Красные фонари

Иногда мы не властны над мыслями. Они заражаются в голове, или рождаются из неоткуда, а потом, похоже на рождение звёзды, вспыхивают в моменты, когда мы не ждём их. Каждый по-разному реагирует на эти наваждения. Кто-то пропускает их невзначай, не обращая внимание; кто-то обращает внимание и смеётся, либо работает с ними; а кто-то боится их и чувствует вину за то, что не властен предотвратить их появление. Крис был третьим типом. Он надеялся, что Вселенная не накажет его за всё то, что он не смог сдержать, за все те потоки, немые монологи, которым он позволял развиваться. Прошедшие в больнице два дня должны были быть для него курортом, но очень быстро он ощутил то, о чём так упорно предупреждал его врач, и что Крис, в свою очередь, упорно пропускал мимо ушей. Состояние его не ухудшалось, но зависло на одной тоскливой ноте, до того надоедливой, что со временем показалось, что тело ноет вслух. На третий день Кристофер уже во всю думал о том, что лучше бы тот стрелок не промазал. Желал ли он этого искренне? – разумеется нет. Винил ли он себя за эти мысли? – неописуемо. Рано, или поздно, ему должно было стать легче. Дежурная мысля о расследовании и подвохах, будто по расписанию, ударила его по вискам ровно в полдень. И хоть всё шло гладко, загоралось внутри то чувство, которое он так тщательно из года в год подавляет в себе, чтобы не разочаровываться и не ждать маны с небес. Надежда – не то, что делало его счастливым. Она как насекомое, залетевшее в бутон – его душу. Она щекотала его изнутри своими тоненькими лапками и опыляла. Но душа его не была цветком, и от того рвалась, вместо того, чтобы цвести, потому что надеждам свойственно отворачиваться и рушиться в моменты, когда они так нужны. Его много чего беспокоило, учитывая его положение и состояние здоровья. Самое страшное, о чём ему приходилось думать, была безопасность Робби и Рене. Они, конечно, самостоятельные, и даже решили проблему без него, но страх за них поселился в душе и грыз, перекрывал дыхание, хватал в свои лапы сердце и тряс его. Во власти шерифа было снова усилить патрули, приставить машины к домам. Сказать, что он верил в то, что нападение повториться, нельзя было. Напротив, Крис был уверен в обратном. В перерывах между матчами и "Друзьями" он играл в голове в трехмерные шахматы, и выигрывал, потому через пару дней, тревога стала отступать, сменяясь твердой уверенностью в своих ходах. На какое-то время, дом пришлось освободить. Рене не решилась покидать родителей, а Робби, забрав с собой малыша Виктора, переехал к Нельсонам, потому часто приходил навещать отца с другом. Всё это звучит так, будто Крис пролежал в больнице целую вечность. На деле, мужчине именно так и казалось. Посетители не давали ему покоя, работа достала его и там, а врачи то и дело докучали расспросами и анализами. К четвёртому дню, Кристофер взял верх над унынием, собрался с силами и вышел прогуляться по коридорам. В палату его вернули двое медбратьев, слабого и бледного с заметной зеленцой, но Крис пообещал, что после обеда попробует снова, так как состояние его казалось более благоприятным для того, чтобы помочь организму в борьбе. Незадолго после этого приключения, пришёл Робби. Лица на нём и так не было, а увидев отца и то, какого он цвета, совсем раскис. Предыдущие дни он держался молодцом, не позволял страху руководить им, сдерживал тошноту от стресса, но в тот момент, он был готов либо расплакаться, либо лечь рядом. Но он остался на ногах, и с сухими глазами. Пока медбрат уносил капельницу, давая шерифу отдохнуть от лекарств, подросток ходил из стороны в сторону. То к окну подойдёт, что-то там высмотрит, затем снова пройдётся до двери. От неё он дважды заглядывал в душевую, и только, когда в палате никого не осталось, терпение отца лопнуло. – Так, иди сюда, – рыкнул он, когда Робби, порабощенный мыслями, с какого-то перепугу полез рыться в шухлядках. Поплёлся Роб лениво, шаркая ногами, сгорбленный, расстроенный и сердитый. Голос у Криса хрипел, будто это и не его голос вовсе. Он делался каким-то низким, но не бархатным альтовым, с лёгкой хрипотцой, а грубым, уставшим, совсем не мелодичным, не звучным. – Что с тобой? – Я сплю плохо, – признался подросток после попытки увильнуть от ответа. – Почему, сынок? Расскажи мне, пожалуйста, потому что я тоже плохо сплю, и будет легче, если мне не придётся волноваться за тебя ещё сильнее. Проговаривай то, что тебя беспокоит. – Я... Просто... – помялся Робби. Что ему сказать? Что страшно? Что устал оглядываться? Что