Our golden years

После той неоднозначной встречи в кабинете директора, когда эксцентричный профессор и по совместительству фанат помпезных шляп ни с того ни с сего упомянул его хороший нюх, никаких намёков на особенность Римуса замечено не было. Мужчина никак не выделял его в классе, не бросал косых взглядов, не вставлял посреди курса лекций о непростительных заклятиях внезапный материал об оборотнях из серии «повторение — мать учения». Ничего. Хотя, возможно, Римус, мерно покачивающийся на волнах его мелодичного голоса, просто не способен был распознать какие-либо подозрительные знаки. Перед каждым уроком по Защите от Темных искусств у Римуса от зудящей тревоги чесались шея, грудь, потели ладони, но стоило тому заговорить, его охватывало поразительное спокойствие и чувство безопасности. Неугомонные, одолевающие его мысли послушно расползались на свои места, словно зачарованные игрой на флейте кобры. Рука при этом двигалась, будто сама по себе, записывая за профессором каждое слово. До тех пор, пока как обухом по голове не звенела развеивающая чары трель или его не пихала в локоть Эванс, непременно шипя: — у тебя опять это накуренное выражение. А Римус уже больше месяца был чист как стёклышко. Вообще-то, лавочка с веселящими веществами прикрылась в тот же день, когда Нейт оставил его на полу женского туалета на втором этаже. А появляться лишний раз в теплицах? Нет уж, извольте. Да и лишними средствами он не располагал, чтобы спускать их на развлечения. Поэтому: — ничего не накуренное, мне интересно. Лили, с недоверием просканировав его, отвлеклась на сопровождающийся смешками шёпот со змеиной половины класса, устремила зрачки к потолку и сдула щёки. Какая-то она в последнее время раздражительная. Римус перевёл взгляд на затылок так же поглощённого лекцией Поттера, которого донимал Сириус, томящийся в скуке и пытающийся привлечь внимание, водя по его щеке своим павлиньем пером — тем самым, что подарил ему на день рождения Хвост. Оно, действительно, смотрелось гармонично [надо напомнить про честно выигранный сикль]. Сохатый же на щекотку стоически не реагировал — всё ещё злился за ночное рандеву в «Кабаньей голове»... Но Римус не попался на крючок. Чарующий голос ухватил его за уши и увёл в сторону от наживки, снова пуская в плавание по приятным безмятежным волнам. Римусу даже было досадно, что до конца урока оставалось всего-то минут десять. Слушал бы и слушал. Однако подпирающий поясницей учительский стол профессор зачем-то сам разрушил ласкающую слух магию, хлопнув в ладоши и, судя по последовавшей суете в кабинете, разбудив ещё нескольких учеников. — Итак, давайте подытожим! Мистер Блэк, вы так прониклись нашей темой, что аж весь урок подвергали древней китайской пытке мистера Поттера. Наверное, вы слышали каждое моё слово. Ответьте, при каком условии заклятие Круциатус может не сработать? Сириус даже не удосужился подняться из полулежачего положения. — Я мультизадачен, профессор, и слышал каждое ваше слово. Заклятие не сработает, если волшебник не желает мучений человеку, на которого направляет палочку. Он должен искренне наслаждаться процессом. — Пять очков Гриффиндору за мультизадачность мистера Блэка. Только правильнее будет выразиться «существу». Любое живое существо обладает душой, а значит, любое живое существо можно искалечить, — Элерс взглянул через плечо на край стола, где рядом с цилиндром стояла куполообразная конструкция, накрытая тканью, и обвел немигающим взглядом каждую парту. Все притихли. — Мистер Снейп! — Все шеи тотчас свернулись в сторону Нюниуса. — Вам есть что добавить? — Да вроде нет, — напрягся тот, зыркнув на Сириуса. Блэк огладил бровь средним пальцем. — Замечательно! Тогда, — оттолкнулся мужчина от стола и, взмахнув полами белой мантии с фиолетовой вышивкой и медными рассыпчатыми волосами, запрыгнул на постамент, — прошу вас подойти. Что-то Римусу это не нравилось. Порог чувствительности уже почти снизился до нормы, но если постараться, он ещё мог различать вибрации эмоций. Нюниус нервничал. Очень сильно нервничал, хоть и не подавал виду. И задрав свой крючковатый нос, он выдвинул стул и, почесав висок средним