История тигра: Обратная сторона настоящего

Наследственность, окружение, случайность – вот три вещи, управляющие нашей судьбой. Акутагава Рюуноске Поймите, что язык может скрыть истину, а глаза – никогда! («Мастер и Маргарита») Михаил А. Булгаков

      Я стояла на одном месте и не решалась даже шелохнуться. Впрочем, то же самое касалось и того, чтобы повернуться. И, нет, не то, чтобы я настолько испугалась внезапного появления этого таинственного незнакомца, просто...       ...запах.       Мне не сразу удалось обратить на это внимание из-за потрясения, вызванного внезапным появлением этого человека, однако, когда первое ошеломление спало, я просто не смогла пропустить мимо своего сознания этот составной аромат (который, индивидуально, в обязательном порядке, был присущ каждому человеку), что состоял из, казалось бы, таких несовместимых запахов, как чёрный чай, пепел и кровь. Слишком знакомый аромат, чтобы я могла так просто от него отмахнуться, и откреститься от его обладателя, ведь...       ...этот запах был слишком похож на мой собственный. Хотя бы теми неуловимыми металлическими, кровавыми нотками, которые всегда сопровождали каждый мой шаг вместе с ароматом зимней свежести и исходившей паром, ещё горячей выпечки.       Найдя в себе смелость, я всё же решила повернуться к мужчине...       Хотя, нет – парню, ведь тот выглядел много моложе, и потому я, даже при всём своём желании, не смогла бы дать ему больше семнадцати-восемнадцати. Он пристально наблюдал за каждым моим действием с настороженным, чутким интересом, который отражался в глубине его пурпурных глаз, что обрамляли усталые серые круги недосыпа, которые были особенно заметны на фоне его бледной кожи.       Сам парень был высоким и достаточно худощавым (пусть это и было не особенно заметно под его светлой одеждой и накинутым на плечи тёмным плащом с меховым воротником), а также разглядывал меня с не меньшим интересом, чем я его. Однако высказывать свои возражения он не спешил, и потому я продолжила своё дело. Своеобразный молчаливый обмен изучающими, оценивающими взглядами, который продолжался вот уже какое-то время...       У моего неожиданного знакомого, что решил проявить ко мне хорошо скрытый, но вполне отчётливый, ощутимый интерес, были прямые антрацитово-чёрные волосы, которые мягко обрамляли его лицо и опускались до плеч. А также длинная чёлка, что была аккуратно убрана по бокам, оставляя при этом несколько прядей, свободно опускающихся на лицо.       Пожалуй, если бы я не присматривалась, а он – распустил чёлку, то я и вовсе не сумела бы заметить его внимательных, цепких глаз, сверкающих на свету глубоким пурпуром с неуловимым оттенком бордового. Пусть в этом и был своеобразный, по-своему очевидный плюс. Всё же, я тоже не обрезала свою чёлку именно для того, чтобы, в случае чего, иметь возможность незаметно оглядеться (так как паранойя и обладание сильной, в перспективе, способностью, заставили меня заранее прикинуть хотя бы приблизительный план действий на тот случай, если меня-таки попытаются похитить), ведь мои глаза – благодаря их исключительному, яркому цвету, – неминуемо притягивали к себе внимание, а так – хоть шанс был, что ими, в случае чего, не заинтересуются.       Не смотря на едва ли не болезненную бледность кожи, парень был довольно красив какой-то особенной, отстранённой и холодной красотой, которую только подчёркивали его высокие скулы, мягкий овал лица с острым подбородком, и тонкие губы, что растянулись в едва заметной, лёгкой полуулыбке. И этот образец нереальности (в особенности для этого-то места!) с явственно европейским разрезом глаз, которые обрамляли длинные, пушистые ресницы, решил сесть на корточки там же, где и стоял – прямо напротив моей хрупкой фигуры, чем вызвал у меня неподдельное изумление. Хотя бы тем фактом, что не пожалел запачкать подол своего длинного чёрного плаща, который на воротнике украшал пушистый светлый мех...       – Мы родственники? - я решила сразу бить в лоб, чтобы, как говорится, наверняка. Да и не многие люди могут быстро сориентироваться, когда их застают врасплох (а мой вопрос, смею надеяться, был именно из таких), и потому, зачастую, сначала отвечают, а после – думают. И, соответственно (если не теряются из-за внезапности и некоторой несвоевременности вопроса), говорят правду. Так сказать, от неожиданности, и уже после – маются с её последствиями. Да и я была способна, благодаря своим навыкам, уловить что-то эдакое, если этот таинственный индивид всё же сумеет увильнуть. И потому я, так сказать, в любом случае оставалась в выигрыше, ведь людей, которые не испытывают хоть каких-то, даже самых слабых, невыразительных эмоций, не существовало в природе...       – А ты как думаешь? - однако мой собеседник явно не относился к таким личностям, пусть его и удивила, судя по вспыхнувшим, на мгновение, глазам, моя прямота.       – Думаю, что отвечать вопросом на вопрос, как минимум, невежливо, - я пристально посмотрела прямо на своего собеседника. Всё же, пусть я и высказала подобное предположение, так сказать, с наскока, но это сходство в запахе и внешности! Если бы не цвет волос и их неравномерная длина, а также более округлый подбородок и разрез глаз, вместе с их цветом (частично, так как они были пурпурными ровно наполовину), то нас, определённо, можно было бы принять за брата и сестру, если поставить рядом. Даже не смотря на пока ещё не исчезнувшую окончательно детскую пухлость...       – Вот как, - парень едва заметно усмехнулся. Похоже, ему начинала нравиться наша маленькая игра, впрочем, на подобную заинтересованность я, частично, но рассчитывала, чтобы получить наиболее полные ответы на возникшие вопросы. – А что, если и так? - он слегка наклонил голову в сторону, пристально, с ожиданием на меня посмотрев.       – Ну, думаю, мне было бы интересно узнать, что у меня есть старший брат, - спокойно ответила я, наблюдая за тем, как мой собеседник, с тихими смешками, едва сдерживал внезапно возникший порыв. Но под конец всё же не сумел удержаться, и потому по библиотеке глухим эхом разнёсся его тихий, сдержанный, однако очень красивый, мелодичный смех, в котором, однако, проскальзывали едва уловимые нотки горечи.       – Я – не старший брат, - отсмеявшись, парень, со следом ироничного веселья во взгляде, попытался улыбнуться шире, однако это ему это не то, чтобы удалось, ведь его губы искривились в насквозь искусственной, приклеенной улыбке. И это было по-своему жутко, ведь эта улыбка смотрелась слишком естественно на его лице. А это говорило о том, что он привык так улыбаться.       – Если вам не хочется, то не улыбайтесь, - вздохнув, я заглянула прямо ему в глаза, чтобы увидеть отразившееся в них недоумение и ещё нечто неопределённое. Столь мимолётную эмоцию, которая исчезла слишком быстро, чтобы я успела её распознать с помощью своих многогранных возможностей. – Мне не станет легче от вашей улыбки, так что не нужно заставлять себя. Не пересиливайте себя, ведь от этого хуже будет только вам.       – Хах... И это меня ещё называют гением, - парень тяжело, протяжно выдохнул, а затем продолжил с некоторой усталой ностальгией:       – Знаешь, Ацуши, до встречи с тобой, я слышал это всего несколько раз, и каждый из них – от дорогих моему сердцу людей...       – Значит они – умные люди. И очень наблюдательные, так как даже по глазам можно определить, что вы – очень уставший человек, и вам нужен хороший, полноценный сон. А вообще, родственник-сан, берегите этих людей, ведь в наше время очень мало тех, кому можно довериться, - серьёзно произнесла я, не сводя взгляда с этого действительно измождённого человека, с лица которого исчез даже намёк на ту прошлую, искусственную улыбку. Его лицо, можно сказать, стало непроницаемой фарфоровой маской, и только в глубине его ярких аметистовых глаз, которые передёрнуло мутной пеленой воспоминаний, теплились ещё какие-то эмоции. Боль и сожаление, которые и отличали его от бесчувственного куска стекла. Делали его живым...       – Скажи, Ацуши, что ты думаешь о людях? - этот вопрос, лишённый какого бы то ни было эмоционального окраса, сумел застать меня врасплох, что вообще редко, когда происходило. А последний раз, и вовсе – был в прошлой жизни (не считая самого начала новой). Однако, судя по тому ожиданию, которое исходило от моего близкого родственника (хотя, может и дальнего, ведь, пусть я и была знакома с принципами передачи генетических признаков через поколения, но эти знания были весьма поверхностными, так как я ни разу не генетик, да и биологию сдала на пятёрку только благодаря удаче и воле случая), этот вопрос имел для него некое особое значение. Со своим особенным, понятным лишь ему одному подтекстом. И потому мне следовало действительно хорошо подумать перед ответом. Ведь подобные вопросы просто так никогда не задавались.       – Ну, если честно, я никогда раньше об этом не задумывалось. Как-то не представлялось особого повода... - конечно, мне казалось очень странным, что парень задаёт подобные вопросы мне – обычной пятилетней девочке, но он именно, что ожидал от меня ответа. Хотел подтвердить какие-то свои предположения, и убедиться в чём-то своём.       Его явно слишком увлекли мои рассуждения, которые были не свойственны детям моего возраста (особенно учитывая его незнание моей реинкарнационной подноготной!), и потому я чувствовала, что он твёрдо вознамерился узнать ответ на заданный вопрос. Слишком испытывающе – возможно, даже жадно, – он всматривался в моё лицо, ловил каждое сказанное мной слово, словно взвешивая на метафорических весах. И ещё более нетерпеливо ожидал продолжения. И я ответила, в меру своих сил и понимания, но ответила, так как подспудно понимала, что взаимодействовать с этим человеком (даже родственником, вроде), мне придётся ещё долгое время, ведь зачем-то же он меня нашёл:       – Но мне кажется, что люди глупые. У них есть столько возможностей, а они используют их для создания проблем себе и окружающим, а после – тратят своё же время на их решения. Даже прошедшую войну можно отнести к таким проблемам: ведь начинали её одни, а втянули – всех. Потому я могу сказать, что не понимаю людей, ведь они всегда всё усложняют. Однако, если бы они внезапно перестали это делать, то нам, наверняка, стало бы очень скучно жить... - я действительно так считала, и потому ответила без колебаний, пусть и понимала, что подобная точка зрения ну никак не может принадлежать маленькой девочке.       – Ахах... - черноволосый сдержанно, однако, в тоже время, как-то горько хохотнул. Похоже, судя по скрытому довольству, и даже некой необъяснимой гордости, которую он испытывал в эмоциональном плане, ему понравился мой ответ, который был явно не тем, что ожидаешь услышать от вчерашней четырёхлетки. – Всё же, ты взяла куда больше именно от меня. Вот Химэ-то обрадуется... - преувеличенно бодро протянул парень, на чьём лице вновь возникла та самая мягкая, мимолётная улыбка одними уголками губ, которая была много натуральней, чем все его приклеенные усмешки. И, что удивительно, от одного её вида, мне стало как-то даже иррационально спокойней на душе. Настолько, что я просто не смогла не улыбнуться в ответ (пусть и едва заметно), хотя и делала это довольно редко. В силу места обитания и внешних факторов, вероятно.       – Хм?.. - пока мой неожиданный собеседник пребывал в очередном наплывшем на его сознание приступе внезапной ностальгии, я ещё раз пристально его оглядела.       И пришла к ещё более неутешительным выводам, ведь парень, судя по виду, не спал уже несколько дней к ряду, да и сам по себе выглядел каким-то болезненным, надломленным и разбитым, словно пребывал пленником затянувшейся депрессии. А также, своими неосторожными высказываниями, вызвал слишком много новых вопросов, ответы на которые я, увы, получить сейчас не могла. Хотя бы потому, что объект, оптимально подходящий для ведения допросной деятельности (и даже, вроде как, готовый на эти вопросы отвечать!), сейчас крепко замкнулся в себе, и выходить в ближайшее время из этого состояния явно не собирался.       – Извините, незнакомец-сан, - однако моё время было слишком ограничено внешними факторами – не говоря уже о том, что парень был посторонним на территории приюта, – и потому я не могла позволить ему долго витать в своих мыслях. Ведь кто, как ни он, знал ответы на мои вопросы? Так что я считала, что было бы вполне разумным перейти куда-нибудь в другое помещение. Не такое посещаемое (ну, учитывая библиотекаря, который ревностно следил за сохранностью книг в условиях прямого доступа детей, и которого действительно редко, когда можно было застать вне рабочего места), так точно!       – Да? - вынырнув из своих воспоминаний, парень перевёл свой испытывающий взгляд на меня. Всё же, с какой стороны не посмотри, а его лицо было мало эмоциональным, практически невыразительным, и если бы не мои навыки из области чтения по глазам, наблюдательности и эмпатии, то мне бы, определённо, было бы очень сложно определить истинные эмоции сидящего передо мной человека.       – Что вы имели ввиду, когда сказали, что я многое взяла от вас? - но, перво-наперво, прежде, чем предложить переместиться в другое, более подходящее для разговора место, я решила получить ответ на самый волнующий меня вопрос. Предложение, которое было вырвано из контекста, и содержало в себе явно куда много больше смысла (а также совершенно невероятных домыслов, подтверждение которым ещё нужно было получить!), чем казалось на первый взгляд.       – Ну, думаю, ты уже об этом догадалась... - он загадочно сверкнул своими глубокими аметистовыми глазами, в которых, бордовыми бликами, отчётливо отражалась непривычная оживлённость (особенно в сравнении с той болезненной отчуждённостью, которую мне довелось лицезреть в те короткие моменты, когда он смотрел словно сквозь меня, проваливаясь в зыбучие, ледяные пески воспоминаний). А также намекнул на то, что я явно не сумела сдержать всю степень своего удивления, которая явственно проступила на моём лице в тот момент, когда мне в голову пришла столь невероятная, шальная мысль.       – Вы выглядите слишком молодо, - пусть мне как-то слабо верилось в истину этого своего предположения, но особых препятствий для того, чтобы оно оказалось правдой, я не видела. Ну, кроме возраста. Хотя, а кто этого помятого жизнью и бессонницей индивида знает?..       – Мне двадцать пять, - не скрывая своего веселья, с лёгкой, снисходительной улыбкой произнёс молодой мужчина, которому я бы ни за что столько не дала. – И я действительно являюсь твоим отцом. Пусть меня и, в большей степени, удивляет то, что ты в этом что-то понимаешь...       – Так биология же... - внезапно севшим голосом ответила, продолжая растерянно взирать на своего, как оказалось, отца. Ну, всё же, свою встречу с родителем я представляла как-то совсем по-другому (не так скоро, да и не с родным вовсе!), и потому меня совершенно не удивило то, что я впала в самый банальный ступор, продолжая при этом недоверчиво смотреть на парня (ну не воспринимался он мной как мужчина!). Всё же, если бы не мои навыки, которые позволяли различать ложь (в мои умения входило и такое!), то я бы, определённо, усомнилась в его словах, однако...       ...он говорил правду. Невероятную, шокирующую истину, которая отражалась в его чуть ускоренном от волнения сердцебиении, и выжидательном взгляде ярких пурпурных глаз.       – Ну, я, конечно, слабо представляю, что должны читать дети в пятилетнем возрасте, но не думаю, что среди них должен быть справочник по биологии... - черноволосый явно не знал, как строить разговор со мной теперь, после его фактического признания, и потому решил потянуть за ту единственную ниточку, которая должна была помочь ему спасти этот неловкий момент.       – Так скучно же, - я оценила его потуги, и потому с готовностью поддержала столь отстранённую тему в надежде, что она даст мне хоть немного расслабиться и прийти в себя в присутствии своего, ну, отца. Как бы сюрреалистично это не звучало для меня, даже в мыслях. – В дневную школу я, пока, не хожу, но уже знаю, что там ничему полезному и интересному не учат, так как уже это умею. А в книгах есть хоть что-то интересное. Правда, я, такими темпами, библиотеку быстрее прочитаю, чем меня отсюда выпустят... - неопределённо пожав плечами, я в ожидании уставилась на новоиспечённого родителя.       