Our golden years

Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними усиливает меры отслеживания оборотней. Каждый оборотень в обязательном порядке должен пройти регистрацию бла-бла-бла Министр внёс предложение бла-бла-бла недостаточно явки в Министерство! Мы не знаем, чем они занимаются в остальные дни бла-бла-бла с помощью магических печатей наш особый отдел специалистов сможет отслеживать местоположение и деятельность представителей... Пробежавшись ещё раз припухшими ото сна глазами по уже зачитанным строкам, Римус убрал газету обратно под подушку, анализируя вызванные чувства. Как и в прошлые дни, да — всё ещё бесит. Всё ещё хочется ворваться в Министерство, перевернуть парочку десятков столов и бросить чертову писанину в рожу родившему эту мысль чиновнику с криком «вы все тут с ума посходили?!». Магическая печать. Почему бы не называть вещи своими именами? Клеймо. Чего они добиваются? Тем, кто зарегистрировался, не найти приличной работы, жилья. Если и удается устроиться в каком-нибудь третьесортном месте, где не проверяют документы, прикрытие держится до поры до времени — пока люди вокруг не смекают, что отгулы удивительно точно совпадают с полнолуниями. Его вид и так обречен волочить существование в самой низине магического мира. Так теперь они собираются заклеймить добропорядочных невиновных людей, которые уже достаточно пожертвовали своей свободой, и не где-либо, а прямо на шее. С такой отметкой оборотней не будут пускать на порог ни одного заведения — кроме кишащих преступниками и тёмными магами притонов Лютного переулка, конечно. Да Министерство само толкает их на кривую дорожку, прикрываясь благими намерениями! Когда он прочитал [и как они не побоялись этого слова] статью в первый раз, Римуса скрутило от истеричного смеха. Ведь чтобы выдумать столь абсурдный закон, надо быть либо очень тупым, либо сатириком. Но как ни присматривался, как ни вертел страницу, Римус не нашёл сноски вроде «статья носит исключительно юмористический характер», и тогда его скрутило уже от тошноты. Ну, а раздражение, естественно, не заставило себя долго ждать, разгоревшись в нём бессильным негодованием, и Римус не мог остановить ни его, ни себя — первым делом с утра возвращаясь к спрятанной газете и подкидывая в костёр всё больше дров. Повезло, что в день матча Римус опоздал на завтрак и не застал пик обсуждения почты. Явись он вовремя, наверняка всласть насладился бы выкриками «правильно!», «так им и надо!», «отлавливать и убивать, как бездомных собак!» и так далее. Разумеется, его друзья такого бы не сказали и, скорее всего, не одобряли подобные меры. Но их неодобрение касалось только Римуса, вряд ли их беспокоила судьба других оборотней. По крайней мере, такое складывалось впечатление. Прочли, покачали головами и забыли. Он не обвинял ребят ни в чем, им незачем принимать проблему пушистого меньшинства близко к сердцу, однако Римус пропускал её через себя раз за разом, закаляя в гневе сплав из противоречий. Обсудить их с кем-нибудь необходимо, он понимал. Но единственный подходящий человек, который сейчас мог бы развеять сомнения, отсутствовал в школе уже с неделю. Римусу нужно было услышать Его позицию на этот счет. Услышать от Дамблдора — человека, за которым он намерен пойти — что он не поддерживает реформу Министерства. Сторону добра, получается? А у Римуса теперь язык не поворачивался её так назвать. Потому что, честно говоря, аргумент «на войне все средства хороши» — жалкая оговорка для очищения совести и не более. Раздражение. Неутихающее, но контролируемое. Обложенное сырыми камнями, сдерживающими огонь. И всё бы ничего, сводись все его проблемы к блестящему нововведению в магический порядок. Всё бы ничего, если бы вокруг костра, бережливо охраняемого Римусом, не полыхал неистовый пожар, распространившийся из другого источника. Римус поначалу не посчитал опасным этот огонёк, способный только одаривать теплом и светом. Ой, зря. Стоило отвернуться, порыв ветра разжег его до необратимых масштабов. До, блядь, бешенства. И имя ему Сириус. Впрочем, было бы чему удивляться. Если наступит день, когда Сириус перестанет выводить его из себя, то мир треснет, Земля остановится, а волшебники будут прислуживать домовым эльфам. Не будем спешить, Лунатик. Не будем афишировать, Лунатик. Знай Римус заранее, на что подписывается, он бы дважды пересмотрел договор и докопался до каждой прописанной мелким шрифтом строчки. Что в итоге получилось? Как изменились их отношения? Если вычесть четыре с половиной поцелуя [с натяжкой] за десять дней, включая два после матча, то вообще никак. Даже стало хуже. То есть Блэк проявлял к нему больше внимания за первый семестр! Ноль прикосновений, провокационных взглядов, инициативы, а держался он исключительно поближе к Поттеру, потому что не дай Мерлин кто-то что-то заметит и подумает. Оставаясь наедине, они перетирали любые отвлеченные темы, и чтобы заткнуть Сириуса, достаточно было, конечно, всего лишь взять его за руку. И о да, он