пальцем, когда проходил мимо Сириуса, встал в метре от профессора. Тот придерживал облаченными в белую перчатку пальцами ткань на верхушке таинственной конструкции. Элегантное движение руки, и плотный шёлк скользнул по ней, обнажая тонкие прутья позолоченной клетки, внутри которой оживилась маленькая жёлто-красная птичка с оптимальным количеством глаз, крыльев и лапок. По всей видимости, самый обычный попугай. Снейп моментально отшатнулся, и учитель за локоть подвел того поближе к столу. — Тишина! — Оборвал волшебник возбуждённый галдёж. — Не стесняйтесь, мистер Снейп. Давайте я вас для начала познакомлю, это Бенджамин, — вращательным жестом указал он на чирикнувшего попугая. — Прелестный малыш, не так ли? — Н-наверное. — Что происходит, — зашипела ему на ухо Лили, — он же не собирается… — Бенджамин на днях прибыл к нам из экзотического питомника, — с нежностью начал объяснять тот, вышагивая по дуге за спиной вертящего головой Снейпа. — Дома у него остались маленькие только-только вылупившиеся птенчики. Они ещё не умеют летать и не выживут без материнской заботы. Известный факт! Этот вид создаёт пары на всю жизнь и образует невероятно прочную связь с партнёром, чувствуя его даже через огромные расстояния. Если Бенджамин пострадает, его спутница будет горевать и не сможет уже кормить деток. — Профессор вернулся к столу и оперся ладонью на край, наклоняя голову к плечу. Слизеринец уже в упор таращился на птицу. — Так трогательно, да, мистер Снейп? — ...очень. — И я так думаю. А теперь достаньте палочку и опробуйте на нём пройденное нами заклятие. — Пальцы Лили резко вцепились в его руку выше локтя, и Римус от неожиданности втянул через зубы воздух. — Ну же, смелее, — подтолкнул тот словно оцепеневшего Нюниуса. — Посмотрите в эти невинные глазки-бусинки и пожелайте Бенджамину адских мучений. Если повезёт, у него разорвётся сердце, — ухмылка вмиг исчезла с красивого без единой морщинки лица, но оно не просто стало серьезным, в нём было что-то зловещее. — В чем дело, мистер Снейп?.. — сменилась забавляющая интонация напускным удивлением. — Вы же так хотели «попрактиковаться». И оперение подходящее. Мне показалось, сочетание красного и желтого вызывает у вас неприязнь. — Прекратите! — Приподнялась Лили, ударив по парте. — Это недопустимо! — Недопустимо, мисс Эванс, бросаться опрометчивыми словами на ветер, — не разрывая острого зрительного контакта с бледным как мел Снейпом. И Нюниус, попятившись от пронизывающего его насквозь волшебника, провалился на ступеньке и, круто развернувшись, широким шагом выбежал из кабинета. — Ну вот... — постучал тот легонечко по клетке, смотря на с дребезгом захлопнувшуюся дверь, — придётся тебе ещё пожить, Бенджи, — птичка одобрительно чирикнула. «Слабак» — донеслось через проход. — Я готов попрактиковаться, профессор, — взметнулась вверх широкая ладонь с первой парты. — Похвально, мистер Эйвери. Пожалуйста, в любое свободное время на вашем товарище мистере Розье. Занятие окончено! Мгновение, и повсеместно задвигались стулья, а ещё через мгновение подъехали и сливающиеся в литой гул обсуждения [не отходя от кассы, называется]. Видимо, все были под таким впечатлением, что даже забыли о невидимой линии, разделяющей кабинет. И оба факультета, перемешавшись между собой, стали продвигаться к выходу. Лили, осуждающе метая молнии в направлении учителя, сгребла принадлежности в сумку и покинула класс вперед всех. — О-хре-неть, — обернулся к нему Сириус с таким лицом, словно только с Чемпионата мира по квиддичу. Римус, всё ещё подбирающий свою челюсть, невнятно кивнул. Охренеть — не то слово. Но он не вкладывал в него того же восторженного значения, что и Блэк. И когда Римус должен был уже переступить порог, липкое ощущение на затылке стало слишком очевидным, и он обернулся к вновь подпиравшему стол волшебнику, сразу встретившись с его пристальным взглядом. Правый уголок губ чуть вздёрнулся, и профессор, игриво помахав ему пальцами, выразительно подмигнул. Но прежде чем мигнувшее вниз-вверх веко полностью открылось, под ним промелькнуло что-то ещё. А Римус даже прибалдеть в полной мере не успел, так как его вытолкнул в коридор