Если тебе вдруг захочется осудить кого-то, вспомни, что не все люди на свете обладают теми преимуществами, которыми обладал ты. («Великий Гэтсби») Френсис Скотт Кей Фицджеральд Что бы делало твоё добро, если бы не существовало зла, и как бы выглядела земля, если бы с неё исчезли тени? («Мастер и Маргарита») Михаил А. Булгаков
Если кто-то ожидал увидеть эпическую эпопею о сражении двух эсперов, то... ...боюсь, вы пришли явно не по адресу, ведь что Достоевский, что Нацумэ Сосэки, просто стояли, да сверлили друг друга напряжёнными взглядами. И если у отца это напряжение было подчёркнуто-нейтральным, чисто из уважения к личности деда, то вот у оджи-сана оно было куда более выразительным. Что уж тут говорить, если мужчина едва стоял на месте, будучи готовым в любой момент отскочить, дабы разорвать дистанцию с черноволосым (пусть это и было не настолько заметно, однако я видела, как его тело напряглось, вытянулось, как натянутая до предела струна!), но всеми силами пытался не демонстрировать очевидного опасения перед находившимся напротив молодым человеком. Правда, продлилось это не долго, ведь мама, на присутствие которой все резко перестали обращать внимание, решила показать себя, и потому, демонстративно неспешно, бесшумно вышла из-за спины эспера, где, до недавнего времени, занимала стратегически выгодную позицию. И дедушка явно оценил сей великодушный жест ненападения (повторного, ага), но это не означало, что он в один момент стал менее настороженным – скорее наоборот. Неизвестная персона в лице моей матери, да ещё и занявшая своё место подле Демона Севера, заставила Сосэки только больше напрячься. Вероятно, далеко не последнюю роль в этом сыграл и тот факт, что женщина была довольно похожа на Шибусаву Татсухико – эспера с не менее мировым именем, чем сам Достоевский. И потому, первым вопросом, предок озвучил свои подозрения об их родственной связи. И, закономерно, получил ответ на свои предположения. Однако если, изначально, он предполагал, что моя ка-сан – просто близкая родственница известного агента, действовавшего под эгидой ООН и Европола (ну, мало ли, сестра-близнец у него была, или кто ещё), то оджи-сан и предположить не мог, что стоящая перед ним женщина, и специальный агент по урегулированию вооружённых конфликтов среди одарённых, вплоть до уровня Трансцендентных – одно и то же лицо! Впрочем, в тот момент, в этом была возможность убедиться у всех присутствующих на площадке перед условно-заброшенным складом – уж больно выразительным и красноречивым было лицо Нацумэ Сосэки, когда ка-сан, наконец, донесла до него эту истину, а после – и продемонстрировала, на несколько мгновений наложив на себе прославившуюся, в определённых кругах, иллюзорную личину. Но не будем отрываться на подобные мелочи, ведь стоило первоначальному градусу накала немного опуститься, а затем, и вовсе – смениться на не менее подчёркнуто-натянутую вежливость с примесью неприкрытой осторожности (той самой, с которой сапёр передвигается по обманчиво спокойному, зеленеющему полю в поиске преинтереснейших открытий в тротиловом эквиваленте, которые ещё неизвестно, когда могут рвануть, и прочих, не менее непредсказуемых, «подводных камней»), как дело пошло более гладко. Ну, по крайней мере, разговор они начали, и даже, вроде, не воспринимали друг друга столь резко-негативно, как я того подспудно ожидала (и, чего уж тут таить, опасалась, в особенности, когда в памяти было ещё слишком свежо их первое, оригинальное приветствие). Всё же, даже не смотря на видимое даже невооружённым глазом взаимное недоверие обеих сторон, у них была одна единственная точка соприкосновения – я. Тот самый шаткий, канатный мост над глубоким тёмным каньоном неизвестности, из-за соприкосновения с которым личностных интересов обеих сторон, им пришлось идти на компромиссы. Ведь отказываться от меня явно не собирался никто. Вернее, если сформулировать всё немного точнее, дедушка просто очень хотел принять посильное участие в моём воспитании, и потому ему пришлось пойти на некоторые уступки перед моими родителями. Однако этот разговор, следствием которого стало появление в