замолкал. Атмосфера менялась, наконец-то переставая быть «непринужденной», и Сириус позволял целовать его — бесспорно, сам получал удовольствие, но только Римус пытался хоть чуточку продвинуться дальше, например, переместить губы на шею, отзывчивый, соблазнительно прижимающийся к нему парень превращался в окаменелое бревно. Это было мило лишь первые три раза. Когда Римус рискнул расспросить, что того настолько смущает, Сириус выронил сигарету и прожег себе джинсы. Он уже успел сто раз пожалеть о своей шутке про дам. И Римус не был совсем идиотом, он ясно осознавал, что в ней и проблема. Вернее, в том незначительном нюансе, что они оба парни. Но идей, как правильно завести откровенный разговор, чтобы Блэк не выпрыгнул в окно, пока не намечалось. Всё, до чего он додумался, это «давай не заморачиваться над распределением ролей и постепенно изучать тела друг друга, а там уже разберемся». Чем больше он проигрывал возможный после такого предложения диалог, тем четче прорисовывалась перспектива самому быть выброшенным в окно. Почему всё так сложно? Почему таких проблем не возникало с Нейтом? И вот этот вопрос был подобен сброшенной в очаг возгорания бочке с бензином. Как и само присутствие Нейта. Если жизнь даёт нам людей для опыта, то, по-хорошему, жизнь могла бы не быть такой засранкой и подчищать их с радаров после выполнения своей функции. Намусорил — убери за собой. Проще простого же. Но Нейт не исчез, и, наверное, это паранойя разыгралась, но они, даже когда встречались, так часто не пересекались в Хогвартсе. Серьезно, куда ни плюнь — попадёшь в префекта Пуффендуя! В Большом зале, на каждой перемене, в библиотеке. На Уходе за магическими существами они по воле насмехающейся судьбы оказались в паре — самые долгие полтора часа в жизни Римуса. И что бесило больше, тот вёл себя по схеме: я не я, хата не моя — воплощение приветливости, такта и безмятежности. Римус же — воплощение тернового куста с признаками невроза. Белл был ходячим напоминанием обо всём, что ему хотелось забыть. Ходячей издёвкой. И вроде Римус отделался от нашёптанных в подкорку предостережений, но на их место пришли собственные, скажем, наблюдения. Несмотря на то, чем всё обернулось в конце, они с Нейтом встречались. А для описания их отношений с Блэком, скорее, подходил термин «друзья с привилегиями». Даже Макдональд со своим чутьем на флюиды ничего не подозревала. О чем-то же это говорило? По идее, Римус должен довольствоваться «малым», тем более, полгода назад он и в самых оптимистичных мыслях не мог допустить такого расклада. Должен... но просто не получалось. И Римус не считал себя жадным собственником, он готов ждать Сириуса сколько потребуется [в конце концов, не привыкать], но, как показала практика, его неуёмных тараканов хлебом не корми, дай что-нибудь понакручивать. Надежду вытравить мелких паразитов Римус оставил уже давно, и на этот раз пытался их хотя бы отвлечь, занять безумно увлекательными домашними заданиями, эссе, переключить внимание на приятные моменты. Срабатывало максимум на несколько часов. Или до прихода в Большой зал — тогда тараканы с двойным усердием возвращались к своему любимому занятию, а Римус с двойным усердием старался не скрипеть зубами, любуясь разворачивающимся представлением. Хоть все и помирились, они так и остались сидеть в том же порядке. Раньше слева от Сириуса располагались Марлин и Мэри, теперь же — пятикурсники. Пятикурсницы. Пятикурсница. Головная боль, если точнее, но все звали её Эммелина Вэнс. Несомненно, в борьбе за место рядом с Блэком пострадала не одна претендентка. И вот победительница — длинноногая блондинка с воздушными локонами и гладкой кожей — зубоскалила напротив Римуса уже в течение двух недель. В первую она особо не действовала на нервы — видимо, доказывала невесть кому, что отличается от обычной фанатки. Но вот уже с пять дней её смех заставлял Римуса всё ожесточеннее втыкать вилку в жаркое, а успевшие надоесть «ой, Сириус, я тебя задела?» побуждали воткнуть её себе в шею. — … даже идти не хочется. Мне не по себе от этих уроков, — недовольный тон Эванс отвлек его от расплывающегося в вежливой улыбке перед блондинкой Сириуса. Тарелка Лили была почти полной, а ведь обед подходил к завершению, — я написала эссе ровно на столько страниц, на сколько задавали и ни строчкой больше! Это омерзительно. А профессор Элерс читает лекции, словно мы проходим Шекспира, а не Непростительные заклятия. — Лучше он, чем тот карлик, что был в прошлом году, — чуть переборщив с энтузиазмом, вклинился Римус и сразу ощутил на себе скользнувший прицел. — Точняк. Я за весь пятый курс так ни разу и не обратился к нему, чтобы не засмеяться. Профессор Фрутти! Ну это же… ох, — Сохатый, поднеся ко рту кулак, покачал головой, — второй кусок был лишним. — У него ещё был такой писклявый голос! — Писклявым голосом сказал Хвост. — А можно больше серьезности? — Сведенные брови свидетельствовали, что Эванс было не до шуток. — А кто смеется? — Поправил очки Джеймс. — Я написал семь