Что сказать, я совершенно не понимала мотивов поступков своего отца – на удивление, с этой мыслью было достаточно легко сродниться, да и инстинкты, не то, чтобы особо возражали против его присутствия, – так как совершенно его не знала (ну, не считая первого впечатления). Не понимала причин, которые побудили его, нет, не оставить меня в этом приюте (пусть от осознания этого и было достаточно горько, даже не взирая на то, что мы были знакомы, от силы, минут десять), а прийти сегодня сюда. Просто прийти и сообщить мне столь неожиданное известие (хотя, если вдуматься, в этой ситуации, это выглядело наиболее оптимальным вариантом). И потому, пожалуй, если после всего этого он скажет, что в этом и состояла его цель, а затем уйдёт, то я...       ...разочаруюсь, наверно.       Нет, ну, всё же, я ещё смогла бы понять, если бы меня оставили в приюте из-за военных действий, которые велись, в том числе, и на территории Японии – на её северо-западных побережьях и островах (пусть и довольно вяло, в сравнении с европейским фронтом), ближе к границе с Китаем. Но если бы меня оставили здесь просто так, то я бы не смогла с лёгкостью это принять. Пусть и знала, чувствовала где-то в глубине души, что история его жизни не была столь проста, преступно обычна и по-своему тривиальна...       ...хотя бы потому, что этот парень, назвавшийся моим отцом, выглядел слишком похоже на тех людей (не внешне – внутренне), которые не только видели, но и участвовали в военных действиях. А также потому, что я не смогла увидеть его профиль.       А ведь мне ещё не доводилось встречать подобных личностей. В особенности если вспомнить, что многие из тех, кто приходили в приют за детьми, были военными. Иногда, даже достаточно высокого звания. И все их профили были для меня, как на ладони. Пусть и с ограниченным количеством информации (считай, самые незначительные сведения, вроде имени, возраста и рода деятельности), но они были. В то время, как профиль моего отца – состоял сплошь из тех самых вопросительных знаков. Подозрительных символов, которые, частично, покрывали ореолом тайны и мой собственный статус...       – А ты бы хотела уйти отсюда? - спустя некоторое время, неопределённо спросил мужчина, но при этом я отчётливо ощутила исходящее от него напряжение.       – Ну, мне, конечно, хотелось бы повидать «внешний мир», - я не удержалась от некоторой доли иронии, отразившейся в голосе, – но только тогда, когда там станет безопаснее, а то, что не день – то очередное громкое событие. И пусть Йокогаму военные действия практически не затронули, но в ней всё равно сейчас неспокойно. Так что лучше уж я здесь пока побуду, чем окажусь среди усталого общества, которое ещё не забыло жестокость прошедшей войны, - и, действительно, в этом и состояла одна из основных причин того, почему я решила не сбегать из приюта (после постельки и трёхразового питания-то!).       Да и сложившаяся в городе ситуация, узнанная из газет, которые читали настоятели (и подшивки которых хранились в дальнем углу библиотеки), и услышанная по местному телевиденью и радиовещанию, в общем, была достаточно неспокойной, чтобы в один момент убедить меня в бесперспективности подобной затеи. Только одни проблемы и тысячи загубленных на этой почве нервных клеток, даже если я заранее выкраду свои документы!       А там открытый вопрос с питанием, гигиеной и жилплощадью, которую, для ребёнка моего возрастного контингента, можно было найти только в трущобах Котобуки или в Иностранном квартале с его новообразованной год назад, вследствие взрыва колоссальной силы, улицей Сурибачи, или же, как её наименовали в простонародье – Чаши. А эти места, в свою очередь, представляли наибольшую опасность в портовом городе, даже для обученных эсперов (существование которых, что удивительно, скрывалось правительством от широкой общественности – и, вроде, даже достаточно успешно, так как одарённых было не то, чтобы много, – но если уметь читать между строк...)!       И потому туда, к слову, не решалась соваться не только обычная, гражданская полиция, но и военная полиция. Правительственная организация при Министерстве внутренних дел и Особом отделе по делам одарённых Японии, которая специализировалась на подавлении, вооружённом захвате пользователей способностей и предотвращении разного рода вооружённых конфликтов и терактов (согласно информации, милостиво предоставленной мне Системой, так как в газетах подобных сведений, естественно, не встречалось, так как правительство официально не признавало существование людей со сверхъестественными способностями; однако, даже не взирая на подобную политику, слухи ходили, пусть им и не всегда верили в силу их нереальности). А это на что-то, да намекало!..       – Тогда, Ацуши, ты не против, пока, побыть в этом приюте?.. - не смотря на заметное напряжение, черноволосый выдохнул с заметной долей облегчения.       – Ну, тут безопаснее, чем снаружи. Да и, из того, что я увидела, вы обо мне волнуетесь, а это значит, что вы оставили меня здесь не просто так. И, возможно, именно из-за вас директор, когда думает, что меня потерял, пугается, словно чёрт – ладана, и всеми правдами и неправдами не даёт мне покинуть приют?.. - высказав свою гипотезу и вопросительно вскинув бровь, я принялась ожидать реакцию парня (ведь вопрос, так-то, был достаточно смелым, и потому я затруднялась предположить, как отреагирует на него внезапно объявившийся родитель), которая, впрочем, не заставила себя долго ждать.       – У нас, скажем так, состоялся весьма плодотворный разговор... - на лице черноволосого, который, судя по всему, решил ничего от меня не скрывать, вновь проступила та самая, жутковатая, откровенно пугающая улыбочка, а в глубине аметистовых глаз сверкнуло мрачное довольство. Слишком отчётливое удовлетворение, которое только ещё больше уверило меня в том, что сидящий передо мной человек являлся истинным виновником подобного положения дел. А также в том, что методы, для достижения этой цели, были использованы, мягко говоря, нестандартные, а то и вовсе – профессионально-специфические.       Всё же, пусть мой отец и выглядел достаточно утончённым (в особенности учитывая его едва ли не болезненную бледность, а также отчётливые следы затяжного недосыпа), но интуиция, на пару с инстинктами, настороженно предупреждала, что находившийся передо мной человек – очень опасный, смертоносный хищник. А также о том, что мне очень повезло, что он находился в достаточно благодушном настроении, да и вообще относился ко мне на редкость покровительственно. Впрочем, это-то, как раз-таки, и было совсем не удивительно, в особенности учитывая то довольство, гордость, и что-то отдалённо походившее на нежность. Чувства, которые, временами, мимолётными тенями мелькали в его взгляде, и уже более отчётливо – ощущалось в его эмоциональном фоне.       – Но людям же свойственно всё забывать, если им об этом периодически не напоминать, а директор боялся именно, что всегда. В особенности в те дни, когда я не попадалась ему на глаза во время ужина, - задумчиво сомкнув брови, я пристально, с ожиданием посмотрела на сидящего напротив парня, который, с родительским умилением, внимательно следил за ходом моих суждений. – А это значит, что вы должны были ему об этом довольно часто напоминать...       – Предположим, яд... - легкомысленно-небрежно отозвался черноволосый, от которого так и сквозило хорошо скрытым предвкушением.       И, вроде бы, сказал он правду – тем самым заставив меня удивлённо вскинуть брови, (а также подтвердив мои мысленные доводы в пользу его несомненной опасности), – но в тоже время, и нет. А это уже заставляло задуматься. Основательно так задуматься, и взглянуть на всю эту ситуацию под совершенно иным углом.       – Ну, предположим, что яд всё-таки был. В начале... - я осторожно начала высказывать сложившуюся у меня теорию, одновременно с этим продолжая наблюдать за любыми, даже малейшими колебаниями спектра эмоционального поля моего собеседника, которое я ощущала особенно тонко. В особенности в столь «острый» момент, находившись под прицелом цепких глаз потенциально опасного хищника, который с интересом внимал каждому моему слову. И судя по его состоянию, которое, однако, никак не отразилось на ставшем непроницаемым, словно холодная фарфоровая маска, лице мужчины, сказанное мной ему более, чем понравилось. А это, в свою очередь, означало, что я находилась на верном пути. – Но я сомневаюсь, что было бы м-мм... рационально использовать на нём столько времени, наверняка, очень редкую, дорогую вещь. Да и выглядит директор слишком хорошо для того, кто этот яд принимает, ну, за теми редкими моментами, когда я не показываюсь на ужине. Потому, возможно… вы просто поддерживаете видимость того, что этот яд есть, - я изумлённо выдохнула, сражённая внезапным осознанием, которое естественным образом выходило из тех предположений, которые были высказаны мной по ходу размышлений вслух.       