Our golden years

Побег из Хогвартса в разгаре учебного дня — Римус мог и заранее об этом подумать — неизбежно приравнивался к подписанию приговора от Макгонагалл. Стоила ли игра свеч? Определенно, нет. Как бы далеко он ни убегал, сбивая дыхание, вымотанный, из последних сил, мысли непринужденно бежали рядышком и даже не вспотели. А суровая плата в виде пяти отработок, проведенных по локоть в дерьмище [буквально] оттого была вдвойне обидной. Будто его облапошили в магазине, продав за несусветные деньги бракованный товар. И вот, копаясь в зловонных удобрениях под присмотром профессора Стебль, Римус неустанно задавал себе один и тот же вопрос. Как он до этого докатился? Он практически не спал ночами, отсутствовал на уроках, подпирая голову и бессмысленно таращась на двигающиеся рты учителей, брал с собой книги из библиотеки, чтобы хоть как-то восполнять пробелы, но по итогу везло, если он продвигался дальше пары страниц. От беспрецедентного краха в табеле спасало только отложившееся на задворках накопление прочитанного наперед материала, но запасы нещадно иссякали, а для изучения нового у Римуса кончились ресурсы. Римус не жил. Он существовал. Даже имитировал существование. Это состояние, в общем-то, напоминало парализовавшее его на каникулах. С одним различием — ему оставили возможность передвигаться. Видимо, с той целью, чтобы никто не заметил подмены. И притворяйся он лучше, может, номер и прокатил бы. Да только тут без вариантов, когда на передовой имеются такие проныры, как Джеймс Поттер и Лили Эванс. Их деликатности хватило на три дня. На четвёртый же Сохатый встретил его на выходе из теплицы в полном спортивном обмундировании и боевом настрое. И учитывая положение стрелок на часовой башне, тренировка ещё не могла закончиться, а значит, выходило, что капитан отлучился с поля накануне важного матча [немыслимо!], и Римус ещё легко отделается, если Поттер его просто отмудохает Нимбусом. — А можно ещё немного времени? — Сохатый категорично покачал головой, уставив свободную руку в бок. Ну, за спрос морду не бьют [только метлой по жопе]. — И насколько ты в теме? — Насколько же и в Магловедении. Всё непонятно, без словаря не обойтись, но я осваиваюсь. Лунатик, что с тобой происходит? — Вкратце? Я погряз в дерьме. — Это да. Запашок тот ещё, — поправляя очки, Джеймс поморщил нос, и у Римуса получилось вполне искренне отзеркалить его полуусмешку. Да, сколько ни мойся или очищай себя заклинаниями, аромат компоста на этой неделе — его круглосуточный спутник. — А происходит-то что? Можно было бы сыграть в викторину. Вариации ответов: а) парень, с которым я встречался, освежевал мой мозг запрещенным заклятием, и теперь я боюсь показываться в местах, где могу его встретить, потому что начинаю задыхаться; б) я в очередной раз испортил всё то, чего мы достигли с Сириусом, но, что хуже, теперь я окончательно запутался, где правда между его словами и ещё одними — преследующими меня, стоит закрыть глаза; в) я жду посылку с наградой Человек “Отбитое решение” года; г) я не тусуюсь с вами, так как занят подбором, с какой хогвартской башни сброситься; д) всё вышеперечисленное. — Джеймс, просто мне хреново. И я не хочу нагружать вас своими проблемами… я уже причинил достаточно вреда. Сохатый шумно выдохнул, почесав кожаной перчаткой лоб. Он явно был на взводе. — Два сапога, блин… Римус, когда ты уползаешь хандрить в тёмный угол в одиночку, мы не хлопушки взрываем от радости. Пришёл бы хоть раз за три дня в Большой зал, увидел бы, как мы все «не нагружены». Я понял, вы с Нейтом, — от так легко брошенного имени Римуса бросило в холодный пот, — расстались, и это было ужасно. Вдобавок вы опять не поделили кость с Бродягой, но зачем избегать вообще всех?! — И это ты называешь «аккуратно разведать обстановку», Поттер?! — Они с Сохатым от неожиданности подпрыгнули, встав плечом к плечу, как на построении, перед возникшей из ниоткуда Эванс. Она этому у Макгонагалл научилась? А ну, погодите-ка… против него, что, опять замыслили сговор? И пока Римус, опомнившись, переводил обретающий ясность взгляд с одного шпиона на другого, Джеймс всё ещё пребывал в оцепенении. — Я кого спрашиваю? — Меня, — натянул нижнюю губу Поттер и с ней же повернулся к Римусу, — извини, Лунатик, я на нервах. Матч уже завтра, а половина команды из-за простуды прочихивает все подачи. — Так, может, не стоит в такой мороз выгонять их на поле? — Она права, Сохатый, — вынужден был согласиться Римус. — Вы готовы к игре. Ты сделал всё возможное, горячий чай и посиделка перед камином сделают всё остальное. Лицо друга выражало такой шок, будто перед ним на стол вместо индейки поставили запеченного соплохвоста. Оно и понятно. Даже смерть — не повод для Поттера пропускать тренировку. Но денёк сегодня выдался, и правда, морозный. Римус простоял на воздухе сколько? Три минуты? И у него уже нос грозил отвалиться. Поэтому хотелось побыстрее уже ретироваться в замок. Сохатого же, видимо, отапливал вечный огонь любви к квиддичу. И всё же две здраво рассуждающие головы [одна с хвостиком — Римусу до здравия далековато] одержали победу. — Ваша взяла, пойду их распущу, — Поттер перекинул ногу через Нимбус и окинул Римуса тоскующим, но не без доли укоризны взглядом, — возвращайся к нам, Лунатик. — Не забудь отменить и утреннюю тренировку тоже! — Крикнула вслед удаляющемуся летуну Лили, на что ветер принёс раздосадованное «ну, блин!», и она с тенью улыбки повернулась к исподлобья сверлящему её Римусу. — Разведать обстановку? — Даже оправдываться не собираюсь, — гордо расправила плечи Лили и, взяв его под локоть, потащила к школе, — запишу в колонку минусов Поттера, что в преддверии чемпионата от него чуткости не дождешься. — Ну, он пытался. За старания можно дать звёздочку, — попытался реабилитировать рейтинг друга Римус. Лили и бровью не повела. Не