемнело. Снег серел в тенях сумерек, а фонари только-только лениво загорались, освещая бесцветные улицы. Людей в округе практически не было, не смотря на то, что чаще в центре столицы всё же кипела жизнь. И на удивление тут практически ничего не пострадало: разве что у кого-то выбило окна. Эрина не могла поверить: она узнает, где живёт товарищ старший лейтенант Ригер. Район был хорош, хотя и слегка угрюм из-за мрачных оттенков стен и безмолвных пустых дворов, в одном из которых как раз притаился чёрный авто, круглые фары которого напоминали таращащиеся глаза некого чудища из снов. А ведь железяка правда могла рычать, как настоящее страшное животное. Как раз это произошло, когда Фил открыл дверь, вставил ключи зажигания и провернул их. — Главное, чтоб завелась моя старушка. — А может не завестись? — Да это вряд ли. Тепло сегодня. Да и вроде ей не прилетело. Повезло нашему району. Ох, как повезло. Эрина снова притихла. На душе всё ещё было что-то тёмное и тягучее. Вроде бы она и была рядом с человеком, который мог бы сделать её чуточку счастливее своим присутствием, тем, что помогал ей, говорил с ней, но осадок от произошедшего всё равно возвращал её к негативу. — Что такое, Эрина? — обеспокоенно спросил Фил, подойдя к девушке. Та немного отпрянула. Она сама не поняла, почему это сделала. Но это явно разочаровало эльфа. — Что ж, садись пока. Вперёд или назад хочешь? — Назад сяду, — даже не ответила, а промямлила она, приблизившись к машине. Фил поспешил сам открыть ей дверь. — Ещё немного и поедем. Эрина ничего не ответила. Хотя ей хотелось что-то сказать, но она не знала, что, и нужно ли что-то говорить, хотел ли он, чтобы она говорила. Но сердце так больно сжималось, что ей ни с того, ни с сего захотелось заплакать. — Ну, эй! Подсолнух! Это что такое? Ты чего нюни распустила? Ну Эрина, эй! Фил поспешил пересесть к ней на задние сидения, дважды впустив внутрь свежий вечерний морозный воздух, который своей прохладой обжигал раскрасневшиеся щёки Эрины. Она поняла, как он был к ней близко. Настолько, что их колени касались друг друга. — Я понимаю, что тебе было непросто все эти дни, но не стоит плакать. Ты себя винишь, да? Снова ком в горле. Эрина уже не просто плакала, а рыдала. Рыдала и сгорала от стыда. Горящим лицом она уткнулась в свои холодные ладони. Она бы продолжила выть от обиды и злости на саму себя, если бы не осознала, что Фил её обнял. Так близко. Так тепло. Сердце неистово заколотилось, отчего у неё даже дыхание перехватило. И тот самый запах, который она учуяла от его волос в первый день их встречи: сладкий, приятный, пьянящий. Аромат дурманил её и пробуждал какие-то странные желания. Эрина даже не поняла, в какой момент отстранилась от Фила, чтобы поддаться своим желаниям сделать нечто большее. Но в момент осознания всего происходящего она уже чувствовала своими губами губы Ригера. Девушка бы в этот же миг от него отскочила, но не вышло: Фил уже сам прижимал её к себе, продолжая то, что она начала, и отвечая на её неловкий поцелуй. От неожиданности внутри Эрины что-то перевернулось. Минуты с начала сего действия не прошло, как девушка ощутила горячий влажный язык у себя во рту. От неподдельного, яркого и возбуждающего удовольствия она легко застонала. Ей доводилось целоваться и раньше, но так приятно ей никогда не было. Вдруг всё прервалось так же резко, как и началось. И вот Эрина уже смотрела в горящие синие глаза Фила. Его лицо тоже немного покраснело: он явно смутился от произошедшего. Эрину больно кольнула мысль: «Ему не понравилось? Поэтому он остановился?» — Извини, я не знаю, что на меня нашло, — начал оправдываться Ригер. Больше он ничего не стал говорить, вместо этого он вышел из машины и закурил. Эрина никогда не видела прежде, чтобы кто-то так быстро доставал и зажигал заветную сигарету. Закончил он также быстро. — Поехали. Все свои действия он выполнял чётко, холодно и слаженно, а на лице не взыграло ни одной эмоции, по крайней мере, в той степени, чтобы Эрина