Our golden years

Я знал, я всегда знал… проще было убедить себя… думаю, что что-то сделаю и не делаю ничего… я осознавал, я понимал… невелика разница… велика, если говоришь о своих чувствах… прекрати уже вести себя так, словно моё признание на что-то повлияло… ну, а если повлияло… убедить себя, что это не так, потому что тогда бы я стал, как… — …как кто? — Выдохнул Римус, переворачиваясь на спину и закрывая лицо ладонями. Если бы он тогда не стал вырываться, возможно, Сириус бы договорил. Римус перебирал эту цепочку каждую ночь, раскладывал на звенья, изучал под лупой, искал несостыковки — которые он насильно спаял, выдумывая несуществующую связь. Но они идеально подходили друг другу. Цеплялись друг за друга, складывались, как пазл для детей до шести лет. Днём эта цепь висела на шее — спрятанная под рубашкой и галстуком. Притягивала к земле, утяжеляла шаги, обжигала кожу, а недостающая частичка была подвешена на ней намертво запечатанным медальоном. И так легко было бы его открыть, даже магия бы не пригодилась — просто подойти к Блэку и поднять эту тему. Спросить у него лично, а не у непонимающего, что от него хочет Римус, потолка над кроватью. Стал бы, как кто? Как педик? Что-то подсказывало, что нет. А потом задать ещё один правильный вопрос, на который Римус вроде бы уже знал ответ. — Сириус что-то испытывает ко мне? — Приземлился он на стул напротив Джеймса, и тот, скривившись, грохнулся головой на фолиант, даже не сняв очки. Римус думал уже, что ему придётся где-то раздобыть Феликс Фелицис, чтобы подловить Поттера одного. Из-за грядущего матча с Когтевраном тот удвоил тренировки, поставив парочку снова на раннее утро, потому что у команды Когтеврана одна из тренировок на неделе проходит в шесть утра. «Если мы хотим победить наших главных врагов, мы должны думать, как наши враги! Мы должны стать нашими врагами!» — «Чё?» Но Сохатого было уже не остановить. В библиотеке, само собой, поговорить наедине не получалось, а забраться к нему на кровать после отбоя Римус не рисковал. Всё-таки снять заглушающие чары проще пареной репы. Но сегодня удача вернулась из долгосрочного отпуска, и Марлин с Мэри слились с их знатной пирушки, где главное блюдо — гранит науки, и Римус попросил Лили дать ему хотя бы минут пять посекретничать с Сохатым. «О чем это?» — «О мужских отвратительных проблемах, понимаешь, у меня сыпь…» — «Римус! Гадость какая… пять минут». И вот он здесь, а Поттер притворяется, будто плачет в ветхую библиотечную книгу. — Так, Лунатик, — поправил он очки, облокачиваясь на стол, — я сейчас использую то, что вы с Бродягой так любите. Приготовься. Готов? — Римус опасаясь того, что будет дальше, нехотя подался вперед. — Поднимись, дойди до первой секции, возьми с полки словарь и посмотри значение фразы «я не трепло», — по слогам. — Сарказм, — кивнул Римус, — тебе не идет, Сохатый. — Я в курсе! — Воткнул он перо в чернильницу и скрестил руки. — Видишь, до чего вы меня довели? — И всё же… он ведь тебе всё рассказал? — Римус, — Джеймс устало потёр лоб, он не отрицал, — почему ты не спросишь у него лично? — Потому что вдруг я что-то не так понял. — Так, может, стоило выслушать? И я честно уже запутался. Ты с Нейтом, у вас всё классно, ты решил быть счастливым. — Римус опешил. Блэк настолько подробно пересказал их разговор? — Разве не такой был план? Да, был. Забыть о Сириусе. Перестать думать о нём. Ценить то, что у него есть, а не гадать, что могло бы быть, согласись он встретиться с Блэком в Астрономической башне. Та несостоявшаяся встреча повисла между ними, словно беспросветный надвигающийся шторм, вынуждающий дрейфовать в замирании от страха. Когда-нибудь ветер всё равно приведет их в эпицентр бури. Но пока у них воцарилось некое временное перемирие. Сириус не делал ничего вызывающего, провоцирующего, за эти дни он даже не целовался с Марлин напоказ — только приобнимал за талию. С его лица исчезла показушная улыбка, а выражение скорее было задумчивым — за исключением тех моментов, когда Сохатый заставлял его по кругу перечислять сильные и слабые стороны стратегии когтевранцев, тогда оно переливалось эмоциями от хронической скуки до… как назвать выражение лица человека на грани убийства? И Римуса это по-доброму забавляло. Действительно по-доброму. Вся кипящая в нём злоба полностью остыла, шок прошёл, но цепь на шее с позолотой из недомолвок становилась всё тяжелее от пересечения их взглядов. А именно от того, что Сириус вкладывал в свой. Извинение. Извинялся он за своё легкомысленное поведение? За ту боль, что причинял неосознанно? За что? Спросить самому? Как это будет выглядеть после