***
День пробуждения Минхо в больнице В переполненном людьми кафе лишь за одним столиком никто не смеялся и не излучал счастливую атмосферу. Там, в углу помещения, разместились двое мужчин, совершенно не похожих друг на друга, но несомненно очень привлекательных. Это доказывали взгляды, обращенные на них не только от омег, но и от бет или даже альф. Чанбин и Хёнджин никогда не отрицали своей красоты, но старались не хвалиться ею перед другими, ведь это далеко не главный показатель в жизни. Подошедший к столу официант был благополучно проигнорирован и отправлен восвояси, а альфы наконец начали разговор после долгих пятнадцати минут молчания. — Возвращайся, — сцепив руки в замок, сказал Чан и слегка нахмурил брови. Сегодня он намерен получить положительный ответ. — Нет, секретарь Со, даже не старайся, — Хёнджин расслабленно откинулся на спинку стула и взял в руки меню. Он не выбирал желаемое блюдо, а лишь делал вид отрешённости. Этот разговор и саму встречу Хван оттягивал последние пол года после возвращения в Корею, — Если вы позвали меня ради уговоров, то проделали весь путь зря. Давайте закажем еду и спокойно пообедаем, всё же мы не виделись уже довольно давно. Хёнджин выглядел очень мило и уютно в классических черных брюках и бежевом свитере с творческим беспорядком на голове. Он вспомнил про договоренность лишь за пол часа до назначенного времени, поэтому надел первое, что попалось под руку после дневного сна. Всю ночь альфа сёрфил в интернете в поисках работы, отсылал резюме и договаривался о собеседованиях. Для него крайне важно найти источник заработка, чтобы обеспечить себя и своего омегу, и пока он этого не сделает, смотреть младшему в глаза не сможет. Поэтому, а ещё и потому что Хван трус, который боится как-то навредить Минхо, альфа никак не связывался с омегой. Ли для Хёнджина слишком важен… Старший понял это какое-то время назад, но они ведь истинные, а значит, им судьбой предначертано быть вместе. И Хван очень этого желал, поэтому боялся всё испортить и разбить младшему сердце своими спонтанными действиями, объяснения которым не может дать даже он сам. Всё, что альфа мог делать — надеяться на то, что Минхо выдержит испытание временем и дождется того момента, когда Хёнджин всё уладит, чтоб не причинить студенту ни моральной, ни физической боли, и наберётся смелости, чтобы связаться с ним. И он почему-то уверен, что омега будет ждать. Ждать… А ведь альфа действительно мог ранить Хо, и прямым доказательством этого служит сидящий напротив него парень в черном классическом костюме с приталенной рубашкой такого же цвета. Со Чанбин — друг детства Хёнджина, с которым они на соседнем горшке, можно сказать, сидели. Мужчина старше преподавателя ровно на год и является явным эталоном для многих альф: статный, красивый, с хорошей работой, квартирой, машиной, но с одним недостатком — занозой в заднице — Хван Хёнджином. Присматривать за ним приходилось с самого начала дружбы: то кофейный драться к кому-то повезет, то из дома сбежит… Не сказать, что Чан и сам не участвовал во всех этих авантюрах, но распутывать приходилось почему-то именно ему. Наверное именно из-за этой особенности, постоянно вытаскивать Хвана из неприятностей, отец младшего и обратил на Со внимание, после чего пригласил его работать в их компанию по окончании университета. Это был еще один способ привязать сыну желание унаследовать отцовский бизнес. Но Хёнджин не повелся и после универа уехал жить за границу на накопленные деньги. Все кредитки, ключи от квартиры, машины у него тогда отняли со словами о недостойности и ничтожности, а альфа и не парился по этому поводу. Он давно предполагал подобный исход и был к нему готов. В Америке он пошел на аспирантуру, а потом начал преподавать. Это стало его отдушиной, от которой было тяжело отказаться. Смотреть на заинтересованные лица подростков, которые буквально в рот тебе заглядывают, пытаясь узнать как можно больше, или находить новые способы заинтересовать вялую аудиторию, вызывая восторженные лица коллег, — всё это Хван полюбил всем сердцем. И тогда чек лист жизненных приключений пополнился на один фаворитный пункт: «обучение других людей». Хёнджин хотел вернуться домой и продолжить развиваться в качестве профессора философских наук на