Our golden years

Та истерика продлилась без остановки до середины ночи, пока мозг Римуса не износился и не вышел из строя, возобновив работу только через сутки. Но легче не стало. А на смену припадка пришла парализующая апатия. Ни крутившиеся вокруг него друзья, ни угрызения совести перед мистером и миссис Поттер, ни нежелание портить всем праздники — ничего не могло поднять его с постели. Когтистые лапы с уродливыми костлявыми пальцами утягивали его в вязкое унылое болото, оставив на поверхности только нос, чтобы он был способен дышать и, к сожалению, не мог умереть. У него не было аппетита, жажды, мыслей. Одна всепоглощающая пустота, за которую он держался изо всех сил. Словно если он будет лежать, не двигаться и молчать, то боль не вернётся. Тишина нарушалась только сердцебиением не отходящего от него Сириуса и встревоженными перешёптываниями за дверью. Порой в комнату заходил Джеймс с двумя заполненными ароматной и, несомненно, вкусной едой тарелками. Одну он протягивал Блэку, а вторую ставил вместо той, что стояла на тумбочке. — Лунатик, прошу, вернись… Шёпот Сириуса проплывал по границе сознания и ускользал. Три дня назад, неделю назад, полгода назад — его бы тронуло, но не теперь. В нём что-то сломалось. Повредилось на самом фундаментальном уровне. Без возврата. А он застрял в непроглядной темноте, что не даёт разглядеть причины поломки. И он один. Он остался совершенно один. И проваливаясь в сон, в настоящий глубокий сон, зацикленное подсознание выдавало одну и ту же картину. Он стоял на подсвечиваемом полной луной пустыре в окружении облаченных в мантии статичных силуэтов с накинутыми капюшонами. Им всем грозила опасность, Римус пытался докричаться до них, чтобы они бежали подальше. От него. Скорее! Но они не двигались. Тогда он подбегал к любому из них, тряс за плечи, велел убегать и в итоге сдёргивал капюшон. И первой под ним всегда оказывалась Она. Орехово-карие глаза — такие же, как у него — смотрели со страхом и отвращением. Ты не мой сын! Ты монстр! Верни мне моего сына! И пустая мантия опадала на землю. Римус пятился, глядя на свои окровавленные руки, и натыкался спиной на другой силуэт. Вон из моего дома! — Нет, отец, пожалуйста! Но он тоже исчезал, оставляя только облачение и поднимающийся черный дым. И в этот момент другие снимали свои капюшоны. Это были его друзья. Нельзя было, чтобы они пострадали. Он должен уберечь хотя бы их… но они не боялись его, нет. Они презирали. С каких пор мой дом — приют для бездомных, а? Раз я пригласил к себе Бродягу, ты решил, что и тебе будут рады? — Нет же, Сохатый… Думаешь, после всего твоего вранья, я буду дружить с тобой? — Лили, стой! Тебе никогда не было до меня дела, ты думаешь только о себе. — Прости, Питер, прости. Отойди от меня, заднеприводный! — Мэри… И ты рассчитывал, что я приму тебя с этими омерзительными шрамами? Да кому ты нужен? — Я… Нейт… Я всегда видела, как ты смотришь на моего парня! Ты такой жалкий, Римус. — Он не находил для неё ответа. А Марлин, самодовольно ухмыляясь, обвивала шею Сириуса и разворачивала его к себе. Но прежде чем они вдвоём растворялись в черном дыме, сливаясь в страстном поцелуе, почерневшие неузнаваемые глаза врезались в него с ударяющим под дых надменным превосходством. Нечего было привязываться. И Римуса вытягивало наверх. Но то не было пробуждением. Просто теперь он находился уже в гостевой комнате Поттеров, а не на выжженном пустыре. И так по кругу. Отдалённо — там же, где он фиксировал ритм сердца Сириуса, запах еды, визиты Джеймса, Питера, Юфимии, которая накладывала какое-то заклинание, и у него проходила обжигающая сухость в горле — Римус понимал, ему надо выбираться. Только как? Он не мог найти выход. Сколько прошло времени, Римус тоже не мог определить, но однажды, снова «проснувшись», он различил весьма отчетливый мягкий, но требовательный голос. А потом второй. И третий. — … не оставлю его. — … надо отдохнуть, мальчики. — … только и делаю, что сижу и отдыхаю! Я не знаю, что ещё делать. — … выйдем на улицу, Бродяга. — … можете идти, я посижу с ним. Вроде бы кто-то цокнул языком и сбежал по лестнице, следом спустился ещё человек, и дверь закрылась. Совсем рядом послышались неспешные шаги. — Да, дружок, здесь точно