листов об Империусе и начал заранее изучать Круцио. Я собираюсь сражаться с теми, кто не чурается использовать непростительные. В бою не будет права на ошибку. Не знаю, что по поводу этого Шекспира, но, главное, профессор Элерс объясняет материал доходчиво, а это очень важная тема, и я отношусь к ней со всей серьезностью. Все сидящие обратили на Поттера ошарашенные взгляды. Черт с ней — с непоколебимой интонацией. Он только что не согласился с Эванс! — Что? — Явно недопонял Сохатый. — У меня что-то в зубах застряло? — Да, но дело не в этом… — без иронии ответила Лили. — Бродяга, посмотри! — Осклабившийся Поттер резко повернул Блэка к себе, и его локоть задел слишком близко рассевшуюся Вэнс, отчего содержимое её кубка, как в замедленной съемке, выплеснулось вверх, — ёёё… — и окатило Сириуса дождем из тыквенного сока. — Ой! — Взвизгнула девушка. — Сириус, я не хотела! — Она суетливо принялась вытирать салфеткой его промокшую рубашку и брюки под взрыв хохота за змеиным столом. — Кошмар… — Да всё нормально, — выдавил Блэк, тупо следящий за её бегающими по его телу ручками. Римус, покусывая изнутри щёку, занимался тем же. Да и все вокруг. — Шустрая девочка, — донесся справа шёпот Макдональд. — Эммелина, я сам. Вэнс подняла голову навстречу Сириусу с выражением, так и пищащим «он знает моё имя!». — Я такая нерасторопная, я всё исправлю, — аллилуйя, она вспомнила, где они находятся, и достала палочку. — Эскуро! Так неловко, — осмотрела она наблюдающих за ними Мародеров и Ко, остановившись на Римусе, — простите. — Бог простит, — кинул он и встал из-за стола, нарочно избежав зрительного контакта с Блэком. Зато поймал одновременно укоризненный и сочувствующий взгляд Лили. Не сейчас. Он с удовольствием послушает нотации о манерах, но позже. Сейчас ему кровь из носу нужно умыться холодной водой, пока из ушей не пошёл пар. Не то чтобы он злился конкретно на Вэнс. Она была лишь одной из. Отчасти у Римуса уже выработался иммунитет. Девушки вешались на Блэка с тех пор, как у того начал ломаться голос. Однако безобидные воздыхания остались в прошлом, а после расставания с Марлин, они совсем активизировались, не давая Сириусу прохода и используя, как правило, одни и те же приёмы. Самый смехотворный — врезаться в него и выронить кипу учебников, разыгрывая спектакль, достойный дешёвой мелодрамы, в которой Сириус, по их задумке, должен помочь поднять книги и пошло-поехало — случайное касание, встреча взглядов, искра, любовь, морковь и помидоры. Злило то, что Сириус подыгрывал. Он всегда был обходительным, и если отшивал девчонок, то настолько учтиво, что отказ доходил до них спустя недели, когда для обиды не оставалось места, а Блэк только ещё больше превращался в их фантазиях в благородного галантного принца. Злило то, что Сириус не мог чётко и ясно сказать «нет». Или не хотел? Злило то, что они находились не в равных условиях. Римус признался ему в своих чувствах — покрыв благим матом, конечно, но признался. Сириус же по сути признался во влечении, желании попробовать. И в итоге Римус сам ощущал себя «одной из» [стада поклонниц]. Вот что, на самом деле, злило. Три порции воды даже близко не остудили голову, и Римус, склонившись над раковиной, подставил под струю затылок. Вода затекала в уши, глаза, рот, поэтому, распрямившись, он на миг испугался нарисовавшегося в отражении силуэта, пристроившегося у двери в обманчиво расслабленной позе. — Это было грубо, — проконстатировал факт Блэк. — Да, — Римус ожесточенно вывернул кран, оттряхнул руки и высушил волосы, параллельно наложив косметические чары, — надеюсь, ты её утешил, — улыбка в зеркале не вышла правдоподобной. — Меня, на секундочку, соком прилюдно облили. — И это была лучшая часть, — вот теперь получилось правдоподобно. Конечная проверка на приемлемый вид дала удовлетворительный результат, и Римус, оттолкнувшись, двинулся на выход. Не к Сириусу. — Хватит сучиться, — естественно, перегородил тот дорогу. — Я не сучусь, — и что за выдуманное словечко? Римус в отместку [из вредности] игнорировал его сверлящий взгляд, пялясь на дверь. — К чему тогда эпичный уход? — Не унимался Блэк. А к чему ты пошёл за мной? — стоило бы спросить. Разве это не вызовет подозрения? Но у них ещё был призрачный шанс не разосраться. И Римус посмотрел на Сириуса, снизив уровень желчи, плескающейся в горле, и ответил совершенно честно. — Не в кайф было смотреть, как она тебя лапает. — Она не лапала, — возразил тот, и бровь Римуса своевольно поползла вверх, — просто растерялась. — Лапала. А ты и не был против. — Лапают не так, — попытался выкрутиться Сириус, сработало бы, если б его зрачки не выписывали узоры на противоположной стене. — Ммм, а как? — Наклонил голову Римус. — Не покажешь? — Развёл он руками. Серые глаза, мельком пробежавшись по нему, уткнулись в пол. М-да... — Забей. — Римус, — рвано выдохнул Блэк, заставив замереть обхватившую медную ручку ладонь, — мне сложнее, чем тебе. Неужели ты не понимаешь? — Да я понимаю, Сириус. Понимаю. Я не тороплю