идущий следом Сохатый. — Так же нельзя. Это же издевательство откровенное. Надо сообщить профессору Макгонагалл! — Хлопнула кулаком по ладони Лили, у которой в два раза увеличился прикорневой объем. — А, по-моему, это был самый образцовый урок в этой школе. Меньше будет рот свой раскрывать, — свободно закинул на него руку Блэк. Как в старые добрые времена. До кабинета Истории оставалось преодолеть один коридор. — Джеймс, ты тоже так считаешь? — Все остановились и обратились к плетущемуся в хвосте Сохатому [с Хвостом], и тот натянул нижнюю губу. — Понятно. — Ты только что лишился десятка заработанных звёздочек, — продекларировала Мэри мысль Римуса, когда Лили, нарочно звонко стуча каблучками, устремилась вперёд, догнав Марлин и Доркас. — Как по мне, пахло злоупотреблением власти, но это сексуально, — четыре пары глаз с одинаково приподнятыми бровями воззрились на Макдональд, и она, отмахнувшись — ой, да с кем я разговариваю! — направилась за девчонками. — Думаете, лишился? — Определенно, — в три голоса. — А ты, Бродяга, не подмазывайся, — безапелляционным тоном, — после Прорицаний сразу на поле, — и, ткнув Сириуса в грудь, Джеймс пошёл в конец коридора. Хвост, очухавшись, увязался за ним. Он всё ещё чувствовал себя, мягко сказать, неуютно в их с Блэком компании. И нет, не по причине перешагнувших стадию дружбы отношений двух Мародеров. Питер как бы единственный пребывал в счастливом неведении. Ну, за исключением периодически теперь захаживающей в их круг Доркас [она на испытательном сроке, Марлс!]. Он всё ещё трясся за свой секрет, вскрывшийся на доске в шахматном клубе. А ведь Римус уже отмёл его на задний план и, если бы не извечно выступающая на лбу Питера испарина, даже не вспоминал бы о «разностороннем» хобби друга. — Зашибись, — прыснул Блэк, — Эванс его динамит, а отдуваться мне. — Вообще-то, ты накосячил. — Пфф, подумаешь, пропустил пару стаканчиков, — если припомнить невменозное состояние, пару бутылок, — уже развеяться нельзя. Блэк типа-невзначай убрал руку и типа-поспешил за остальными. И исходящий от него протест был осязаем, словно незримый панцирь. Не окажись Римус случайным зрителем вчерашнего представления одного актера, после которого тот устроил вечеринку в одно рыло, он бы может и допытывался до Сириуса. Но он вроде как понимал, интуитивно улавливал, какие раны вскрыл диалог с Мэри, и не хотел сыпать на них соль. И всё же Римус, дернув за мантию, развернул того и заставил посмотреть себе в глаза, чтобы удостовериться. — Сириус, ты в порядке? — Да, — ожидаемо слишком быстрый ответ, хоть и звучало убедительно. Он же Блэк. И Сириус для закрепления результата даже взгляда не отвёл, но маленькая перемена всё-таки проявилась. — А ты? К рикошету его жизнь не готовила. Римус машинально посмотрел поверх его плеча, где к кабинету подтягивались ученики с желтыми галстуками в синюю полоску. Пятница. История Магии. Сдвоенная с Пуффендуем. И бубнёж профессора Бинса имел радикально-противоположный эффект певчему голосу Элерса. Это был самый невыносимо долго тянущийся урок на неделе, на котором его неизменно выбрасывало к другому — его личному — секрету. Вернее, к неразрешенному вопросу, представляющемуся дрейфующим вдалеке айсбергом, на который Римус слишком долго пялился через подзорную трубу. Только вот он всё напутал и поднёс её не тем концом, а когда убрал, столкновение стало уже неизбежно. Ему нужно было срочно что-то предпринимать, пока его не похоронило под ледяными обломками, однако видимый путь на выход был лишь один — прыгнуть за борт и позволить тысячам иголок пронзить его тело. — Да, — и если под водяной гладью ответа Сириуса пряталась та же глыба льда, то им крышка. Блэк провёл языком по внутренней стороне щеки и усмехнулся. — А вот ты, Лунатик, врать не умеешь, — вполоборота, — погнали. И это было практически признание. Ничего не в порядке, но Сириус не намеревался мусолить по кругу одно и то же. Изгнание, непримиримые разногласия с братом, тяжелый разрыв с Марлин — против некоторых вещей «чудодейственное» свойство времени бессильно. Однако Римус четко подметил одну вещь: когда они были вдвоём, тот забывал обо всём. В такие