не мешало бы всё проветрить. Я приоткрою окно, ты не против? — Римус не шевелился, разглядывая геометрические узоры под веками. Деревянная створка скрипнула, и в комнату проникли свежий зимний воздух с запахом хвои и переливчатое чириканье. — Вот так. Если бы Римус что-то чувствовал, он был бы благодарен. И за окно, и за то, что мужчина присел в кресло, а не на стул возле кровати, с которого, как под микроскопом, изучал его Сириус. Обивка зашуршала, пока тот устраивался поудобнее. — Эх, помнится, как-то меня спросили: Флимонт, почему вы не переедете в Лондон? Цивилизация, магазины, жизнь бьет ключом. И я ответил: знаете, мне нравится просыпаться под пение птиц, а не от ударов ключами по голове. Да… — мужчина явно почесал усы, — не учел я только дятлов. Как в подтверждение, с улицы раздался громкий барабанный стук, и внутри Римуса отозвалось что-то похожее на смешок. — Настырные трудяги. И ведь никакой управы на них. Как запретить птице делать то, что она делала всю жизнь? Конечно, они стучат по стволу дерева, чтобы добывать пищу. Иногда, чтобы общаться с другими дятлами или чтобы обустроить гнездо. Но иногда… иногда, дружок, дятел стучит по дереву, потому что просто привык. И Римус открыл глаза. С трудом разодрав слипшиеся веки и уставившись на отца Джеймса. Его седая голова была чуть наклонена, а губы поджаты в ласковой полуулыбке. — Вы… — получился неразборчивый хрип, — вы назвали моего отца дятлом? Флимонт неопределенно пожал плечами. — Не знаю. Разве? Я лишь рассуждал о птицах, — теперь на его лице разместилась уже подлинная заговорщическая улыбка один в один, как у Джеймса. У Римуса дернулся палец на руке. И в следующий миг выражение снова стало печально-понимающим. — Но даже если забыть о дятлах… к несчастью, где бы мы ни жили, жизнь всё равно найдет способ ударить нас своим ключом. — …мне кажется, на меня грохнулась целая ключница. — Так и есть, дружок, — кивнул Флимонт. — Так и есть. И нет ничего зазорного в том, что ты упал. Ожившая рука подтянула повыше одеяло, и Римус зарылся в него подбородком, переведя пустой взгляд на махровые коричневые тапочки с нелепыми помпонами. — Я… я не знаю, как подняться. — А где ты сейчас? — Участливо спросил мужчина. — …во мгле, — шмыгнул носом Римус. — Тогда, — он взглянул на наручные часы, — по примерным подсчетам, твоё зрение должно было уже чуть-чуть привыкнуть, и если ты присмотришься, ставлю ужин Юфимии, увидишь лестницу, а наверху, по крайней мере, пять людей в этом доме, держащих эту лестницу и протягивающих тебе руки. — Мистер Поттер, опершись на колени, встал с кресла, подошёл к кровати, и затем перед увлажнившимися глазами Римуса возникла широкая крепкая ладонь. — Вот одна из них, дружок. Хватайся. От ладони Флимонта веяло теплом, заботой и вроде сладким картофелем. Она была совсем не похожа на ту, что затягивала его в зыбучую топь. Совсем не похожа на иссохшую ладонь отца, которой он бил по столу и отмахивался от него. Это была рука помощи, и часть Римуса готова была принять её — она проснулась и хотела жить. Именно она в этом году накричала на Макгонагалл, она прорвалась в кабинет Дамблдора, она выбежала из библиотеки, не позволив уйти Нейту, и именно она дала отпор Лайеллу. Она отстаивала своё право на жизнь. Но другая — искорёженная, свернувшаяся на дне пропасти всё ещё изнывала, продолжая убиваться от тупой жалости к себе. И кому ты дашь победить?

***

Римус возвращался в Хогвартс более-менее оправившимся и, по ощущениям, поправившимся на несколько фунтов. Конечно, это было не так — его метаболизм справился со всеми блюдами, бесперебойно поступающими с кухни, будто там работала не одна плита, а пищевой конвейер. Но ближайшее время его выбор в Большом зале точно будет падать на овощи и фрукты. Как выяснилось, очнулся он утром второго января, хотя, казалось, прошла вечность. Слабость постепенно отступала, и когда он спустился на первый этаж, если бы не вовремя остановивший несущихся к нему Мародеров Флимонт, они однозначно уронили бы его на пол. Их первая фраза «никогда-никогда больше так нас не пугай!» заняла первое место в топе самых часто употребляемых за оставшиеся три дня каникул. На втором месте «дорогой, тебе не за что извиняться». На третьем — «мальчики, вы, наверное, проголодались». Но, несмотря на утешения и заверения, что всё в порядке и что самое главное — ему стало лучше, он всё равно чувствовал вину за слитый в унитаз день рождения Хвоста. Поэтому Римус, пораскинув своими раскисшими мозгами, предложил провести финальный денёк перед учебой в зимнем парке, катаясь на тюбингах. Питер сначала сомнительно на него покосился — «что такое тюбинг?», а потом аж побледнел, узрев маниакальную вспышку в глазах Джеймса. — Я не хочу умирать! — Сидя в резиновом пончике на краю крутой горки, кричал Питер в детском шлеме для квиддича, который Поттер откопал в сарае. Блэк больше всех смеялся ровно до тех пор, пока не настала его очередь. — Можешь тоже надеть шлем, если страшно, — невзначай пихнул он Сириуса в плечо. — Пфф, я не такая сыкуха, как Хвост, — и Римус заметил, как у того трясутся коленки. Он попытался оттянуть момент [сейчас-сейчас, ой, надо же карманы проверить, вдруг что-то вывалится], но когда перед ним скатилась женщина в обнимку с полугодовалым ребенком — это был уже слишком сильный укол. Расправив плечи, Сириус с гордо поднятой головой плюхнулся своим аристократичным задом в тюбинг, однако чего он не ожидал, так это подтолкнувшего его с криком «банзай!» Сохатого. Такого высокого визга от Сириуса Блэка мир ещё не слышал. Сам Римус не рискнул прокатиться, решив не подвергать нервную систему лишним стрессам. Ему было достаточно наблюдать за бегающими вверх-вниз по склону друзьями — счастливыми и радующимися, как малые дети, вроде обычной магловской забаве. Эти лица нравились ему гораздо больше тех перекошенных от отвращения гримас из навязчивого кошмара или переполненных волнением вперемешку со страхом за него выражений, которые не сходили с Мародеров после его пробуждения. Римус понимал, как напугал их, но старался не показывать виду, насколько он сам был в ужасе от случившегося. Оцепеневшие тело и разум были абсолютно неподвластны ему, и вроде здесь та же ситуация, что и с обращениями, но нет. Трансформация в зверя болезненна, непривлекательна во всех отношениях, выматывающая, но в ней была жизнь, воля, необузданное желание, пусть и принадлежащее волку, вырваться на свободу. А в том сковавшем его состоянии жизни не было. И хоть Римус и пообещал им «больше так не делать», он не был уверен, что сможет выполнить данное обещание. Но он мог приложить все усилия, чтобы крепче стоять на ногах. Чтобы ни один жизненный удар не толкнул его снова в необъяснимую бездну. К вечеру их, розовощёких и налопавшихся хот-догами, забрали мистер и миссис Поттер, трансгрессируя обратно в Годрикову впадину, на — кто бы мог подумать — ещё один грандиозный ужин. И Римус заметно расслабился, видя необычайно разговорчивого и воодушевленного своими экстремальными подвигами Питера, который, пользуясь шансом, не стеснялся поддевать вопящего, как девчонка, Сириуса. Блэк же вежливо лыбился в сочетании с убийственным взглядом. Ох, расплата не за горами. И всё-таки — минус один груз с души. Но освободившееся местечко пустовало недолго. Потому что лажать так, как умудряется лажать Римус, не умеет никто. Забросив чемоданы на верхние полки, они расселись по своим законным местам — Римус с Питером у окна, и Сириус с Джеймсом, соответственно, рядом и напротив друг друга. И как только прозвучал последний гудок, Хогвартс-Экспресс тронулся с застеленной паром платформы, а заодно тронулся и рассудок Римуса, когда мимо промчались две блондинки. — Твою ж… — Что?! Что такое?! Тебе снова плохо?! — В ту же секунду засуетились остальные, подавшись вперёд. — А?.. Нет… Нет. Письмо! Я забыл его отправить, — он обреченно скользнул по сидению, — и что ещё хуже, я оставил его на столе в своей комнате… — Джеймс недоуменно моргнул, и Римус неопределенно покрутил рукой, — в моей бывшей комнате. — Какое письмо? Римус, разминая ноющий висок, взглянул на нахмурившегося Блэка и, скривившись, зажмурился. — Нейту. — Ёёё, — предельно конструктивно прокомментировал Сохатый. — Ну, навряд ли отец разочаруется в тебе ещё больше… — Хвост, думай прежде, чем открываешь рот, — отвесил ему подзатыльник Джеймс. — Нет, всё верно. Куда уж больше. — Римус сел ровно, начиная судорожно соображать, что ему делать. К черту отца, даже если тот по содержанию