тебя, даю время сколько тебе нужно. Но, — сдавил он переносицу, осаживая норовящий выйти из-под контроля тон, — меня коробит, как ты его используешь. Ты сближаешься со всеми подряд, кроме меня, словно боишься. Для справки: я не собираюсь набрасываться на тебя на людях. Блядь… серьезно, если такова цена, то лучше вернуться к «просто друзьям», тем более, — Римус обвел скрещенные на груди Сириуса руки и пожал плечами, — мы не так далеко ушли. Блэк нахмурился и приоткрыл рот, но голос прорезался не с первой попытки. А в озадаченности он мог составить конкуренцию Поттеру, непонимающему, почему на него все уставились за обедом. — Прикалываешься? — А по мне видно, что я прикалываюсь? — Вопросом на вопрос ответил Римус и оставил Сириуса с ним наедине, выйдя в коридор как раз с поторапливающим звонком. Удачно увернувшись от пронёсшихся младшекурсников и чуть по привычке не сделав им замечание, Римус поправил сумку и завернул к лестнице. Профессор ЗОТИ всё равно всегда опаздывал, так что можно было не ускоряться. И ещё в данной ситуации это было бы глупо. — Смысл убегать, если нам в одну сторону, — нагнал его Блэк. — Ага, — буркнул он. Десять метров до кабинета. — Сохатый сегодня в ударе, — пространно произнёс тот. — Ага. — Пять метров. — Я после урока буду на поле… придёшь? — Нет. В твою смену на трибунах не протолкнуться. — Ясно. — Два метра. — Ага. Шикарный диалог. Как и все в последнее время, когда они пытались вести дружескую беседу. Их общение никогда не протекало стабильно гладко, вечно выбрасывая то на скалы колких огрызаний, то на тёплый пляж взаимопонимания, но сейчас они оказались в какой-то засушливой пустыне, где сколько ни топай к мерещащемуся оазису, он остается всё на том же расстоянии. Либо это лишь мираж — галлюцинация, вызванная жаждой. Прикалывался ли Римус? Он сам не знал. Лили не сводила с него выжидающего взгляда, пока он раскладывал принадлежности на парте, поправлял мантию, двигал туда-сюда стул, и когда кожу на правой стороне уже начало знатно припекать, он раскрыл тетрадь на последней странице и размашисто заполнил первую строчку. Я хамло. Каюсь. При встрече извинюсь. Довольно хмыкнув, Эванс пододвинула тетрадь обратно и заискивающе кивнула на Сириуса, развалившегося так, что его волосы уже посягали на их территорию. Римус вместо ответа кивнул на Поттера, практически засунувшего нос в учебник, и она, поджав губы, последовала его примеру, открыв «Лицом к лицу с безликим». Вот и поговорили. С вечеринки после матча, на которой Лили разве что иголки под ногти ему не запихнула, чтобы выведать правду — Римус держался как мог — она не приставала к нему с личными разговорами. И насколько ему было известно, Сириус так же не раскололся перед Сохатым. Все обсуждения велись путём многозначительных переглядок, но Римусу казалось, что их положение с Блэком Эванс свободно читает прямо как в данный момент параграф про защитные заклинания. А вот, что за чертовщина у них с Поттером — для Римуса было подобно скрижали с древними рунами. Насчет высокопарного слога нового преподавателя по ЗОТИ Лили, конечно, была права. Однако Римуса устраивала эта особенность. Слушать лекции профессора Элерса, будто слушать увлекательную историю, положенную на музыку. Он не раз ловил себя на том, что заслушивался настолько, что льющаяся красивая речь полностью занимала его мысли, вышвыривая за дверь все насущные проблемы. И тот факт, что она велась о смертоносных заклятиях, был уже вторичен. Гармонию нарушали только саркастичные перешёптывания слизеринцев с соседнего ряда. — Эй, Люпин, не хочешь выступить добровольцем? Мне бы попрактиковаться. — Прилетело в спину «заманчивое» предложение под одобрительный гогот. Римус, забросив чернильницу в сумку, развернулся с максимально пренебрежительным видом. — Эй, Снейп, не хочешь завалить хлебальник? В этом тебе тоже не мешало бы попрактиковаться. — Гопник, — выплюнул тот с перекошенной гримасой. — Трус, — надоело. У него и так копилка с раздражителями переполнена. И Римус уже направился в конец кабинета, как позади раздался омерзительный скрежет. — Дерзкий только на словах и в окружении своей скользкой шайки, Нюниус? — Переступив разделяющую кабинет невидимую линию, Сириус уже стоял почти вплотную к Снейпу, у которого по бокам выросли верные громилы. Не думая они с Поттером мигом подлетели к Блэку, вставая за плечами и оттягивая того за мантию. — Или твоя рожа соскучилась по переломам? — А ты сам руки замарать собрался, Блэк? Или говоришь за свою бешеную псину? — Подмигнул тот Римусу. Копилка дала первую трещину, и он, опережая рывок Сириуса, перехватил его поперёк груди, меняя их местами. — Тебе не терпится что-то сказать? — Понизил он голос. Достал уже завуалированно намекать на его сущность по поводу и без! — Давай. Не стесняйся. — Мне не терпится сказать, чтобы вы прекратили! — Громогласно объявила Эванс. — Ещё слово, и я сниму двадцать очков с каждого. Розье! — Префект Слизерина, наслаждающийся шоу с первой парты, закатил глаза. — Да-да… я