родине, однако в какой-то момент всё пошло не так. В его планы совсем не входил абсолютный бойкот всех фирм и учебных заведений по отношению к нему. Когда Хван спустя почти шесть лет вернулся в Корею, его не хотели брать ни на какую работу, даже продавцом в торговый центр. Папочка подсуетился и лишил сына любого обходного пути. Таким образом, Хёнджину пришлось научиться жить самостоятельно, не обращая внимание на ограничения родителя. Папа омега же, в свою очередь, пытался связаться с любимым сыночком, но каждый раз все заканчивалось злостью со стороны мужа и очередной потерянной ниточкой связи с Хёнджинни. Однако иногда им удавалось вести тайную переписку, в этом от части помог Чанбин, совсем не завидовавший положению друга. Вот казалось бы, почему альфа так упирается против наследования успешной компании, хорошо знаменитой в сфере развлечения и отельного бизнеса не только Кореи, но и ближайших стран Азии? Он ведь родился в семье чеболей, с золотой ложкой во рту, ему должно быть нормально пойти по стопам отца и стать генеральным директором, но парень почему-то против… Дело даже не в финансовой составляющей, Хвану она не важна, он может прожить и обычной жизнью, без всяких излишков, как делал это, находясь в Америке. Главным образом его волнует заявление отца о свадьбе с сыном фирмы-конкурента. Оно и стало причиной войны между родителем и ребёнком. Хёнджин не хотел жениться на незнакомом омеге, о котором ходили не самые лестные слухи, и дело даже не в отсутствии любви, а в распущенном поведении «жениха». Кибом, так звали молодого парнишку, ненавидел Хвана младшего, из-за чего на всех организованных родителями свиданиях появлялся в отвратительных откровенных нарядах с какофонией ароматов разных альф. В разборчивости половых связей омега видимо вообще не парился, как и в соблюдении правил приличия. Омеге было абсолютно плевать на чувства и мнение Хёнджина, он приходил и уходил тогда, когда хотел, а иногда и вовсе динамил назначенные «свидания». Естественно, подобный избранник возмутил Хёнджина и он отказался от свадьбы, пойдя против воли отца. С этого и началось их противостояние. Хотя после небольшого бунта с разрывом помолвки Хёнджин всё же пытался убедить отца, что он сможет удержать компанию на плаву и без сторонней поддержки. Но его никто не слушал, и поэтому последними словами Хвана старшего, брошенными в след сыну, стали: «Ты не можешь считаться моим ребёнком, раз не считаешься с моими решениями. Не возвращайся, из-за тебя нашу семью ждёт позор и разруха.» И Хёнджин не возвращался по наставлению родителя. Ни тогда, когда было плохо и одиноко вдали от семьи и друзей, ни тогда, когда папа омега позвонил и дрожащим голосом сообщил о заболевании отца, ни тогда, когда хотелось все бросить и сорваться в родительский дом. От подобной глупости, возвращения в родной дом, его остановил секретарь Хвана старшего, который и сообщил, что тот не желает видеть «этого ушлепка», если тот не согласен на свадьбу. Этот звонок отбил у альфы всё желание видеться с главой семьи. Хёнджин не приезжал домой шесть лет. — Мы давно не виделись из-за того, что ты, говнюк малолетний, сбрасываешь звонки, — Чанбин не выдержал и стукнул по деревянному столу ладонью, обращая на себя внимание посетителей и тут же затихая, — Так сложно поднять трубку хоть раз за два месяца? — Конечно сложно, ты ведь вечно ворчишь об одном и том же во время созвонов, — Хёнджин обреченно вздыхает и опускает голову, а поставленные на стол кулачки, мило дуя губы, — И вообще, куда так внезапно делось твое уважительное обращение? Я всё ещё сын твоего начальника. — Но, даже при этом факте, ты отказываешься возвращаться домой! Тупой? А?! Я же уже сказал, что тот омега залетел и вышел замуж, теперь тебе не нужно переступать через себя, а ты всё еще упираешься. В чем дело? — старший был готов буквально рвать на себе волосы от непреклонности друга. Все ведь понимают, что другого выхода у Хвана теперь нет. Единственный университет, готовый его принять против воли отца, отказался от него. А значит — пора возвращаться домой. — Он от меня отказался, Чан. Я хотел вернуться, но меня послали на все четыре стороны, поэтому я сделал свои выводы: работа для отца важнее семьи. — Тогда не домой. Вернись хотя бы в компанию! Директор