письма что-то и заподозрит, это уже не имело значения. Лайелл не может отречься от него дважды. Сейчас важнее было найти Нейта и объяснить, почему он так и не написал ему письмо за все каникулы [не вспомнил о нём за все каникулы]. Но где они смогут поговорить в чертовом поезде? В коридоре шириной полметра? Запереться в туалете? — Лунатик… — позвал его Блэк, но тут же отвлекся на скрежет справа. — Всем привет! — Сдвинулась дверь в сторону, впустив внутрь держащую внушительный пакет Маккиннон. — Кому печенья? Мама опять переусердствовала. Марлин упала на колени Сириуса, и Римус, не смотря на истосковавшуюся парочку, подскочил навстречу к следовавшей за ней подруге. — Скажи, что нам нужно в купе старост! — Обхватил он за плечи Лили. — Хотела бы, — черт, — но сегодня там никто не собирается… — почти извиняющимся тоном разрушила его надежды Эванс. — Вообще-то, я за печеньками. Блядские печеньки. Так, если прикинуть, нет ничего странного в том, что один староста вызывает на разговор другого старосту. Он просто извинится и попросит Белла встретиться вечером. Отсиживаться в переполненном купе, поедая печенье, точно не вариант. — Римус, всё в порядке? — Привлекла к себе внимание Лили, пронизывая насквозь распахнутыми зелеными глазами. — Да-да, вроде бы. Я сейчас вернусь, — он поменял их местами, выходя в коридор и физически чувствуя на себе взгляд Сириуса. Он специально игнорировал его. — Милый, ты что, курил? — Донёсся до ушей возмущенный голос Марлин, когда Римус уже двинулся по узкому проходу. Да, Сириус курил. Перед поездом. Перед перемещением на Кингс-Кросс. Раз в несколько часов он убегал из дома Поттеров. И по идее надо было спросить Блэка, с чего это он решил запустить баловство до тяжелой привычки, но Римус так и не спросил. Он пока, в принципе, мог сосредотачиваться на чем-нибудь одном, и его главной приоритетной задачей являлось вспомнить, как он вообще существовал до рождественских каникул. А прямо сейчас найти Нейта. Вагоны Пуффендуя находились перед слизеринскими серпентариями, но Римус всё равно бегло осматривал каждое купе через стеклянные окошки. В одном из них обнаружилась Макдональд, привалившаяся к плечу Вуда. Их пальцы были переплетены, а другой рукой она нежно гладила его предплечье. Интересно, сколько Мэри ещё будет притворяться, что Кори — лишь очередная жертва в её паутине? Пропустив вперёд продуктовую тележку так, что, похоже, на его пояснице осталась вмятина от поручня, Римус таки добрался до нужной части поезда. И, миновав четыре вагона, облегченно выдохнул и остановился. Нейт с убранными в хвост волосами сидел в полразворота к двери и не мог его заметить, зато кудрявая шатенка, которой он что-то активно доказывал, с хитрым блеском в глазах перевела взгляд точно на него, и блондин тут же обернулся. Ладонь Римуса сама поднялась для глупого приветственного жеста. Да, ну хоть что-то оставалось неизменным — врожденный дар выглядеть нелепо. Нейт втянул скулы, усмехнулся, покачал головой и наконец поднялся, открывая проход. — Привет, Римус! — С тем же блеском поздоровалась девушка. — Привет, Оливия, — Римус, смущаясь, отступил на шаг назад, и её мелодичный смех оборвала задвинувшаяся дверь, — привет. — Салют, динамщик, — убедившись, что они одни в коридоре, заговорил Нейт. От бархатного тембра внутри поднялся порыв обнять и никогда не отпускать его от себя. — Да будет тебе известно, я тешил себя фантазией, что тебя задавило под тоннами бумаги, испорченной попытками написать мне одно несчастное письмо. — Ты недалеко ушёл от правды. — Решился Римус посмотреть в карие глаза, в которых не было ни капли обиды. Но это не означало, что он не должен извиниться. — Нейт, прости, я честно его написал… оно, кстати, было максимально несуразным — тебе бы понравилось. И я собирался отправить, но… потом я посрался с отцом и… — язык, как назло, запнулся. — Так, — подтолкнул префект. Давай, скажи уже это. — И он выгнал меня из дома. — Вот это рок-н-ролл, — пространно выдал Белл и встряхнул головой, — то есть, мне жаль. Но почему? — Потому что он дятел... эм, не спрашивай. Ну, и я типа впал в приступ драматизма, и всё просто вылетело из головы. Прости. — Не извиняйся, тебя можно понять, — кротко сжал его плечо Нейт, почти