всего? Он сказал Сириусу, что не хочет больше любить его. Он, правда, не хочет? Римус ни разу не смог мысленно повторить ту же фразу так, чтобы она не звучала вопросительно. — Это был не план, а паника… — совсем поник он. — Послушай, — пригнулся Поттер, хотя Римус в самом начале наколдовал барьер, — всё, что происходит — стрёмный блинский блин, который, признаться, я не одобряю. Вы ведете себя как две собаки на сене. Если тебе это не даёт покоя, дай ему возможность объясниться, и не нужно будет ломать голову, что Бродяга там испытывает. — Не могу, — покачал головой Римус, — пока он с Марлин, а я с Нейтом, это неправильно. — Да, — подвел черту Джеймс, — стрёмный блинский блин. — Ладно, — на что он вообще надеялся? Поттер — прирожденный агент разведки. Однако уставший и со своим чемоданом головняков, а тут ещё и Римус пристал со своим нытьем. — Закрыли тему, Сохатый. Только, — Джеймс подозрительно прищурился, — я всё-таки попрошу тебя об одной вещи, — Римус вытащил круглый предмет из мантии и положил его на фолиант перед обескураженным другом. — Это же… — покрутил он в руках серебряное карманное зеркало, — откуда оно у тебя? — Была минутка задушевной беседы с Регулусом, — Римус пожал плечами, — если Сириус взбесится, а он взбесится, у тебя больше шансов остаться в живых. Джеймс открыл зеркальце, отчего за его спиной запрыгал солнечный зайчик, закрыл и провел большим пальцем по узорчатой стороне. — У них это в крови, да? — Невесело усмехнулся тот. — Не показывать близким людям, как они на самом деле важны... Знаешь, Лунатик, — Поттер поднял твёрдый осмысленный взгляд, какой Римус видел у Флимонта, — не стоит списывать со счетов то влияние, которое оказала на Бродягу жизнь в том доме. И я ничего не говорил, но ты был несправедлив к нему. Ты игнорировал, избегал, опускал его, тебе было обидно, я понимаю, но будь ты в команде, тебе бы мой свисток в кошмарах снился, — закончил он уже в своей манере и вдруг хлопнул ладонью по столу, — вот что, вспомните для начала о вашей дружбе и потом разберитесь, не устраивая мордобоя. А это, — пододвинул он зеркало обратно к Римусу, — передай ему, когда посчитаешь нужным. Сам. — Когда ты стал таким мудрым, Сохатый? — Выдохнул он, убирая зеркало в карман. — Ну, кто-то же должен. Раньше это была твоя роль, — подмигнул Джеймс, — может, ты меня и заразил. — Что?! — Уронила челюсть Эванс, и впилась в Римуса потемневшей искрящейся зеленью. О нет, сыпь… — Лили, это не то, о чем ты подумала! — А? О чем подумала? — Вертел головой между ними Джеймс. Надо запастись мазью от синяков. — Поделом тебе, — вздёрнула нос Лили, шагая рядом, — нечего было обманывать. — Суровая женщина, — прочревовещал Джеймс по другую [пострадавшую] руку. — Я всё слышу, Поттер. — Но всё равно лучшая! — Лили послала ему долгую ласковую улыбку, и Римус почувствовал себя почему-то третьим лишним. Вообще-то, он так чувствовал себя все два часа... Благо на середине пути к гостиной их нагнал Питер с шахматной коробочкой под мышкой и спас его от странной неловкости, но, к сожалению, ненадолго. От другой уже привычной неловкости, которая возникала, как только он переступал порог спальни, его ничего не спасало. Однако в этот раз она превзошла все ожидания. Потому что за высокопарным бахвальством Хвоста о своих успехах в кружке, он не расслышал голоса за дверью и, ничего не подозревая, толкнул её, напарываясь на максимально неловкую ситуацию. — …невыносимо, Сириус! — Всплеснула руками стоявшая спиной к ним Маккиннон и резко обернулась, вонзаясь в оторопевшего Римуса покрасневшими растерянными глазами. Она моргнула, и по её скуле сбежала блестящая дорожка, которую Марлин тут же вытерла и, смотря под ноги, пошла на него так быстро, что он еле успел отпрыгнуть в сторону, а остальным на лестнице пришлось прижаться к стенке. Застывший же возле своей кровати Блэк метнул на Римуса чуть ли не затравленный взгляд, перевёл его на проём и, возведя к потолку, зажмурился, ругнулся и направился за Марлин. Только когда тот уже был у подножья лестницы, Римус вспомнил, что ему так-то не помешало бы дышать. — Наверное, это всё из-за погоды, — промямлил Питер, кладя коробку на тумбочку. Теоретически, если бы все выходные не бушевала метель, они бы сейчас дружно возвращались из «Трёх мётел», и никто бы не ссорился. — Да, всё из-за погоды… — уныло ответили они с Джеймсом в голос, и вид у Сохатого был один в один, как в библиотеке, но упал он лицом не в книгу, а в подушку. Настроение, естественно, у всех испортилось, и до отбоя каждый прозанимался своими делами. Римус попытался повторить для профилактики целительные зелья за прошлый