надейся съехать с темы, называется. — Ты начнёшь или я? — Щедро предоставила выбор Эванс так, что Римус предпочел бы всё-таки кандидатуру Сохатого. Она не торопила с ответом, и, перелопатив залежи обломков в голове, он составил жалкое подобие удовлетворительного объяснения, когда они уже зашли внутрь. Отмороженные кончики ушей, носа и пальцев тут же начало припекать от смены температуры. — Лили, — повернулся он к подруге всем телом, — я знаю, что эгоистично поступаю. Но по-другому у меня сейчас не получается. Мне нужно побыть наедине с собой. — И помогает? — Нахмурилась Лили. И кто ещё тут «два сапога пара»? — Стало лучше за время наедине с собой? — Конечно, нет… — честно признался он. Никогда не помогало. — Тогда мы нашли изъян в твоём отработанном плане, — подытожила Лили, растирая порозовевшие ладони, и осмотрелась по сторонам, — так, нам тоже не помешают горячий чай и камин. Пойдем. За три дня Римус умудрился отвыкнуть от гостиной Гриффиндора в дневном свете и позабыл, сколько шума производит бегающая туда-сюда малышня. Громкость совсем чуть-чуть снизилась, когда из прохода за портретом появилась Лили, однако в данных обстоятельствах с замечаниями, как и с косметическими чарами Римуса — надо обновлять каждые пятнадцать минут. Они устроились на пушистом ковре, подложив диванные подушки. Лили разлила ароматный чай с малиной по кружкам, и обратный отсчет закончился. Но от перспективы откровенничать о себе его неконтролируемо передёрнуло. — Как разделение ноши старосты с Сохатым? — Лучшая защита — нападение. — Сегодня же ваш первый патруль, — с младенческим взглядом поверх кружки. — Не верю! Мне из раза в раз приходилось напоминать тебе о нашей очереди дежурить, — шлёпнула его по колену Лили. Римус, ничуть не раскаиваясь, широко улыбнулся. — Ну, так как? — Джеймс… неплохо справляется, — «он хорош во всём, за что ни возьмётся» услышал Римус, — вчера помирил двух готовых подраться второкурсников. — Хах, в этом у него стажа навалом, — Лили иронично похлопала ресницами. Блядь. Сам вырыл яму, сам в неё и провалился. Римус уткнулся на пляшущий в камине огонь. — Созрел поговорить? — Ненастойчиво, вполголоса. Шумовая завеса играющих в шарады детей в другой части гостиной укрывала их надёжнее любых заглушающих чар. — Было бы о чем… — небрежно фыркнул Римус. Он пока не мог нарыть истинную причину, не дающую ему обсуждать Нейта — даже произнесенное в мыслях имя отдавалось острой болью — усердно убеждая себя, что просто не хочет, чтобы у ребят составилось негативное мнение о пуффендуйце. И попутно убеждал себя, что он единолично в ответе за всё случившееся. — Он скучает по тебе, — что?.. кто? Вынырнул из пламени Римус. Лили заправила волосы со стороны камина за ухо и поджала губы. А, ясно. — Он не показывает этого, но это так. Они с Сириусом ни слова не сказали друг другу с понедельника. Они пересекались только утром и на уроках, благо половина расписания была раздельной. Потом Римус топал на отработку, а всё свободное время проводил в принявшей его Выручай-комнате, вытянувшись на диване и пялясь на куполообразный потолок. Иногда в учебники, пытаясь родить хотя бы строчку эссе. Забавный факт: обустроившись по его нуждам, комната оставила ему на тумбочке кипу бумажных салфеток. Реви, Римус, на здоровье, всё для тебя! Хрен-знает-какой факт: он так и не заплакал. Вообще ни разу с того дня, когда отец помахал ему ручкой. В принципе, Римус мог и ночевать в ней, но не был уверен, что это разрешено школьным уставом. Поэтому возвращался к полуночи в спальню. Да, именно поэтому! Не потому, что в тайне надеялся, что Блэк соизволит выйти к нему и попытаться наладить контакт. Почему Римус не соизволит пойти на контакт сам? Этот вопрос ему разве что Выручай-комната на стене не написала. Если бы Сириус был обижен на него, Римус, может, и предпринял бы что-нибудь. Но обидой и не пахло. Зато, чем несло за версту, так это стыдом! И простите, такое амбре уничтожало всё желание и близко подходить к Блэку. — Он мог бы сказать мне это лично, не так ли? — Округлил глаза Римус, зачем-то изображая беззаботную веселость. Не провел ни себя, ни Эванс. В актерской труппе пик его карьеры — роль пня. — А тебе язык на что, Римус? — Снова врубила наставнический тон подруга. — Ты же тоже скучаешь. — Лили, я не могу, там… ситуация, — тупее и не опишешь. Но, похоже, они тут устроили свою личную партию в шарады. — У вас всегда ситуация, — буркнула Эванс. — И она наверняка, как обычно, не стоит и выеденного яйца… Отчего-то складывалось впечатление, что их тайм-аут с Сириусом расстраивает подругу больше самого Римуса. Это реально сбивало с толку. Вряд ли Сохатый пересказал Лили весь творящийся последний месяц гротеск — миллион процентов не рассказал. Она могла опираться только на собственные наблюдения, и Римусу уже было просто любопытно, как они выглядят со стороны. А также любопытно, почему Лили на его стороне. Римус отставил в сторону опустевшую кружку и заодно незамысловатые перекидывания загадками. — Ладно, Лили, в чем дело? Разве ты не должна быть в лагере с Марлин и Мэри? — Я ни в чьем лагере, Римус! И нет никаких лагерей. Есть… Годрик, не говори Джеймсу, что я так сказала. Есть мы — Мародёры и Ко, и то, что половина не общается друг с другом, меня угнетает. И я не выбираю ничью сторону, я хочу, чтобы все обрели своё счастье. Марлин не была счастлива с Сириусом, а ты, извини, но не был счастлив с... — Римус ненароком дернулся, и она замяла окончание фразы. — И ты думаешь, что… — скептично начал он, понимая, к чему ведет подруга. — Да, я думаю, у вас получится, — бойко заявила Эванс. — Вы похожи и в то же время абсолютно разные, но как раз поэтому и дополняете друг друга. Римус неверяще прыснул. Желания попререкаться ему было не занимать. Всяко лучше, чем абсолютно ничего не чувствовать. — Лили, мы раз в неделю