тоже сниму. Тоска смертная, расходимся. Мальсибер и Обри недоуменно потупили друг на друга, одним мозгом на двоих обработав информацию, и отступили. И только поддержка за спиной исчезла, Снейп изобразил потерю интереса и проследовал за колонной слизеринцев, покидающих кабинет. — Ну и зачем? — Повернулся он к Блэку. К непроницаемому профилю Блэка. — Не надо переть на рожон из-за меня. — Бродяга, — позвал Джеймс, и Сириус, звонко цокнув, ушёл от ответа. За дверь. — Что опять за блинский блин? — Да хер бы знал, — выдохнул Римус. Почему-то теперь стойко показалось, что дело вообще не в нём. И не в Снейпе. — Вы неисправимы, — метнула в них осуждающий взгляд Эванс, пролетая мимо, и Сохатый понуро свесил плечи. Римус подпихнул его, чтобы не стоял столбом и бежал за ней. На удивление, Сохатый рванул не в ту же секунду. — Увидимся в библиотеке, Лунатик. Оставшись один в пустом кабинете, Римус завис на пару минут. От нехорошего предчувствия по позвонкам пробежали мурашки, и подбиралось оно словно отовсюду. Римус осмотрелся, заприметив сдвинутые на полметра стул Сириуса вместе с их с Лили партой. И, вернув всё на положенные места, ещё до того, как осознал импульс, рефлекторно поднял голову, неожиданно столкнувшись с подпирающим проём своего личного кабинета профессором, безмятежно накручивающим на палец рыжий локон. Он наблюдал за ними всё время? Похоже на то. Мужчина ласково улыбнулся и, приподняв край фиолетовой цилиндрической шляпы в знак признательности, откланялся. Нет, у них никогда не будет адекватного профессора! Каждый кадр с придурью, и, видимо, это обязательное требование к кандидатам, прописанное в контракте. Где только Дамблдор их набирает? Уцепившись за мысль, Римус решил прогуляться до директорской башни — само собой, не с целью узнать месторождение фееричных фриков. Охраняющая вход горгулья, как всегда, безмолвно поинтересовалась, на кой он снова припёрся, но у него был свой способ определить, вернулся ли директор. Римус спустился на один пролёт, завернул в коридор, ведущий на седьмой этаж и, отперев окно, перегнулся через раму, чтобы разглядеть верхушку башни. Неподвижно сидящий на подоконнике феникс грациозно повел головой в его сторону и грустно проклекотал. Не вернулся. Кто б мог подумать, он всё-таки научился говорить по-птичьи. С этого же окна открывался хороший вид на стадион. Римус, задержавшись на несколько мгновений, попытался опознать точку, являющуюся Сириусом, но безуспешно. Не настолько у него было острое зрение, а в свободные от тренировок дни, обычно выпадающие в первые недели после чемпионата, там летали все кому не лень. Определённо, нужно поговорить с Сириусом. С Дамблдором. С Сохатым. Мерлин, сколько всего нужно-то! — ЗАЕБАЛО!!! — Прокричал он во всё горло, согнувшись в три погибели. Кажется, Фоукс на него шикнул. — Да-да, я жалок... — Лунатик... — окликнул неуверенный голос, и Римус, захлопнув окно, крутанулся на сто восемьдесят градусов, — ты чего орёшь? — Накипело, — почесал он затылок. Хвост, округлив глаза, несколько раз кивнул, — а ты почему здесь? — Спросил и одновременно увидел знакомую коробочку под мышкой. — Ты в клуб шёл? — Да, я почти дошёл, но заметил, что ты… пытаешься вылезти из окна и… — ещё больше замялся Питер, — ты же не думал?.. — А?.. — так, до него начало доходить, за что можно было принять его действия, — нет-нет. Нет! — Питер облегченно выдохнул. — Долгая история, — махнул он рукой в сторону окна, подходя к Петтигрю, — давай провожу. — Не обязательно, — упёрся тот. — Я настаиваю, — подтолкнул он, и Питер, странно притихнув, двинулся в другой конец коридора. Они точно прошли мимо кабинета Слизнорта, и Римус слегка напрягся, — так где говоришь… — Да здесь, — остановился Хвост перед той самой дверью. Где она? Черта? Спроси что-нибудь попроще. — Ну, — воодушевленно повернулся к нему Петтигрю, и Римус вздёрнул подбородком, мол, открывай. Тот сразу словно уменьшился. — Ещё никого нет, я обычно прихожу первым, — и они вошли в ту самую комнату. Светлую, просторную. С рядами колонн и расставленными в шахматном порядке укрытыми белыми скатертями квадратными столами. Накрытая конструкция у окна, видимо, была нагроможденными друг на друга стульями, а у восточной стены, очевидно, стояла так же завешенная школьная доска. — После атак Пивза мы застилаем всю мебель. На всякий случай, чтобы легче было убираться и дерево не пропитывалось всякими жидкостями… — издавая смешки через каждые два слова, объяснял Питер, в то время как Римус отвернулся от воплотившихся из памяти фантомов сцепившихся братьев и приближался к доске, слушая уже вполуха. — А кто ещё в клубе? — Ну-у, много кто, — гремя стульями, протянул Хвост, а Римус протянул ладонь к драпированной ткани. Он догадывался, что увидит, но он не хотел этого видеть, — с разных факультетов... нет, не надо! Занавеска скользнула на пол, обнажив расчерченную внушительную таблицу. Множество строк и колонок с множеством рябящих цифр. Римус шагнул назад для лучшего видения общей