моей жизни ещё одного родственника на более-менее постоянной основе, естественно, произошёл уже без моего посильного участия (хотя бы в виде буферной зоны между двумя заинтересованными сторонами, да), и за закрытыми, от моего любопытного носа (и не менее острого слуха), дверями. И, само-собой разумеющееся, сей дипломатичный дебат условно-дружелюбных сторон вёлся не на свежем воздухе, а, как и подобает всякому серьёзному обсуждению – в отдельном, изолированном от внешнего мира зале, который также имелся под заброшенными складскими помещениями. В том месте, к слову, также находился и мой тренировочный зал (приличных, впечатляющих размеров помещение, что было спрятано под землёй и куда больше напоминало настоящий полигон), который, раньше, ещё во времена Великой войны, являлся частью подземного убежища некой преступной группировки, что была уничтожена в одном из вооружённых конфликтов, и убежище которой так и осталось невостребованным (если подобное вообще можно сказать про укреплённый пластинами из какого-то прочного металлического сплава скрытый подземный комплекс). Но только до того момента, пока не было обнаружено и приватизировано моими родителями. А уж те, как никто другой, постарались, чтобы, уж теперь-то, его с гарантией никто не отыскал. Всё же, с какой стороны не посмотри, заброшенный склад (подобных которому, на деле, было довольно много в округе) был таким местом, которым вряд ли заинтересуются законопослушные граждане страны восходящего солнца. Но то ли дело разного рода криминальные элементы, которых в Йокогаме, после прошедшей войны, развелось достаточно много (не зря, в некоторых кругах, его называли не иначе, как «городом демонов»). В том числе и заграничных, – так называемых военных преступников и дезертиров. Однако, если бы они всё-таки решились на подобную амбразуру... ...в общем, я бы им, в таком случае, не позавидовала (пусть и не знала, что точно должно было с ними произойти, но, вне всяких сомнений, – нечто достаточно неприятное, и как бы не смертельно), ведь Достоевский, даже не смотря на относительно ровные, кое-где даже действительно похожие на родительские, тёплые отношения, так и не смог окончательно скрыть от меня свою художественную жёсткость, что очень тонко граничила с жестокостью. А также исключительную мстительность (не на грани отместки даже за самые мелкие обиды, конечно, но даже мне он говорил, что каждому обидчику нужно отплатить сторицей, чтобы последующие дважды подумали, прежде чем идти на риск и затрагивать чужие, его интересы), которая шла у него едва ли не наравне с его же жаждой знаний. Естественно, при мне он не демонстрировал наглядного примера проявления своих тёмных сторон, однако, временами, проскальзывало в его речи и пространных размышлениях нечто такое, достаточно пугающее (в особенности, если это было сказано отстранённо-непринуждённо – как обычная сухая констатация факта), но, несомненно, эффективное (если рассматривать с практической точки зрения, естественно). Что сказать, за всё то время, которое я провела с отцом, я не только научилась принимать его самого (а также мириться со всеми его тараканами и прочей мутировавшей живностью, которая заправляла целым оркестром из мыслительных процессов в его гениальной голове), но и, в некотором смысле, поняла, чем он руководствуется, берясь за то или иное дело. Конечно, осознание этого произошло не сразу, а нисходило до меня, так сказать, постепенно, раскрываясь по мере прохождения наших своеобразных уроков. Но это, безусловно, принесло свои плоды в понимании такой сложной личности, как Демон Севера. Человека, который, превыше всего, в каждом своём действии и всех сложносоставных стратегиях, основанных на многоступенчатом анализе, ставил именно эффективность. Чтобы один раз – и окончательно. До смерти. Чтобы не ударили в спину, если проявит слабину, оставив за спиной недобитого недруга. Чтобы у врага не было и шанса (впрочем, также, как времени и возможности) найти наиболее болезненные точки, по которым можно нанести удар. Всё же, Достоевский предпочитал действовать на опережение, и потому всегда поступал артистически, искусно