семестр и, конечно же, ничегошеньки сейчас не мог вспомнить. Мысли упрямо отказывались фокусироваться на учебе, им было гораздо интереснее упражняться в любимом бессмысленном самокопании. Годрик, Римус просто надеялся, что он не имел вообще никакого отношения к их конфликту. Но Марлин так на него посмотрела… Блэк вернулся только к одиннадцати, когда Сохатый с Хвостом уже спали, а Римус типично донимал потолок своими надоедливыми вопросами. Спустя минут двадцать, тот вышел из ванной, выпуская стелющиеся ноты ментола и мускуса, проникающие через балдахин, и перед тем как уйти к себе, задержался возле его кровати на несколько бесконечных секунд, за которые Римус насчитал сто десять ударов сердца, готового проломить грудную клетку. А ведь когда-то он думал, что не может быть ничего более дискомфортного, чем визиты Сириуса в его кровать. Что ж, у нас новый победитель. И это был самый неудачный выбор для размышлений на границе уплывающего сознания, которое, как по заказу, переместило Римуса на месяцы назад. Громкий смех. Бессмысленная борьба. Как по щелчку переменившаяся атмосфера. И лицо Сириуса так недвусмысленно близко от его собственного. А потом жгучий голодный взгляд, пробивший Римуса насквозь. Но во сне Римус не отскочил, как ошпаренный. Во сне он запустил пальцы в густые волосы, и Сириус не дрогнул, не отстранился — просто ждал от него хоть чего-нибудь, любого действия. А в черноте глаз кипела смесь из испуга, сомнений и необузданного желания. Оттолкнёт или притянет? Но Римус даже во сне не мог разрешить себе коснуться этих чувственных приоткрытых губ. И он отталкивал. Отталкивал или отползал сам. И тогда всё повторялось. Громкий смех. Игра. Лукавый взгляд, наливающийся свинцом. Тягучий воздух. Неизбежность. Снова драгоценный жидкий шёлк между пальцев. Сдавайся. И как только кончика языка коснулось горячее чужое дыхание, Римуса выдернуло наверх от звука резко раздвинутых штор. — Лунатик, харе дрыхнуть! — Скакал по комнате Сохатый, пропихивая ногу в штанину. — Впереди важный день! Римус беспомощно зарылся под подушку, натягивая сверху одеяло и вжимаясь в матрац блядским утренним проявлением низменных потребностей. Ненавижу. — Отставить нытьё! Даже Хвост уже встал, — Поттер принялся стягивать одеяло, и пока оно не спустилось ниже поясницы, Римус перевернулся и присел на кровати. — Всё-всё, я проснулся! — Он отвоевал обратно своё укрытие, помял лицо ладонями и осмотрел происходящее. Питер возился с галстуком возле зеркала, Джеймс заправлял рубашку [наводил суету], а Сириус, к удивлению, уже при полном параде стоял возле окна и, оглянувшись, кивнул ему с кроткой улыбкой. Римус повторил этот жест. — Ты рубашку криво застегнул. — Вот блин! — Начал заново расстегивать пуговицы Джеймс. — И он ещё ставит на себя, что первый трансгрессирует, — запрыгнул на подоконник Блэк. — Уж точно первее тебя, Бродяга, — парировал Поттер, — Лунатик, твои ставки? — Я ставлю на тебя, Сохатый, — сообщил Хвост. — А я не участвую, — откинул одеяло Римус, сползая с кровати и поправляя безразмерную футболку. — Это ещё почему? — Джеймс уткнул руки в боки. — Потому что меня с вами не будет, попробую в следующем году, — Сохатый театрально поднял брови, — я убрал своё имя из списка, — пятясь в ванную. — А, ты про тот список на доске объявлений, — махнул рукой Поттер. — Ничего страшного, мы внесли твоё имя в конечный список у Макгонагалл. — Что? — Замер Римус. — Нафига? Я не могу его… — И оплатили, — перебил тот, — но никакой благотворительности, Лунатик. Мы вычли по четыре галлеона из бюджета на твой день рождения, — заговорщически лыбился Поттер. — Да, так что не рассчитывай на что-то шикарное, — округлил глаза Блэк, — максимум, на кулёк шоколадных лягушек. — А что не так с шоколадными лягушками? — Протянул Питер. — Ничего, Хвост, лягушки — это круто, — улыбнулся ему Римус, и тот заметно приободрился. — Ну, вы и жуки, конечно… — до сих пор с трудом веря в то, что парни сделали за его спиной, — …спасибо. — Мы — Мародёры, Лунатик, а не жуки, — поправил Джеймс. Ребята явно старались показать ему, что эта помощь ничего им не стоила и вообще не требует благодарности. Но для Римуса она значила очень многое. Сама подача, не заставляющая его чувствовать себя нуждающимся в милостыне бездомным. — Так ваши ставки? — Повторил вопрос Сохатый. — Эванс, — без раздумий, — Лили надерет задницы нам всем, — предрёк он, закрыв за собой дверь в ванную. Подгоняемый неуёмным очкастым энтузиастом Римус в кратчайшие сроки умылся и напялил форму, однако перед выходом на лестницу он всё же остановился и обернулся к другу. Кажется, Поттер собирался