Хван слаб, авторитет расшатан, если ты помедлишь, Stay Ent. лишится главной опоры, — Хёнджин знал, что друг не врет. Отец болел и из-за этого уже давно ходили слухи о скором банкротстве, но компания держалась. Единственное, что держало альфу подальше от бизнеса — страх непринятия отца. Хван старший мог выгнать сына даже, если тот придет, чтобы помочь. Таков его скверный характер, — Хёнджин, пожалуйста… Хотя бы на время. Ради нашей дружбы. Для Со Чанбина Stay Ent. стала семьей, которая иногда ссорится, но вскоре налаживает отношения. А сейчас пришло время сменить главу, и его неопытный, но очень талантливый друг лучше любого другого подходит на это место. Поэтому Чан постарается сохранить компанию и передать её в руки Хвана младшего, когда тот решится. И желательно, чтобы это произошло как можно скорее. Хёнджин не отвечал ни после диалога, ни после трапезы. Он думал, взвешивал все «за» и «против», которые только мог придумать. Мысли долетали даже до того, как подобное решение воспримет Минхо: будет ли он счастлив, или обеспокоен? Последнего хотелось меньше всего. В итоге прошедшей встречи, когда мужчины уже собирались расходиться, Хван твердо решил не идти на поводу отца, и не стал озвучивать Чанбину свой ответ. Альфы просто разошлись, хотя Со напоследок сказал, что будет ждать звонка от друга и до того момента не будет его никак донимать. Хёнджин верил Чану, поэтому четко решил поговорить обо всём с хёном чуть позже за бутылочкой чего-нибудь крепкого, возможно даже переходя на откровения их с Минхо личной жизни… Там уж как пойдет. Ну, а пока, альфа достал из кармана телефон и не глядя набрал давно уже зазубренные до дыр числа. Раздражающие гудки доводили до белого каления, заставляя поджилки трястись. Голос на том конце ответил не сразу, хотя звонок был принят уже примерно минуту, но Хёнджин его узнал даже спустя долгое время разлуки. Как бы альфа этого не отрицал, но он жутко скучал по родному тембру, так тихо и спокойно произносящему: — Я ждал твоего звонка, сын…***
Минхо лежит в больнице уже две недели. Белые стены уже стали привычными и какими-то родными? Сейчас ему уже не так страшно из-за ситуации с Хваном, так как тот появился чуть больше недели назад с заявлением, что переживать не стоит, и с ним всё в порядке. Как оказалось, возлюбленный нашел новую работу, из-за которой ему пришлось уехать в Японию на некоторое время. Хёнджин не хотел уезжать, но выбора не было, иначе уволят, что не есть хорошо, поэтому пришлось следовать указаниям компании и ограничивать контакт с Хо звонками и смсками. Ситуацию в универе Хёнджин обосновал коротко и ясно: «Я сделал так, чтобы МОЙ омега ни в чем не был ущемлен. И уж лучше я найду новую работу, чем ты будешь переживать за неоконченное образование.» Пожалуй, это самые прекрасные слова, которые Минхо слышал за последнее время, но даже они не перекрывали всей тоски по великолепному альфе, покорившему маленькое, чувствительное сердечко неприступного студента. Сообщения уже не спасали, а звонки не облегчали грусть, а лишь усиливали её, и тогда пара придумала кое-что новое. Иногда, когда в Сеуле наступала глубокая ночь, альфа набирал младшего по фейстайму и они долго болтали, заглядывая друг другу в столь любимые глаза и ловя каждое движение губ. Парни скучали настолько, что это было видно издалека. Казалось, что на самой высокой башне Японии распласталась надпись «Гребаный Ли Минхо, я за тобой скучаю». И не менее впечатляющая располагалась на реке Хан, вот только гласила она:«Придурок, Хван Хёнджин, возвращайся скорее, или я тебя сам найду!» Ликс даже посочувствовал горю друга, когда его впервые увидел в подобном состоянии, но быстро пришел в себя и продолжил следить за его питанием и приемом противных белых колесиков, которые на удивление хорошо воздействовали на омежий организм. После очередного обследования Чонин сказал Ли, что тот идет на поправку, и это был первый раз, когда мужчина видел так высоко подпрыгивающего Хо. Даже больше, это был единственный раз, когда этот омега подпрыгивал от счастья, хотя раньше всегда ворчал, что в дорамах всё врут, и подобная глупость в жизни не случается, однако продолжал их смотреть. Видимо, это как-то сказалось на его поведении. Но не каждый день был таким милым и