грыземся вместо того, чтобы мирно обсуждать разногласия. — Да вы ещё даже не пробовали, — отмахнулась Лили. — Люди грызутся оттого, что небезразличны друг другу, но не могут об этом сказать. Сами себе объясняют поведение другого, а потом обижаются, отсюда и все проблемы. Эванс важно вздернула подбородок, мол, я готова так продолжать хоть до ночи, чая у нас много. Но с Римуса уже было достаточно. И чая, и уроков взаимопонимания. Очевидно, на каждый его довод у Лили припасено пять за пазухой. — И как давно ты догадалась? — О тебе или о Сириусе? — Без надобности уточнила рыжая бестия. — Я видела, как ты сбежал с его дня рождения, когда он поцеловал Марлин... — да, это был не лучший день в жизни Римуса. Так-то весь этот год не лучший в жизни Римуса. Она смущенно опустила взгляд, а потом вернула его вместе со смеющимися лучиками. — А когда ты признался, и Блэк перебрал, он повис на мне, нескончаемо называя королевой вечеринок и спрашивая, серьезные ли у тебя отношения и видела ли я, какие у тебя глаза. — Не-е-ет! Ты врешь, — зарылся в ладони Римус. Какой кошмар! — Посмотри своими охерительными глазами в мои и скажи, вру ли я, — лукаво улыбнулась Лили. — …охерительные? — Сквозь щёлочки между пальцев. — М-да, когда Блэк напивается, где-то плачет один поэт, — она по-доброму засмеялась, и чувство неловкости улеглось. — Так что… Внезапно замолчав, Лили стрельнула зрачками вправо, побудив Римуса обернуться на вошедшую парочку. Чувство неловкости лежало недолго. Девушка тут же повела головой в их сторону, пробежавшись взглядом по нему, по Лили и, неуверенно подняв ладонь, приветственно помахала. Римус, сглотнув застрявший в горле ком, кивнул, и Марлин отвернулась обратно к упоенно возмущающейся Доркас, уводящей её в сторону спален. Видимо, тренировка закончилась, значит, Римусу пора валить из гостиной, пока… Увеличившиеся в два раза в диаметре серые глаза впечатались в него неподдельным изумлением. …не вернулся Сириус. Поттер, не ожидавший препятствия на пороге в виде замаскировавшегося под столб Блэка, врезался в его затылок и заскулил. — Бродяга, что за подлянка?! О... — Римус помахал им один в один, как ему Марлин. Сириус завороженно повторил этот тупорылый жест, а затем посмотрел на свою руку, будто его тело захватили пришельцы, чертыхнулся, спрятал её в карман и широким шагом устремился к лестнице. Римус обратился выразительно вскинутой бровью к безмятежно попивающей чаёк подруге. — Говорю же, поразительное сходство, — хмыкнула Лили, пожав плечами. Что есть то есть, им давно можно устраивать соревнования «заигнорируй другого до смерти». — Ну, я, пожалуй, пойду, — одним рывком поднялся из позы лотоса Римус под её недоумевающим взором и, пятясь назад, само собой, натолкнулся на преграду поупрямее, но это как посмотреть. — И не думай, Лунатик, — расставил ноги Поттер, — не хочешь наверх, пошли в библиотеку. — Сохатый, ещё один день ничего не изменит. — Ага, учиться же осталось чуть больше года, — любезно заметила Лили, — можно раскидываться деньками напропалую, — точно язва. Мерлин, ну, не готов он ещё идти на переговоры с Блэком! Он только что выматерился [на себя или на него?] от одного приветствия с Римусом. Да после такого ему всё-таки пригодится та упаковка салфеток! И, похоже, этот крик души добрался ментальными путями до Джеймса, потому что он выпятил нижнюю губу и шагнул в сторону. — Но на матч же ты придешь? — С такой интонацией, словно друг на самом деле простит, если Римуса не будет завтра на трибунах. И ему захотелось посильнее встряхнуть Поттера. Хоть чемпионат по квиддичу и стоял в одном ряду с Прорицаниями — чем бы детишки ни тешились — Римус всегда поддерживал своих друзей. — Чтобы я пропустил, как вы разнесёте Когтевран? Такому не бывать. И буквально засветившийся Сохатый сгрёб его в крепкие объятия, стандартно хлопнув два раза по спине. В тот вечер Римус не вернулся в спальню. Не специально. Даже не притронувшись к учебе, он лёг на как никогда удобный диван, слушая на повторе все альбомы Pink Floyd раз десять. И на одиннадцатый веки налились тяжестью, а затем его незаметно утянуло в приятную дремоту, сквозь которую ещё улавливались отдаленно проплывающие строки. But it was only fantasy. The wall was too high, As you can see. No matter how he tried, He could not break free. And the worms ate into his brain. (Но это была всего лишь фантазия. Стена слишком велика, Как вы сами видите. Как бы он ни попытался, Он не смог освободиться. И черви съели его мозг) И когда сторона пластинки закончилась, Римуса уже поглотил глубокий сон. Первый полноценный сон с начала недели. Кто бы мог подумать, оказывается, здоровый отдых способствует появлению сил. Римус подскочил с дивана необычайно бодрым и обновленным. Так, что хоть беги на утреннюю пробежку. Разбросанные в жутком бардаке мысли наконец-то разложились по полочкам — ревизия, конечно, лишней не будет, но уже какой-то намёк на порядок. В спальне он ожидаемо никого не застал, до матча оставался всего час. И приведя себя в достойный вид, Римус двинул на завтрак под заевшие строчки «Hey you». Он, действительно, позволил чужим словам, подобно червям, копошиться в его извилинах и выстроил новую стену, но так продолжаться не может. В конце концов, пусть Сириус и испугался тогда, пусть понял, что переоценил свои, скажем так, нетрадиционные способности, и теперь ему стыдно перед Римусом, черта с два, это разрушит их дружбу. Ничего непоправимого не произошло. И черта с два Римус будет ограничивать себя в передвижениях по Хогвартсу из-за страха встретиться с Нейтом. Пора прекращать строить из себя жертву. — Нейт, — на пробу прошептал Римус. Вот, всё нормально. Ты не сдох, произнеся его имя. А дрожь пройдёт. Должна пройти. В день игры уровень шума в Большом зале превышал все допустимые пороги. За всеми столами творилась полнейшая вакханалия. Даже