жестоко. Настолько, чтобы в его сторону (а также в сторону его организации и всего прочего, что имело к нему непосредственное отношение), никто даже не смел глянуть косо. Чтобы одно только упоминание его имени сразу же отваживало часть возможных организаций и прочих группировок, которые могли бы, как стая гиен, осмелиться выступить против него, позволь он себе даже мимолётную слабость... Жестокая стратегия, которая наиболее действенно показала себя во время военных действий, когда мало кто действительно считался с человеческими жизнями (и в особенности это касалось именно одарённых, многие из которых, ощутив власть над более слабыми, обычными гражданскими, стали упиваться этим чувством превосходства, убивая тех, кто ниже их, практически без разбору), ставя во главе стола исключительно силу. В частности, именно сверхъестественные, ломающие представления о реальности, её проявления и составляющие. И подобная стратегия полностью себя окупила, ведь даже сейчас, спустя пять лет после окончания Великой войны, имя Демона Севера предпочитали упоминать исключительно шёпотом и с опасливым трепетом, ведь Фёдор также был известен тем, что знал буквально всё и обо всём. А также свой исключительной мстительностью ко всем альтернативно одарённым, кто осмелится перейти ему дорогу... И моему дедушке похоже, также было об этом известно. Оттого и продемонстрированное им напряжение, вместе с готовностью в любой момент сорваться с места, ведь, в некоторых кругах, ходили слухи о смертоносности способности Достоевского. Но при этом, концепция её действия так и продолжала оставаться неизвестной (при том, что эта информация также носила характер предположений, и потому не признавалась однозначно верной, ведь все ещё слишком хорошо помнили, кто руководит крупнейшей в Евразии информационной сетью, и небезосновательно опасались дезинформации в обсуждениях подобного рода), однако от знания этого она не становилась менее опасной. Ведь в тех делах, в которых он засветился (впрочем, я вполне оправданно полагала, что сделано это было намеренно, так сказать, чтобы поддерживать устрашающую репутацию, ибо, как я уже успела заметить, если отец и делал что-то, то предпочитал оставаться в тени), мужчина мог убить и своими руками, и оттого предположения разнились. А иногда, и вовсе, – едва ли не граничили с фантастикой, и потому однозначного ответа на вопрос, какой же способностью был одарён Фёдор, не было. Мне, впрочем, также не было об этом известно. Ну, как-то наши разговоры не доходили до темы его дара, да и я сама не спешила спрашивать. И, не то, чтобы мне не было интересно, просто... просто. Даже не смотря на определённый уровень доверия со стороны отца, мне не хотелось лезть так глубоко к нему в душу. Ведь способность для человека, как я считала, была вещью довольно интимной. Тем, о чём человек должен решиться рассказать самостоятельно, даже в том случае, если это касается родного родителя (в особенности столь неординарного). Всё же, даже в различных организациях и прочих структурах, подобный вопрос считался достаточно некорректным (и это ещё мягко говоря), и потому за такое могли и убить... Так что, можно сказать, что мне была понятна реакция Нацумэ Сосэки на встречу со столь одиозной в Европе личностью здесь, в Йокогаме – городе, который не относился к сфере интересов «Крыс Мёртвого дома» и, в частности, – их лидера. Человека, который, на данный момент, должен находиться, и вовсе, в другой точке земного шара!.. Но перейдём к подземным этажам «склада», где находился тот самый полигон, и с десяток других комнат жилого типа (а также складские помещения и прочие технические комнаты, однако сейчас речь пойдёт совсем не о них), в одной из которых и проводилось знакомство дедушки с соулмейтами его сына и, по совместительству, моего второго отца, которое грозило перерасти (если уже не переросло) в полноценные дипломатические переговоры. Особенно в свете того, что меня, в присутствии кого взрослые (в особенности мои родители, темперамент которых был мне знаком куда лучше, нежели характер не так давно отыскавшегося дедушки) ещё старались сдерживать