***
Кондиционер в кабинете директора находился видимо лишь для приличия, так как духота не исчезала, а лишь накалялась — не понятно, происходило это из-за погоды, или из-за противостояния двух влиятельных альф. Мужчины сидели по разным сторонам рабочего стола и смотрели друг другу прямо в глаза, изредка моргая, но не отводя взгляд от собеседника. Сдаваться и отступать никто не хотел, каждый отстаивал то, что ему важно: директор — статус, Хёнджин — честь возлюбленного. — Мистер Хван, вы должны понимать, что подобные взаимоотношения со студентами недопустимы, — пальцы ректора медленно переминаются в замке из сцепленных рук, — Не пытайтесь этого отрицать, я лично стал свидетелем ваших внеуниверситетских занятий пару дней назад. Альфа молчал. - Я не буду объяснять вам то, насколько ваши поступки возмутительны. Вы, я на это надеюсь, и сами это понимаете. Хван понял. Вот только не неправильность своих действий, а то, что в Корее все учебные заведения построены на чьей-то поддержке свыше, и терять статус им категорически нельзя. А отношения студента с преподавателем совсем не входили в планы администрации университета и самого директора в частности. Это же абсурд, чтобы взрослый мужчина да и с молоденьким омегой вместо обучения занимался непристойностями. Стыд и срам. Для окружающих, скорей всего, это выглядело именно так, но не для Хёнджина. Он искренне любил своего вредного студента, и, кроме него, не видел никого вокруг в романтическом плане. Жаль вот доказать это другим не получится. Не поверят. Слов в ответ директору не находилось, да и Хван в принципе боялся что либо сказать, ведь это могло быть обращено против них с Минхо. Как бы грустно не звучало, но альфа готов на все, что угодно, лишь бы обеспечить омеге нормальное обучение и исключить гонение окружающих. Даже на расставание с любимым делом. И плевать, что для преподавателя нет ничего важнее его работы. Для Хвана счастье и комфорт младшего в приоритете, а самопожертвование — сущий пустяк. Хенджин готов вернуться в начало, готов снова бежать, готов сдаться. Если будет нужно, он готов… Ради Минхо. — Понимаете, к чему я веду? — глаза директора уставились прямо на Хвана. Парень хотел было ответить, но решил немного подождать. Ещё не время, — Передо мной стоит выбор между молодым одарённым преподавателем и нерадивым студентом, который приносит одни проблемы. Согласитесь, всем будет легче, если Ли покинет университет, мистер Хван. Тем более, вы и сами знаете, что уходить с поста вам нельзя… Он прав. Хенджин не может позволить этому произойти. Минхо не должен остаться в этой ситуации виноватым. Он не должен страдать. Хван покинет должность преподавателя, к которой уже успел прикипеть за столь короткое время, а Лино должен продолжить обучение. Так будет лучше для всех. С остальным альфа разберётся чуть позже, как только все обдумает и найдёт какой-то выход. — У вас не найдётся листа бумаги?***
Сказать, что Минхо переживал — не сказать ничего. Сердце боязно сжималось, ладони потели, а слушать преподавателей не то, что не хотелось, не получалось. Мысли в голове возникали самые страшные, от увольнения и до, почему то, публичного расстрела. Ну да, странно, но вдруг?! Причины подобных ощущений Хо не знал, да и они не очень его интересовали, ведь это его первая настолько сильная любовь. Парень даже готов пожертвовать одним из самых важных факторов, от которого не мог отказаться раньше - учеба. Минхо болел за получение высшего образования, ведь с помощью него он сможет помогать родителям и добиться больших высот. Так было раньше. Сейчас же омега желает лишь увидеть яркую улыбку возлюбленного и его милую родинку под глазом, которую хотелось зацеловать при каждой встрече. Все потеряно. Этот альфа напрочь покорил его сердце. Лино метался из одного угла в другой во время перерывов между лекциями, на которые его заставили пойти после смены непристойного наряда. Хвана он не видел даже краем глаза, на сообщения и звонки старший тоже не отвечал. Омегу разрывало от неизвестности. Он даже срывался на слезы, но Феликс старался его успокоить, поддержать как-то. Друга было жалко, а смотреть на него — больно. Да и блондин чувствовал свою вину за