картины. Это была турнирная таблица. И пробежавшись по первому столбцу с фамилиями снизу-вверх, он замер на второй строчке с именем Питера, а потом поднял чуть выше. — Регулус? — Хвост за спиной издал что-то невнятное. Вроде протяжное «ы». — Вы общаетесь? — Очень медленно обернулся Римус, понимая, что абсолютно не контролирует своё лицо. — Нет, совсем нет! — Голос Питера снова стал девчачьим. — Он заглядывает пару раз в месяц, мы только на турнире сыграли партию и всё, — затеребил тот его мантию. Зачем так нервничать? — Честно, Лунатик. Не говори Сириусу, он же меня убьет! Да, это объективная причина понервничать. Хвост, действительно, смотрел и цеплялся за него так, будто от Римуса зависит его жизнь. Будто ещё чуть-чуть, и он расплачется. — Ладно, — осторожно выдернул он свою мантию, пока тот не растянул рукав. — Я могу бросить шахматы! Так, ну это перебор. — Спокойно, Хвост, не надо таких жертв, — Римус потрепал его по волосам, надев дружелюбное забрало. Ему бы хотелось, чтобы оно село по размеру. — Тебе же здесь нравится? — Питер судорожно закивал. — Если это нейтральный островок в Хоге, то… так и быть. — Улыбнулся он ещё шире. На фоне бурлящего смятения, это было достижением. — Может, я тоже загляну как-нибудь. Я же составлял тебе компанию в прошлом году. — Да, но ты не так хорош в… — Римус почувствовал, как у него что-то дёрнулось на лице, и Хвост осёкся, — конечно, заходи! Пересилив себя, он пообещал ещё пару раз никому не рассказывать о том, что узнал, и, пожелав хорошего дня, удалился с этого нейтрального островка. Не все фамилии из таблицы были ему знакомы, но там точно встречались ученики и Слизерина, и Когтеврана, и Пуффендуя с их параллели. Даже если взять на веру, что всех членов клуба объединяет только любовь к шахматам, Римусу совсем не понравились реакция Питера и намеренное умалчивание подробностей его времяпрепровождения. С другой стороны, с мародерскими заповедями а-ля «все слизеринцы — чистое зло во плоти» у него и выбора не было. Плюс в этом году у каждого появились свои приоритеты, секреты, перетягивающие на себя одеяло. Раньше они вчетвером беззаботно играли в спальне допоздна, кубатурили над розыгрышами, держащими школу в страхе, а теперь у троих в голове сплошные терзания, прилагающиеся бонусом к взрослению. У Хвоста же так-то ничего не происходило, он даже как пару лет внешне не менялся, застряв в пубертатном периоде в компании прыщей и лишних килограммов. И как бы всему можно было найти разумное объяснение, Римусу следовало бы порадоваться за друга, что он нашёл занятие по душе, но… Никаких «но»! Питер всегда поддерживал его [ну, как умеет], поэтому пришла пора вернуть должок — как минимум, не навешивать на друга гнусные подозрения. И Римус, придя в себя, расшугал сбежавшихся на свежий повод паразитов — возвращайтесь к Сириусу! — однако один смотавшийся клубок всё-таки успел закатиться в самый дальний угол подсознания. Тем временем, клубок, свитый вокруг Блэка, уже разросся до такой степени, что едва помещался у Римуса в голове. И пока тот прохлаждается на поле, браться распутывать его — бессмысленная трата времени. Так что ничего не оставалось, кроме как переключить мысленный поток в русло учёбы, которое, наверное, пересохнет, если он продолжит в том же духе, и в конце года Макгонагалл уже не пожмёт ему руку, вручая худший за все семестры табель. Сегодня по плану намечалась подготовка к тесту по Нумерологии. Встряхнув головой, Римус вырулил из-за угла, готовый выложиться по полной — ни одна мелочь не заставит его отвлечься! И... получите, распишитесь — «мелочь». Поборов ступор, он мигом юркнул обратно и осторожно высунул голову. Около библиотеки, прям средь бела дня, Сохатый как ни в чем не бывало болтал с Нейтом. Судя по языку тела и перебрасыванию кроткими фразами, их разговор подходил к концу. И Поттер, сияя ярче отполированного снитча, пожал Беллу руку и, открыв дверь, пропустил того вперед. Тут даже тараканы затруднялись, с какой стороны подступиться. Единственный напрашивающийся вопрос: это что нахрен такое было?! Римус завернул в проход, сбросил сумку на стол и усадил себя напротив, чтобы хотя бы это условное препятствие сдерживало его от необдуманных импульсивных действий. А импульсивность просто зашкаливала. Блондин перевернул-таки страницу, удерживаемую кончиками пальцев, пока Римус располагался поудобнее и вопросительно выгнул бровь. Улыбки, предназначающейся Поттеру, и след простыл. — Проблемы? — Ты моя проблема, — Римус взмахнул палочкой, наложив чары. Он был не в состоянии следить за интонацией. — Я же сказал не приближаться. — К тебе. Не приближаться к тебе. — И к моим друзьям тоже. — Это же само собой разумеющееся! — Может, мне и ко всему факультету теперь не подходить? — Прыснул Белл. — Может быть, — копируя тон, поддакнул Римус, сильнее раздражаясь оттого, что тот словно вёл светскую беседу за завтраком, почитывая утреннюю газету. — Не много ли ты берешь на себя? — Продолжая листать фолиант. Решение сесть напротив пока