Что сказать, конечно, не то, чтобы я действительно была столь сообразительной, чтобы на основе обычных суждений с минимальным количеством деталей (а также чутко прислушиваясь к своим чувствам и эмоциям собеседника) сложить цельную, кое-где даже логичную, картину. Просто, ещё в своём прошлом настоящем, я была поклонницей, так сказать, детективных жанров и стратегий, а также тех произведений, где герои выходили победителями именно за счёт своей хитрости и сообразительности. Были настолько умелыми, талантливыми и убедительными, что в их ложь, которую они выставляли, как истину, было легко поверить, так как она выглядела слишком правдиво и естественно, чтобы в ней усомниться.       Потому я, примерно, представляла себе тот принцип действий, которым руководствовался мой, отнюдь не белый и пушистый, родитель. Двадцатипятилетний мужчина, который явно успел отточить умение быть убедительным до предельного уровня, а также прекрасно разбирался в тонкостях человеческой психологии. И потому мне было совершенно не сложно представить, как он настолько феерично обводит кого-то вокруг пальца (скорее, эта картинка так и встала перед моими глазами, стоило мне только об этом подумать). И заканчивает битву ещё до её фактического начала, до выхода на поле боя (это тоже мной с лёгкостью представлялось). И всё это – без использования способности. А ведь, судя по недвусмысленным намёкам интуиции, она у него также имелась!..       Конечно, я прекрасно понимала, что иметь дело с подобной личностью было опасно, а также чревато появлением в жизни массы совершенно ненужных проблем (и, по большей части, именно из-за самого факта наличия в непосредственной близости подобного индивида!). В особенности если этот человек в тебе ещё и заинтересован!       Однако, как теперь предстоит поступить мне, кто была связана с таким человеком напрямую – по крови, и даже ощущала (пусть и очень смутно, да и возникшее далеко не сразу) чувство защищённости, некого тёплого и успокаивающего душевного родства? Ощущения, которые помогли бы мне расслабиться, если бы не инстинкты, которые настойчиво отказывались так сразу снижать уровень бдительности в присутствии столь опасного, пусть и очень довольного, хищника. И я, в принципе, была полностью с ними согласна, так как являющийся моим отцом молодой человек был очень умён, а также явно имел за плечами впечатляющий, для своих лет, боевой, военный опыт. Пусть даже и не на передовой (всё же, он уже продемонстрировал, что является, по большей части, человеком ума), хотя...       ...а кто его знает, ведь не стоит забывать, что в этом мире внешний вид, благодаря существованию способностей, ещё ничего не говорил о наличии или отсутствии боевого потенциала (иногда, даже воистину убойного потенциала!). И я была отличным тому доказательством, пусть и, пока, ещё в полной мере не освоила все доступные мне возможности!       – Верно, я действительно использовал яд только в первый раз, чтобы показать, что будет, если он примет всё это за пустую игру, и не будет принимать «противоядие». И этого хватило. Пусть я и надеялся, что он будет более волевым человеком… - одарив меня мягкой улыбкой и бесконечно довольным, умиротворённым взглядом, произнёс гордый родитель. – Ну а вместо противоядия – отправлял обычные антидепрессанты, которые он и принимал. Обычная тактика, исполнение которой практически не даёт осечек.       – Не могу сказать, что согласна с вашими методами, но, учитывая состояние директора, те антидепрессанты точно пошли ему на пользу, - так как я просто не знала, как мне ещё прокомментировать всю эту ситуацию, подробности и обстоятельства которой стали проясняться для меня неожиданно быстро, то я решила высказать ему своё мнение, которое было отличным от такового у мужчины.       