моменты для Сириуса существовал только он. И неудивительно, что Сириус не хотел отпускать его, чтобы продлить забытье. Вот и подоплека всей ненасытности. Ну, либо Блэк реально «похотливая скотина». Тем не менее, антипохмельное заклинание не являлось панацеей от всех последствий полоскания сосудов огневиски, и, продержавшись на ногах полдня, а потом приняв заслуженную джеймсо-поттерскую кару, Сириус заснул ещё до отбоя. Притом не раздеваясь — будто присел на кровать, упал на спину и засопел. — Мы его так и оставим? — Осторожно поинтересовался Хвост по правую руку. Римус оценивающе окинул позу посвистывающего Блэка. — Думаю, можно его разуть, — наклонился он, чтобы приподнять ногу и расшнуровать ботинки. И только взялся за икру, как… — … ммм… Лунатик, не здесь… — Да! — Отскочил Римус. — Да, пожалуй, так его и оставим, — принявшись расчесывать затылок. Хвост, не въезжающий в половину происходящего на постоянной основе, простодушно пожал плечами, а затем опустил зеньки и спрятался на своей кровати за балдахином. Блэк снова что-то промычал и совершенно не аристократично хрюкнул, и Римус, покачав головой, залез в своё маленькое укрытие. Возможно, следовало бы завести тему, так беспокоящую друга, ещё раз. Заверить того в своём беспрекословном молчании. Но сил не было никаких, да и Питера, сколько ни успокаивай, всё равно не успокоишь. Лучше всего просто держать своё слово. А день вышел, и правда, выматывающим. Весь обед и ужин Римус, воззвав к своему мастерству скрытности и шпионажа, искоса следил за профессором ЗОТИ, пытаясь подловить, когда тот моргнёт, чтобы убедиться в том, что ему не почудилось нечто странное. Тогда-то и обнаружилась неопровержимая странность, которую уже точно не спишешь на обман зрения. Потому что тот не моргнул — вообще ни разу! Римус даже подумывал незаметно наколдовать песчинку и запульнуть учителю в глаз. Человек же должен моргать! В итоге, отталкиваясь от обратного, Римус убил два часа, штудируя стопку с него ростом фолиантов и справочников о полулюдях и тёмных существах, но с такой жалкой зацепкой в руках ровно с тем же успехом мог поискать иголку в стоге сена. Даже вампиры моргают, а они, между прочим, нежить. Определенно, с Элерсом было что-то не так. И Римус уже чисто из принципа хотел докопаться до истины. Он же не просто так подмигнул ему, знал, что Римус заметит аномалию. Специально дал подсказку… Дел поважнее у нас, конечно же, нет, — вышел из спячки внутренний голос. Отвали, — тряхнул головой Римус. Конечно, было дело поважнее, давившее на плечи в течение всей Истории Магии. Оно сидело на пятой парте соседнего ряда и отпускало безучастные междометия своей подруге, пытающейся скрасить унылый урок разговором. И оно так же, как и Римус, было подавлено от подвешенной в воздухе, подобно вздёрнутому висельнику, ситуации. Однако Римус не нагнал его в коридоре, когда они с Лили отделились от Мародёров, отправившись на Древние руны, и прошёл мимо первого прохода в библиотеке. У него ещё не было ответа на «щедрое» предложение, хоть и обернутая в ненависть обида, заполняющая проломленную в грудной клетке дыру, заменилась на другое чувство. Чувство, отдалённо напоминающее ломящее сожаление. Именно из-за него Римус тогда непроизвольно потянулся остановить Нейта в «Трёх метлах». Им нужно поговорить, расставить все точки над «i». И Римус наконец вроде был готов его выслушать. Но у него всё ещё не было ответа. А разрывать разговор на две части он не мог себе позволить. Римус и так скрепя сердце повторил Сириусу несколько раз, что между ними всё кончено, после того как тот перехватил мельком брошенный на него — какого хрена он на тебя пырится? — взгляд. Так что, если и идти на обман ради встречи с Нейтом, то один раз. Как бы паскудно это ни звучало. Справочник с существами ранга ХХХХ лежал на его животе полураскрытым уже как полчаса, когда справа вдруг раздвинулся балдахин, и матрас продавился от чужого веса. Римус пододвинулся, освобождая редкому ночному гостю место. — Можно же? — Конечно. — Давно Бродяга так дрыхнет? — Устроился Поттер на подушке, вытянувшись рядом с ним. — Ну, мы с Хвостом таким его и нашли. Они полежали минуту — молча и пялясь в потолок. Сохатый шумно выдохнул. — Лунатик, не спускай ему с рук подобной фигни. Мы же должны выступать единым фронтом, — усталым тоном. — А то получается, я тут с кнутом ношусь, а ты его пряниками подкармливаешь. — По идее, это и есть залог хорошего воспитания, — кнут и пряник, разве нет? Римус повернулся, и по строгому выражению Поттера стало ясно, что нет. — Да ладно тебе, Сохатый, мы же все не упускаем возможности выпить по любому поводу. Ты помнишь запасы Мэри? — То все вместе и по праздникам. — Мы недавно «праздновали» день рождения вратаря «Уимбурнских ос», — естественно, с подачи Джеймса. — Ключевое здесь «праздновали». А он прям, как ты — уползает хандрить в цитадель одиночества, только с бутылкой. И дымит теперь в два раза больше. Я понимаю, что ему плохо из-за Рега, и семьи, и постоянные смерти в газетах, но… я начинаю беспокоиться. В смысле, ещё сильнее. Ты должен присматривать за ним, вы же теперь близки как никогда, — многозначительно выпучил тот глаза. — Ты прав, — оспаривать не было смысла. Сириус с Рождества перевёл два своих баловства в разряд способов заглушать чувства. Начиная с той вечеринки, когда Римус признался, а Блэк уснул на ковре. И после разговора [одно название] с Регулусом тоже нехило перебрал. — ...просто, наверное, в этом и дело. Сириус бесится, когда указываешь ему, что делать. — Пускай бесится. Раз дружба выстояла, отношения тоже выстоят, — жизнеутверждающе заключил Сохатый и, облокотившись, приподнялся на отсутствие реакции Римуса. А у него, похоже, заело механизм речевого аппарата. — Вы же в «отношениях»? Второй вопрос за день, к которому его жизнь не готовила. — Эм, ну… мы пока не надевали ярлыки, но… у нас типа было свидание и, — Римус посмотрел на явно по своей природе не анализирующего, чем они с Сириусом занимаются наедине, друга, — знаешь, если я продолжу перечислять, тебе станет неловко, — хоть до последних баз они пока и не дошли. Лучше перевести тему. — Как патрулирование? Джеймс обреченно рухнул обратно на подушку. — Кажись, я лишился всех звёздочек... засада какая-то, — провыл тот в ладони. — Я готов ради неё на всё. Всё! Но Лили просит сочувствия к дьяволу. Знаю, они дружили раньше, у неё всё ещё проскальзывает это «Сев», а как она защитила его на Зельеварении, да и сегодня… это делает её ещё более замечательной. Но для меня Нюниус поганая ядовитая змеюка. Он с самого первого дня смотрел на нас как на грязь. С чего я-то должен ему сочувствовать? Он не сделал ничего хорошего. Он и Лили унижал при своих дружках! — Задышал тот как бык на корриде, очевидно, вспоминая все гнусные инциденты, после которых Нюниус, как правило, оказывался на лопатках. Было время, когда Римус оттаскивал Поттера и Блэка от Снейпа, а не наоборот. — Думаю, Лили понимает, — вдумчиво начал он. В отличие от близорукого Джеймса, Лили видела его недостатки, наблюдала за ними в первом ряду пять курсов. — Ты не можешь себя переделать, просто… она тоже не может. Если человек оставил след, как бы много плохого он ни сделал, ты веришь, что и в нём что-то сохранилось, — он говорил не о себе, но слева под рёбрами что-то сдвинулось. — Мне кажется, Лили не хочет тебя переделывать, Сохатый, она хочет, чтобы ты был на её стороне. — Возвращение мудрого Лунатика? — Пихнул его в локоть Джеймс. — Надо «отпраздновать», — и теперь настала его очередь пихать Поттера. — Видел, как она расстроилась на День Святого Валентина? — Ещё бы, — и не только видел, ему чуть рубашку не порвали, — уверен, ты заработаешь новые звёздочки. Тем более, ты ведь готовишь сюрприз, — с помощью Нейта... — О, да, — наконец-то голос Джеймса наполнился привычной воинственностью, — это будет критический урон по её обороне! Правда, дело движется медленнее, чем я думал… и я так устал, что задремал в Ванной старост. Она такая крутецкая, кстати, я бы вообще не вылезал из воды. — Ты, что, раньше там не был? — Поттер издал отрицательное «а-а». — Ты же капитан команды, у тебя всегда был к ней доступ. — А кто бы мне об этом сказал?! Она не называется «Ванная старост и капитанов сборных по квиддичу»! — И Римус чуть с кровати со смеху не покатился. — Ну ты и