было лучшим за весь день. — Поттер обратился ко мне по делу. Твоими же усилиями у нас с ним теперь есть точки соприкосновения. Ничего не попишешь, либо переверни его представление обо мне, либо успокойся. Нам ещё долго учиться вместе. — И это самое паршивое. Под смуглой кожей проступили желваки, и почему-то злоба совсем немного отступила. — Не то чтобы я был в восторге, Римус, — наконец-то поднял глаза Нейт. Задело. — Вот и урок, да? Не сри там, где ешь. Ещё претензии? — Что за дело? — Отрезал он. — Твой друг, сам у него и спроси. Смотреть глаза в глаза было тяжело. И если вычерпать разъедающие его самого эмоции, на дне ещё сохранился тонкий осадок небезразличия, но слишком глубоко. — Если бы все только знали, какой ты на самом деле… — Какой, Римус? — Подался вперед Белл. — Не моя вина, что ты наделил меня ангельскими крылышками за спиной. Я никогда не строил из себя небожителя, слушал бы внимательнее, не порвал бы все шаблоны. Ты сам выдумал мой образ, сам решил, что я не искренне сожалею. — Как трогательно. Думаешь, я поведусь? — Откинулся на стул Римус, усмехаясь в сторону. — Что тогда не уходишь? — Действительно. — Мне, правда, жаль за то, что я совершил, но я не могу ничего изменить, — префект снова спрятал взгляд в книге. Римус закинул на плечо сумку. Уходи, давай же… — И да, я в курсе, ты меня ненавидишь, необязательно каждый раз это демонстрировать. — Мне кажется, я вправе демонстрировать это до конца обучения. — Так и есть. Но это как-то не по-гриффиндорски, ты же должен быть лучше, — поддел Нейт. Безобидно. Почти как тот Нейт. Римус, застывший вполоборота, чуть обернулся, и на губах префекта промелькнула тень улыбки. — Слушай… — втянул тот скулы, — мы могли бы найти положительную сторону в случившемся. Ты же не помнил тех воспоминаний из детства? Я мог бы достать их побольше. Устроим ещё один сеанс, на этот раз санкционированный. — Чего, блядь? У Римуса аж рот открылся от удивления. — Просто подумай над этим, — повёл плечом Нейт, и Римус вышел за заглушающий барьер, не желая сейчас вообще ничего отвечать. Он совсем ополоумел предлагать такое? Так Римус и пригласил его в свою голову. Проходите, чувствуйте себя как дома, а чайку не заварить? Чистое безумие. Да, ведь? Те воспоминания… Римус старался не возвращаться к ним, они ему ни к чему. Они только всё запутают. Зачем ворошить прошлое, когда ему бы с настоящим разобраться? — Что с лицом? — Вынырнул из справочника по Зельеварению Поттер. — Ты будто очень потрясён, — наверное, можно и так сказать. Римус рухнул на своё место, зарывшись в ладони и помяв своё потрясенное лицо. — Да так… Сохатый, у тебя какое-то общее дело с Нейтом? — Невзначай спросил он, доставая конспекты по Нумерологии. — А, да, он мне кое с чем помогает. — Помогает? — Пока не могу сказать, это сюрприз, — перешёл на заговорщический шёпот Джеймс, как вдруг у него несвоевременно запустилась наглядная работа мысли. — Бли-и-ин! Лунатик, ты ж не против? Мы вроде не договаривались устраивать бойкот, это же ты его бросил ради Бродяги. Ну, что бы ни творилось, тревогу бить рано. Сохатый всё тот же. Прямой, как рельса. — Не против… — вроде как, почему-то теперь не против. — А где Лили? — С Макдональд в нашей комнате, — грохнулась сумка справа так, что Римус подпрыгнул на стуле. Он специально это делает? Ослепительная улыбка дала понять, что да, специально. — Выгнали меня, будто это их спальня. Замечали, что девчонки очень сильные, но только когда им надо? Сириус потянулся, запрокинув голову, и с полузевком облокотился на стол. — Ты же на поле собирался, — озвучил Поттер мысль вошедшего в транс Римуса. — Передумал, — фыркнул Сириус. Просто Мерлин уберег! Приди Блэк на пять минут раньше… — Так вот, бьюсь об заклад, они там готовят какую-то розовую лабуду для Вуда. Вид у них был чересчур маньячный. — Какую ещё «розовую лабуду»? — Включившись в реальность, переспросил Римус, и выражения Поттера и Блэка стали идентично неверящими, а потом они разразились бурным беспричинным смехом. Что ж, заглушающие чары побеждают в номинации «самые часто используемые за год». — Приём-приём! — Вытирая слезы, прогудел Поттер. — Земля вызывает Лунатика! День Святого Валентина по курсу! — Что? — Обратился он к уже беззвучно посмеивающемуся Сириусу, и тот, закивав, покрутил пальцем, мол, оглянись. И Римус оглянулся. Повсюду были налеплены розовые щедро усыпленные блёстками сердечки с заставляющими кривиться сопливыми изречениями про любовь. Буквально повсюду, на стеллажах, стенах, с обратной стороны оконного стекла, даже на его сумку прицепилась эта гадость! — Не-е-ет… Это же наихудший праздник, придуманный человечеством! — Осталось три дня. Правила те же, — выставил три пальца для загибания Блэк, — остерегаться девчонок с безумными глазами, не есть съедобные подарки и глаз не спускать со своего кубка. — Полная готовность! — Затарабанил Джеймс. — Будем держать оборону вместе! — А ты что задумал на этот раз? — Сохатый похлопал ресницами, словно Римус с ним на птичьем