сразу убирая руку, — охренеть… и где ты теперь будешь жить? — Родители Джеймса вроде как не против, чтобы я остался у них. Вернее, они это сказали раз двадцать, а потом ещё парочку раз для закрепления. — Видимо, они прекрасные люди, — Римус закивал, так и есть. — Ты же знаешь, что если захочешь обсудить подробнее определение отца к отряду дятлообразных, то я к твоим услугам? — Я знаю, знаю, но… я пока не готов. — И врать тоже не охота. А Нейт понимающее и невероятно терпеливое согревающее солнце, поэтому: — Конечно. Так, что? Встретимся вечером? — Пикантно улыбаясь, наклонил голову Белл. Выбившаяся прядь упала на лицо, и если бы не резко сдвинувшаяся дверь, Римус бы машинально заправил её за ухо. — Римус, не хочешь к нам? — Высунулась из купе пуффендуйка. Её бровь была красноречиво приподнята, и, по всей видимости, это было её перманентное положение. — Мы играем во «Что бы ты выбрал?». — Это как? — Перевёл он озадаченный взгляд с закатывающего глаза Нейта на Оливию. — Всё просто. Задаётся две альтернативы, ты делаешь выбор и аргументируешь его. Например, ты выберешь вернуться к своим гриффиндорцам, с которыми ещё успеешь наболтаться в течение семестра, или провести всю поездку с нашим секси-префектом? — По-моему, с такой формулировкой выбор очевиден, — почесал затылок Римус, щёки опять начинали гореть. — Подумай хорошенько. Мне пришлось выбирать, предпочел бы я зуд в дёснах или ужасную перхоть. — Я бы смирился с твоей перхотью, — бросил Римус, позволяя девушке втащить себя в купе и усадить себя рядом. — Потом не говори, что я не предупреждал. Игра, и правда, оказалась не столь безобидной и невинной. Альтернативы с каждым раундом становились всё острее и неудобнее, и Римус даже нехило взмок под свитером при вопросе «кого бы ты выбрал — того, кого любишь ты, или того, кто любит тебя». Хвала Мерлину, адресован он был не Римусу, а пареньку напротив, который выбрал ответ уйти в лес и жить отшельником, раз это не может быть один и тот же человек. Весьма мудро. И такой каверзной подставы было предостаточно, но Римус всё равно вышел из купе с приятной болью в скулах. В конце концов, Мэри же ехала в компании когтевранцев, так почему ему нельзя? К тому же, он попросил Мародёров дозированно рассказать девчонкам о произошедшем на каникулах без его участия. Прям по политике Блэка: пусть сами перемоют косточки его отцу. Можно считать, Римус предоставил им прекрасную шестичасовую возможность. Упоминание о его «приступе драматизма» он оставил на их усмотрение. Всё-таки они проводят вместе почти круглый год, и отчаянно держаться за свои секреты уже не было сил. Одного достаточно. Ладно, двух. Двух секретов! Но над вторым Римус потихонечку работал. И судя по вспыхнувшему в трёх парах глаз — Мэри присоединилась к ним раньше — сочувствию, возможность Мародеры не упустили. — Предупреждаю, первый, кто спросит, в порядке ли я, получит летучий сглаз, — как можно дружелюбнее произнёс Римус. Девчонки одновременно фыркнули, сложив руки на груди, но напряженная атмосфера, зашедшая вместе с ним, развеялась. Через полчаса они оставили их переодеваться в школьную форму, так как до Хогсмида оставалось всего ничего, и потом Лили забрала его для сопровождения малышни к замку. По правде сказать, он был несказанно рад вернуться к своим обязанностям, к режиму, к учебе. В Хогвартсе Римус знал, что ему делать, у него всегда была куча дел, каждая минута, каждый час был расписан. В Хогвартсе Римус знал, как жить. За его пределами же, теперь, он чувствовал себя заблудившимся посреди непроходимых джунглей путником без компаса и каких-либо средств выживания. Да, мистер и миссис Поттер открыли ему двери своего дома, но то лишь перевалочная станция, уютный ночлег. Он не может просто сесть к ним на шею. Совсем скоро ему исполнится семнадцать, и он будет вынужден повзрослеть, начать зарабатывать, как минимум. Хм, а Дамблдор платит зарплату членам Ордена? Надо будет разузнать. Ну, а пока по плану был торжественный ужин, отбой, свидание с Нейтом и сладкий сон перед началом забитых подготовкой к годовым экзаменам дней. Несмотря на обилие праздничных блюд, от которых ломились столы в Большом зале, все четверо обошлись скромными порциями овощей и гречки — обычно её никто не