за учительским — Макгонагалл рьяно угрожала Флитвику палкой сельдерея. Оживленные споры, летающие оригами, звон посуды. Засмотревшись по сторонам, Римус еле успел отпрыгнуть от мчащегося по проходу когтевранца в маске ворона, размахивающего мантией на манер крыльев. Заприметив девчонок и перемазанного в цвета факультета Питера, он направился к друзьям. И усмиряя норовившее оборвать удерживающие тросы и провалиться в пятки от ощутимого прицела карих глаз сердце, опустился на лавку рядом с Лили. — Лунатик? — Вылупился на него Хвост как на инфернала. Реакции Мэри и Марлин не уступали Петтигрю в степени ахуя, а Эванс, ничуть не удивленная, вручила ему бордовый флажок со стоящим на задних лапах львом. — С возвращением, — подмигнула Лили. — Тоже мне блудный сын! — Дотянулась через подругу Макдональд, чтобы дать ему подзатыльник. — Ай, за что? — Ты знаешь, за что! — Мэри дернула его на себя за мантию так, что Лили пришлось пригнуться к столу, и чуть ли не столкнула их лбы. — Ни один мужик не стоит того, чтобы киснуть из-за него целую неделю. — Возьму на заметку, — осторожно подался назад Римус, поглядывая через её плечо на Марлин. Как ни странно, она дружелюбно улыбнулась и, указав зрачками на Макдональд, обвела ими полукруг. Возможно, этот перерыв всем пошёл на пользу... — Теперь я могу поесть? Эванс времени не теряла. В тарелке Римуса уже ждали сэндвич, пара сосисок и внушительная горка салата. Ну, если вспомнить, чем он питался всю неделю — а эльфы однозначно считают сладости основой рациона для растущего организма — витамины будут очень кстати. И пока Римус хрустел витаминами, подруги перечислили ему все новости, которые он пропустил за неделю отшельничества. Ничего особо интересного. Кто-то с кем-то расстался. Кто-то сошёлся. Мэри на Прорицаниях поведали, что её прическа вступает в конфликт с фазой планет, под которой она родилась. Пивз высыпал на миссис Норрис ведро сухих репейников. Очень важно: Хвост занял второе место в шахматном турнире. Римуса больше поразило, что в шахматном кружке достаточно членов для проведения аж настоящего турнира. Но когда наступила пора выдвигаться на поле, взгляд Римуса зацепился за сложенную пополам газету, валяющуюся на столе, где сидели пятикурсники, и он замер с занесенной над лавкой ногой. Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними усиливает меры отслеживания оборо… Очевидное продолжение загораживал кувшин с соком. Римус потянулся к газете и только взял её в руки, Лили выдернула «Ежедневный пророк» и спрятала за спиной, Мэри тут же передала «мяч» Марлин, и та кинула его на противоположную сторону стола. — Ну, вы серьезно? — Сложил он руки на груди. Если он обойдет зал, найдет ещё минимум сотню экземпляров. — Абсолютно! Тебе не нужно это читать. — Там сплошная ахинея имитирующих деятельность работничков и субъективное отношение мерзких писак, — расшифровала завуалированное эвансовское «это» Макдональд. Римус вздохнул, окидывая обстановку, и увидел стопку занимательного чтива на лавке рядом с Петтигрю. Видимо, тот быстро собрал газеты, пока Мэри отвлекала его, высказывая за раскисания из-за мужиков. Он понимал, друзья хотели уберечь его, и Римус мог отблагодарить их, лишь подыграв. Но, разумеется, на выходе из зала, он таки уволок со стола Пуффендуя один выпуск и спрятал в карман мантии. Рёв стадиона был слышен, наверное, на многие мили вокруг. Переполненные трибуны тряслись от топота предвкушающих хлеба и зрелищ учеников. И, казалось, только у Римуса всё никак не получалось поймать настроение. Он то и дело оглядывался, когда его кто-нибудь пихал, протискиваясь сзади, дергался на каждый вопль над ухом и, одним словом, чувствовал себя дискомфортно от такого количества людей. Личное пространство — это не про квиддич. Однако стоило командам показаться на поле, все раздражающие факторы превратились в шелуху, и Римус сам не уследил, как начал что-то кричать и размахивать флажком, растворяясь во всеобщей эйфории. Сказать, что матч выдался остросюжетным — ничего не сказать. Где-то под конец первой трети игры у комментатора кончились эпитеты, и всё, на что его хватало, это беспрерывный поток междометий. Квоффл не успевал продохнуть под мышкой у охотников, по очереди залетая в ворота соперников, идущих ноздря в ноздрю. Сорвавшиеся с цепи бладжеры — неуловимые черные точки — пролетали опасно близко от голов игроков и набирали такую скорость, что загонщикам не раз пришлось сменить разлетевшиеся в щепки биты. А Римус всю игру был близок от того, чтобы грохнуться, как чахлая барышня, в обморок, когда Блэк несся навстречу этим орудиям убийства. Хвала Мерлину, и Гриффиндор, и Когтевран — не любители грязной игры, как, например, Слизерин. Основной стратегией загонщиков являлось отправление бладжеров в далекое путешествие за пределы поля, и пока они возвращались, у охотников был простор для свободного маневрирования. Снитч же, очевидно, решил сгонять по-быстрому на второй этаж Хогвартса, захватить у Плаксы Миртл заветревшийся попкорн и, устроившись на одной из башен, наслаждался разворачивающимся шоу. Но когда счет с обеих сторон перевалил за сотню, и парящие над основным действием Вуд и Джонсон уже начали зевать, золотое солнышко ворвалось в игру, как бы напоминая, ради чего тут все собрались. И два ловца молниеносно пустились в погоню, переманивая на себя всё внимание толпы. Мэри, обычно стойкая и непрошибаемая, смотрела за своей половинкой через ладони, нашёптывая незнакомые даже Римусу ругательства, когда тот совершал безумные пике и пролетал в считанных дюймах от смотровых башен. И Римус бы позаимствовал у неё парочку подходящих под ситуацию выражений, наблюдая картину, как Сириус в последний момент отбил мчащийся в Поттера бладжер, да с такой силой, что от отдачи совершил полный оборот вокруг метлы. Трибуны разразились аплодисментами