могла хоть немного это заметить. Наверно, это и было то, о чём говорила Рикки: тот тип людей, которые зарывают и прячут свои чувства и мысли. Так они и ехали практически всю дорогу в молчании, пока уже на подъезде в город Фил не заговорил: — Покажешь дорогу до дома? А то я ваших сельских дорог не знаю. В другой ситуации Эрина бы возразила и начала защищать свой родной город, но в этот раз она лишь вяло промямлила: — Э… да, конечно. Наверно, она опять хотела услышать что-то другое. Сама себе что-то придумала — сама расстроилась. Эрина в этот момент возненавидела себя ещё сильнее, отчего в попытках сдержать эмоции сильно сжала край пальто. Но всё же Уилд успокоилась и достаточно спокойно пояснила старшему лейтенанту, куда им нужно ехать дальше. Дома здесь не были такими помпезными как в столице. Точнее, даже совсем не были. Но зато ещё скучнее и мрачнее, особенно в такую холодную тёмную пору. Снега тут нападало немного больше, но деревья, раскинувшиеся вдоль домов, на аллейках и во дворах были голыми, чёрными и угрюмыми, а тени и силуэты от них выглядели довольно-таки зловеще. Казалось, что стоит Эрине покинуть салон автомобиля, как они накинутся на неё и схватят в свои цепкие ветвистые лапы. Свой невзрачный дом она тоже узнала сразу. И соседа, неизменно курящего на крыльце подъезда. Круглый пивной живот выдавал секрет его личности даже во тьме. — Вот и приехали, — как-то растерянно заключил Фил, легко хлопнув ладонями по рулю. Эрина не торопилась выходить. Она всё ещё лелеяла надежду на что-то. И всё-таки Ригер снова заговорил с ней: — Я тебе номер запишу. Набери меня, когда обратно соберёшься. Я тебя заберу. Ладно? — Он достал из бардачка блокнот с карандашом, записал на листке свой номер, а затем оторвал бумажку и вручил Эрине. Девушка осторожно, несколько растерянно приняла его и аккуратно сложила в нагрудный карман. — Спасибо. Наверно, я сама доберусь обратно. — Чего это? — Ригер всё же проявил эмоцию: возмущение. Это застало Эрину врасплох. — Это приказ, курсант. Опять совсем не то, что она хотела услышать. Расстраиваться было уже некуда. На огорчения не оставалось сил. — Слушай, давай поговорим, когда вернёшься? Эрина подпрыгнула на месте от его слов, будто бы гром напугал зайчонка в норке, который мирно сидел и чего-то ожидал. — О чём? — Ну дурочку-то не включай. О твоём поведении. Да и о моём тоже… Ты пока не придумывай там себе всякого лишнего. Хорошо? И… позвони. Ладно? Я заберу тебя. Я не шучу. Я несу за тебя ответственность. Эрина молчаливо покивала и вышла из машины. Она неуверенно оглянулась, опасаясь, что там её печального взгляда не ждут, но Фил ей легко улыбнулся. В его мимике и взгляде девушка прочитала для себя «удачи», однако боялась ошибиться, поэтому просто быстрым шагом устремилась к крыльцу, на котором всё ещё курил сосед. — Какие люди! — заметил он её. — Ты ж на учёбе, Эринка! — Здравствуйте! — Сколько лет Эрина тут жила, но не могла запомнить его имени. Все называли брюхастого курильщика просто Мутный, но сама же называть мужика так она не решалась, поэтому всегда просто учтиво здоровалась без лишних обращений. — Слышал новости. Чё у вас там творилось. Это кошмар. Хорошо, что живая осталась. — Да. Повезло… — Ну ничего. И не такое переживали! Ты, это, главное — не забрасывай службу! Учёбу там. На заводе не лучше. Эрине каждый раз от соседа было странно и немного дико слышать истории и рассказы о том, как же на заводе плохо и тяжело работать, ведь партия активно пропагандировала и во всеуслышание трубила о том, что пойти на завод, на производство — это лучшее, что ты можешь сделать во благо родины и советов. Лучше только отслужить в армии. А ещё лучше отслужить в армии и пойти потом на завод. — Не переживайте. Я не огорчу своих родных. И вас тоже не огорчу, — Эрина дежурно похихикала, пытаясь изобразить наивность и радость, хотя внутри у неё всё горело и полыхало, а конечности пробирало дрожью, которая ползла от самого затылка. — Ага! Вот станешь каким-нибудь маршалом, так