случившееся, но ничего вернуть уже не мог. Зря все-таки Ликс затащил его в ту аудиторию, сблизиться с группой… А теперь Хван пропал. — Он просто ничего не объяснил и исчез… Да он блять даже трубку не берет, Ликс! — Минхо обессиленно падает на диван в квартире Банчана, куда они с другом пришли после занятий. Хозяин апартаментов же ушёл в компанию отца, чтобы уладить какие-то вопросы, — Я не знаю, что мне делать. Я звонил уже пятьдесят четыре раза. Пятьдесят пять. Он все проигнорил точно так же, как и семьдесят три смски… Руки омеги судорожно сжимали серебряный кирпичик, единственный способ связаться со старшим, нервно вбивая заученный номер Хёнджина в надежде на ответ. Но его не было. Никакого признака жизни профессора. Это пугало больше всего. — Успокойся, может он сейчас пытается все уладить. Дождись завтрашнего дня, а потом, если не дозвонишься, пойди к нему домой лично, — предложил блондин, медленно поглаживая плечо друга, — Не руби с плеча, подожди немного. И Минхо ждал. Ночь тянулась мучительно долго, раздражая своим существованием. Заснуть у омеги не получилось, хотя луна сладко убаюкивала и манила в свои объятия. Однако мысли били по голове молотом, из-за чего та жутко разболелась. Пульсирующая боль переросла уровень дискомфорта, достигая недопустимых ранее масштабов. Избавиться от неё не получалось даже с помощью обезболивающих, которые Минхо ел, словно конфетки. И все без толку. В какой-то момент омега вскакивал с кровати с криками, пробирающими до мурашек, и выкручивал себе пальцы, кусал ребро ладони, делал все, что в голову приходило, лишь бы снизить ощущения втыкающихся в живот ножей. Но ничего не помогало. Утром не выдержал Феликс. Друг, мониторивший омегу всю ночь по телефону, примчался с рассветом и, подхватив больного, повёз его в больницу. Лино сопротивлялся, бил младшего, упирался в стены, кричал, но хрупкий с виду омега оказался сильнее, чем кажется. А когда к нему присоединился его возлюбленный, шансов вырваться и вовсе не оказалось. Банчан подхватил младшего на руки и переместился в машину, пристегнув ремни безопасности. Двери заблокированы, сбежать не удастся. Да и скручивающая боль не позволила бы сделать резких движений. Поэтому пришлось смириться и смотреть на то, как молодая пара истерично пререкается друг с другом, но в итоге сливается в объятиях. Они переживали, Минхо видел, и от этого становилось ещё больнее. Только вот уже не телу, а душе. По пути в больницу болезненные стоны омеги сдерживались за зубами, чтобы не выдать мучений перед друзьями. К животу присоединилась и голова, врезаясь во внутренности парня резкими колющими спазмами. Омега сбился со счета выпитых таблеток и уже, кажется, не чувствовал совсем ничего, кроме адских издевательств. Легче не становилось ни на секунду, а в какие-то моменты сознание и вовсе покидало омегу на секунды. Страх настиг брюнета, когда голова внезапно опустела и, как не странно, потяжелела. Все мысли разом исчезли в неизвестном направлении, тараканы танцевали канкан на мозгах, а мартышки с железными дисками били точно по ушам, разрывая барабанные перепонки. Внезапно в животе возникло знакомое чувство, будто вот вот начнётся течка. Тогда Минхо списал все свои мучения на испытания природы и уже было обрадовался, однако уже в следующую минуту отмел подобные мысли. Ему никогда ранее не было настолько больно из-за течки. Белая пелена застелила глаза, а дыхание сперло в груди, не позволяя сделать вдох. Что-то прилило к брюкам и ухнуло вниз. Студент пытался убедить себя, что не чувствует запаха, что все это течка, естественная смазка. И плевать, что никаких чувств, кроме боли, не было. Ни возбуждения, ни мандража. Только боль. Говорят, эффект плацебо действительно существует, так может, если Хо убедит себя в том, что это всё из-за природного процесса, то, словно по волшебству, так и окажется? Но Минхо решил рискнуть и перестраховаться, поэтому бледной, дрожащей рукой провел по внутренней стороне бедра, собирая влажность с грубой ткани брюк. Страх. Резкая боль. Вспышка света. Последним, что омега увидел до отключки, были взволнованные лица друзей и его собственные руки, перепачканные красной жидкостью с ароматом железа, оседающим на лёгких. А дальше — тьма.***