и женскими писками, а Римус был вынужден схватиться за ограждение, чтобы всё-таки не потерять сознание. Зато Блэк, блядь, довольный как слон! Убил бы. Но он враз позабыл о желании послать выпендрежника экспресс-почтой на тот свет [если этого не сделают бладжеры] в тот же момент, как Сириус, раскидывающий воздушными поцелуями в болельщиков, вернул руки на метлу и с сияющей улыбкой повернулся точно в его сторону. И их глаза встретились. Всего на миг. Перед непременно показушным пируэтом. Однако именно в этот миг Римус вспомнил, за что влюбился в Сириуса Блэка. Один особенный взгляд, и весь остальной мир просто исчезает, растворяя в небытие все тревоги, непримиримые обстоятельства, заботы и страхи. Несомненно, Сириус ошалел от счастья и собственной крутости, перепутав реальность, в которой их любого рода отношения отложены в морозилку [спасибо Лили за метафору], с той, в которой возможны такие откровенные переглядки. Несомненно, после игры ничего само по себе не станет по-прежнему. И, несомненно, этот момент занял своё место среди немногочисленных хороших воспоминаний Римуса за весь прошедший учебный год. Матч завершился со счетом двести восемьдесят — сто тридцать и взорвавшимся над стадионом салютом, оформившимся тысячами оранжевых огоньков в львиную морду. Римус, оглушенный сразу тремя источниками — пронёсшимся совсем рядом свистом, взрывом и раскатистым рыком, уставился на прыгающую Эванс, секунду назад выстрелившую заклинанием в воздух. И та, надев префектское выражение, пожала плечами, но уголки её розовых губ всё равно неумолимо тянуло вверх. Несмотря на отрыв в сто пятьдесят очков, победа над воронами ещё не означала победу в чемпионате. Когтевран обыграл Слизерин с разницей в двести десять очков, а значит, с учетом матчей с Пуффендуем, возьмёт ли Гриффиндор кубок, решит игра между Гриффиндором и Слизерином, и им нужно «натянуть их» с отрывом минимум в сто восемьдесят очков. И эти расчеты ему привел не кто иной, как Эванс. Мерлин, слышал бы Сохатый — прослезился бы. Но неутешительные расчеты неутешительными расчетами, а попойка по расписанию. Поэтому мы наконец можем вернуться к насущному вопросу. Как он до этого докатился? Вместо того чтобы помогать друзьям готовиться к секретной вечеринке, о которой, естественно, никому неизвестно — Макгонагалл просто так вскользь упомянула, что сегодня она крайне занята и не сможет наведаться с внезапным визитом в гостиную — Римус битый час перемалывал грёбаный помет докси! Мышцы на руках забились ещё вчера. Как такие маленькие существа могут производить столько проблем? И когда он закончил с последним ведром, думая, что с избытком заплатил своими мучениями за прогул одного денёчка, профессор Стебль радостно выставила перед ним бочонок гноя бубонтюбера, который необходимо развести для приготовления компостной смеси. По щеке скатилась скупая мужская слеза. — Ох, превосходно, Римус! — Восторженно хлопнула в пухлые ладошки ведьма, чуть ли не окуная нос в серо-коричневую жижу. — Идеальная консистенция! — … дерьма. Идеальная консистенция дерьма. И это не про удобрения, а про жизнь Римуса. — Я свободен? — Не скрывая надежду в голосе. Пожалуйста… — Конечно, дорогой. Теперь, если тебе понадобится ухаживать за ядовитой тентакулой, ты не растеряешься, так? — Так, профессор. Большое спасибо, — механическим тоном ответил Римус. Не дай бог ему это когда-нибудь понадобится! Спешно сняв перчатки и положив на стол, Римус поторопился к двери, пока Стебль проверяла другие выстроенные в ряд ведра, с любовью помешивая длинной ложкой содержимое. Смирись, Римус, некоторые вещи за гранью твоего понимания. — Ой, дорогой, пока ты ещё здесь, — [блядская тентакула!] — будь добр, отнеси те два ведёрка нашему Хагриду. Римус проследил за траекторией, куда ткнула тучная ведьма, и едва не захныкал. Возле выхода стояли два «ведерка» литров по десять, полные кухонных отходов. Не став задавать никаких вопросов вроде «зачем они лесничему?» — Римусу явно будет спокойнее без этого знания — он схватился за подозрительно хиленькие железные ручки и, толкнув, плечом дверь вывалился наружу. Последний рывок и всё. Прощайте теплицы. И плетясь к ведущей с холма лестнице, он бессознательно остановился, краем глаза задев ту, в которой проходят практические занятия. Ту, в которой пуффендуйцы устраивают свои вечеринки. Ту, в которой он провел несчитанные часы наедине с другим человеком. Приятные ведь часы. Но сейчас всколыхнувшееся чувство заставило его только скривиться и тряхнуть головой, выбрасывая из неё подкидываемые ни разу не ностальгией картины. Хижина Хагрида, виднеющаяся у границы Запретного леса, была последним рубежом на пути к свободе, и Римус, смотря под ноги, преодолел уже половину ступенек, как их разом приклеило к бетону от хлестнувшего по загривку оклика. — Римус! — Первым же инстинктом было бросить балласт и сбежать в тот же лес. Любая живущая там тварь лучше того, кто безжалостно быстро нагонял его. Однако второй подавил трусливые потуги и принадлежал скорее не Римусу, а ощетинившемуся проснувшемуся по такому случаю волку. И он крутанулся навстречу замершему примерно в двух метрах Беллу. — Помощь нужна? — Нерешительно спросил тот, заглядывая сверху в вёдра. У Римуса взлетели брови. — Нет, — с застрявшим в трахее не то утробным смехом, не то рычанием. — Не нужна. Не от тебя. Блондин, словно одновременно ожидав и не ожидав подобного ответа, отвел взгляд, выдыхая в сторону, и втянул скулы. — Ладно… Римус, послушай, — спустился на ступеньку префект. — Не подходи! Клянусь, Нейт, ещё один шаг, и я вылью на тебя эти помои. Эскуро всё очистит, но чудесные ощущения тебе обеспечены надолго, — прям как и от их прошлой встречи. Видимо, выражение лица Римуса не оставило причин сомневаться в его словах, и Белл, вняв предупреждению, вернулся на прежнюю позицию. — Хорошо-хорошо, — поднял