Бессмертный солдат

      Звуки ударялись о водную гладь и терялись в её безмолвной толще, и только их часть неохотно добиралась до его ушей.       Спокойствия не было. Только тяжесть. Она не давала ему всплыть, а утонуть не давало то, что внутри циркулировало по прозрачным, едва заметным на срезе живой плоти, сосудам. Золотая магия, кристаллы которой растворились в лимфе, густо текла от центра к периферии, заставляя жгуче ощутить каждую клеточку организма.       Адриан вынырнул, но кто-то бы на его месте жадно заглотил порцию воздуха, чтобы наполнить жаждущие кислорода лёгкие, но не он. Выглядевший как двадцатилетний юноша, но уже всё же мужчина убрал с лица мокрые золотые волосы.       Его тело долго восстанавливалось после того взрыва, что учинил Фил Ригер. Это имя вызывало смех, но только лишь имя, а него носитель, который по праву рождения должен был зваться Фильхиор Лоцелур — самый настоящий принц северных эльфов, а не просто какой-то рядовой солдат, пёс на цепи у тоталитарного государства.       Адриан, еле шевеля ногами, выбрался на сушу, состоявшую из золотистых кристаллов магии. Они хрустели и шипели, источая искрящееся подобие пара каждый раз, когда он на них наступал. Только холодная вода помогала ему остужать перегревающееся тело. Он не справлялся. Жалкое подобие Великого Божества.       Но именно он, Адриан, смог выбраться из пучины, а тот Бог остался скитаться между всем сущим и небытием, там, где даже время не текло.       По быстро нагревшейся коже пробежал мерзкий холодок, стоило только вспомнить то место, когда он только там оказался. Безвременье напоминало самые реалистичные сны, но в то же время самую невероятную реальность. Бесконечный сон, который возможно осознать, но практически невозможно подчинить. Неужели, это была смерть? Адриан не знал ответа на этот вопрос, и спросить не у кого. Вряд ли кто-то ещё, помимо него и Феанфила, смог воочию увидеть это. А если и сумел, то этому некто не было суждено вернуться назад.       Всё одновременно знакомое и нет, живое и мёртвое, спокойное и буйствующее, яркое и бледное. Тот мир играл с ним столько лет. Адриан не до конца осознавал, что прошло уже восемнадцать лет с тех пор, как он там оказался.

***

      Мир звучал, у него была своя музыка. Звон, похожий на колокола пристани в туманном порту, треск, напоминавший уставшие подгнивающие половицы, шипение сквозняка, тянущегося от трухлявой оконной рамы и спускающегося вниз к полу, выложенному из плитки. Запахи сырости, плесени и пыли могли резко смениться на аромат солёного воздуха или благоухание весенних цветов. Жуткие покосившиеся дома то и дело водили Адриана за нос, заставляя того плутать в постоянно меняющихся лабиринтах тёмных коридоров. Стоило юноше дорваться до света в окне в конце ветвистого пути, всё сущее могло его подразнить улицами и двориками, которые так знакомы из детства, от которых тепло и спокойно.       Но ступив на прогретый летним солнцем асфальт, Адриан ощущал душащую пустоту, кожей мог почувствовать, что не штиль погрузил старый двор-колодец в гнетущую тишину, а само время остановило поток всего и заперло между массивными стенами с множеством пустых окон. Одуванчики, — единственное, что могло напоминать о жизни в этой каменной клетке, — выбивавшиеся из трещин в асфальте, навсегда поникли книзу, чуть задетые замершим ветерком.       Розовое небо — Адриан готов был поклясться — оно застыло в потоке не горизонтально к земле, а вертикально: он понял это по неестественно растёкшимся облакам, за которыми виднелись парящие острова с домами, лесами или просто зелёной травой.       — Разве тут не прекрасно? — от этого голоса тишина содрогнулась и, подобно инею, едва тронутому лучами солнца, начала таять на глазах.       