свой не самый лёгкий нрав, там не было. И потому, что ка-сан, что отцу, больше ничего не препятствовало, чтобы начать полноценную интеллектуальную массированную атаку, не ограничивая себя, при этом, в словах и действиях, да... Но, изначально, всё началось с того, что взрослые удалились, дабы обсудить дела насущные и поговорить о главном, в то время, как меня оставили в соседней комнате, чтобы я, так сказать, не мешала им решать серьёзные вопросы. Вот прямо так взяли, и оставили, даже не дав поприсутствовать и послушать свои разговоры! Так что было не удивительно, что я была возмущена до глубины своей любопытной, пытливой и в меру ленивой души (которой взрослые всё никак не дадут вволю отдохнуть, но это детали, ведь я, согласно их авторитетному мнению, должна учиться, так как дети куда лучше воспринимают и усваивают информацию). Однако я не была бы дочерью своих родителей (в особенности учитывая всё то, чему они меня научили!), если бы меня остановили подобные условности – а также не такие, чтобы совсем уж большие трудности, ведь план убежища я досконально изучила ещё в первое своё посещение этого месте! – так что пусть теперь сами ощутят на вкус плоды своих усилий! Да и отец не раз мне говорил, что лучшее применение своих знаний – именно практическое... К чему я всё это веду? Ну, начать следует хотя бы с того, что на месте я сидеть решительно не собиралась! Шутка ли, там вполне могли настоящую историю моего появления на свет обсуждать, а не то относительно-подробное, пестрящее дырами и логическими незавершённостями нечто, где действительно реальным, свершившимся событием, был сам факт моего рождения; да и то, история-то весьма мутной получалась, в особенности, если учитывать, что родилась я едва ли не в самый разгар военных действий! Так что, предварительно отключив датчики движения в вентиляционной шахте, которая удобно проходила над моей комнатой и тем самым кабинетом (впрочем, как и на протяжении всего подземного комплекса, разделённого на специальные сектора, каждый из которых имел особую, индивидуально запрограммированную предприимчивым русским защиту, которую мне пришлось взламывать, тем самым потратив приблизительно половину часа с начала их разговора), я принялась за исполнение своего плана. Ну, не такого уж и плана, а скорее обычной схемы, ведь я хотела просто забраться в эту самую трубу, и послушать, о чём же, на самом деле, будет вестись речь за закрытыми от меня дверями... Однако даже не смотря на некоторую степень продуманности, мой план всё же потерпел феерический провал, когда я, в свой кошачьей форме (которая, за счёт своих компактных размеров, соответствующих небольшому, полугодовалому котёнку, больше всего подходила для блуждания в ограниченном пространстве вентиляционных шахт), выпала из трубы прямо на руки Достоевскому. Подозрительно так усмехающемуся, и чем-то, несомненно, очень довольному отцу, который, неопределённо хмыкнув, принялся с самым загадочным видом меня наглаживать, попутно разъясняя, в чём же я, собственно, допустила ошибки. Да, всё было именно так. Меня не ругали и не отчитывали, а спокойно, с толком и расстановкой, в подробностях поясняли, в чём именно я ошиблась, и какие оплошности допустила, дабы я, в будущем, обращала своё внимание на подобные детали, и больше так не прокалывалась. И всё это происходило в абсолютной тишине, которая наступила в комнате сразу же, после моего воистину грандиозного падения, что завершилось на коленях у родителя, и под снисходительные взгляды матери, которая, за прошедшее время, привыкла наблюдать подобную картину. Всё же, даже не смотря на то, что я, обычно, пребывала в своей человеческой форме, но, временами, случались и подобные исключения, когда я, к примеру, пыталась подглядывать за отцом во время видеозвонков, которые Достоевскому приходилось совершать едва ли не на регулярной основе, дабы держать в узде свой филиал выездного цирка русского разлива. Правда, ситуацию омрачало то, что я неизменно попадалась, даже не взирая на то, что в кадре точно не отображалась, и даже кончиком хвоста не мелькала, а выходила – только строго по их