его подопнуть, но, пойманный с поличным, опустил ногу. — Они помирились? — Шёпотом спросил Римус. Ему просто необходимо было это узнать, и Сохатый, вмиг ставший предельно серьезным, утвердительно моргнул. — Хорошо… — вроде это и было облегчением, но камень с души никуда не делся. — Джеймс, спасибо. Спасибо за всё. — Не за что, Лунатик, — положил он руку на плечо, — один за всех и все за одного, — Римус только открыл рот, — и слышать не хочу про Мушкетеров! — Ладно, — усмехнулся он, разворачиваясь к лестнице. — Но для справки, — приглушённо добавил Поттер на пороге общей комнаты, — идея с итоговым списком и бюджетом на подарки была не моя. — Вы две копуши! — Высокий голос Макдональд чуть не сбил его с и так обмякших от только что услышанного ног. — Мы тут скоро плесенью покроемся! Зачем вообще идти на завтрак всем вместе? Римус в прострации дошёл до Большого зала, а потом провел в ней половину дня. Его рука на автопилоте строчила конспекты под диктовку профессоров, ноги переносили его из кабинета в кабинет, а сам Римус так и остался на последней ступеньке лестницы из спальни. Мне не нужны твои подачки. Римус так грубо обращался с ним последнее время, но Сириус всё равно нашёл способ помочь ему, и не подал ни одного, хотя бы полупрозрачного намёка. Всё выглядело, будто Сохатый был инициатором — так, что Римус даже и не подумал на Блэка. вспомните для начала о вашей дружбе... Пожалуй, стоило выразиться по-другому. Тебе, Римус, надо вспомнить о вашей дружбе. Блэк о ней никогда не забывал. И начать можно было с одной залежавшейся у него вещицы. Но сначала Римусу пришлось вернуться в своё тело, так как сочетать рефлексию и трансгрессию — не лучшее решение, если не хочешь себе что-нибудь расщепить. Впрочем, две трети занятия ничего опасного для жизни не происходило. Их посадили на длинную скамейку в Большом зале, и заставили выслушать очень долгий и нудный инструктаж, от которого Римус начал клевать носом. Возможно, он бы тоже не возражал, чтобы его называли «Кэрол» — по крайней мере, это было бы весело. Но нет. Министерство прислало им не старца с маразмом, а зеленого стажёра. Зеленого во всех смыслах. И, похоже, он был метаморфом, потому что вряд ли прическа столь ядовитого цвета — добровольный выбор. Могла бы существовать, конечно, вероятность, что в душе он панк, но не с этим блеклым консервативным костюмчиком. Лицо паренька было в тон волосам, а бубнил он настолько тихо, словно боялся учеников больше собственной тени. Нет, сегодня Римус точно не будет пробовать трансгрессировать. Гораздо разумнее потом попросить Эванс разложить ему чётко и по фактам, о чем толковал этот одуванчик, тем более, у неё вроде не возникало проблем с восприятием информации на унылых частотах. Разве что она отвлекалась раз в пять минут, щипая Джеймса и Римуса. Но на него могла и не тратить силы — раз в две минуты его щипал Нейт, сидевший с другой стороны. Иногда создавалось ощущение, что желтый и синий факультеты, в принципе, открыли только для того, чтобы было кому сидеть между гриффиндорцами и слизеринцами. Они расположились на разных концах скамьи, а перейдя к практической части урока — в разных концах зала. И даже через весь Большой зал до них доносились заносчивые комментарии — как понял Римус, они делали ставки, кого из Мародеров расщепит первым. Однако по итогу в середину обруча получилось переместиться только у Лили и Нюниуса. — По-моему, во мне что-то умерло… — Сохатый уже пять минут разглядывал своё отражение в тарелке. — А нечего было дрыхнуть во время инструктажа, — наколола оливку на вилку Эванс, — сконцентрировались, представили, сделали кувырок. Что сложного? — Вот! — Поднял на неё безумные глаза Поттер. — Ты только что это объяснила за три секунды! О чем он талдычил целый час? — Я не мог перестать нервничать из-за мадам Помфри… — шея Питера втянулась в плечи, — зачем она с нами сидела? — Чтобы пришить твою руку, когда её оторвет, — на полном серьезе ответил Блэк, Питер в ужасе взглянул на Римуса. — Если оторвёт, Хвост, — утешил, называется. — Никому ничего не оторвёт! Питер, всё будет хорошо, я тебе помогу в следующий раз, — наклонилась вперед Лили, чтобы улыбнуться Петтигрю справа от Римуса, и теперь его бледное лицо стало пунцовым от смущения. — Эванс, может, и мне поможешь? — Поиграл бровями Джеймс. Взять на заметку: сказать Сохатому, никогда так не делать. Больше было похоже на припадок. — Будешь в очереди за мной, Поттер, — вклинилась Мэри. — И мной, — одновременно произнесли Римус и Марлин, машинально посмотрев друг на друга. Уголки её губ вежливо дернулись, и она перевела взгляд на Лили. Ему ведь