ест. Сириус, больше всех трясущийся за свою фигуру, объявил, что он садится на диету, ещё в поезде и даже отказался оценить кулинарные способности миссис Маккиннон. Джеймс согласился поддержать его до середины недели, а Питер под конец всё-таки стянул куриную ножку, спрятав её в карман, как ему казалось — незаметно. Но Римус воздержался от комментариев, решив для себя быть с Хвостом пообходительней. И всё снова стало замечательно. Взбудораженный гул, смех, мягкий свет сотен парящих свечек, разноцветные гобелены, родные стены. Римус был дома. В окружении семьи, которую он выбрал сам — друзей, учителей, приглядывающих за ними. Да, всё это не вечно. Ну… а что вечно? И стоило это осознать, звуки стали ещё громче, еда слаще, краски насыщенней, словно он надел какие-то волшебные очки. Только их магия не распространялась на одно удачно игнорируемое слепое пятно, и когда Римус после теплиц подходил уже к башне Гриффиндора, оно заставило его замереть, пялясь на подпись, значившуюся на Астрономической башне. Ему ведь следует пойти к нему, выяснить, что с ним происходит, но… блядь, он так не хотел разбираться с Сириусом. У него есть Марлин. Есть Джеймс. Почему именно Римус должен запускать руки по локоть в эту черную отравляющую смоль, от которой ему будет только хуже. Что если Блэк опять ляпнет что-нибудь, из-за чего когтистые лапы доберутся до него. И все усилия пойдут псу под хвост [иронично пиздец]. Именно поэтому Римус избегал его. Именно по этой причине у них не состоялось ни одного разговора наедине с его приезда к Поттерам. Римус просто боялся того, что может услышать, и ещё больше боялся того, что может сам спросить у него. А у него был один охеренно актуальный вопрос: «Какого черта ты не отходил от моей постели, Сириус?» То есть, да, Джеймс тоже беспокоился за него, тоже переживал, тоже был напуган, но он хотя бы уходил спать в свою комнату. А Блэк однозначно сходил с ума. Римус слышал его учащенное сердцебиение, не замедляющееся ни на секунду, и это при том, что чувствительность его слуха уже снижалась. И как он должен это трактовать? Римус признается, что он встречается с парнем, Сириус выпаливает «надо было сказать раньше», Сириус напивается, Сириус подсаживается на сигареты, Сириус сидит с ним три дня с непрекращающейся аритмией. Складываем всё вместе и получаем Сириуса, жадно целующегося с Марлин в купе поезда. Херня какая-то? Вот и Римус так думал. И пока он не перестанет подсознательно прокручивать это уравнение, Римус решил ни за какие коврижки не приближаться к Блэку, если в помещении нет ещё одного человека. Поэтому он свернул карту Мародёров и отправился спать, а не в Астрономическую башню. Естественно, абстрагироваться от Сириуса в их жилищных условиях было сложно, но программа шестого курса неплохо его выручала. Карусель учебы беспощадно набрала скорость с первых же уроков — без вводных речей и поблажек на так называемую раскачку. Их сразу закидали сидящими в печенках эссе, которые нужно сдать через неделю, и предоставили список будущих тем, чтобы они «не прохлаждались». — … чтобы у нас не было времени на жизнь! Такое ощущение, что каждый препод считает свой предмет единственным в Хоге. — Страшно представить, что будет на седьмом курсе, — вздрогнула Марлин, проходя за Мэри, пока он придерживал дверь в библиотеку. — Спасибо, Римус. — Не стоит, — вернул он ей вежливую улыбку и повернулся к подоспевшей на его акцию рыцарства Эванс. — А Сохатый где? — Да Годрик знает, — Лили поправила растрепавшиеся локоны, — вроде видела их с Сириусом, увлеченно спорящих возле поля. Но это было минут пятнадцать назад. — Либо войдите внутрь, либо закройте дверь! — Заскрипела мадам Пинс. — Спорящих? Ты уверена, что ничего не перепутала? — Пропустив мимо ушей замечание. — Абсолютно. Я бы тоже удивилась, будь это в первый раз, — пожала плечами Лили, — пошли, пока нас не выгнали. Римус в небольшом замешательстве последовал за подругой под строгим прищуром библиотекаря. Он что, попал в другой мир, где Поттер и Блэк прилюдно выясняют отношения? И сколько раз это должно произойти, чтобы перестало удивлять? И где всё это время был Римус? Как по выработавшемуся рефлексу, взгляд зацепился за сидящего возле окна с ровной спиной блондина. А, вот