Минхо никогда не любил больницы. Особенно, если появляться там приходилось не по собственной воле. В этот раз получилось именно так — студент лежал на белых простынях и ждал появления хоть кого-то знакомого. Минут десять назад с ним произошла та самая банальщина с белым потолком, ярким светом, бьющим по глазам, и капельницей, сковывающей движения. Всё это может рассказать любой, кто когда либо терял сознание и просыпался в больничной палате. Не приятно и немного страшно, но пережить в принципе можно. Парень от скуки и безысходности направил взгляд на потолок и пялился на него минут пять. За дверью слышались шаги, разговоры и размеренная больничная жизнь, а в голове почему-то перекати-поле. Ни одного образа, мысли. Ничего. Это пугало даже больше неизвестности о состоянии здоровья или причины кровотечения. От созерцания белой поверхности и саморазрушения путем накручивания отвлекли друзья, вошедшие в палату. Лица бледные и измученные. Их даже жалко как-то стало, ведь они потратили столько нервов из-за своего проблемного друга. Но вслух омега сказать своих мыслей не мог, боялся добить итак шаткое состояние пары. Всё, что Лино сделал — раскрыл свои руки в призыве к объятиям. Это то, что нужно всем троим на данный момент. И парни действительно прильнули к студенту, прижимая его ближе. — Сколько мы уже тут? — осипшим от долгого молчания голосом спросил больной. — Ты был в отключке почти два дня, но это не самое страшное, — сказанное альфой ошарашило Лино, из-за чего он уставился на друга выпученными глазами. Два дня. А ощущение, будто пару часов... — А что страшней? — Минхо, тут такое дело…- Феликс пытался начать разговор, но внезапно замялся. — Ты не волнуйся, все хорошо, просто, — вылезая из крепкого захвата двух омег, сказал Банчан, — У тебя проблемы, и довольно большие. В комнате повисло молчание. Продолжать не хотел никто. Омега догадывался, что с ним не все в порядке, когда по вечерам чувствовал сковывающую боль в груди или животе. Или в те моменты, когда его беспричинно тянуло к белому другу, хотя Ли точно знал, что не отравился и не забеременел. Тест он делал не один раз, да и пара предохранялась. Конечно, подобные ситуации пугали, но омега надеялся, что все решится само собой, и это просто перестройка организма. Как теперь оказалось: нет. А после произошедшего с Хваном, ещё тогда в универе, спазмы стали донимать студента все чаще, но таблетки обезболивающего делали свое дело и не давали помереть. От воспоминаний о внезапном исчезновении старшего хотелось плакать, но Минхо лишь посмотрел на друзей, после чего перевёл взгляд на телефон. «Он ещё не звонил» — шёпотом произнёс Ликс, нежно поглаживая руку друга. Боль возвращалась на свое привычное место. Только теперь не физическая, а душевная. Неужели меня бросили? Собственное состояние здоровья теперь уже не так волновало, как поступок Хёнджина. Верить в то, что старший решил закончить всё подобным образом не хотелось, но других вариантов не было. — Говорят, он ушёл, — осторожно начал Феликс, робко заглядывая в пустые глаза Минхо, — Насовсем. — Что? Ушел? Куда? Ты его видел? Он тебе что-то сказал? — Лино завалил друга потоком вопросов. Сейчас омегу уже не волновало то, что друзья каким-то образом прознали о личности возлюбленного, которую они с Хваном так тщательно скрывали. Главное — узнать, что с Хёнджином. От волнения Хо даже попытался встать, но Чан пригвоздил его обратно, — Не молчи блять, Ликс! — Он сказал, что сам с тобой свяжется через какое-то время. Сказал, что должен с чем-то разобраться. Так что не мельтеши сильно! Лучше о себе сейчас позаботься, ты ведь так слаб! Так печешься о нем, а о себе не думаешь совсем. Лечись скорей, а то как ты ему объяснишь, что не можешь забеременеть?! Секунда. Минута. Гробовое молчание. Блондин встал, как вкопанный, зажав собственный рот двумя ладонями. Они должны были рассказать об этом гораздо позже, но он поспешил и, в наплыве эмоций, все растрепал. Они еще даже прихода лечащего врача не дождались, чтобы он объявил результаты анализов, а Ликс уже все испортил. Как теперь всё нормально рассказать этому омеге, что со слезами на глазах сидит и ненавидит себя? Чонин же просил не говорить ничего до его прихода во избежание подобных казусов, но Феликс как всегда все испортил, за что теперь колотит себя кулачками по голове. — Ты не так понял, Минхо! Точнее так, но не совсем, — Банчан замахал руками и затароторил. Не часто его можно таким увидеть, — Ещё есть шанс! Давай подождём Чонин-хена? Он все нормально пояснит. Ответом послужил небольшой кивок и медленно скатившиеся по щекам солёные дорожки от слез. Теперь голова Лино забита мыслями до отвала, и все они повторяли одно и то же: «Я бракованный/ Он меня бросит/ Не смогу иметь детей… Почему я?! »***