завершению, но это уже детали. Однако дедушке, до сего момента, явно никогда не доводилось становиться свидетелем подобного зрелища, как дающий нравоучительные советы Демон Севера, и потому было совершенно не удивительно, что взирал он на подобного рода семейную сцену с откровенным изумлением. А также в самых растерянных, сумбурных чувствах. И там, думаю, было действительно много чего, что могло вызвать в нём столь разрозненные, неопределённые эмоции, ведь Нацумэ Сосэки явно был растерян. И кто его знает, что именно привело его в столь смешанные чувства: то, что Фёдор общался со мной, считай, на равных, и воспринимал, не иначе, как полноценного собеседника, или то, что он планомерно разжёвывал каждый мой шаг, которые ему удалось спрогнозировать (в особенности, если учитывать поставленный прямо под вентиляционной трубой стул и, как я подозревала, заранее открытую решётку, которая, насколько мне было известно, ещё некоторое время назад, была плотно прикручена крепкими болтами!)... Впрочем, стоило Достоевскому завершить свои нравоучительные речи и отпустить меня с рук, чтобы я могла вновь вернуться в человеческий облик, как отец тут же дал мне понять, что всё самое важное, главное и, соответственно, вызывающее у меня наибольший интерес, уже успели обсудить без моего присутствия! Вот так, взяли и, на удивление, быстро обсудили. И потому мне только и оставалось, что теряться в догадках о том, как они смогли настолько быстро прийти к компромиссу (так как я справедливо полагала, что им понадобится едва ли не весь день!), однако же... ...реальность, на собственном, наглядном примере, продемонстрировала, что, иногда, имеет потрясающее свойство отличаться от наших ожиданий! Но окончательные итоги сего подозрительно быстрого совещания, мне стали ясны едва ли не сразу, так сказать – с первого взгляда, ведь родители не только не стремились прогонять Сосэки, но и позволили ему стать свидетелем столь семейной сцены. А это о чём-то, да говорило. Однако от этого, сам факт осуществления подобного развития событий не утратил своей актуальности, ведь дедушке каким-то неведомым образом удалось договориться с двумя непримиримыми, по-своему эксцентричными людьми, зовущимися моими родителями, и добиться возможности не только видеться со мной, но и обучать. Чему именно, я, пока, даже не бралась предполагать – хотя, если так подумать, присутствовали у меня определённые мысли на этот счёт, – но это, несомненно, обещало быть чем-то необычным. Ведь, если так посудить, чем Нацумэ Сосэки мог заинтересовать двух достаточно сильных эсперов с мировыми именами и не менее завышенными требованиями к каждому, кого они допускали в свой круг общения, чтобы ему разрешили видеться со мной? Мне на ум приходила только клановая методика воспитания малолетних оборотней. Ведь, действительно, где они ещё найдут проверенного специалиста, который будет не только кровно заинтересован в том, чтобы достойно меня обучить, но и не будет относиться к числу тех, кто хочет подобраться к слабому месту столь могущественных личностей, как Демон Севера и Белая Ночь? То-то же. И особенно в свете того, что отец так окончательно и не смирился с тем, что я пошла по непроверенному, сложнопрогнозируемому пути, конечный итог которого будет отличным от известной, условной шизофрении, которой владели все, кто разделял себя со своим внутренним зверем. По крайней мере, на тот момент, это виделось мне единственным более-менее приемлемым, жизнеспособным вариантом, а также весомой причиной для того, чтобы они вообще подпустили ко мне дедушку. Ведь каждый родитель хочет защитить своего ребёнка буквально от всего, и в особенности от того, чего он сам не понимает. А моя способность была для взрослых именно чем-то таким, условно-безопасным. Как пороховая бочка, которая могла вспыхнуть от неосторожного с ней обращения с применением определённого катализатора. И потому для них было естественно желать найти квалифицированного специалиста, который не только вырастил пару-тройку пользователей способностей подобного вида, но и мог бы объяснить им тонкости и прочие «подводные камни» моего дара, некоторые