не показалось? Это точно было странно. Сириус поднял со стола кувшин и «непринужденно» подлил сока во все кубки, до которых мог дотянуться. Эванс надула щёки. — Ладно, я вам всем помогу! Но это последний раз, больше такая халатность не прокатит. — Конечно, — хором, и Лили закатила глаза. Все до одного за столом понимали, что нет, не в последний, и да, ещё как прокатит. Консультацию для «особо одаренных» назначили на воскресенье, чтобы «из их головушек ничего не успело выветриться к следующему уроку». И остаток дня прошёл по заезженному сценарию. Римус со скрипом завершил перевод всего одной страницы пунктированных рун. Одна малюсенькая точка, добавленная к любому символу, полностью меняла смысл, транскрипцию и желание Римуса продолжать изучать древние руны. Несколько раз он принял за точку въевшуюся в пергамент грязь, а потом полчаса искал причину, почему предложение напоминает бред, написанный под Конфундусом. Как следствие, вышел из библиотеки Римус, не прекращая почесываться от фантомного зуда, который не спал, даже когда он неподвижно простоял под сильным напором душа минут пятнадцать, читая мантры и успокаивая себя тем, что хельсингские руны он же одолел — значит, и эти освоит. М-да, может, и подействовало бы, если б руны имели хоть малейшее отношение к его состоянию. Зуд преследовал его и во время короткого свидания с Нейтом, и во время патруля с Лили, и разросся до того, что у него начали чесаться кости, но тут, скорее всего, дело было в приближении полнолуния, обратный отсчет до которого запускался стандартно за четверо суток. И проводив подругу до гостиной, Римус решил, что лучшего способа избавиться от раздражения, кроме как буквально выкурить, ему не найти. Но прежде чем направиться в служащую курилкой башню, он таки поднялся в спальню. — Куда намылился? — Вытащил его за нос из карты Сохатый, когда Римус пытался в полумраке разглядеть схему, стоя на коленях сбоку от его кровати. — А куда я могу намылиться на сон грядущий? — Погонять миссис Норрис, — похлопал ресницами Поттер. — Ты меня перепутал с другим четвероногим, — фыркнул Римус. Кстати о нём. Римус вновь засунул нос в карту. — Он в башне, Лунатик. Ушёл минут десять назад, — взъерошенная голова скрылась за балдахином, — только давайте там без мордобоя, — зевая, провыл Джеймс. Потупив на золотой узор занавески, Римус сложил пергамент и спрятал его обратно под кровать. Раньше там хранилась и мантия, но теперь она перекочевала в шкаф — на случай, если девчонкам захочется с ней подурачиться. «Яйца по корзинам и всё такое». Бродяга тогда так и не догнал, что имел в виду Сохатый, но очень недоверчиво косился на его ширинку. А Римус так и не догнал, ради чего он полез проверять карту. Убедиться, что Сириуса нет в башне или как раз наоборот? Но он же, так или иначе, собирался встретиться с ним. Так почему бы не сейчас? И чем выше он поднимался по круговой лестнице, тем слабее чувствовался зуд под кожей. Зато на смену караула пришло абсолютно ненужное волнение, и Римус не стал накладывать согревающие чары на одежду. Может, хоть холод поможет сохранить мозг дееспособным и не даст наломать дров расшатанным нервишкам. Медленно вдохнув и расправив скованные плечи, он преодолел последнюю ступеньку и, сжав покрепче зеркало в кармане мантии, завернул в проход на смотровую площадку. Сириус, созерцающий вид с подоконника незастекленного окна, сразу повел головой в его сторону и с приподнятой бровью проследил, как он прошёл к стене, в которой находился расшатанный кирпичик. Но когда Римус вытряхнул из него пачку сигарет, настала его очередь поднимать бровь и озадаченно смотреть на Сириуса. — У меня была загвоздка с поставкой на прошлой неделе, — поджал губы Блэк, и Римус от нечего делать достал две сигареты Пэлл Мэлла — одну зажав зубами, вторую убрав за ухо — и вставил кирпич на место. — Ты бы завязывал, — прислонился он рядом с окном, решив не присаживаться. — Расхищать твою заначку? — Почти усмехнулся Блэк. — Смолить. Даже я не курю каждый день. — Я думал, ты бросил. — Я тоже так думал, — выпустил он горький дым. Мальборо всё-таки были помягче. Сириус проводил вылетевшее в окно облачко и оставил взгляд там же, откинув голову на откос. Напряжение. — Ты бывал здесь не один? Не со мной, — уточнил тот, хотя мог не утруждаться. — Нет, — Нейт предлагал, но Римусу показалось это неуместным, чем-то личным, что ли… — а ты? — Нет… это же наше место, — да, именно так ему тогда и показалось. Сириус умиротворённо втыкал в одну точку, судя по траектории, на горизонте, и Римус обвел пальцем узорчатый рельеф зеркальца. Давай, сейчас или никогда. Разговор