тот настороженно ладони, — Римус, я хотел извиниться, — о боже, кажется, сейчас нездоровый смех таки прорвется наружу, — я… — Не утруждайся, — оборвал он. Ему просто смотреть на Белла было тошно, не то что слушать. — Если ты трясешься из-за того, что я кому-то расскажу про твои успехи в тёмных искусствах, то выдохни и вали в свои подземелья. Я бы даже посоветовал тебе переселиться в гостиную по соседству. — Римус… — Что? — Неожиданно вскипел Римус. — А на что ты рассчитывал? Окей, я мудак каких поискать. Я не был с тобой честен, не делился тем, чем нужно было поделиться, а потом было уже поздно, но без спроса влезать в мою голову? А че, сразу не изнасиловал? Хотя подожди, по сути, ты это и сделал. — В немигающем взгляде сверкнуло холодное лезвие. Правда глаза колет? — И я знать не хочу, где ты и за каким хером научился легилименции... Да кто ты вообще такой? — не смог он озвучить последнюю часть, лицезрея покрывшую незнакомца маску. Или это было его настоящее лицо? — Люди видят тьму в том, чего боятся, — почти пренебрежительно. Вот тебе лояльность и размытые границы Пуффендуя. Раз так, Римус предпочтет вернуться к черно-белой категоричности Гриффиндора. — Неспроста ведь таких, как ты, зовут тёмными существами. И тут уже он не сдержался и откровенно рассмеялся, запрокинув голову. Глухо. Практически замогильно. — Знаешь, что на самом деле забавно? — Вполоборота к блондину. Через утихающие судороги в горле. — Ты сказал тогда, в ванной, что не собираешься облегчать мне задачу, но на этой неделе облегчил её дважды. Не приближайся ко мне больше, — зыркнул он напоследок на Белла и, не дожидаясь ответа, пошёл вниз. Без ведер с отходами было бы, конечно, эпичнее, но и так сойдет. Может быть, он был чересчур груб — ещё два месяца назад Римус и предположить бы не смог, что они станут настолько чужими друг для друга. Никакой симпатии, хотя бы нейтралитета. Одна неприязнь. И перед дверью хижины он нашёл то не дававшее ему покоя эти дни чувство, вступающее в конфликт со всем его нутром, обычно любящим купаться в самоуничижении. Вину. Он обвинял себя, без конца повторял, что заслужил то, что сделал Нейт. А сейчас наконец-то понял. Их отношения изначально были провальными. Самообманы, ревность, замалчивания, тайны, компромиссы. Они оба в равной степени ответственны за логичный горький исход. Вот только есть грани, которые просто нельзя переступать. Как бы ни было больно, обидно, нельзя и всё! И переступил её не Римус. …в конце пути значение имеют только наши решения, действия и полученный результат, — всплыл на поверхность хриплый уставший голос. Что ж, Нейт, ты тоже разбил мне сердце. Надеюсь, тебе от этого легче. Вежливо отказавшись от предложения Хагрида отведать его не внушающих доверия кексов, Римус с «чистой» совестью направился в башню Гриффиндора. Звон колокола оповестил о наступлении шести часов вечера, следовательно, времени до начала праздника было меньше чем в обрез. Учитывая, что ему желательно минимум час простоять под душем, чтобы смыть с себя запах отработки, сгоревшей выпечки и липнущую остаточную злость от короткого разговора. — Эй, мелюзга! Руки прочь от конфет! Питер, тебя тоже касается, я всё вижу! — Сшиб его высокий голос Макдональд, стоило портрету отвориться. Вступив внутрь, Римус не тешил себя иллюзиями, что ему удастся незаметно проскочить в спальню. По-любому, его сейчас опять чем-нибудь запрягут. Он уповал только на свой изможденный видок, вызывающий жалость. Однако задача прилетела вовсе не от руководящей украшающими западное окно бедолагами Мэри, которая, очевидно, затылком следила за ошивающимися у накрытого фуршета первокурсниками [и Питером]. — Римус, не поможешь? — Поманила его к себе балансирующая на камине Маккиннон. Сперва он оглянулся, нет ли за ним другого парня по имени Римус, и недоумевающе покосился на девушку. Марлин, улыбаясь, закивала, мол, да-да ты. Придерживая один закрепленный на стене конец гирлянды из красных флажков и золотых шариков, она указала на собравшуюся в спутанный клубок на полу всю остальную часть. — Вдвоём будет быстрее. К слову, в гостиной было ещё валом слоняющегося без дела народа. — Не хочу придираться, но мы как бы в школе волшебства, — принялся распутывать самодельное украшение Римус. — Ага, видишь ту кучу мусора возле кресла? — Кивнула она на ошмётки той же расцветки, что и гирлянда в его руках. — Первая попытка использовать магию. Шарики слишком чувствительные. — Ты посмотри, какие неженки, — осуждающе покачал головой он, и Маккиннон уперлась в него таким серьезным взглядом, что Римус моментально начал анализировать, что он опять не так ляпнул, как вдруг она звонко переливчато засмеялась. Странно. И снова общаться в том числе. Она простила его? — Марлин, всё в порядке? — Да, не обращай внимания, просто ассоциации сыграли, — убрала с лица волосы девушка и с явно не предназначающейся Римусу улыбкой приклеила на ленту очередное звено гирлянды. Зафиксировав второй конец на торчащем из стены штыре, на котором висел герб факультета, она отряхнула ладони друг о друга. Римус помог ей спуститься, и они, отойдя на пару шагов, с гордостью посмотрели на плоды своей слаженной работы. Вышло криво, но чувствовалась душа. — С одним нашим общим знакомым, прям как с этими шариками, — усмехнулась Маккиннон. — Они дарят праздничное настроение своим золотым блеском, притягивают взгляды, но добавь немного магии и… ох, там всё очень плачевно. — О чём ты? — Ненароком взглянул он на брошенные у кресла потускневшие резиновые лоскуты. Марлин прильнула виском к его плечу и заговорила уже тише. — Я имею в виду, что магия — настоящие чувства, Римус. А неженка — Сириус. Он пышет уверенностью, лоском, сводящей всех с ума харизмой. Но стоит делу дойти до серьезных вещей, оболочка лопается и… — Всё очень плачевно?.. — Скорее, уморительно. Важно