весь город наш будет тобой гордиться, ага. Точно так и будет! Другого человека эти слова, быть может, ободрили, наставили на путь истинный и придали сил для свершений великих целей, но Эрине будто бы со всего размаху зарядили кулаком в живот. От тяжести пожеланий она чуть не согнулась пополам, явно ощутив не только душевную, но и физическую боль в районе желудка. — Ладно. Спасибо вам, — с улыбкой выдавила Эрина из себя. — Пойду порадую семью. — Удачи! Эрина уже заскочила в подъезд, едва ли освещаемый лампочкой на стене. Некоторые почтовые ящики были набиты газетами, в том числе и их. Но Эрина никогда не брала их. Неторопливо, немного волнуясь, она поднялась по лестницам на второй этаж. Вот она, та самая дверь. Все должны были быть уже дома в это время. Эрина глубоко вдохнула, собрала всё своё мужество и позвонила в дверной звонок. Послышались шаги и голоса за дверью. Открыла Эрине кузина Нора. Смугловатое личико девчушки выражало несколько секунд искреннее недоумение, а после её рот растянулся в широкой улыбке. — Эрина! — восторженно воскликнула Нора, бросившись на старшую двоюродную сестру с объятиями. Низкорослая девчонка хоть и была миниатюрной, но сил для крепких объятий ей не занимать. — Привет, привет, — устало проговорила Эрина, натянув улыбку из последних сил. Встретить её вышла жена дяди Роберта, тётушка Стефани. Она скептически вздёрнула бровь, скрестив недовольно руки на груди. Поверх одежды на ней был фартук: «Готовила ужин», — догадалась Эрина. — Ну и что ты тут делаешь? — едва ли скрывая своё раздражение, спросила Стефани. Эрина даже немного растерялась, заслышав и завидев такую реакцию на свой приезд, но всё же собралась и достаточно внятно ответила: — Проведать вас хотела… — Ничего себе! Там такой беспорядок творится, а ты решила освежиться? Какая же ты эгоистка, Эрина, всегда такой была! — Мам, не начинай, — встряла Нора. — У тебя там сейчас ужин сгорит. — Это не самое страшное, — отрезала Стефани, гордо возвращаясь в кухню. Тётушке хватило нескольких фраз, чтобы вбить последние гвозди в крышку гроба более-менее хорошего настроя Эрины: девушка совсем поникла и помрачнела. Может, она бы заплакала, но точно не в присутствии тётушки — будет хуже. — Не слушай её. Я вот рада тебя видеть, — со стороны Норы прозвучала попытка утешить Эрину, даже искренняя, как показалось самой Эрине: каре-зелёные глаза подростка поблёскивали от радости встречи. — И я рада тебя видеть. — Эрине стало легче, и она тоже легко улыбнулась. — А ты надолго? А как тебя отпустили? Говорят, что всё сейчас строго очень там у вас! — Нора крутилась вокруг Эрины с расспросами, демонстрируя свои неуёмные энергию и любопытство. Эрине сестрёнка напоминала озорного хорька с блестящими глазками-пуговками, который норовит поиграть. Ей очень хотелось, чтобы это в Норе не менялось никогда. — Нет, я не долго тут буду. В воскресенье утром поеду обратно. Нора расстроенно раскатала губу, но её печаль не длилась слишком долго. Глаза снова вспыхнули задорными огоньками, а лицо засияло улыбкой. Девчушка едва ли позволила Эрине снять верхнюю одежду и разуться, как потащила её в свою комнату, задорно приговаривая: — Ужин ещё не готов. Пошли, я тебе покажу, что у меня есть! Им повезло иметь с детства раздельные комнаты. Эрина подозревала, что, несмотря на их хорошие отношения, им было бы непросто уживаться вместе. У старшей кузины всегда царил беспорядок, а вот у младшей же был девичий порядок. Несмотря на то, что за пылинку на комоде или книжной полке в большей степени получала Эрина от Стефани, чистоплотность выработалась именно у Норы: судя по всему, она внимательно наблюдала за побоями ремнём и всяческими унижениями со стороны своей матери по отношению к Эрине и заранее приспособилась не делать то, что могло бы её взбесить. В небольшой комнате было много вещей, но все они были расставлены и сложены очень аккуратно. И в этой системе и порядке Нора быстро нашла самодельный картонный альбом. Эрина сразу поняла, что к чему: сейчас сестрёнка будет показывать ей пополнение в коллекции значков. — Смотри! — Нора восторженно указала пальцем на один из рельефных значков из металла, на котором были изображены заводы на заднем плане на фоне рассвета, а перед ними — пароход с красными звёздами на воде, и всё это окаймляла надпись печатными буквами: «За индустриализацию государства!» — Ого! — Эрина проявила настолько искренний интерес, насколько это было возможно. Государственная атрибутика такого рода её мало интересовала, но её радовало, что Нора была так увлечена всем этим. — А то! Он редкий. С трудом выторговала его у Гриши Сивки из восьмого класса. — И что он у тебя попросил за него? — Ерунда! Хотел значок отличника городского хозяйства. Ну, у меня таких два было. Один отдала. — Наверно, это выгодная сделка… — Ещё бы! Я ему ерунду, а он мне — сокровище! Эрина живо посмеялась. Задор девчонки искренне радовал её. Но на этом Нора не остановилась. Она показала, но уже на ладошке, ещё один увесистый металлический значок в виде красной звезды, которую обрамлял лавровый венок, выкрашенный золотой краской. — Знаешь, что это? — вкрадчиво поинтересовалась Нора, пока Эрина осторожно взяла значок из её рук, чтобы рассмотреть поближе. Эрина внимательнее рассмотрела его и покачала головой. — Это значок Военной Магической Академии! — Ох, а у нас совсем не такие. — Эрина незатейливо показала на свой, что красовался на гимнастёрке: тоже красная звезда, но внутри ромба, а в самом низу вставка с буквами: «ВМА». Нора отмахнулась. — У вас новый образец. А это старый! Ну ты вообще. Не знаешь ничего. Не успела Эрина шутливо что-либо возразить, как послышались увесистые шаги: Стефани была не в духе. Она зашла в комнату Норы, сердито скрестила руки на груди и исподлобья взглянула сначала на Эрину, обратившую внимание на её присутствие раньше, а затем уже на Нору, которая явно растерялась от такого гневного вида матери. Как будто они в чём-то провинились. — Опять ты со своими глупостями, Нора, — строго брызнула Стефани, отчего совсем недавно счастливый подросток виновато отвёл взгляд. — Убери тут всё за собой и марш на кухню. Я, что, всё одна должна делать? Эрина, слыша эту грубую приказную интонацию, ловила себя на мысли, что даже офицеры в её академии не разговаривают так злостно. Когда-то Стефани разговаривала так именно с Эриной, обходя Нору, потому что именно старший, да ещё и неродной ребёнок выглядел отличной мишенью для спускания пара и выговоров. Нора тем временем покорно убрала свою драгоценную коллекцию, а затем пошла на кухню, как повелела мать. Эрина чувствовала себя настолько дискомфортно и обиженно, что будто бы это её увлечение сейчас назвали глупостью, да ещё и выгнали из комнаты на кухню. Грязная после готовки посуда никуда не убежит. Эрина нахмурилась, но промолчала. Однако изменение в её лице заметила уж очень внимательная Стефани, которая тут же строго наказала: — Может, ты тоже сделаешь что-то полезное? Эрина на мгновение растерялась. — Или ты тут уже не дома? Гость, что ли? Эрина молча кивнула и направилась вслед за Норой, ступая по немного скрипучему полу из ДВП, покрытого тёмно-коричневой эмалью для блеска и долговечности. Почти у всех в квартирах был именно такой пол. А если и не ДВП, то всё равно выкрашен до глянцевой гладкости пахучей эмалевой краской. Нора уже старательно прибиралась на кухне, чтобы та выглядела чисто и прилежно после готовки ужина. Эрина бы сказала, что и так всё нормально, но для чрезмерно помешанной на чистоте Стефани даже крошечное пятно на кухонном гарнитуре могло стать поводом для криков и потока унижений. Эрина решила накрыть на стол. На ужин и правда аппетитное ароматное пюре, да ещё с котлетами и салатом из огурцов и помидоров. Не шикарный и богатый стол, но достаточно неплохо. А самое главное, что вкусно. Что-что, а тётушка Стефани готовила действительно хорошо даже самые простые блюда, на которые у неё хватало сил и терпения после работы. Роберт готовил редко, а у Эрины получалось