по ночам мерещится всякое? Про панические атаки тоже говорить не хочется. – Ты же и сам понимаешь. Они не оставят нас в покое. – Послушай, – прочистил горло Крис и поднялся повыше. Теперь он почти что сидел, только немного упирался спиной о подушки, – нам ничего больше не грозит, а если и так, то сделать чего-нибудь необратимого они уже не смогут. Они сейчас за свои головы пекутся больше, нежели за чужие. Всё кончено. – Ты меня не успокаиваешь? – не унимался Робби. Предположения его не особо впечатляли, а в особенности после пережитого. – Поверь мне Робби, говорю как шериф. – А как папа? – У твоего папы сейчас не самое лучшее состояние, поэтому давай будем слушать шерифа. На том и сошлись. Робби не сильно успокоился, но больше его не колбасило, он не ходил напряжённый по палате, не реагировал резко на каждый звук. Понять подростка было не трудно, он ещё слишком молод для таких приключений. Даже взрослый человек не готов пережить то, что пережил Робби в пятнадцать. Такое не забывается, этот страх будет преследовать его всю жизнь, к сожалению, Крис не мог ничего с этим сделать. Он винил себя, что не сделал так, как подсказывала интуиция – что не отправил сына обратно к матери. Роб не хотел, заставлять его не было желания, да и казалось, что рядом он будет в безопасности, и самому́ старшему Роузу будет спокойней. Ошибся. И из-за этой ошибки, его сын получил глубокую травму. Тяжелые мысли Кристофер от себя гнал старательно, помимо волнений за сына, у него была ещё куча документов, которые он старался внимательно заполнять между приемами лекарств и сном. После поимки Сабрины Конг Ли, время стало лететь как-то иначе. Всё решалось быстро, без сомнений и лишних споров. Крис только и успевал отвечать на звонки Люси, контролируя процесс. Час от часу она заходила к нему в больницу, чтобы тот поставил подписи, или уточнить важне вопросы. После экспертизы, помощница приезжала, даже ночью, будила шерифа, и они часами обдумывали результаты и их дальнейшие действия. Особа Сабрины Конг Ли, по результатам экспертизы, была подтверждена ровно через одиннадцать часов после её поимки. Допрос проводили трижды, и трижды каждый из них прервался на перерывы. Напряжение стояло такое, что моментами казалось будто мир вокруг сжимается. Гражданские это тоже ощущали, пресса не давала покоя ни отделу, ни мэрии. Новости о поимке Колибри кричали отовсюду. И как любые новости, в них была как правда, так и несусветная ерунда. Крису поступали неизвестные звонки, Люси сдерживала у отдела нетерпеливых горожан и журналистов. Рене приходила в больницу растрёпанная и взволнованная, и каждый её визит не обходился без вопросов связанных с расследованием. Она многое слышала по радио в кафе, и во многое не верила. Вселенная берегла только Робби. Избегать шума и журналистов ему пришлось, но не так часто, подросток находил лазейки и такие улицы, где его не дёргали, и ходил через них. Когда он прибегал запыхавшийся, было ясно, что дорога до больницы выдалась тяжёлой, но как бы Крис не уговаривал его сидеть у Тома и никуда не выходить, сын всё равно навещал его, просто оставался подольше. Суд назначили на следующий день после получения экспертиз. Первое заседание прошло тихо, но качество защиты Сабрины рассеивало сомнения о том, что она подставной человек. Адвокат рвался из кожи вон, умело, профессионально, и не знай Крис все эти моменты, он бы поверил. Но с ним это не работает. Заседаний состоялось три, так как в течении нескольких дней, в следствии поимки Колибри, из нор повыползали змеи. К последнему явился мистер О`Хара с новыми наводками. Смелость в его словах окончательно развеяла в Крисе сомнения. Всё и правда было кончено. Колибри за решёткой. Но маленький город не мог очухаться от таких потрясений. Улицами проезжали грузовые машины с извлечённым оружием со складов, люди жаловались на подозрительных соседей, на прохожих, что странно вели. Крис знал, что первое время придётся не сладко, звонки будут поступать отовсюду, игнорировать их тоже нельзя, так как жизнь продолжалась, и отдел не мог дать гарантий ни на что, кроме как на своё беспрекословное участие. Посетивший старшего Роуза лечащий врач, сообщил приятную новость – лечение можно закончить дома. Мысль о возвращении грело его душу. Пришлось дать слово, что на работу он выходить не будет и позаботится о быстром выздоровлении. Крис и не стремился в отдел. Может он и будет напрягаться от постоянных звонков и неприятно кусающегося чувства ответственности, но полежать дома, в тепле и