олень, — хватаясь за живот. — Да знаю, — признал очевидное Сохатый. — Но теперь! Теперь меня оттуда никто не выгонит. — Последовал мечтательный вздох. — А ещё эта русалка на окне… охх, можно вечно залипать на то, как она строит глазки и перебирает свои рыжие волосы, прям как у Лили… Римус покачал головой на этого влюблённого оленя, как вдруг умиление закоротило, и он резко поднялся в сидячее положение. — Что ты сейчас сказал? — Рыжие волосы, как у Лили, — потупил на него Поттер. — Нет, до этого! — Строит глазки, — Римус покрутил рукой, мол, до этого, — можно вечно залипать на русалку. Вот оно! Мерлин… это же так очевидно. — Это не русалка, Сохатый, — враз сложился весь пазл. — Это сирена. — Блин, Лунатик, мы ж не на экзамене, — фыркнул Поттер, и видимо над Римусом слишком ярко засветилась лампочка «эврика!», так что тот смог рассмотреть его восторженное лицо. — Что за выражение? — Ответ, — отмер Римус и затряс друга за плечи. — Это ответ! На тест. Сохатый, я тебя сейчас расцелую. — Не-не, за этим не ко мне, — отпрыгнул Джеймс, оставив только голову внутри балдахина. — Вон там тело валяется, оно точно не против, — расползлись его губы в нахальной ухмылке. — Спокойной ночи, Лунатик. И Римус одновременно с облегчением и заведенным, как волчок, сердцем упал на подушку. Это же объясняет абсолютно всё! Еле-еле уснув к середине ночи и проспав часов пять, Римус резко открыл глаза, словно не спал ни секунды, и, отбросив одеяло, побежал собираться. Сириус теперь дрых в невообразимой позе, сулящей ему перекос всего скелета — всё ещё наполовину свисая с кровати. Нацепив на себя магловскую одежду, он достал карту и открыл схему замка на кабинете ЗОТИ. Как и предполагалось, тот не спал. …отчет будет на вашем столе с рассветом, Альбус! Они могут долго обходиться без сна. Римус прихватил с собой вечно сдающую его с потрохами карту и вылетел из спальни. Он не мог ждать, а в голове не было даже намёток предстоящего диалога. Но он чувствовал, что если не поговорит с профессором, то в ближайшее время ему самому придётся обходиться без полноценного сна. И к тому же он чувствовал, что тот сам хотел, чтобы Римус пришёл к нему с разгадкой. Не зря же Элерс нагнал на себя весь этот флёр загадочности вкупе с подозрениями. Класс, как и положено в утро субботы, оказался пустым, и Римус пройдя вдоль парт, поднялся на постамент и почему-то, стараясь не шуметь, прокрался наверх к личному кабинету. Зачем красться, если всё равно собираешься стучать? И уняв суетящиеся нервишки, Римус потряс плечами и занёс кулак. — Да-да! — Римус, нажав на резную ручку, толкнул дверь. — Что же вам не спится в столь ранний час, мистер Люпин? — Спиной к нему пропел профессор. — Ранний подъем полезен, — откуда-то всплыло из памяти нравоучение Марлин. — А вам? Римус пробежался глазами по интерьеру. На втором курсе его приставили к другому преподавателю отбывать наказание, и тогда обстановка была под стать заносчивому старцу с иссушенным, как финик, лицом. Серая, тусклая и потрёпанная — внутри кабинет больше напоминал барахолку. Сейчас же… Римус никогда не был в театре, но если бы ему нужно было представить закулисье, он бы представил именно это. Много зеркал, света, вешалок с разноцветной одеждой и целый стеллаж с пафосными шляпами. Элерс в бирюзовой рубашке с длинными рукавами-фонариками закрыл позолоченную клетку, в которой встрепенулся живой, здоровый и, видимо, теперь сытый Бенджамин, и развернулся со светящейся улыбкой на лице. — Не будь вам известен ответ, вас бы здесь не было, — проплыл тот к столу и опустился в фиолетовое велюровое кресло, наколдовав такое же для него. — Присаживайтесь. Мужчина переплел пальцы и подставил их под подбородок, буквально впитывая каждое его движение, пока Римус устраивался напротив. — Итак, — заблестели голубые, почти аквамариновые глаза, — вскрываем карты, мистер Люпин? — Прямолинейненько. — Задавайте же ваш главный вопрос. Римус поёрзал, ощущая себя предельно неудобно — не из-за чересчур мягкого кресла, а из-за неестественно долго держащегося на нём словно проникающего в голову взгляда. Ну, поздняк метаться, как говорится. — Профессор Элерс, вы… — тот медленно