Чонин осторожно приоткрыл дверь палаты, тихо заходя в помещение, чтобы не разбудить пациента. У врача сегодня тяжёлый день: в неотложку доставили трех человек с осложнениями после автомобильной аварии, две роженицы внезапно взбунтовались и отказались воспроизводить на свет собственное дитя, мол страшно, больно, не пойду. А потом привезли Минхо. Этого Ян боялся больше всего. Врач не раз предупреждал омегу быть осторожней, следить за своим здоровьем и не напиваться блокаторами без причины. Но младший никогда его не слушал, ведь притворяться бетой гораздо удобнее и для работы в клубе (Чонин был явно против этой затеи), и для обучения в университете, так как ни там, ни там альфы почти не обращали внимание на омегу без запаха. А здоровьице то страдает. Младший уже около пяти лет является личной проблемой Ян Чонина. Врач так привязался к ванильному недоразумению, что спустя столько времени стал считать Минхо младшим братишкой. Когда они только познакомились, Минхо было всего восемнадцать и он любил зависать после универа в кофейне рядом с больницей, потягивая холодный американо. Там Чонин его и встретил. Младший обматерил врача с ног до головы за то, что тот случайно разлил на него свой латте. Омега не выдержал подобной наглости и поставил мелкого демона на место. Так они и спелись. Сейчас же, получая бумажку с заветными результатами анализов вредной пиявки, Чонин почему то трясся от волнения. Последствия пренебрежения правилами приёма препаратов могут быть ужасающими, от потери обоняния и до бесплодия. И Минхо знал об этом, когда начинал курс. Ян предупреждал его, говорил, что это вредно и лучше перетерпеть неудобства, но его, конечно же, никто не слушал. А отказать в выдаче рецепта Чонин не мог, так как видел мучения друга и полностью понимал его боль и дискомфорт. Он и сам переживает то же самое на протяжении уже пятнадцати лет, ровно половины прожитой им жизни. Поэтому ощущения младшего ему хорошо знакомы. Половицы под ногами Чонина прогнулись и издали не самый приятный скрип, из-за чего тот поморщился и боязливо посмотрел на пациента. Минхо не спал и смотрел точно на вошедшего, заставляя Яна вздрогнуть от неожиданности. Лицо младшего не выражало абсолютно ничего, глаза припухли от слез, а руки судорожно сжимали одеяло. При виде состояния омеги сердце болезненно кольнуло, поэтому Чонин молча подошел к парню и крепко его обнял. — Всё будет хорошо, это лечится, — врач аккуратно гладил шелковистые волосы брюнета, ощущая, как намокает плечо белоснежного халата, — Анализы не такие плохие! Шансы есть. Тебе просто придется ненадолго остаться здесь под наблюдением и пропить курс лекарств. Мы справимся, мелкий! — Я во всем виноват. Я все испортил, Нин… Абсолютно всё. — Да, ты сглупил, когда ослушался меня и продолжил пить подавители, но никто из нас не знал, что это действительно приведет к таким результатам. Хорошо, что сейчас всё довольно легко можно решить, без десятков лет лечения. Скажи спасибо, что у тебя есть я, иначе фиг бы ты нашел таких специалистов, что согласились бы поднимать на ноги столь глупого омегу, который никого не слушает! — легкий подзатыльник слегка оживил Минхо. Он словно почувствовал, что не все потеряно и надежда действительно есть. И парень ее не упустит. Хо сделает все, чтобы однажды родить их с Хваном ребеночка. Здорового и счастливого. И улыбка у него будет от папы омеги, а глазки от отца альфы. Он будет звонко смеяться и обнимать родителей своими крохотными ручками. Он станет их главным счастьем. Их дитя будет самым прекрасным, Минхо знал это наверняка.***