это из рук вон плохо: ей разве что можно было доверить варку макарон, и то был велик шанс, что они превратятся в одно слипшееся нечто. Стефани постоянно приговаривала, что такую нерадивую хозяйку никто замуж не возьмёт, а Эрина всегда кричала, заливаясь слезами обиды: «Да нафиг надо!», и получала по губам за мат на эмоциях. А могла и ремнём. Воспоминания заставили тело вздрогнуть, отчего Эрина выронила одну тарелку, но благо та удачно приземлилась на стол, устланный невзрачной скатертью. — А нельзя аккуратнее? Ну руки откуда растут? — взъелась тётушка, услышав шум. Эрина вся вжалась, словно ожидая подзатыльника, но Стефани не было поблизости, поэтому она отделалась только короткой фразой в грубом тоне в свой адрес. Другой бы спросил: «Эрина, что тебя вообще сюда тянет? Почему?» Ответа на эти вопросы у неё не было. Только что-то болезненно копошилось в теле гнусным червём, выжирающим ни то внутренности, ни то душу. Но сейчас она старалась отодвинуть все неприятные эмоции на второй план. Ей необходимо было узнать хоть что-то внятное и вменяемое про своих родителей. Эрина чувствовала, что это ей сейчас так же необходимо, как глоток свежего воздуха после долгого пребывания в душном пыльном помещении. Послышался поворот ключа в замочной скважине: это вернулся дядя Роберт. Родной дядя был мягким и покладистым человеком, иногда Эрине казалось, что он не просто супруг Стефани, а её самый настоящий раб, который боится вставить лишнее слово. Но иногда он всё же мог повлиять на её гнев. Он не раз спасал этим Эрину от очередных наказаний, когда делала что-то не так. — Всем привет, — достаточно слышно, но не очень-то и громко обратился Роберт к домочадцам. Эрина на радостях устремилась в прихожую, а за ней и Нора. Последняя чуть опередила кузину, юрко шмыгнув вперёд, а после с восторгом заговорила с отцом: — А ты знаешь что? — Что же? — мягко и устало отозвался Роберт, снимая шапку и шарф и вешая их на настенную вешалку. — А ты посмотри! И только после этих слов Роберт посмотрел на Эрину, и на его уставшем лице появилась скромная, но искренняя улыбка. Эрина тоже улыбнулась дяде, а потом крепко обняла. Его дублёнка была холодной и от неё пахло табаком, но это не могло заставить Эрину отстраниться. Вместо этого ощущение того, что кто-то сверлит спину тяжёлым взглядом, заставило девушку обернуться и молча пойти на кухню, даже не взглянув на Стефани. И опять Нора пошла за ней, но уже с меньшим энтузиазмом и радостью. Наконец, дождавшись, когда все будут за столом, Эрина начала собираться с духом. Краем глаза она поглядывала на Нору, которая с аппетитом уже уплетала свою порцию, и подумывала дождаться, когда сестрёнка закончит, помоет за собой посуду и уйдёт в комнату заниматься уроками: несмотря на то что завтра выходной, в этой семье бездельничать нельзя. Даже если и не уроки, то сиди, что-то читай, с пользой проводи время. Отдыхают только лодыри — примерно этому всегда учила их тётушка Стефани. Нора, как и ожидалось, расправилась с едой быстро. Быстрее обычно это делала только Эрина, но сегодня ей пришлось быть сдержаннее, да и в горло не лезло ничего. — Опять ты всё как жадная птица заглотила! — отчитала Нору Стефани. Эрина аж вздрогнула: обычно такие выговоры получала она. — Ты что, от Эрины нахваталась? Это же она у нас пихает в себя всё не жуя. Нора промолчала. Но тут уже не выдержала Эрина: — И что, ей теперь всё выплюнуть и заново есть так, как правильно? А внутренний голос в страхе закричал: «Зачем ты это сказала?!» — Помолчала бы лучше, раз ничего умного сказать не можешь, — строго отрезала Стефани, сверкнув злобно глазами, да так, что Эрине показалось, что этот взор может разрезать её на кусочки. — Я слышала, что в армии все мозги вышибают, чтоб слишком много не думали, но не думала, что это случится так скоро. Да ещё и в столичной академии! Эрина в обиде нахмурила брови и спрятала кисти рук между ляжек, которые сильно сжала. Из-за этого она сгорбилась. — И сидеть за столом ты тоже нормально