особенности которого до сих пор продолжают раскрываться и удивлять взрослых широтой своего функционала... И время показало, что всё в действительности обстояло именно так. Что Нацумэ Сосэки – который также достаточно охотно присоединился к моему воспитанию, – сумел заполучить эту возможность едва ли не сразу, стоило ему упомянуть о том, что ему не понаслышке знакомы те методики, которые используют для обучения оборотней. В том числе, и их скрытые, не перенесённые в архивы и не задокументированные в цифровом виде, нюансы, которые ревностно охранялись каждым кланом и школой (как бы громко это не звучало для семей, в которых людей, имеющих силу перевёртышей, набиралось едва ли с десяток). Конечно, как я подозревала, отец и ка-сан ещё немного основательно его промариновали, прежде чем озвучить свой окончательный вердикт (ибо по части пространного словоблудия, как имеющие выходы на вышестоящих, да и просто крутящиеся в высшей лиге, среди одарённых, у них имелся огромный, впечатляющий опыт), но и дед явно был не лыком шит, раз ему не только удалось выдержать напор моих родителей, но ещё и добиться своей цели. А это значило достаточно многое – по крайней мере, лично для меня, – ведь выступить против людей, о которых даже в теневой Европе отзываются с исключительной опаской... ...подобное, в особенности, если знать подоплеку и непримиримый характер моих близких, вызывало невольное восхищение! Но дедушка выдержал их общество и в первый день, и во второй. И даже не изменил своего решения спустя месяц, в течение которого, что Достоевский, что Шибусава, проявляли к его персоне повышенный интерес и выделяли, так сказать, персональную долю внимания. А в первую неделю, и вовсе, не оставляли наедине, и потому кто-то один из них (а то и оба) непременно присутствовал, когда мы оставались в одном помещении. И их можно было понять, так как им, в силу специфики их работы, было сложно заводить новые знакомства. В особенности близкие, основной составляющей частью которых было именно доверие. То самое чувство, профессиональную проблему с которым испытывали, вероятно, все те, кто был замешан в политику, да и вообще в игры высшей лиги. И проблема с которым встала наиболее остро именно сейчас, когда им, фактически, требовалось доверить свою дочь практически незнакомому человеку. Пусть и являющемуся отцом их пропавшей родственной души и моим родным дедушкой. Так что взрослым, можно сказать, пришлось переступить через себя (пусть и оправдывая подобные действия необходимостью появления у меня умелого наставника, который помог бы мне развить собственную способность; ведь находить оправдания, порой, много проще, чем искать действительные причины для отказа, в особенности, если они, главным образом, заключаются в тебе самом). Преодолеть свои опасения и подозрения, и медленно, постепенно, отпускать их, чтобы, соответственно, со временем, они вылились в более-менее доверительные отношения. Конечно, о полноценном доверии было говорить ещё слишком рано, однако же, теперь оджи-сан, по крайней мере, мог остаться со мной наедине на полигоне. И родители даже не реагировали на его присутствие столь остро и настороженно, как это было в первые недели. Но встречались мы только в убежище под складом, так как пускать Сосэки ещё и под приют взрослые разумно поостереглись. Однако некоторые более значительные подвижки стали появляться ближе к весне, когда родители, что удивительно, единогласным решением, запретили мне выходить на прогулки даже в безопасные районы. Естественно, подобная настораживающая сплочённость (хотя, если так подумать, они всегда проявляли исключительное единодушие, когда дело касалось моей безопасности, но это явно не относилось к этому случаю) не могла быть вызвана чем-то тривиальным. И, как оказалось, так произошло и на этот раз, ведь, как я выяснила несколько погодя, причина была более, чем заслуживающей внимания, ибо действующий босс Портовой мафии, в своём всё более прогрессирующем старческом маразме, приказал отравить воду в одном из относительно-безопасных районов (который, по крайней мере, до недавнего времени, ещё считался