ни в коем случае не смеяться, когда отъявленный ловелас превращается в пугливого мальчишку. Поверь, это будет сложно, — отпрянула она, поднимая голову с ласковой полуулыбкой, и до Римуса ни разу не экспресс-почтой дошёл смысл её слов. — Я знаю, что ты любишь его. Ты так смотрел на него сегодня и тогда, на рисунок… жаль, я не видела этого раньше. На грудь сошёл очередной оползень. — Марлин, я... я честно, не думал, что всё обернётся вот так. Знал бы… — Продолжал бы держать свои чувства в себе, пока они тебя не съедят? Это неправильно. Я бы ни за что не пожелала, чтобы из-за моих отношений кому-то было больно, Римус, особенно другу. — И какой я друг, если теперь больно тебе. — Не преувеличивай, — отмахнулась Марлин. Марлс терпеть не может, когда её жалеют. — Хуже было видеть, как его ломает, и искать причины в себе. Но я поняла, что была ни при чем, и это… облегчение. Ты точно лучше присмотришь за ним. — Она резко вытянула руки вперед. — Примирительные обнимашки? — Ну как тут отказать? — Фуу, Римус, тебе точно нужно в душ! — Тут же заворчала подруга, пытаясь вырваться из его благодарных объятий. — Иди, пока они не вернулись. — Они? — Озираясь по сторонам. В гостиной, и правда, кое-кого не хватало. Той, кого, судя по всему, замещала командующая Макдональд. — Лили, Джеймс и Сириус, наверное, уже опустошили склад «Кабаньей головы» и крадутся сюда. — Лили? Лили Эванс? — Уронил челюсть Римус. — Да, мы её теряем. Марлин поджала губы, и он, послав ей ещё один преисполненный тёплой печали взгляд, развернулся к лестнице в спальню. Он уже говорил, что у него лучшие друзья на свете? Надо повторять себе это почаще. Спустя полтора часа всевозможных прихорашиваний Римус стал более-менее похож на человека, которого можно выпускать в мир. Снизу доносились сменяющие одну за другой кричалки, перекрывающие даже музыку. Самый громкий заводящий голос не вызывал сомнений в обладателе. Завтра Поттер, по всей видимости, будет хрипеть как пропитый и прокуренный вокалист рок-группы. Но это уже заботы Поттера из будущего. И последовав примеру Сохатого, он положил под подушку «Ежедневный пророк». Всё завтра, а сейчас пора «отрываться». Обзаведшись символическим кубком, Римус устроился на своём привычном месте — на сдвинутом к стене диване, с которого открывался лучший обзор на беспредел. К его появлению малышню уже разогнали, наверняка дав взятку в виде конфетных ваз, пропавших с фуршетного стола, и вечеринка в ускоренном темпе набирала совсем не безобидные обороты. Песни становились интимнее, платья в танцах задирались всё выше, а температура в помещении неумолимо росла вверх. Даже особо не выпив, Римус чувствовал лёгкое опьянение от выдыхаемых винных паров. И не пил не он один. Периодически посматривая на бокал Блэка, то пропадающий, то появляющийся в его руках, Римус отмечал, что уровень вина оставался неизменным. Аномально? Безусловно. Подозрительно? Ещё бы. Волнующе? Пиздец как. Пять раз к Римусу «в гости» заглядывал Поттер, икающий через слово и вываливший на него все накопившиеся претензии за неделю. Основная была за вчерашний вечер. Видите ли, Джеймс перенервничал перед патрулем и решил уложить волосы, а Римуса не было рядом, чтобы сказать другу, что он выглядит как идиот с прилизанным пробором. Почему этого не сказал Блэк? — Пот’му что он св’лота бесс’вестная! Сволота бессовестная тем временем слезла с камина — не без помощи потянувшей его за джинсы Мэри, и уже около десяти минут они грозно размахивали руками, отгоняя всех желающих пробраться к фуршету. Римус же не мог перестать залипать на его покрывающие оголенные предплечья вены. Сириус сегодня вообще не запаривался с прикидом, остановившись на школьной белой рубашке — естественно, претерпевшей некоторые изменения. Рукава закатаны, верхние пуговицы расстегнуты, галстук болтался на середине груди, одна пола заправлена в пояс, другая наружу. Римус про себя согласился с Сохатым. С одной поправкой. Шикарная бессовестная сволота. Которая, кстати — не успел Поттер обежать круг по гостиной и завести ещё одну посвященную сборной Гриффиндора кричалку — теперь аккуратно придерживала за талию висящую на шее Макдональд. Очевидно, сегодня день примирений. И, похоже, их очередь не за горами. Римус уже физически ощущал, как этот неотвратимый момент дышит ему в затылок. Он невпопад что-то отвечал чередующимся Джеймсу, Лили, Мэри и даже Марлин, хотя изо всех сил старался следить за нитью разговора, порой петляющей круче серпантина, но недобрый прищур, стреляющий в него с другого конца комнаты, немножечко так мешал сосредоточиться на собеседнике. Римус не истязал себя догадками, чем завершится их разборка. Он четко задался целью извиниться за свой необдуманный глупый порыв, поставивший их обоих в неловкое положение, и, если тот попросит, вычеркнуть из протокола все двусмысленности [вообще не двусмысленности!], обронённые за прошедшие недели. Пускай Лили уже и просчитала их совместимость, Марлин — до сих пор в голове не укладывалось — дала своё благословение. Это ничего не значило. Сириус имел право на колебания. Право передумать. Гораздо важнее для Римуса было сохранить дружбу, а чувства… их, конечно, нехило потрепало — пусть лежат себе тихонечко под таким же потрепанным сердцем. И когда диванная подушка рядом с ним снова опустела и по гостиной застелилось мягкое шипение устанавливающейся иглы, Римус прекратил гипнотизировать круги на поверхности хереса и поднял глаза. Некоторые люди любят наступать на одни и те же грабли. Нашлись мазохисты-экстремалы. Попробовали бы они отчаянно наступать на один и тот же капкан. Babe, you're getting closer The lights are goin' dim The sound of your breathin' Has made the mood I'm in All of my resistance Is lying on the floor Taking me to places I've never been before (Детка, ты все ближе, Свет становится все