разучилась? — Стеф, — хотел прервать её Роберт. — Что ты меня затыкаешь? Никаких манер не осталось! — Ну ты сама хотела, чтоб она пошла служить. — Так я надеялась, что там дисциплина, что из неё человека сделают! А это что? Их пререкания прервала сама Эрина: — Человек я! И всё нормально у меня с дисциплиной! — В порыве эмоций Эрина всё же расправила плечи и села прямо, но с трудом сдержалась, чтобы со злости и обиды не ударить кулаком по столу: вместо этого она просто положила ладонь на его поверхность. Однако этот жест заметила Стефани: Эрина поняла это по тому, как внимательно она проследила за всеми её действиями и остановила взгляд именно на руке. — Что ты себе позволяешь? — Интонация тётушки была натянута как струна, казалось, что она едва ли сдерживалась, чтобы не сорваться на крик. А казалось бы: что такого? Что Эрина такого сделала? С чувством неловкости и предвидя предстоящие словесные побои, Эрина спрятала руку под стол. Она надеялась, что на этом всё закончится. — Роберт, ну ты посмотри, и так вот она благодарит нас? — Стеф, успокойся. Ну чего ты сегодня? — Я спокойна, товарищ Уилд! Эрина не решалась встрять в разговор, хотя он и касался её лично, вместо этого она поглядывала то на дядю, то на тётю. Роберт был не то что спокоен — он был уставшим, неспособным противостоять взрывной и жёлчной агрессии своей жены, которая с годами становилась всё более ядовитой. Эрине же оставалось гадать, отчего у Стефани было такое ужасное настроение: «Что-то случилось на работе? Что-то дома не так, а я не знаю?» — Простите, пожалуйста, если сделала что-то не так. Я не хотела. — Эрина решила переступить через свою гордость, быть умнее и хитрее, чтобы сгладить углы и усмирить пламя. И чтобы было больше шансов получить то, зачем она сюда вообще приехала. — Просто столько всего навалилось за это время. Вы и сами прекрасно знаете, что происходит в Вайвестане. Все на ушах стоят, мягко говоря, — Эрина старалась говорить мягко, покладисто, тщательно подбирая слова, вроде даже лицо и взгляд тётушки смягчились, тело стало менее напряжённым — она внимательно слушала, что говорит Эрина. Уже более смело, но всё же осторожно девушка продолжала, боясь смотреть Стефани в глаза, поэтому приходилось старательно исследовать содержимое тарелки: — Я приехала не только для того, чтобы найти хоть немного душевного покоя… Если так можно сказать. Я… Мне хотелось узнать у вас кое-что. Роберт и Стефани переглянулись. — Хотела спросить у вас о моих родителях. В частности, об отце. Роберт в изумлении вздёрнул густые тёмные брови, чуть было не раскрыв рот, а Стефани же просто побледнела, а после чего её кожа налилась кровью — явно от негодования. — Ну, что тут говорить, — на тяжёлом вздохе начал Роберт, пока Стефани молча закипала. — Непростая и неприятная история. А что ты именно хочешь знать? Эрина ощутила облегчение, слыша, как мягко говорил дядя, хотя он и перебирал нервно пальцами, отрешённо глядя на сервант, внутри которого покоилась неприкосновенная хрустальная посуда и прочие вещицы на «особый случай». Для Эрины застеклённые дверцы этого волшебного шкафа всегда были закрыты, при ней их открывали буквально пару раз, и именно сейчас дядя встал из-за стола и неуверенно направился прямо к ним. — Хоть что-то. Вы ничего никогда не рассказывали о моём отце, да и о маме не так уж и много. А я её совсем плохо помню. — Конечно, плохо: ты совсем крошка была, когда она умерла, — не скрывая печали говорил Роберт, что-то доставая из серванта, что-то, что было припрятано на самой высокой полке и сокрыто за множеством красивой посуды. — Мы же даже не говорили тебе, почему она умерла. Негоже, чтобы о таком трепались все. — Вы сказали, что она чем-то болела. — Угу. Чтобы правдоподобно было. Она и правда болела. Головой? Хех. — Смешок в конце был больше от печали, нежели знаком насмешки над родной сестрой. Роберт раскрыл старый альбом и стал в нём что-то старательно искать. — Удивительно, но она хранила его фото. Я не хотел, чтобы они