Адриан обернулся и на одной из пологих шиферных крыш увидел его, Феанфила. Тот легко улыбался, даже блаженно. В какой-то момент юноше показалось, что эльф безумен, и этот образ закреплялся томным взглядом его пустых, лишённых зрачков, окрасившихся из синего в фиалковый глаз.       — Ты спятил? — рявкнул на него Адриан. — Это из-за тебя мы здесь! — кулаки сжались сами собой, парня переполняла злоба, но Феанфил никак на это не реагировал: он всё также мутными стеклянными глазами глядел сквозь неистовствующего и ощетинившегося Адриана.       Феанфил больше напоминал какого-то фантома или призрака из снов, образ которого так старательно пыталось очертить сознание Адриана, но который точно также старательно от него ускользал. В какой-то момент он даже стал сомневаться, что эльф перед ним настоящий. Как знать, может, он уже стал частью этого мира? Мира без магии. Но взгляд юноши приковывали глаза Феанфила: они горели той самой магией, пока он не мог даже огонёк в руке собрать. Что-то тут точно не так.       — Вытащи нас отсюда! — стребовал Адриан, уже готовясь к броску, хотя как достать до эльфа, он ещё не придумал.       Но вместо внятного ответа Феанфил только склонил голову на бок, не моргая глядя на Адриана. Этот взгляд уже серьёзно напрягал и пугал боевого юнца. Но всё же эльф заговорил:       — А нам нужно отсюда выходить? — эльф прозвучал так же приглушённо и не живо, как и всё вокруг. Голос будто растекался по застывшей воздушной массе и больше начинал напоминать эфемерный отголосок.       Губа Адриана непроизвольно дёрнулась. Всякое взаимодействие с этим психом его уже напрягало, и он решил уйти прочь, в один единственный выход из двора в форме неровной арки, возникшей из ниоткуда, из которой шёл приглушённый свет. Феанфил молчаливо проводил его взглядом.       Уже дойдя до самой арки, за которой ничего не было видно, Адриан обернулся, но Феанфила на крыше уже не было, словно тот испарился.       Эльф больше не преследовал Адриана. Не пытался «стереть», как поступил с членами его семьи ранее. Они словно разделились и разделили этот мир друг для друга, лишь время от времени пересекаясь в самых странных точках.       Время не шло. Что-то изредка создавало иллюзию движения и жизни, врываясь в эту застывшую объёмную картину, колыхая недвижимую до сего мгновения траву. Любой звук в глухой тишине, сжимавшей теснее любых кандалов, заставлял Адриана вздрагивать и чуть ли не срываться с места, как напуганного треском ветки оленя в лесу.       Места, по которым он был вынужден скитаться, до дрожи в коленках напоминали ему всё то, что он знал когда-то в прошлом. Увидев дом в степном посёлке, в котором жила его бабушка, Адриан стремглав бросился к скрипучей двери, надеясь за порогом увидеть родное привычное убранство: стол, покрытый клеенчатой скатертью, на котором стояли варенье и мёд; неудобную койку у окна, заправленную колючим шерстяным пледом, серые газеты на табуретке; вышитый крючком коврик в прихожей.       Но ничего.       Адриан открывал старую дверь, петли которой никто уже давно не смазывал, а за её порогом закрывал другую — тяжёлую железную, с глазком, за которым уже виднелись холодные ночные барачной улицы, устланные снегом, а внутри, там, где он очутился, — опять коридор. Коридор, такой знакомый, но искажённый, как во сне, испещрённый дверьми, выглядевшими абсолютно одинаковыми. Но что-то внутри ему подсказывало, за какую тугую ручку нужно дёрнуть, чтобы очутиться в другом месте.       Полупустая комната. Мраморный черно-белый пол, тяжёлые плотные занавески гранатового цвета. И кресло, на котором кто-то сидел, скрывшись в тени. Темнота тускло очерчивала силуэт загадочного человека — определённо мужчина, явно высокий. Пальцами, немного небрежно, он держал сигарету, с тлеющего кончика которой вверх тянулась лента сизого дыма, постепенно растворявшаяся где-то у незнакомца над головой.       