веселым. Бывали и такие, когда омега усиленно к чему-то готовился с самого утра, а потом поспешно выгонял всех посетителей из своей палаты, после чего дрожащими руками пытался нажать на зеленую кнопочку, соединяющую его с темноволосым альфой. При каждом подобном созвоне Хван располагался на широкой кровати возле панорамных окон с видом на ночной Токио. На нем не было почти ничего, кроме белого, как снег, отельного халата и узких боксеров, так сочно обтягивающих каждый выделяющийся рельеф тела. От подобного вида старшего слюна застревала в горле, заставляя омегу громко сглотнуть и стереть со лба выступившую испарину. Вид открывался шикарный: крепкое, накачанное тело с играющими мышцами, тонкая, длинная шея и сильные руки с упругими бедрами. Не альфа, а ходячая секс бомба замедленного действия. На подобном человеке при рождении должны вешать табличку: «Не приближайся — убьет». Убьет красотой, обаянием, сексуальностью и нежностью. Одним своим существованием. То же самое Хёнджин мог сказать и о смущающемся омеге, переминающемся возле камеры с одной ноги на другую в одной только хвановской футболке и плавках. Эта прелесть казалась настолько невинной, что альфа не сразу поверил в реальность происходящего. Это тот самый омега, что пришел на его поиски с вибратором в заднице, и тот, что отсасывал ему при студентах прямо в аудитории, стоя на своих бледных, хрупких, блядских коленях за кафедрой? Быть того не может. Ему подсунули сущего ангела вместо прошлого дьяволенка, и Хван пока не знал радоваться этому или умолять обменять его обратно… Сам омега с ног до головы стал одним сплошным фетишем Хёнджина, особенно в тот момент, когда коротко постанывал, засовывая свои собственные пальцы себе в рот, чтобы заглушить все звуки во время их небольшой шалости. Хёнджин не знал, что младший лежит в больнице. Он не знал совсем ничего о том, что происходило со студентом, кроме выдуманной специально для него истории про небольшой отдых в родительском доме. Поэтому нужно быть осторожными и тихими, чтобы не спалиться ни перед кем. И понимание факта подобной неправильности заводило ещё больше. Да, они виртили, надрачивая себе друг на друга по видеосвязи. А что им еще оставалось делать, когда возможности быть вместе не появлялось? — Встань раком к камере, Минхо, — рука на члене Хёнджина двигалась медленно, размеренно, размазывая капли предэякулята по всей длине. В глазах похоть и желание, от такого взгляда хотелось повиноваться, что Ли собственно и делал. Повернувшись спиной, молодой человек наклонился вперед и оперся двумя руками на больничную подушку. Небольшой, аккуратный член возбужденно свисал между упругих бедер, покачиваясь в разные стороны. Ощущение странное, но приятное, — Хороший мальчик. А теперь раздвинь половинки и покажи мне себя, не стесняйся. Краска мгновенно прилила к лицу студента. От понимания того, о чем попросил Хван, почему-то становилось стыдно, а ладошки начали, как на зло, потеть. Огорчать старшего не хотелось, а вот кончить поскорее — очень даже, поэтому Минхо аккуратно опустил лицо на ту самую перьевую подушку и обеими руками схватился за половинки, слегка сжимая их. Тяжелый вздох Хёнджина разразился через динамик, когда перед камерой появилось сжатое колечко мышц. Анус пульсировал и сжимался от дуновения холодного воздуха, появившегося в комнате через открытое окно. Контраст температур возбуждал еще сильнее, и омега не выдержал: без каких-либо слов парень смочил два пальца слюной и подставил их к чувствительной дырочке, медленно проникая в себя. Ощущения крышесносные, доводящие до бабочек в животе и пятен перед глазами, которые усиливались от понимания, что на всю ту картину сейчас смотрит Хван. Альфа же откровенно пялился на экран мобильного, яростно толкаясь в собственный кулак, иногда массируя другой рукой яички. Ощущения, конечно же, гораздо хуже, чем от секса, но кому какая разница? Хван уверен, он мог бы кончить, не касаясь себя, от одного только зрелища, открывшегося перед его глазами. Уж слишком этот омега хорош в искушении даже, когда сам этого не осознает. Заканчивают они одновременно, издавая сладкие надрывные стоны. И этого хватает, чтобы снять сексуальное напряжение на какое-то время, но отнюдь не помогает избавиться от желания увидеть