всё равно не клеился, а сигарета почти сотлела. Но взбунтовавшийся рот опередил его туго подбиравший, как преподнести посылочку, мозг. — Ваша ссора с Марлин… — ну, заканчивай теперь, — я имею к ней отношение? — Да, — Блэк медленно затянулся, — нет, — и с ленивой грацией перевел на него тусклый взгляд, — какой ответ ты хотел бы услышать? — Правду, — начиная заводиться. Похоже, он застал Сириуса в редчайшей стадии «уйди, старуха, я в печали». Ни интонаций. Ни эмоций. Ни оттенков. Чистейшее сосредоточение тлена. — Она где-то посередине, — пожал тот плечами, — я рассказал ей про то, о чем просил тебя в туннеле. — Ч-что? — Расслабься, я рассказал только про себя, — Блэк вытащил из волос ещё одну сигарету, — и как ты меня остановил, — он пошевелил губами, кончик вспыхнул, а затем Сириус, издав подобие смешка, ушёл в себя — … и хуже всего то, что она не удивилась. Она умоляла меня замолчать, злилась, кричала… но она не удивилась. — Сириус, зачем ты это сделал? Вы-то помирились, а на меня она теперь смотреть не может. — Ну, я так понимаю, Белл меня по той же причине не переваривает? — Поднял он мёртвые глаза на, очевидно, перекосившееся лицо Римуса и цокнул. — Забей, просто Марлс заслуживает честности… и лучшего парня, судя по всему. Но после двух часов извинений, она успокоилась и мы поговорили. Вроде как я на испытательном сроке… Римус привалился спиной к промёрзлой стене, чтобы не видеть этого умирающего лебедя. Сам он так и не смог набраться храбрости поведать о случившемся Нейту. У них только всё наладилось, Римус не хотел портить ни одну их встречу этим побудившим бы ещё больше недоверия разговором. Хотя, конечно, Нейт тоже заслуживал честности. А Сириус опять оказался смелее его, видимо, потому что... — Ты любишь её? — Она дорога мне, — потеплел голос Сириуса, — я люблю, как она на меня смотрит, в её глазах я гораздо лучше, чем на самом деле. Люблю быть с ней наедине. Когда мы вдвоём, я обо всем забываю... я не хочу обманывать Марлс, не хочу делать больно. И я хотел бы любить её. Иначе, — и снова поледенел, — достаточно сильно, чтобы после твоего признания на вечеринке у меня не поехала крыша. — Крыша ни с того ни с сего не едет, — Мерлин, Римус, закрой рот! — Да. Но ты здесь не за этим. Зачем ты пришёл, Римус? Так, официально, это самый худший образ из всех имеющихся в арсенале у Блэка. Зато сейчас он наверняка взбодрится. И Римус, потушив окурок о подоконник с внешней стороны и кинув к остальным, подлежащим утилизации, достал зеркало и положил его справа от Сириуса. Тот недоуменно нахмурился. — Какого… — Блэк спустил ноги на пол и, перевернув его, уставился на гравировку, а затем поднял на Римуса ожившие, но не в хорошем смысле глаза. — Какого черта оно у тебя? Ну, поехали. — Сириус, выдохни, а. Я столкнулся с Регулусом после отбоя перед каникулами, мы мило поболтали и я обмолвился о зеркале. — А кто тебя об этом просил?! Последовав своему же совету, он выдохнул и глубоко вдохнул, подавляя просыпающуюся внутри агрессию. Пусть Блэк бесится, Римус на это вестись не собирается. И он обещал Поттеру держать себя в руках. — Почему бы не сказать «спасибо» и радоваться жизни? Теперь вы с Сохатым можете терроризировать школу и наслаждаться отработками. — Спасибо? Ох, да не вопрос. Спасибо, Лунатик. Теперь его смело можно выбросить в помойку! — Взмахнул руками Сириус. На долю секунды Римусу показалось, что зеркальце, и правда, сейчас полетит в окно. — Ты, блядь, думаешь, Рег тупой? Что он не допёр, что это за зеркало? Что он просто по доброте душевной его передал и не наложил замудренные следящие чары? — Ты лучше меня знаешь, что он бы этого не сделал, — сжимая челюсти. — Да с хера ли бы я знаю об этом?! — Взревел Блэк, отворачиваясь от него и хватаясь за голову. — Римус, ты достал переоценивать мою осведомлённость. Всё я, по-твоему, знаю! — Ты бы знал, если б хоть раз встретился с ним и видел то, что видел я, — похоже, теперь ему предстоит «беседовать» с затылком Сириуса. И хрен с ним, так даже приятнее. — Почему ты вообще забил на него? То ты готов в обличии пса прорываться в подземелья без всякого плана, кроме как наорать на брата, то прячешь голову в песок. Ты собирался вытащить его, но ты даже не пытаешься. — Да потому что я боюсь того, что услышу! — Плечи Сириуса вздымались, словно он задыхается, и Римус не хотел доводить его, но тому пора было уже открыть глаза. — И что? Просто вычеркнешь его из жизни, потому что так проще? Любое действие лучше того, чтобы отсиживаться и копить обиду. — Охренеть, — протянул Сириус каждую гласную и повернулся с наигранно-торжествующим выражением. — И кто мне