моргнул, в открытую демонстрируя третье веко, — сирена? — Сказал и тут же почувствовал себя идиотом, потому что мужчина, обнажив ровные жемчужные зубы и ошибку в расчетах Римуса, громко засмеялся и, откинувшись назад, закинул на угол стола по очереди обе ноги. — О… Слона-то он и не приметил. Вернее, чертовы ноги вместо рыбьего хвоста! — Повеселили вы меня, мистер Люпин, — помахал рукой на манер веера Элерс, — но близко. Ещё версии? — Римусу было не до версий, он был немножечко занят тем, что ментально бил себя по лбу. — Так уж и быть, подскажу. В той же формулировке я мог бы спросить вас: «Мистер Люпин, вы — волк?». — О, — подсобрался Римус. Выходит, он не полный идиот. — То есть вы... наполовину сирена? — На одну четвёртую, — поправил тот так, словно Римус отвечал на его вопрос на уроке. — Моя бабуля в молодости была приверженицей экспериментов, — мужчина поиграл темно-рыжими бровями и, переменившись, вздохнул. — Признаюсь, я рассчитывал, что вас озарит намного раньше и без моей помощи. Мои способности разбавлены человеческой кровью, они действуют только на особо восприимчивых персон и, разумеется, только на представителей мужского пола, но на вас эффект производился просто колоссальный. — …я думал, дело в вашем умении преподавать, — смутился Римус. М-да, и кто ещё тут близорукий. — Сочту за комплимент, — обворожительно улыбнулся тот, наматывая на палец прядь волос. — Однако же, раз мы одного поля ягоды, можно и оставить формальности. Просто Арриан, Римус. По крайней мере, в стенах этого кабинета. В принципе, на вид волшебнику нельзя было дать больше тридцати. Может, у них и разница от силы лет десять. Хотя, если вспомнить продолжительность жизни сирен, возможно, сто десять. — Хорошо. Арриан… — таки запнулся Римус, — но почему вы хотели, чтобы меня «озарило»? Почему сейчас? — И это правильный вопрос! — Хлопнул в ладони учитель и, потянувшись вперед, взял со стола зеленое яблоко. — Ты встречал когда-нибудь других волшебных существ, Римус? — Он мотнул головой, и тот продолжил, уже смотря на отполированный до блеска фрукт. — Я имел счастье столкнуться с оборотнями на своём извилистом жизненном пути, и, как и я, они сразу распознавали мою сущность. Другой вопрос, что мало кому посчастливилось встретить мне подобного, и они не могли определиться, к какому именно виду меня отнести. Поэтому мне было любопытно... отчего же оборотень, посещающий мои занятия два раза в неделю на протяжении полугода, смотрел на меня завороженными глазками и ни разу не усомнился в том, что его профессор не совсем человек. — …без понятия, — проговорил Римус, как загипнотизированный — не то вертящимся сверкающим яблоком, не то опять поддался на чары голоса. — Без малейшего? — Он снова, на этот раз медленно, мотнул головой, и тот, хмыкнув, подкинул фрукт вверх и ловко поймал его со звонким шлепком, от которого Римус пришёл с себя. — Как у тебя с самопринятием? — Прищурился Элерс. — Я дважды упомянул слово «оборотень», и у тебя дважды, теперь трижды, дёрнулось лицо. Тебе не нравится, когда тебя так называют? Римус практически никогда не использовал этот термин. Он мог употребить его в запале, по отношению к другим, но по отношению к себе… — Я, прежде всего, человек, — как можно твёрже. Очевидно, он вновь знатно повеселил учителя, потому что тот вытаращился на него как на полоумного и, запрокинув голову, рассмеялся ещё заливистей, чем в прошлый раз. Ну, хоть кому-то весело на раскопках его больных местечек. — Какая несусветная глупость! И кто тебе это сказал? — Пока Римус перебирал всех, кто ему это говорил, Элерс отдышался. Взмах ресниц, и этой юмористической паузы как не бывало. Лицо разгладилось, а взгляд стал таким же пронизывающим, каким тот вчера сканировал Нюниуса. — Ты оборотень, Римус. Человек и зверь. Тебе же скоро исполнится семнадцать, — Римуса пробил холодный пот, — пора бы научиться произносить это с гордостью и перед зеркалом. Не волнуйся, я не намерен нести на тебя донос в Визенгамот. Наш разговор строго конфиденциален. В конце концов, у тебя на руках те же карты. И волнение действительно улеглось. Видимо, о сущности Элерса известно только Дамблдору, не спешащему