родное лицо в живую. Так и проходят их дни на расстоянии. Вечные звонки и смски, которые со временем становятся всё реже и короче. Хёнджин открещивается навалившейся работой, а Минхо ему верит. Не может не верить, любит ведь. И вера эта не исчезает вплоть до того момента, когда во время их видео звонка (обычного очень-очень редкого созвона, никаких пошлостей) омега не замечает странный звук льющейся воды. Кто мог мыться в номере его парня, когда тот поехал в Японию один и прямо сейчас лично с ним разговаривал, сидя напротив камеры и делая вид, что ничего странного не происходит? Минхо решил не задавать странных вопросов и старался убедить себя, что у него галлюцинации и это просто дождь. На вопрос о том, когда же альфа вернется в Корею, омега ответа не получает, довольствуясь вечным измученным «потерпи немного, солнце, уже совсем скоро». И омега терпит. Терпит резко замолкающий звук льющейся воды, терпит открывшуюся в стороне от Хёнджина дверь в ванную и даже чью-то тень, проскользнувшую мимо мужчины. Он терпит всё до определенного момента, а после резко отключается, оправдывая себя потерей связи и срываясь на слезы. Да, он ничего не спросил и сейчас просто накручивает себя, как кавказец круги на новенькой ладе, но кому это важно? Факт того, что в комнате кто-то был есть? Есть. Этот кто-то даже мылся в номере его парня! От подобных мыслей голова идет кругом, а сердце болезненно сжимается. Минхо сейчас нельзя переживать. Завтра заканчивается финальная неделя лечения, после которой они сделают повторные анализы, чтобы выяснить, сможет ли Хо иметь детей в дальнейшем, или нет. Но соленые дорожки одна за другой появлялись на бледном фарфоровом личике, покрывая его влагой. Неприятные ощущения медленно расползаются по всему телу. Палец касается красной кнопки вызова врача, а сам студент скручивается в позу эмбриона и ложится на холодный матрац. Боль сковывает движения, не позволяя омеге нормально жить. Неприятненько, но главное — чтоб все прошло до завтрашнего утра, иначе анализы перенесут. Именно так и произошло бы, если б Минхо слезно не умолял Чонина допустить его до исследования после ночного происшествия. Свою выходку он оправдал приснившимся кошмаром, что довел младшего до слез, и, видимо, Минхо был довольно убедительным, раз ни у кого больше не возникло вопросов. Анализы собирали на третьем этаже, тогда как палата омеги находилась на седьмом. Чуть ниже, на шестом и пятом этажах, находились вип пациенты, беспокоить которых, по словам Чонина, строго настрого нельзя. И Минхо правда не собирался этого делать, он совершенно случайно нажал на кнопку этажа ниже нужного и вышел на шестом. А еще он совершенно случайно уткнулся взглядом в знакомую темную высокую макушку, находившуюся вдали коридора. Хёнджин прилетел относительно недавно, три часа назад. Минхо об этом, естественно, не знал, так как это должен был быть сюрприз, но альфе внезапно еще в самолете сообщили об ухудшении состояния его отца, из-за чего ему пришлось поехать прямиком в больницу, не заглядывая к младшему домой. В командировку его отправили для проверки способностей, заставив взять с собой Чанбина, который как раз таки и мылся прошлым вечером в ванной Хвана, так как пролил на себя бутылку пива. Но ни о какой из этих деталей младший не знал, поэтому, когда увидел, что в больнице к ЕГО альфе подходит какой-то парень и кладет свою руку ему на плечо, ярко улыбаясь, не стал разбирать даже в том альфа перед ним, или омега. Студент стремительным шагом настиг парней и с размаху врезал Чанбину по его прекрасному лицу, сразу же хватая Хвана за запястье в тиски. — Чтобы я больше никогда в жизни не видел тебя рядом со своим парнем, усёк? — Хёнджин поверить не мог, что вот этот разъяренный кролик в растянутой белой футболке и повисших на бедрах черных спортивных штанах - его Минхоша, и уж тем более он не мог понять того, что омега вообще забыл в больнице и как мог подумать, что они с Чаном… Фууу… Неужели заболел? Тогда почему не сказал? — А вы, мистер Хван Хёнджин, идете за мной. И ваше мнение меня не интересуется, — яростно прошипев имя возлюбленного произнес Ли и потянул альфу вслед за собой в сторону лифта, оставляя позади ошарашенного Чана, потирающего ушибленную щеку. А удар-то у кролика не слабый…