И, нет, не то, чтобы я оправдывала его жёсткие (а кое-где – даже весьма жестокие) методы, просто я понимала, что после войны, которая, согласно известным мне устным и письменным источникам, продолжалась немногим больше десяти лет, его понятие «морали» – которое, само по себе, и так достаточно относительно и размыто, – было сильно искажено. А ведь там, на войне, как известно, хороши все средства, которые прямо или косвенно способствуют сохранению собственной жизни, а также целостности своих товарищей, с которыми бок о бок приходится проходить этот нелёгкий путь. Да и не стоит забывать про гибкость человеческой психики, которая всегда помогает сознанию подстраиваться даже под самые суровые жизненные обстоятельства...       – Было бы очень печально, если бы директор этого места сменился так быстро, - отстранённо-глубокомысленно изрёк черноволосый, тем самым демонстрируя, что он досконально продумал и этот момент. – Ацуши, я понимаю, что тебе может быть очень сложно принять меня, как своего отца, но мне бы очень хотелось, чтобы ты, для начала, стала разговаривать со мной более свободно. Официального, уважительного обращения мне хватает и... на работе, так что мне бы хотелось, чтобы ты обращалась ко мне на ты... пожалуйста?.. - последнее слово, произнесённое после непродолжительной паузы и с явственно вопросительной интонацией, вопреки всему, сказало мне много больше, чем всё остальное. А также поведало мне о том, что этот молодой человек явно не привык о чём-либо просить. Настолько, что даже подзабыл столь простое слово (хотя, возможно, с этим я уже немного утрировала, но что-то гложили меня определённые сомнения, чтобы парень использовал это слово так уж часто).       Он явно привык командовать, управлять, а также к тому, что его приказы подлежат немедленному, неукоснительному исполнению. И это, не говоря уже о его хитрости, изворотливости и впечатляющих навыках (насколько я могла судить, исходя из нашей первой встречи) манипуляции. Пожалуй, на мой скромный, неискушенный достаточно яркими примерами в жизни, взгляд, сидящий передо мной мужчина имел все задатки лидера. Того, за кем пойдут. А также обладал удивительной харизмой, даже не смотря на внешнюю, едва ли не аристократическую утончённость и некоторую видимую болезненность.       Он был словно острый, изящный клинок покоящийся в ножнах, но готовый в любой момент предупреждающе обнажить свою холодную, беспощадную и неумолимую сталь. Опасный хищник, который с ненавязчивым, снисходительным интересом обозревал вьющихся вокруг него зверьков, но который, однако, явно был заинтересован в собственном ребёнке. Пусть и не имел возможности увидеть меня раньше из-за так называемой «работы», о сути которой он решил так многозначительно умолчать, что наводило на мысли и подозрения о том, что дело, к которому он решил приобщиться (а, исходя из высказанных намёков, возможно, даже возглавить!) имело не совсем легальный характер. И предполагало наличие серьёзных, не обделённых властью конкурентов и недоброжелателей. А то и врагов...       – Ну, я-то, конечно, не против, - продолжая глядеть в глубокие, проницательные аметистовые глаза своего родителя, задумчиво отозвалась я. – Но мы встретились только сегодня, а это также накладывает свой отпечаток на меня и моё доверие к вам, ведь мы сейчас, по сути, незнакомы. Я даже не знаю вашего имени, а это также не способствует сближению. Не говоря уже о том, что ко взрослым я привыкла обращаться уважительно...       Стоило мне только завершить свой мягкий укор, который был призван донести до родителя мою точку зрения, как я сумела разглядеть отразившееся на лице черноволосого замешательство, которое было куда как ощутимее в его эмоциональном фоне, и тесно переплеталось с эмоцией, отдалённо походившей на смущение. Однако, мне следовало отдать ему должное, ведь на непроницаемом лице парня не нашло явного отражения ни одно из столь ярких чувств!       – Я... не привык называть кому-то своё имя, так как те, кому я нужен, обычно, и так прекрасно его знают... - спустя непродолжительную паузу, осторожно, словно прощупывая почву, начал молодой человек. – Конечно, тебе, Ацуши, оно может показаться довольно странным, но я всё же представлюсь. Фёдор Достоевский – довольно известный эспер и твой отец...