комфорте, казалось ему хорошим завершением такого непростого этапа. Даже нескольких, один из которых был связан не с работой. Побыть с Робби казалось теперь неловко, как после переезда, но он обещал себе справиться и снова наполнить дом миром и любовью. Кристофер потребовал выписки незамедлительно. Дозволено это было, или нет, но с юности в нём прижился один принцип, связанный с больницами: если выписка не противопоказана, значит можно сбегать. Поэтому к вечеру, он уже был готов идти на все четыре стороны, лишь бы подальше от запаха лекарств и антисептических средств. Только, прежде всего, ему было просто необходимо посидеть на дорожку. Рене, помогавшая ему с вещами, вышла поговорить с врачом о дальнейшем лечении в случае осложнений, а Крис выключил в палате свет и присел на чистую простынь, покосившись в сторону окна. Робби опирался на подоконник, летая в своих мыслях где-то очень далеко. Он протёр открытой ладонью по запотевшему стеклу, и ещё раз, чуть пониже. За его маленьким бесформенным окошечком стояла светлая, укрытая белизной ночь. Вечерняя метель стихла, и теперь тишина маленького города увлекала за собой, околдовывая сознание, и являя своё леденящее тепло. Снег мелкими, редкими крупицам ещё оседал на расчищенные тропинки и засыпанные во время кульминации следы. – Так её посадили? – вдруг спросил пацан. – Кого? – Ну, Колибри. – Да, она больше не потревожит тебя. – А тебя? – не унимался Роб. – Одним меньше, одним больше... это мой путь, сынок, я его сам выбрал. Но это не значит, что тебе нужно выбирать его, ты иди своим. Робби, наконец обернулся. Его ресницы блеснули, и Крис вдруг почувствовал, что тот нуждается в тепле, но подросток стоял на месте, не решаясь проявить эту слабость. В нём постоянно боролись две противоположности. Он хотел побыть слабым, хотел почувствовать защиту, тепло, но с тем, желание отключить эмоции и застыть в каком-то одном состоянии, казалось привлекательным. Очень хотелось, как в сериалах, стать харизматичным злодеем, который встал на путь тьмы в последствии какого-то потрясения. Но обдумывая свои таланты, он бы скорее был скользким помощником злодея, нежели большой фигурой. И быть героем, как ему показалось, было больше к лицу. Только папа не разрешал.

***

Роузы переступили свой порог примерно через час. Перенеся стресс переезда, Виктор шмыгнул вперёд, направляясь к своей миске на кухню, и это был последний звук, который оживил их дом. Рене уехала к родителям, рассказать им, наконец, обо всём что приключилось, а говорить друг с другом, ни Крис не осмеливался, ни Робби не хотел. Это не было напряжённое молчание, скорее до придела наоборот. Они настолько хотели сказать что-то друг другу, что боялись вдруг ошибиться и испортить то, что они так громко кричали друг другу молча. Мокрые ботинки подсыхали у дверей, с них обильно стекала ледяная вода, но никто из них не отнёс обувь на веранду. Куртка младшего висела на гвозде, пачкая рядом висящие вещи, новое пальто старшего лежало на спинке дивана в гостиной. Из кухни доносился хруст кошачьего корма, и через минуту туда поплёлся Робби. На сей раз он ничего не готовил. Он открыл холодильник, – Крис услышал это, – звякнули какие-то тарелки, затем послышалась недолгая возня, и сын вышел со стеклянной бутылкой колы и тарелкой с какими-то старыми объедками. По пути, Роб остановился перед своим рюкзаком, задумался, но не растерялся. Он сунул бутылку в зубы, закинул одну лямку на плечо освободившийся руки, для безопасности попробовал так пройтись, и убедившись, что по лестницам он не упадет, снова взял бутылку по-человечески и отправился к себе в комнату. Больше его Кристофер не слышал. Мороз стоял крепкий, в доме становилось прохладно, и ничего уже не спасало, оставалось держаться ближе к батареям и укутываться во что-то тёплое. Робби замёрз первым, надел на себя одежды в три слоя, а сверху ещё и плед накинул. Ещё в начале зимы он купил себе какие-то махровые сапожки для дома, и теперь сидел, словно Санта Клаус... Санта подросток, который делает уроки. Крис почувствовал холод чуть позже. Путаясь, как в колючей заросшей траве, в своих мыслях, он забрёл на кухню, нашёл в холодильнике огрызок рогалика с яблоком, два подгулявших огурца, и решил, что для ужина сойдёт. Рене говорит, что на ужин можно и не нагружать желудок, и что завтрак главный приём пищи. А до утра, что-то и организовать можно будет. В кабинете стояла бутылка с остатками шотландского виски, и Крис плеснул в липкий, не помытый стакан крепкого напитка. Вышло на два