заговорил. — Эванс. — Пояснил он и прищурился. — Поющие портреты? — Её портрет на совятне? — Подхватил Блэк. — Признание на небе? — На заколдованном потолке? — Признающиеся доспехи? — Перечислили они прошлые выходки друга. — Нет. Отстаньте! В этом году ничего не будет. — Всё, время бить тревогу. — Ты заболел?! — В голос. — Почему сразу заболел? — Сложил руки на груди Джеймс, сопротивляясь их пытливому натиску. Сопротивление длилось недолго. — Ладно... суть в том, что благодаря патрулям мы наконец стали нормально общаться, и я не хочу пугать её вопиющими жестами. Как показала прошлая тысяча попыток, они не работают. Это день всех влюблённых, а мы не влюблённые. Мы дружим. — Брехня! — Выпалил Блэк. — Ты что-то задумал, — и повернулся к Римусу, — он что-то задумал. — Это псевдо-капитуляция, — сообразил Римус. Сохатый торжественно ухмыльнулся. — Я готов проиграть бой, чтобы выиграть войну. — Оке-ей, — пропел Сириус. Кажется, высказывание Джеймса его не впечатлило, и он, обняв кожаную сумку, устроился на ней как на подушке. — Лунатик, разбуди меня, когда до него дойдет, что план хреновый. Он реально пришёл сюда поспать? У Сохатого в глазах читался тот же вопрос. Они переглянулись и пожали плечами, но Джеймс с виду слегка загрузился. — Плохой план? — Проартикулировал тот, и Римус, мотнув головой [нашёл, кого слушать], поднял два больших пальца. Отпустить Лили и дать ей свободно дышать, чтобы она сама поняла, как скучает по его вниманию. Смысл имелся — и весьма здравый. Наверное, можно его позаимствовать. Римус достал перо с чернилами и, настроившись исписать листов пять матрицами Квадрата Пифагора, размял шею и приставил кончик к верху пергамента, как вдруг рука дрогнула, и вместо ровной планируемой линии на листе образовалась черная клякса. Сохатый, забурившийся в справочник, ничего не заметил, но Римусу понадобилась целая минута, чтобы успокоить споткнувшееся сердце. Он украдкой взглянул на умиротворённое лицо Блэка, наполовину прикрытое спадающими волосами. Лопатки мерно поднимались и опускались, словно тот действительно уже уснул, поэтому природа прижавшегося к нему под столом бедра, похоже, останется неразрешимой загадкой. Вероятно, как и сам Сириус. Ах, да! Добавим проваленный тест по Нумерологии к перечню заслуг Блэка. Набрав с кухни по одному пакету пирожков, они к отбою вернулись в спальню, в которой пахло лавандой и чем-то подгоревшим, а на ковре появилась россыпь прожжённых точек, будто от снопа искр. — Они всегда там были, вы, парни, просто дальше своего носа не видите, — скрестила руки и ноги Макдональд. В принципе, Римус в упор не видел, что школа преобразилась в комнату маленькой девочки, где всё розовое, милое и плюшевое, так что он не спорил. К моменту, как все разошлись, Римус уже прилично истощился. Переваривание подкинутой пищи для размышлений, параллельное вбрасывание невпопад реплик и вдобавок ментальное утешение Хвоста, поглядывающего на него, как овечка, которую везут на бойню, вымотали его в кратчайшие сроки. И он, несмотря на полную спальню народа, свалил в душ и раньше всех отчалил в постель. В отличие от Сириуса, игра на публику не была его сильной стороной. Римус элементарно не поспевал за сменами моделей поведения — то Блэк держит дистанцию, то идет за ним в уборную, то нарывается на неприятности в учебном классе, то в прекрасном расположении духа заявляется в библиотеку. Четыре ипостаси за день! И какая из них подлинная? У меня из-за тебя мозг сломается, Сириус… Проворочавшись лишний час от бескультурного снования туда-сюда полуночных мыслей, Римус, отчаявшись, подумал разбудить храпящего Поттера, чтобы тот запустил в него сонным заклинанием. Недостаток концентрации, конечно, отправит его в кому на неделю, зато он пропустит грядущий праздничек. Беспроигрышный вариант. И только Римус собрался воплотить идею в жизнь, балдахин зашевелился, словно кто-то наощупь тыкался в поисках прорези. Он с долей замешательства приподнялся на локтях, приоткрывая штору, однако за ней никого не оказалось. По крайней мере, на том уровне, где должен был быть человек, и Римус еле сдержал вскрик, когда внезапно на его кровать запрыгнул здоровый чёрный пёс. — Твою ж… издеваешься? — Прошептал он, проведя ладонью по лицу. Пёс жалобно скульнул, и Римус упал на подушку. — Это не смешно, Бродяга, я пытаюсь спать, — перевернулся он на бок, демонстративно закрывая глаза. Минута. Две. Ноль телодвижений. — И долго ты будешь там сидеть? Шерстяная туша аккуратно подползла и легла рядом, расположив морду между передних лап и прижав уши. Эм, вообще-то, он не это имел в виду. Что сказать… Римус однозначно питал слабость к Сириусу в анимагической форме, и тот редко, но метко пользовался ею. На пса не накричишь, не допросишь, не выпнешь. Видимо, Римусу стоит расценить этот нечестный ход, как некий шаг, мол, не всё идёт идеально, но смотри, я в твоей постельке. — Черт с тобой, — Римус закинул руку на холку, зарывшись пальцами в густой мех, — давай, спать. И пёс пододвинулся поближе.