где. — Лили, — негромко позвал он Эванс и кивком указал на проход слева, — справитесь без меня? — Ну, даже не знаю, — протянула она, широко улыбнулась и вприпрыжку пропорхала к закрытой секции, откуда из-за стеллажа высунулась голова Мэри и очень-очень медленно скрылась обратно. Имей в виду, Римус, если я завалю экзамены, это будет на твоей совести, — угрожающе сказала Макдональд после того, как он «кинул» их в первый день учебы. — Ты ведь в курсе, что у девчонок нет проблем с доступом к нашим спальням? — Пододвинул к себе поближе книги Нейт. — Конечно, они тусуются у нас почти каждый день, а что? — Римус искренне не понимал, к чему ведет префект. — А то, что у меня начинает развиваться паранойя. Будешь так часто променивать друзей, однажды утром меня найдут мертвым в собственной постели. И, скорее всего, с торчащим каблуком из шеи. Римус попытался удержать смех и изобразить задумчивость, будто он всерьез взвешивает вероятность такого развития событий, но с треском провалился. Рядом с Нейтом ему вообще тяжело удавалось сохранять серьезное выражение лица. — Ничего смешного, Римус Люпин. — Белла выдавали только задорные искры в карей радужке. — Из-за тебя меня убьют ещё до Пасхи. — Обещаю, я тебя защищу, — принялся он потрошить свою сумку в поисках нужного учебника. — Да где же… — Что потерял? — «Историю Магии». Черт… видимо, оставил в комнате. — У нас же она сдвоенная и первый урок в пятницу. — Да-а-а, я не сделал то, что задавали на каникулы. Как и Трансфигурацию. Пришлось сдать работу, списанную у Поттера, и теперь мне страшно смотреть в глаза Макгонагалл. Так, пойду, спрошу у девчонок… — Римус только собирался подняться со стула, как его отбросил назад ворвавшийся в библиотеку возглас. — …не можешь запретить мне! — Тишина, мистер Блэк! — Да-да, извините. Отстань, Сохатый, — Сириус быстрым шагом вырулил из-за стеллажа и дал по тормозам так, что Джеймс еле успел среагировать, чтобы не налететь на него. Блэк взглянул на Римуса, у которого брови, наверное, были где-то на дюйм выше положенного — на Нейта — снова на Римуса и, нацепив самую приветливую мину, двинулся в его сторону. Он прикалывается? Поттер, предостерегающе махавший во время этой паузы руками, тяжело выдохнул и, бубня себе под нос, прошёл к свободному стулу рядом с Нейтом. — Лунатик, ты оставил его на кровати, — Сириус положил на стол учебник истории, — подумал, пригодится. — Спасибо, конечно… — Сириус Блэк, — не дослушав, протянул он руку префекту, — будем знакомы. Лично. — Натаниэль Белл, — в тон Блэку ответил блондин, пожимая ладонь. Что это был за тон, Римус бы при всем желании не смог описать, но на двух лицах виднелось нечто напоминающее больше оскал, чем улыбку. Поттер же, не моргая, смотрел на Римуса и еле заметно качал головой. Я. Без. Понятия. — Счастье-то. — Взаимно, — ещё шире и натянутей улыбнулся Сириус и полез в свою школьную сумку, которую Римус не видел при нём пару лет. Нейт, воспользовавшись заминкой, стрельнул в него молниями из глаз, и Римус нервно дернул плечом. Я. Без. Понятия. — Ну-с, какой гранит начнём грызть первым? — Как ни в чем не бывало поинтересовался Сириус, разворачиваясь к нему и вонзаясь своими почерневшими глазами, и у Римуса предательски что-то закоротило между полушариями. — Сириус? — Все четверо повелись на высокий голос из прохода, где стояла явно прибалдевшая от увиденного Маккиннон. — Откуда ты здесь? — Хороший вопрос, Марлин. — А откуда столько удивления? Я пришёл учиться, раз уж всё «веселье» теперь переехало в библиотеку. — Оке-ей, — на её лоб забралось две вертикальные морщинки, — тогда пойдём к нам. Мы сидим в конце. — В другой раз, Марлс. Сегодня мальчики и девочки занимаются раздельно, — он закинул на Римуса руку, которая лишь чудом не отсохла от холодного взгляда Нейта. Римус тут же «невзначай» скинул её с себя. Вот же блядство. — Джеймс? — Обратилась она к Поттеру. — Мужской клуб и всё такое, — мучительно выдавил из себя Сохатый, и Марлин, издав что-то наподобие «аргх», крутанулась на невысоких каблучках и утопала. — Женщины, — хрен-знает-что обозначил Блэк, — иногда хочется отдохнуть от этого их эстрогена. Да, Белл? Если не ошибаюсь, ты же раньше встречался с Оливией Холланд? Так, ну всё! Ни в какие