это говорит? Тот, кто отмалчивался о своих чувствах… сколько, напомни? А нет, ты не упоминал, видимо, это я тоже сам должен знать! Блядь. — И что бы это изменило, Сириус?! — Оттолкнулся от стены Римус. — Ты в прошлом году вёл список девок, которых трахнул! Когда мне нужно было это рассказать? — Да не знаю я! — Проорал ему Блэк прямо в лицо. — Я не знаю, что бы это изменило! И уже не узнаю. Ты лишил меня возможности узнать об этом, выбрав ебаное самопожертвование какое-то! Ты хоть представляешь, как я себя теперь ненавижу за всё, что делал с тобой? А ты взял и признался, когда уже ничего не вернуть и не исправить, — отшагнул он назад, не разрывая истязающего зрительного контакта, — когда я с Марлин, а ты с Беллом, — резко махнул он рукой в сторону леса. — Ты сказал, что влюблён в меня, а я не знаю, что я к тебе чувствую, потому что запрещал себе эти чувства несколько лет! — Несколько лет? — И я, я с ума схожу, а ты даже не даешь мне объясниться! Так чем ты отличаешься от меня? Ты тоже вычеркнул из жизни то, что причиняет тебе боль. И не поспоришь… — Хорошо, — с трудом выровнял он голос, — ты прав. Я готов. — Охуеть вовремя, Римус!! Хочешь, чтобы я продолжал орать на тебя?! — Да, давай. Я своё дерьмо уже выплеснул, ты имеешь право кричать хоть до посинения. Сириус, вмиг переменившись, прищурился, и его губы тронула даже вполне искренняя полуулыбка — моментально померкшая, но всё же. — Не буду я кричать, — капризно взмахнул он волосами и, выхватив из-за уха Римуса сигарету, опустился снова на подоконник. Римус слышал, как у того выравнивается сердцебиение, но своё уже унять не мог. У него было три минуты, чтобы уйти, пока Блэк курил и очень громко думал, подбирая слова. Три минуты как возможность сохранить статус-кво. Сириус всё ещё сказал не так много. Римус смог бы с этим жить. Но он не ушёл, хотя кандалы на него никто не надевал, а Сириус, уставившись на точку в противоположной стене, закончил подбирать слова. Он запинался, давился своими же словами, словно они были нанизаны на жгут, который Сириус вытягивал из себя. И когда он выдернул с корнем самые тяжелые, наружу полилась желчь, смешанная с сарказмом, но он был направлен только на него самого. А у осевшего на пол Римуса открылись разом, наверное, все шрамы — и речь совсем не о тех, что нанёс когтями прижавший внутри уши волк. — Лунатик, ты всегда был чем-то большим… я не помню даже, когда точно это началось, но дружить с тобой было не тем же самым, что с Сохатым. Ты улыбался мне, а у меня скручивало живот. Когда я дотрагивался до тебя… я мог обниматься с Джеймсом, радуясь победе на матче, и это было так просто. Но если я обнимал тебя — это был просто пиздец. Меня это пугало, ведь это неправильно… а потом мне сказали, что любое моё желание правильное. И кто бы это мог быть? «Блэки берут всё, что захотят» сказал мне Орион Блэк, когда я застал в его кабинете картину маслом, как ему отсасывал официант, пока вся семья внизу кружилась в вальсе. Сходил, блядь, за огневиски… И меня просто передёрнуло, перемкнуло, я пообещал себе никогда не стать таким, как он. Сам факт, что у меня с ним может быть что-то общее, был отвратителен. А моё желание ощущалось гниющим инородным телом внутри. Я так долго избавлялся от него, но оно разрасталось, как неизлечимая зараза… и я продолжал, продолжал вытравливать его, выжигал напалмом, но после каждой новой девушки, я возвращался в спальню, смотрел на тебя… и шёл искать новую. Я проделал это столько раз, сколько потребовалось, пока не выжег это желание до пепелища. А потом решил на нём что-то построить, и всё шло хорошо, пока ты не начал отдаляться, сбегая к своим барсукам. Я изо всех сил убеждал себя, что ты не принадлежишь мне, что я не могу иметь всё, что захочу. И только у меня вроде это получилось, ты, блядь, выдаёшь самый фееричный пранк в моей жизни! Ты просто перевернул мой мир, в котором влечение к парню было приравнено к любви к непростительным заклятиям в качестве воспитательных мер. Но ты... ты полная противоположность всего, что олицетворяет мой род, а значит, в моём желании не было ничего плохого. И я понятия не имел о твоих чувствах, когда просил поцеловать меня… боже. Мне просто слишком давно этого хотелось, а я даже не допускал мысли, что это возможно. Мне было стыдно перед тобой, перед Марлс, но ещё мне было больно от того, как ты меня отшил, а потом вёл себя, будто тебя тошнит от меня. Я не понимал, почему ты так отреагировал… и вот тут ты добиваешь меня финалочкой своего пранка. И всё, гуляй, Бродяга, я пошёл мутить счастье со своим парнем, будем друзьями. Просто заебись, — уронил лицо в ладони