Внутри Адрина всё оборвалось и камнем рухнуло вниз, живот свело от страха и трепета. Он впервые увидел человека в этом странном месте. Радость чуть было не одолела сковывающее волнение, если бы глаза этого некто не загорелись фиолетовым огнём. Это осадило Адриана, который в ответ на пристальный взгляд сидящего на кресле качнулся назад, упершись спиной в дверь.       — Опять ты, — с досадой процедил он, ухватившись за ручку двери, желая покинуть комнату. Но что-то было не так. Адриан всмотрелся в глаза «Феанфила» и с удивлением понял, что глаза этого человека не такие, как у блаженного чудаковатого эльфа. Они смотрели исподлобья, строго и сурово. От такого взгляда юноше стало не по себе, точно его кто-то начал вскрывать на живую острым ножом — сбежать захотелось ещё сильнее, но дверь не поддалась. На его лбу проступила испарина, а незнакомец же тем временем неспешно сделал затяжку и выпустил изо рта, к удивлению встревоженного Адриана, не густое облако дыма, а аккуратные кольца — одно за другим. Каждое добралось до лица вжавшегося в дверь Адриана, отчего тот покашлял.       — Кто ты такой? — сквозь кашель спросил Адриан, ещё раз дернув ручку двери.       Но стоило моргнуть, как Адриан оказался в совершенно другом месте. Ветер! Его кожи коснулся ветер. Внезапно для себя он ощутил, как его лицо и шею щекочут длинные пряди волос. Одну он ухватил пальцами: точно его локон. Но как так? Он всегда стригся коротко. Где бы посмотреть на себя? Оглядевшись по сторонам, Адриан увидел только бескрайнее поле, размеченное строгой геометрией посевных культур и линиями электропередач, которые будто подпирали сиреневое небо.       В небе — в космосе, очевидно, — парила планета, опоясанная кольцами. Казалось, что газовый шар вот-вот и врежется в хрупкую землю, на которой сейчас стоял Адриан. Невольно он даже пошатнулся, точно под натиском небесной мощи, такой же тяжёлой и неподъёмной для него, как всё то, что случилось до того, как он очутился здесь.       — Пойдем со мной, — голос из-за спины заставил Адрина встрепенуться, ощетиниться и резко обернуться. За ним стоял Феанфил. Его волосы — длинные, чёрные с синеватыми бликами и пружинистыми кудрями — непокорно развевались, но совсем не в такт ветру. Но всё также Адриана напрягал взгляд этого эльфа: могли ли быть у живого такие глаза? В попытке разглядеть что-то в них, встревоженный юноша упирался во что-то непонятное, что-то непреступное, что-то далёкое и холодное — как сам космос.       — Идёшь? — Феанфил будто бы и не замечал реакции на него Адриана.       — Куда тут идти?       Но буквально из неоткуда в поле появилось здание. Насколько познания Адриана позволяли ему предположить, выполнено оно было в стиле брутализма, который так любили архитекторы-современники. Странные угловатые, местами молчаливые, но в то же время выразительные постройки часто возводились для того, чтобы организовать внутри музей космоса, истории и в целом всего, что могло прославить великую партию.       Это здание не стало исключением: на нём красовались фактурные звёзды и надписи «СОМ», и «КПСМ». На одной стене раскинулась линия из керамической мозаики, изображавшей юных ребят в красных галстуках: кто-то трубил в золотые тромбоны, а кто-то нёс алые флаги. Все живо улыбались, глаза их светились.       Феанфил направился туда. Адриан достаточно уверено сделал шаг и последовал за ним. Эльф даже не оглянулся.       Здание встретило их ровными линиями теней, за которыми скрывался парадный вход внутрь. Повсюду витал запах бетона и железа. Тяжелая застеклённая дверь, которую обычно приходилось с усилием толкать, чтобы войти внутрь подобного здания, сама отварилась, стоило Феанфилу к ней приблизиться. Адриан прошмыгнул за ним.       Как он и предполагал: музей.       