ворота. — Бродяга, — поднялся Римус, — на пару слов. Он вышел из-за стола, смотря только перед собой — и прекрасно слыша, что Сириус выдвинул стул, и прекрасно представляя, что творится за трещащей маской Нейта. С силой толкнув дверь, Римус судорожно набрал кислорода и воззвал к могучему терпению, к Мерлину, к Моргане и — если это поможет — даже к Салазару, лишь бы не впечатать Сириуса с размаху в стену в тот же миг, как тот выйдет в коридор. — Какого черта ты, по-твоему, делаешь? — Стоило двери закрыться, зашипел он Блэку в лицо, стирая кривую ухмылочку. Мимо пронеслись три змеиных первокурсника. — Не бегать по коридорам! — Воу, полегче, злой префектушка, — Римус резко повернулся, сжимая челюсти и зыркнув на прихлопывающую его по плечу ладонь. Сириус, цокнув, убрал руку. — Отвечай на вопрос. — Ты ещё порычи на меня, от этого же я становлюсь только разговорчивее, — прыснул Блэк. — Сириус, — он сейчас реально зарычит. — Что? Ну, что? А что я, по-твоему, делаю? Вы все прописались в этой унылой библиотеке. Предлагаешь мне заплетать косички на пару с Хвостом, что ли? — Ты знаешь, что я не об этом спрашиваю. Блэк зарылся в волосы, метая взгляд по всем возможным углам, и наконец раздраженно посмотрел в упор. — Ладно, да! А что плохого в том, что я хочу получше узнать того, с кем ты водишься? — Встречаюсь. — Да ради бога. — Пренебрежительно сдул тот фантомную прядь. — Короче, я просто хочу убедиться, что он не сделает ничего, что подтолкнёт тебя к грани. Из-за чего ты снова… заболеешь. — Ебануться... — кажется, у него закружилась голова от концентрации абсурда. Римус шагнул назад, разрываясь между желанием присесть на корточки и проораться или таки приложить Блэка о стену. Но что-то пошло не так, и он едва не проорался на Блэка, в последний момент понизив тон до кричащего шёпота. — Сириус, единственный, кто подталкивает меня к грани — это ты! В серых глазах блеснуло что-то знакомое и неведанное в равной степени, и Блэк вздёрнул подбородком. Римусу надо было уйти в ту же секунду. Он и так сказал достаточно. Он уже дышать не мог этим раскаленным воздухом, но ему так хотелось встряхнуть Сириуса, смыть с его рожи это нечитаемое выводящее из себя выражение. И даже если последняя крупица хладнокровия в нём ещё и оставалась, она вспыхнула вместе с мелькнувшим в стальном взгляде вызовом. — Это чем же? И понеслась… — Ты, правда, будешь строить из себя недоумка? Правда, не врубаешься? — Шагнул он на Блэка, отчего тот вжался лопатками в стену. — Прекрати. — Римус, не отдавая себе отчета, упёр кулаки по сторонам от Сириуса, и голос понизился до предела. — Прекрати дешёвую игру в саму любезность, которую только что устроил. Прекрати курить как паровоз, будто ты заглушаешь что-то. Прекрати смотреть на меня как на раненое животное, когда думаешь, что я не вижу. Сириус, просто прекрати уже вести себя так, словно моё признание на что-то повлияло! — Оттолкнулся он. — Это бесит. Хватит. И не смей вмешиваться в мои отношения со своими благими целями, — добавил Римус, наверное, сам себе, так как Сириус ушёл в астрал, уставившись [в никуда] на его галстук. Конечно, самый лучший способ завершить разговор — прикинуться ветошью. Молодец, Сириус. Низкий поклон. Спасибо, что дал повод без зазрений свалить отсюда! И Римус, с психом махнув рукой, двинулся обратно к библиотеке, иначе он нахрен взорвётся. — Ну, а если повлияло… — накинул петлю на шею приглушенный недовопрос. — Что? — Повернул он только голову, держась за медную ручку до побелевших костяшек, и даже волк внутри навострил уши, перестав скрести по рёбрам. — Ты слышал, — уткнувшись под ноги, тихо, но твердо буркнул Блэк. Ох... Римус бы рассмеялся. Он бы начал с нервного одиночного смешка, за ним бы вырвался ещё один, и ещё, пока Римус бы не упал на пол, хватаясь за живот и задыхаясь от истеричных спазмов, и у него бы непременно выступили слезы. Если бы Римус начал смеяться, его бы к вечеру доставили в Мунго и привязали бы к койке ремнями. Потому что, если бы Римус начал смеяться, он бы уже не смог остановиться. И, видимо, во избежание нарисованной перспективы, его сознание в отрыве от споткнувшегося сердца выдало самое примитивное защитное чувство из всех возможных. Злобу. — Тогда иди на хер, Сириус.