пальца. Горло обожгло и сразу стало теплей. События, что так близко его коснулись, теперь проносились в памяти, словно ожившая сказка – вязкие, странные. Неужели это всё случилось с ними? Теперь всё это забывалось быстрее, не так близко, не так ощутимо. Шрам остался, а от чего, уже и не вспомнишь, от очередного приключения? – Та, должно быть. Сожаление, тревога, зацикленные мысли, как последняя влага, очень долго собирались в одну каплю, и столь же долго набирали вес, чтобы оторваться и полететь вниз. Капля обязательно упадёт. Вначале наступят морозы, превратив её в сосульку, затем снова потеплеет, капля станет тяжелей, а потом подует сильный ветер и поможет ей, наконец, упасть. Влага от неё высохнет быстро, и всё пройдёт. На стадии обледенения трудно, тяжесть минувших событий не даёт забыть о себе, но Крис уже знал, что это нужно переждать, и очень надеялся, что знает и Робби. Легче становилось от того, что Рене уже пришла в себя. Криса мучила мысль, что она не захотела оставаться. С одной стороны, он прекрасно понимал причину тому, но с другой, он не мог отвыкнуть от её близости. В больнице он многое успел обдумать, то, что его терзало раньше, теперь толкало к действиям. Он должен был делать шаги покрупнее, не застывать там, где хорошо и уютно. Рано, или поздно, пришло бы время поговорить с Робби, а с его слов уже двигаться дальше. Пути было два: развитие, или конец. Почему-то, Крису показалось, что в нём появилась та затерявшаяся смелость, чтобы сделать то, что он должен был сделать уже давно. Как он оказался в комнате Робби, старший Роуз не понял, а когда тот заметил его, пути назад уже не было. Роб сидел на своей кровати, скрутив ноги под собой, чтобы согреться. На одеяле были раскиданы вещи, что он брал с собой к Тому, и видно было, что Робби уже передумал разбираться с ними, потому даже смягчился в лице, когда увидел отца. Ему показалось, что это какой-то знак и спасительная сила. Но Крис пришёл не помогать. Что говорить, он вдруг забыл. Теперь он – большой-уверенный шериф, отец, стоял перед ним – дерзким бунтарём подростком, сыном, и мялся, словно всё наоборот. Вот он сунул руки в карманы, вынул обратно, переступил с ноги на ногу, попытался снова что-то сказать, и снова замолк. Робби, заметив это, и вспомнив, какого ему самому на месте отца, вдруг, вместо того, чтобы отыграться, решил проявить солидарность, и вернулся к своим делам, дожидаясь, пока отец решиться сказать хоть что-то. О чём тот хотел говорить, подросток не знал, на самом деле, его это пугало, и прокручивая все худшие варианты, Роб переложил небольшую стопку тетрадей на стол. Молчал Кристофер и когда сын вернулся к кровати, но стоило тому присесть, мужчина, словно в такт с глухим скрипом, выпалил: – Робби... Роб не обернулся. Решил не смущать. – Слушай... "Умер что-ли кто-то?" – думал подросток, уже разрываясь от ужаса. – Рене... Ещё секунда, и он бы потерял сознание. – Ты ведь не маленький... Ты, должно быть и сам видишь, что мы с ней не просто близкие друзья... Вот, это уже было что-то. И хоть Робби не был готов к этому разговору от слова "совсем", это было намного лучше, чем какая-либо плохая новость. То, что Крис вообще говорит про Рене, казалось странным. Робби ждал этого разговора давно, ещё после первого знакомства с женщиной, но его не последовало, и позже тоже. Со своей колокольни, Роб думал, что всё и так всем ясно, его мнение тут не учлось, всё само собой набрало обороты, и вот Рене уже жила у них. – Роб, послушай, – продолжил отец после короткой паузы, – если ты против Рене, я не стану... – Что? Нет! Постой, пап! – перебил подросток, на сей раз, оторвавшись от своих вещей, и тут же обернулся к отцу, пока тот не успел сказать чего-нибудь ещё. – Почему ты должен просить у меня позволения на свою личную жизнь? Ждал ли Крис этого? – Нет. Ждал ли отрицаний? – Тоже нет. На самом деле, он думал, что Робби будет молчать. Долго, пока сам Крис не сойдёт с ума от этого молчания. Но он заговорил, и не два-три слова, не "угу", "ага", а целых несколько предложений связал! Теперь запнулся Кристофер, вопрос неожиданный, он не готовился к нему. Что ответить, чтобы и правда, и чтобы не перестараться? – Потому что ты у меня на первом месте. Так всегда было и будет. Всё-таки немного перебрал. – Но я ведь не буду всегда с тобой, – нашёл ответ сын, даже не задумываясь. – А Рене может стать той, кто останется рядом. Не нужно думать "а что если", я не должен и не буду стоять между вами. – Наши отношения от этого не изменятся? – Конечно нет!