Внутри его встречали экспонаты космической, авиационной техники и муляжи драконов — всё это странно перекликалось между собой, сплетаясь в диковинную композицию, обрамлённую алыми гобеленами с вышитыми на них образами былых вождей Союза Объединённых Миров. Каждый кричал свой лозунг: «Мы за мир!», «Лучших специалистов — на лучшие производства!», «Работать результативно, ударно трудясь — крепить оборону Великой Родины!» и многое другое, что скорее коробило Адриана изнутри, заставляя брезгливо морщиться, нежели преисполняться духом и желанием укреплять оборону страны.       — Нахрена ты меня сюда притащил? — прошипел Адриан, отворачиваясь от вышитых пылких речей.       — Не твоё ли это естество? Не за это ли ты боролся? — голос Феанфила звенящим эхом проносился по просторному залу, растворяясь где-то в его самых дальних уголках. — Скольких людей и нелюдей ты уничтожил во имя этих речей?       — Сам лучше? — Адриан закипал. — Ты убил всех моих родных, а теперь смеешь меня в чём-то упрекать? Ты убил их сам! По своей воле! Своему желанию! А мне отдали приказ! Я солдат! СОЛДАТ! — он быстро сорвался на крик. Последнее слово с большей силой прокатилось по выставочному залу, заставляя что-то дребезжать. На миг Адриану показалось, что что-то упадёт прямо ему на голову. Он опасливо осмотрелся, остановив в итоге свой взгляд на неизменно спокойном Феанфиле. Раздражал этот тип так сильно, что хотелось подойти и зарядить кулаком.       Адриана переполнял гнев — он смотрел на чудовище, беспощадно уничтожившее последних его живых родственников. Ничуть не поколебавшись, ничуть не усомнившись в правильности своих действий — он стёр их всех, даже престарелую бабушку Адриана, не дав ей спокойно дожить остаток своей жизни, выращивая любимые цветы в глухой деревушке.       — Ты даже не пытался найти другой выход, — злобно процедил сквозь плотно сжатые зубы Адриан, крепко сжимая кулаки, — так, что у него от напряжения сковало плечи. — Чёртов эгоист!       Снова эхом слова стремительно проплыли, обволакивая всё на своём пути.       — А ты? Ты пытался?       Костяшки правой руки заболели. Сила удара неприятно разошлась по кисти, запястью и костям предплечья. Удар Адриана был такой сильный, что он сбил с ног Феанфила, который упал на спину. Из носа и рассечённой губы эльфа текла густая багряная кровь. Он лежал не моргая.       Но ликование от такой лёгкой победы так и не настигло Адриана. Вместо этого к горлу подступил едкий комок, давящий на нёбо. Губы задрожали. Глаза начало щипать.       — Я не бог, — только и смог выдавить он, с трудом вдыхая сухой воздух. — Что я мог?       — И я не бог — это единственное, что мог я, — всё также глядя в одну точку где-то наверху своими жуткими, лишёнными зрачков, глазами, ответил Феанфил.       Адриан, сломленный безнадёгой, опустился на холодный бетонный пол, обхватил колени и уткнулся в них лицом. Ему хотелось разрыдаться — тяжёлой мощной волной выпустить все накопившиеся эмоции, из-за которых так щемило и распирало в груди, но его хватало только на крошечные жгучие росинки, едва ли смачивавшие глаза, а не на полноценный водопад слёз.       Хотелось как в детстве, когда случалось что-то обидное, что-то ужасное, он бежал к бабушке, выплакивая ей все свои страхи и переживания. Но кто его готов был выслушать в этот момент, в этом чёртовом мире? Эльф-убийца, обладавший какой-то божественной силой? Вряд ли. Оставалось плакаться только себе — внутри самого себя, а оттого боль только росла, как въедливая и живучая чёрная плесень на кафеле в старой ванной.       Феанфил лежал и не двигался. Это сильнее давило на Адриана. Он чувствовал, как воздух давит на него, становясь тяжелее и плотнее от напряжённости обстановки. И это напряжение создавал он сам. Не дожидаясь какой-то ответной реакции от пялящегося мертвенно пустым взглядом куда-то в потолок эльфа, Адриан поднялся и пошёл куда глаза глядят. И взор пал на странно закрученную лестницу, ведущую наверх.       