ставить в известность Министерство, кого он пригревает под крышей Хогвартса. Римусу не доводилось встречать себе подобных не-совсем-людей, не доводилось открыто заявлять о своих чувствах. А Элерс словно резал правду-матку и прямо по живому. Но как бы она ему ни претила, он понимал, что в ней не было ни капли предвзятости или снисходительности. Как минимум, тот знал, о чем говорил, и вроде как не исходил из личных побуждений. Просто хотел помочь неопытному собрату? — Сложно гордиться этой частью себя, когда мир диктует, что ты отребье и в идеале достоин только истребления. — Сложно, — согласно кивнул мужчина, — а ты осмелься. Установка «я, прежде всего, человек» никуда не годится, Римус. Она блокирует дарованные тебе способности, и речь сейчас даже не об обострённых органах чувств. Магические существа чувствуют магию, её настроение, потоки. Именно благодаря ей мы распознаём друг друга, определяем угрозу, внутренний потенциал волшебников. Кто-то даже при должной практике может подпитываться ею и перенаправлять. — Разве это не миф? — Нахмурился Римус. — Разве ты сам никогда не чувствовал вкус магии, сосредотачивающейся в палочке? — Отразил вопрос профессор. — Когда заклинание ещё только-только формируется в голове волшебника, — и, похоже, прочитав ответ на его вытянувшемся лице, ухмыльнулся. — Палочка лишь проводник, концентрирующий магическую энергию. Магия в людях, а у нас, существ, она особенная. Арриану многое известно… он здесь, чтобы присматривать за вами… И до Римуса дошло. Дамблдор нанял его прощупывать почву. — Вот что я тебе скажу, — опустил мужчина ноги на пол, выпрямившись в кресле. — Высвободи зверя из клетки. Он не враг тебе, Римус. Потому что когда ты столкнёшься с настоящим врагом, поверь, волк тебе понадобится. И будет очень прискорбно, если в этот момент он будет отсыпаться за решёткой, которую ты собственноручно выстроил внутри себя. Римус, как рыба, открыл и закрыл рот несколько раз, будто его припёрли к стенке. А в голове не было ни единого возражения, но даже если бы он захотел последовать этому запихнутому в глотку совету… — … я не знаю, с чего начать, — после стольких-то лет усилий, чтобы запереть зверя поглубже. — Начни с малого, — небрежно повёл тот плечом, — встань перед зеркалом, а потом вслух, с достоинством, с чувством, с расстановкой назови себя тем, кем ты являешься, — и со смачным хрустом надкусил дождавшееся внимания яблоко, словно поставив точку в этом разговоре, который Римусу ещё переваривать и переваривать. И он, тяжело поднявшись, слегка поклонился аж светящемуся от самодовольства профессору, но взявшись за ручку двери — одернутый вытекшим из всего услышанного вопросом — развернулся. Тот даже не шевельнулся, провожая его немигающим взглядом. — Профессор, — всё-таки обращаться на «ты» к учителям он ещё не дорос, — а вы «из солидарности» решили проучить Снейпа? — Может быть, — задорно дёрнулся уголок губ. — Но вы же знали, чувствовали, что ему не хватит духу, да?.. — и к первому уголку присоединился второй, растянувшись в загадочную, не дающую понять ровным счетом ничего улыбку. — Хорошего дня, Римус. Изящненько. Римус в прострации продвигался к Большому залу с примагниченным к полу взглядом и с трудом преодолевающими сопротивление ногами, будто шёл по дну, придавленный толщей воды. Он уже слышал совет примириться с волком. От Сириуса — поразмыслившего над проблемой Римуса пятнадцать минут, пока его отчитывала Макгонагалл. Примириться, чтобы управлять им. До сих пор звучит невыполнимо и самонадеянно. Сириус не в силах полностью понять его в этом вопросе. Никогда не сможет понять, как бы ни старался. Но Элерс… он говорил не об управлении. Он говорил о свободе. Принятии себя. Всего. Такая тонкая грань, и всё же «принятие» и «примирение» абсолютно разные по своей сути вещи. Зато «принятие» идёт бок о бок с другим понятием… И уже даже не удивляясь, но в этот раз поблагодарив потешающуюся над ним судьбу, Римус оторвал взгляд от пола навстречу тут же уведенным в сторону карим глазам и, ухватившись за бицепс, остановил выходящего из зала префекта. У него наконец-то появился ответ. — Во вторник после уроков в теплице.