таковым), так как в нём, согласно неким его соображениям, скрывались его враги. Что именно это за неназванные недруги были, конечно, так и не установили, но жертв, которые слегли с сильнейшим отравлением, было достаточно много – практически несколько сотен гражданских, которым не посчастливилось, в тот день, отведать отнюдь не столь безопасной, как это обычно бывало, водицы. И количество жертв могло бы увеличиться, если бы не бдительные граждане, которые сами, своими силами, оперативно установили причину массовых отравлений и сообщили об этом в эфир местной радиопередачи. А после – и до полицейского департамента дошли!.. Однако даже не смотря на относительно благополучный итог, этот случай наглядно продемонстрировал, что теперь даже так называемые благополучные, тихие районы, больше не являлись таковыми. Ведь в безумцах, которым ещё неизвестно, что может взбрести в голову в следующий момент, была страшна именно внезапность. Та самая непредсказуемость, которую невозможно было просчитать и предугадать, чтобы с гарантией избежать наихудшего исхода... И потому мне, соответственно, наказали сидеть дома ради собственной безопасности. А мои прогулки существенно урезали свой маршрут с бункера, до склада – и обратно. Правда, и это продолжалось относительно не долго, так как в Европе, из-за смерти некого сильного эспера, который возглавлял не самую последнюю организацию Германии, начался передел влияния. То самое событие, которое потребовало обязательного присутствия, как Демона Севера, так и Белой Ночи. И если первый требовался там именно как глава своей организации, то мама должна была выступить в качестве гаранта того, что никто из эсперов не переступит определённую черту... ...ту самую, которая может положить начало новой войне. А также в качестве предупреждения для самых ретивых и «особо одарённых», что, в случае нарушения условий договора об ограничении деятельности организаций эсперов и недопустимости невольного вовлечения в подобные мероприятия обычных гражданских лиц, кто-то может своих способностей лишиться. В общем, сложилась достаточно неприятная ситуация, ведь меня банально было не с кем оставить, так как дедушка – который, как оказалось, покинул свою работу не окончательно, и всё ещё продолжал выполнять некоторые задания от лица специального агента Отдела по делам одарённых, – также был очень занят в связи с ожесточившейся политикой Портовой мафии. А оставлять меня в приюте не хотел никто, ведь кто его знает, что и в какой момент может взбрести в голову обезумевшему лидеру мафии, в особенности, когда никого из квалифицированных в этом вопросе взрослых не было в прямой доступности! И я была, в принципе, с ними согласна, но легче мне от осознания этого не становилось от слова совсем! Да и неизвестность, если так посудить, вообще не самое спокойное чувство...⸎ ◊ ⸎ ◊ ⸎ ◊ ⸎
Солнце медленно поднималось над горизонтом, стремясь осветить своими лучами как можно большую часть портового города, который возвышался над заливом. Скользнуло искристой золотой дорожкой по спокойной морской глади, минуя мост, поиграло бликами в окнах небоскрёбов, и озарило своим сиянием зеленеющие парки, в которых только начинали гаснуть фонари. Йокогаму медленно, но верно, поглощал свет нового дня... Редкие пешеходы спешили по своим делам, выгуливали домашних животных, или же просто занимались спортом – вели спокойную жизнь, о неторопливости и размеренном течении которой, ещё несколько лет назад, многие не могли даже мечтать (а в некоторых районах – подобное было невозможно и поныне, из-за бесчинств и бессмысленной жестокости действующего босса Портовой мафии). Однако среди общей массы людей, случайных прохожих, каждого из которых вёл собственный жизненный путь, выделялся один пепельноволосый мужчина в традиционной зелёной юкате с чёрно-золотой накидкой, который неспешным, размеренным шагом прогуливался вдоль Америка-Яма парка. И если бы кто-то, в тот момент, решился спросить встречных пешеходов, то некоторые бы ответили, что часто видят этого мужчину, который каждое утро появляется в этом парке с восходом солнца, и неторопливо, величественно шествует