Коридор, стены которого были сделаны из голубых, прозрачных и бирюзовых стеклянных кубов, привёл его в оранжерею, заросшую буйной растительностью: лианы, мхи, папоротники и подсолнухи — куча подсолнухов, словно он в очутился в подсолнечном поле — явно жили своей жизнью, доползая даже до застеклённого потолка, жадно хватаясь за любой лучик света.       Дойдя до конца, как Адриану казалось, сада под стеклом, он открыл очередную злополучную дверь, за которой таилось очередное странное место.       Очертания этой местности ускользали от Адриана, таяли в чём-то, напоминавшем туман, несмотря на то, что время снова остановилось. Воздух казался зыбучим и густым. Длинные травинки, напоминавшие больше уплощённые желтеющие ленты, устало склонились к земле под натиском явно недавно закончившегося проливного дождя — в одном застывшем моменте земля источала насыщенный петрикор — у Адриана даже закружилась голова от яркости и глубины этого запаха.       Но вдруг что-то изменилось. Он чуть подпрыгнул на месте, как потревоженный заяц: он готов был поклясться, что услышал детский голос — это пел ребёнок. Напевал себе под нос странную песню, невнятную, непонятную, больше напоминавшую мычание.       А затем и силуэт вдали. Очертания маленькой девочки, державшей в руках мяч.       Её бледные ручки подбрасывали жёлтый мячик над белокурой головой. Клетчатое платье немного было испачкано землёй. Адриан, наблюдая за её игрой, ощутил себя призраком, наблюдавшим за живым, которого не замечают.       Но ребёнок, вдруг, посмотрел на него своими яркими большими голубыми глазами. Кукольное нежное лицо девочки исказилось в лёгком испуге. И только светлые мягкие брови чуть сдвинулись к переносице, делая мимику малышки серьёзнее.       Сердце забилось сильнее.       Адриан понял, на кого смотрел. И смотрел так сквозь годы, что плавно текли для Эрины, но что замерли для него. Он с ужасом это осознавал, таким сильным, что брюшные мышцы сводило судорогами.       Он видел, как Эрина росла без него, как совсем маленькая потеряла мать и попала в семью своего дяди, которой она была не нужна. Он видел и настоящую смерть Эмбер — как она повесилась, не сумев справиться со всем, что на неё навалилось, начиная от общественного осуждения за исключение из НИИ, заканчивая невозможностью всё же смириться с наличием нежеланного ребёнка, который стал причиной всех её бед.       Тело повесившейся матери видела и четырёхлетняя девочка, которая не сразу поняла, что произошло. И Эрина смотрела на болтающийся на кухне труп до тех пор, пока его не заметили соседи по общежитию.       С годами Эрину стали уверять в том, что её мама скончалась из-за какой-то болезни, надеясь, что та никогда не вспомнит то, что случилось на самом деле.       Калейдоскопом рябящие картинки проносились перед глазами Адриана, делая его невольным зрителем жизни Эрины. Чем больше он смотрел это кино, тем больше начинал ненавидеть себя.       По его причине оборвалась одна жизнь и уничтожалась другая, ещё и созданная из-за его безрассудства.       — Эрина, ты меня слышишь! — он пытался докричаться до дочери. Но мог только быть наблюдателем того, как её нашли чекисты из КМБ, когда девочка уже жила в семье родного дяди.       Они нашли её, опознали — вычислили. От госструктур ничего не утаить. Хотя в глубине души Адриан надеялся, что никто не узнает, что эта девочка именно его ребёнок, что она — последний носитель проклятья Золотого Феникса — Меридианы.       Но он был глуп. Ошибся. Всё сделал не так, позволил страху и безрассудству затмить разум. Но уже ничего нельзя было изменить. Эрина стала прямым продолжением его никчёмной судьбы — жертвой политических и военных игр для одной стороны и опухолью, которую нужно срочно вырезать и уничтожить, для другой.       Адриану смотреть было мерзко на всё, что творилось вокруг хоть и такого далёкого, но всё же его ребёнка. Это только его вина.       Его вина.       Он должен был понять законы этого мира во что бы то ни стало и подчинить его себе.