тусклее, Звук твоего дыхания Создал то настроение, в котором я нахожусь Все мое сопротивление Лежит на полу Унося меня в такие места, В которых я никогда не был) Спасибо, Элвис. Они синхронно опустошили до дна свои бокалы. Сириус, не кивая, не давая никаких других сигналов, кроме ты-сейчас-же-идешь-за-мной взгляда, поставил сосуд на стол и, оттянув галстук ещё ниже, направился наверх. Закрыв дверь, Римус прислонился к ней лопатками и вдохнул поглубже прохладный воздух, поступающий из открытого окна. Приготовившись созерцать натянутую спину Блэка сколько потребуется, он засунул руки в карманы, а своё извинение пока что подальше. Несомненно, тому было о чем подумать эту неделю и нужно было выговориться первым. Сириус всегда начинал первым. — Ты конченый кретин, Лунатик! — Многообещающе. — Скажи мне то, чего я не знаю… — вырвалось само собой. По крайней мере, Сириус обернулся. Но с таким выражением, будто остался возмущен тем, что Римус не оспорил его предъяву. — О, не сомневайся, я скажу. Я всё скажу, — нешуточная угроза. Римус выпрямился, настраиваясь стойко выслушать о себе всю правду. И как же она была далека от его предположений. — Целовать меня, Сириуса Блэка! В женском сортире! Ты берега не попутал? Прямо возле толчков и распластанного на полу ещё не остывшего тела твоих отношений. Пиздец романтично, Римус! — Всплеснул руками Блэк, зарываясь в волосы и уставляясь на балдахин над кроватью Питера. Римус только по-идиотски открывал и закрывал рот. Листик с нарисованным алгоритмом вопросов и ответов разорвался пополам и приземлился на ковёр. — Извини, — да, не совсем за это он собирался извиняться. — Извини? В жопу твоё «извини»… — незлобно, почти устало, словно запал кончился. — Я ему говорю, давай открывать дверь вместе, он её сносит бульдозером, а потом такой: это была ошибка, Сириус, — передразнил он Римуса, наделив всеми существующими дефектами речи. Разорванный ещё на несколько кусочков листик со шпаргалкой подхватило сквозняком и унесло к чертям. Сириус развернулся к нему, сжимая челюсти и вымачивая его в совершенно нечитаемом взгляде. — Ладно, — встряхнул волосами тот и, вытянувшись в полный рост, сократил дистанцию до полуметра, отчего Римус непроизвольно попытался шагнуть назад, но отступать было некуда, — давай, я готов. — К чему? — Еле удержал он стремящиеся за границу лба брови. Блэк вымученно нахмурился, мол, ну что непонятного?! — Сделай ещё раз то, что хотел сделать, — отчетливо храбрясь, пояснил тот и, подпрыгнув пару раз на месте, зажмурился. — Я готов. — А вот это пиздец как романтично, Бродяга. Не буду я ничего делать, — скрестил руки на груди Римус, — тебя, блин, трясет от страха. — Да, конечно, мне страшно, Римус! — Психанув, отошёл Блэк, и он на удивление расслабился. — Мы вроде как очень всрато это обсудили, но одно дело перекидываться намеками, пялиться друг на друга, и вообще другое — перейти к действиям, — а вот и долгожданная правда. — Мне не просто страшно, я, блядь, в ужасе! — Вновь приблизился тот, безумно забегав по геометрическим узорам на его джемпере. — Это же ты! Что, если я облажаюсь? Что, если мы столкнёмся зубами? И Римус чуть не подавился кашлем, но Блэк, у которого глаза уже расширись до размеров галлеонов, и не заметил. Мерлин, он из-за этого переживал? Кашель неодолимо перерастал в щекочущий горло смех. Важно ни в коем случае не смеяться, когда отъявленный ловелас превращается в пугливого мальчишку. Поверь, это будет сложно. — Сириус, — приструнив лезущую на лицо улыбку, Римус подцепил собравшуюся выше локтя ткань рубашки, придвигая его к себе. — И я изучил вопрос, — продолжил тараторить Блэк, находясь вне зоны досягаемости и так близко одновременно, — я ниже на пару дюймов, это же означает, что я за девчонку, да? О боже… это слишком мило, чтобы насмехаться. — Сириус, — позвал он немного громче, перемещая ладонь на пылающую шею. — А если у меня не получится? Я не умею! — Сириус. — Что?! — Наконец вонзил в него ясный взгляд Блэк, и несущие такую очаровательную чушь губы приоткрылись в немом удивлении. — Замолчи, — выдохнул Римус, обводя то малое оставшееся между ними расстояние, и таки разрешил себе иронично-победную улыбку, огладив идеальную ложбинку за ухом. А затем поймал последовавший вздох Сириуса своими губами. Всего одно невинное соприкосновение. Всего несколько секунд, показавшихся бесконечностью. Впервые он бы всё отдал за наступление полнолуния посреди цикла, чтобы лучше слышать грохочущее сердце Блэка, но приходилось довольствоваться лишь умопомрачительно бьющейся в ладони пульсацией. Даже чересчур сильно ускорившей ритм. Она-то и заставила его оторваться, с небольшой опаской приоткрывая веки. Мгновение, и Блэк открыл свои, обнажая полностью налившиеся кипящей смолой глаза. — …ты как?.. — все, на что был способен сейчас Римус. И Сириус не ответил. Вернее, Сириус дал самый бесподобный емкий ответ из всех возможных, хватаясь за ворот кофты и наклоняя его обратно. А закопанные чувства взорвались неиссякаемым бурным гейзером. Разносящим жизнь в каждую пересохшую, изможденную клеточку тела. Сносящим на своём пути все груды полуразрушенных дамб, стен, исписанных чужими голосами, и сомнений. Очищающим каждый захламленный мыслями уголок души. Каково это — целовать Сириуса Блэка? Каково чувствовать его вкус у себя на языке? Его пылко вжимающиеся и раскрывающиеся навстречу губы? Чувствовать его настойчивые пальцы, гуляющие в волосах и с силой, с голодным желанием тянущие на себя, чтобы углубить поцелуй? Каково чувствовать возрождающиеся мечты, залатывающие разорванный в клочья важнейший орган? У Римуса спрашивать бесполезно. Добиться от него чего-либо, кроме бессвязного лепета, в те минуты ни у кого бы не получилось. И всё же одно слово мигало в сознании огромной подсвечивающейся неоновыми лампочками придорожной вывеской. Правильно.