Блэк, обрушив на них звенящую безжалостную тишину. Римус цеплялся только за свистящий в щелях ветер, удерживающий его от того, чтобы не впасть в глубокий транс. Он не чувствовал ничего. Полный вакуум. Казалось, в нём просто выключили свет, обесточив весь организм, потому что, если он сейчас позволит себе хотя бы одно чувство, его захлестнёт с головой этой волной, и он нахрен перегорит. — Сириус, я… — почти беззвучно, — я не знаю, что сказать… — А что тут скажешь, — буднично отозвался Блэк и встал с подоконника, хлопнул себя по коленям, Римус в замешательстве посмотрел на него, — проёб по всем фронтам, — развёл тот руками с застывшей пародией на улыбку, — моя жизнь. Вроде бы Блэк всё равно ждал от него какого-то ответа. Хоть чего-нибудь. И Римус приоткрыл рот, но у него не было ни одного слова. Вообще. Зияющий ноль. Сириус, кивнув, зачесал волосы назад и шумно выдохнул в сторону. Может, усмехнулся. Римус не различил. — Римус, просто уйди, ладно? — «Ты же это так любишь» читалось в блестящих отражающих лунный свет глазах, которые Сириус тут же спрятал. — Оставь меня одного. Римус со второй попытки поднялся на нетвёрдые ноги. Ему всего лишь нужно было пройти десять шагов вперёд, но его толкнуло чуть левее, и Блэк отскочил от него как от прокаженного. — Сириус… — обронил он, опуская самовольно вытянувшуюся руку, которой не хватило каких-то нескольких дюймов, чтобы дотянуться до чужого предплечья. — Нет, — ещё дальше отступил Блэк с отрешенным взглядом, — хватит на сегодня. Эту фразу всегда сопровождал звук металлического засова, а долбиться в закрывшуюся дверь не имело смысла, пока тот сам не отопрёт её изнутри. И Римус ушёл. Оглянувшись напоследок перед поворотом, но наткнулся только на прямую, натянутую как струна спину Сириуса, которая обреченно согнулась, стоило ему сбежать по ступенькам, но этого, конечно же, Римус уже не видел.

***

«Хватит на сегодня» растянулось на всю оставшуюся неделю. Сириус приоткрыл дверь всего один раз. На следующее утро, когда Римус выходил из ванной, пропуская его, и они обменялись не вмещающими и жалкой толики того, что хотелось сказать: — Прости, что сорвался. — Прости, что не слушал. И на этом всё. Они надели свои испещрённые сколами маски, потому что так было нужно. Правильно. У обоих были дорогие им люди, ради которых они должны были не позволить им упасть. Но что важнее — казалось, ни тот, ни другой не знал, что им делать, если они окончательно разобьются. Римус держался за свою так сильно, что впервые, за сколько себя помнил, даже не ощущал симптомы приближающегося полнолуния. Ломка маячила где-то на заднем фоне, не пропускаемая заслоном, отгораживающим его от любых чувств, и такое положение дел Римуса вполне устраивало. Возможно, если он продолжит в том же духе, обращение тоже пройдет легче. Но это было ошибкой. Помимо того, что абсолютно все его решения являлись одной огромной ошибкой, эта стала самой роковой вишенкой на сгнившем, изъеденном личинками торте ошибок. Из-за неё, продвигаясь по туннелю от Гремучей ивы, Римус не сразу распознал знакомый тошнотворный запах, который пробился через заслон, когда он оказался в Визжащей хижине, но было уже поздно. Этот затхлый удушающий аромат забрался в ноздри, проникая через стенки сосудов, разгоняя лаву по венам, и поставил его на колени даже раньше времени, заставляя скрести ломающимися ногтями пыльные неотесанные доски. Волк никогда так остервенело не рвался наружу. — Лунатик, что происходит? Ещё рано! — Упали перед ним Джеймс и Сириус, Хвост попятился к двери. — Убирайтесь отсюда, — прохрипел он через режущиеся связки, подавившись собственным воплем от того, что локти вывернуло в обратную сторону. — Никуда мы не пойдём! Мы с тобой! — Он уже не понимал, кто с ним говорит. Хребет прострелило от агонии, и, собрав остатки всего, что в его трещавшем черепе ещё напоминало от человека, Римус поднял застеленные мутной плёнкой глаза на Блэка и выплюнул последнее разборчивое слово. — Кровь. Волк почуял её. Им нельзя было оставаться с ним, они не смогут его сдержать, отвлечь. Он разорвёт их как мешающееся под ногами препятствие на пути к желаемому. Она была совсем рядом, её сладкий терпкий железный вкус оседал на языке. Пасть наполнилась вязкой слюной. Человеческая кровь. Это была последняя разборчивая мысль в выталкиваемом зверем сознании. И кровь же стала первым, что Римус почувствовал, очнувшись утром на полу Визжащей хижины. Она заливалась ему в глаза, в рот, стекала по подбородку и была буквально повсюду. Римус захлёбывался ею и собственным застрявшим в горле рёвом. Это была уже его кровь. Он разодрал себе лицо.