вдоль зелёных насаждений с видом истинного самурая. В то время, как остальные, и вовсе, сказали, что предпочли бы держаться подальше от столь странной, выделяющейся личности, обладатель которой вполне мог сойти за одного из представителей местных банд, которые, и по сей день, властвуют над не самыми благополучными районами города, а также доя-гаями Котобуки. Мнение окружающих каждый раз расходилось, и перетекало из одной крайности, в другую, однако в одном оно было сходно всегда: подходить к этому отстранённому человеку, взгляд стальных глаз которого был столь пронзителен, что на ум невольно приходило сравнение с заточенным лезвием катаны, не желал никто. И так было всегда. Люди каждый раз неосознанно ускоряли свой шаг, стоило впереди показаться невозмутимой фигуре этого человека с пугающим взглядом. Однако никому из них было невдомёк, что этот мужчина совершал свой ежедневный утренний обход вовсе не для того, чтобы впечатлить бдительных жителей Йокогамы, а для того... ...чтобы покормить бездомных кошек. Пушистых, мурлыкающих зверушек, которые всегда ждали своего кормильца в строго определённых местах, и, в отличие от людей, ничуть его не боялись. Этим человеком являлся Фукудзава Юкичи – директор Вооружённого Детективного Агентства, который, прежде, чем отправиться на работу, совершал небольшой круг по району вокруг своего дома, чтобы покормить и погладить всех бродячих котов. Животных, которые охотно, благодарно ластились к рукам мужчины, который их угощал. А после – шёл на работу и, в приподнятом настроении, садился разбирать бумаги, которые всегда, в обилии, сопровождали его должность, как главы официальной организации эсперов, которая сотрудничала с полицией, военными и государственными властями. И сегодняшний день начинался точно также. Практически. Ровно до того момента, пока Фукудзава не оказался в офисе, который всегда, к его приходу, был привычно пуст в столь ранее время… – Опять Рампо решил спрятать свои конфеты в моём кабинете... - с тихим вздохом давно смирившегося с подобным человека, мужчина привычно толкнул дверь (которую, обычно, запирал перед уходом, но, периодически, она таинственным образом оказывалась открыта, так как его, временами, на редкость рассеянный воспитанник, забывал её закрывать) вперёд, и вошёл в свою обитель, которая отличалась от более европейского дизайна офиса, в сторону традиционной японской классики. Однако, стоило ему войти, и привычно, по инерции, развернуться, чтобы закрыть за собой дверь, как мужчина боковым зрением уловил посторонний, человеческий силуэт, обладатель которого со всеми удобствами расположился за его рабочим столом и, стоило Фукудзаве повернуться, стал поднимать руку вверх. И потому... ...дальнейшие действия можно было описать только как слившиеся в единую смазанную тень, которая в одно мгновение оказалась на другой стороне кабинета – настолько отточены и стремительны они были! Действуя на одних лишь инстинктах, которые он подавлял в себе вот уже на протяжении нескольких лет, директор Вооружённого Детективного Агентства резко развернулся, и одним слитным движением достал катану из стоящих на специальной подставке ножен (и которую многие, впрочем, напрасно, принимали за стилизованное декоративное украшение), а после, столь же внезапно, оказался возле стола, и застыл уже напротив незваного гостя. Нежданного визитёра, в опасной близости от горла которого оказалась сверкающая хищным блеском холодная сталь. – Хорошая реакция... Давно не виделись, Юкичи-кун, - преувеличенно бодро, с некоторой долей одобрения, спокойно произнёс мужчина, продолжая, однако, занимать место своего собеседника. А затем, подчёркнуто-невозмутимо, словно не замечая заточенного лезвия у своей шеи, поднёс исходящую паром чайную пиалу к губам, и пригубил травяной напиток. Обладатель этого ровного, низкого, чуть хрипловатого баритона, звучание которого заставило Фукудзаву удивлённо встрепенуться и отвести оружие в сторону, был явно знаком мужчине. Впрочем, было бы куда удивительней, если бы он его не узнал, ведь... – Нацумэ-сэнсей?!. ...нежданным утренним посетителем оказался его учитель.