вообще общались. Родители наши, твои бабушка и дедушка, тоже этого не хотели. Он плохо на неё влиял… — Мой?.. — Да. Эрина нахмурилась и продолжила внимательно слушать Роберта, который уже вручил ей первое блёклое потёртое фото. Глаза Эрины расширились — это был он! Точно он! Такой же, каким она его видела в тех странных иллюзиях, но с короткой стрижкой, свойственной человеку. А рядом была она. Мама. И снова Эрина убедилась, что совсем на неё непохожа. Теперь она ясно видела, что была копией отца — одно лицо. Стало жутко и дискомфортно. — Адриан Касенеда. Товарищ Касенеда. Прослыл героем союзов, но в итоге всё растерял. Что там именно было, я не знаю, но он стал неугоден властям. Его аж из истории вычеркнули. Как будто и не было… Всё это случилось незадолго до твоего рождения. А от твоей мамы он ушёл, когда узнал, что… Ну, ты поняла. Тот факт, что отец бросил маму, когда той он был так нужен, ранил Эрину. И этот «человек» говорил о том, как она, Эрина, ему важна? Разве будь они с мамой ему хоть сколько-то дороги и нужны, оставил бы он их на произвол судьбы? — А мама? — Эрина поняла, что прямо сейчас не выдержит каких-то едких рассказов об отце. Это оказалось слишком неприятно, она даже не думала, что это может так её задеть. — Что всё-таки с ней стало? Роберт опять вздохнул, уже потирая переносицу пальцами. — Да как бы сказать. Совсем не помнишь, что с ней было? Эрина не решалась ответить, не решалась озвучить пугающую догадку, от которой у неё мурашки побежали по спине, а в груди куча холодных иголок устроили пляски вокруг сердца, не давая ей нормально дышать. — Удавилась она, — грубо вставила Стефани. Эрина аж подскочила на стуле. Так больно. И так грубо озвучено. Но видимо, это жестокая истина, которая уже вострым мечом разрубила всё внутри напополам. Роберт злобно зыркнул на Стефани. Эрина нечасто видела его таким рассерженным. — А что, не так? — взъелась тётушка. — Дура удавилась. Сама всю жизнь себе загубила, а ещё и нам её подкосила! — Не мели чепуху. — А что нет? Мне вот не надо было чужого ребёнка! От таких слов у Эрины ком стал поперёк горла. Она вроде бы всегда знала о недовольстве Стефани присутствием в их семье неродного чада, но слышать это каждый раз было неприятно, больно и мерзко. Непроизвольно от душевной боли девушка стиснула зубы и сжала в районе груди свою гимнастёрку. — А что ты разнылась? — вставка тётушки не заставила себя долго ждать. Она будто бы получала удовольствие от добивания и без этого душевно израненной девушки. — Как будто ты не знала ничего! Знала всё! Ещё и никакой благодарности! Мы тебя приняли, всё тебе дали! А ты так себя ведёшь! Разнылась она, какая нежная. Да, повесилась твоя мамаша, потому что дурой была. И всё из-за неё! Мозгов не было, и ты вся в неё всегда была. — Перестаньте, пожалуйста, — Эрина изо всех сил старалась держать себя в руках. — Ты перегибаешь, Стеф, — вмешался Роберт, уже будто готовый ударить как минимум по столу, чтобы это прекратилось — Роберт! Столько людей погибло! Из-за этой вот дуры! Это уже все знают! Осколками стекла внутри всё разлетелось в разные стороны, впиваясь в самые дальние уголки души и сознания, пуская струи боли, от которой тело свело в самых реальных судорогах, да так, что у Эрины дыхание перехватило. Воздух. Нужен воздух. Глаза жгло. Всё поплыло. Неужели, она плакала? Не в силах держаться, Эрина сорвалась с места, не помня себя, оделась так быстро, как только могла, и выбежала из квартиры так, будто бы внутри полыхало адское пламя, желавшее поглотить её и погрузить в пучину вечных страданий. И ненависти к себе. Холодные хлопья снега неприятно касались горячей кожи лица, по которой текли жгучие слёзы. Мороз щипал оголённые кисти, так как Эрине было совсем не до перчаток. Она убежала в темноту по заснеженной дороге, подальше от всего этого, подальше от чувства вины. Она хотела раствориться в этом снегу, потеряться во мраке ноябрьской холодной ночи, чтобы больше не чувствовать всей этой обиды и злости. На себя.