Our golden years

Каково это — целовать Сириуса Блэка? Спустя полтора месяца, спустя сорок пять дней — порой пролетающих в одно мгновение, порой явно превышающих двадцать четыре часа — Римус мог ответить на этот вопрос. Естественно, не односложно. Недостаточно краткого или даже самого длинного и поэтично составленного прилагательного. Это переизбыток ощущений, сотрясающих каждую клеточку тела, будоражащих каждое нервное окончание, запускающих разгоняющиеся до скорости света под кожей импульсы удовольствия. Каждое его прикосновение — ожог, новый наслаивающийся шрам, который Римус ни за что не захотел бы свести или скрыть. Это болезнь, которую он с радостью довёл бы до хронической стадии, потому что симптомы облегчают существование. Это лечение, в действие которого очень хочется верить, но оно ещё не доказано и не прошло ни одного испытания. Однако если всё же требуется подобрать одно подходящее слово, то пусть будет — самозабвенно. Блэк всегда целует его как в первый раз и в тоже время так, будто этот раз последний. Он до боли, до скулежа, до невозможности пылкий и в то же время нежный. И он до одури любит растягивать прелюдию, заставляя Римуса до треска сжимать спинку кровати, сдерживая затуманивающее рассудок желание. А ещё Сириус Блэк самая сексуальная, самовлюблённая, нечестная и ленивая задница на свете, которая делегирует ему всю подручную работу, но тут Римус, в принципе, не возражает. Если в его обязанности входит доводить Сириуса до экстаза, то он не прочь заниматься ею и сверхурочно, и в выходные, и до конца жизни. Однако есть один момент. Особенный момент... конечно, не перекрывающий всю ту сбивающую напрочь пульс близость, не равноценный, он просто… особенный. Это момент перед поцелуем. Когда запирающее заклинание уже наложено, когда все неуместные шутки-минутки в исполнении Блэка уже обронены в тишину, когда руки Римуса уже обвиты вокруг его талии, а руки Сириуса грациозно покоятся на его плечах. Когда до соприкосновения губ остаётся сократить всего лишь жалкую пару дюймов, тогда-то он и наступает. Его можно сравнить разве что со свободным падением. Добровольным шагом в бездну. И эта всепоглощающая бездна в жалких двух дюймах напротив. Во вскипающих глазах Блэка. Это чистое откровенное предвкушение и — есть у Римуса подозрения — не без доли любования своим отражением в его глазах. И честно говоря, Римус вообще не хочет думать о том, что Сириус в них видит на самом деле. Потому что на таком жалком расстоянии уже ничего не скроешь. Но Сириус, помимо всего перечисленного, ещё и милосердный дьявол, которому Римус готов за гроши продать свою душу. И милосердие заключалось именно в том, что он не зачитывал вслух выгравированное в его открытой нараспашку душе признание, не распоряжался им как вздумается, как вещью. А дьявольская сущность проявлялась в чертовом умении имитировать этот искушающий взгляд в любое время дня, блядь, и ночи! Собственно, спустя полтора месяца Блэк ассимилировался [в краях лазурных наслаждений, ага]. Он без стеснения облизывал его одними глазами в Большом зале так, что Римусу не удавалось толком поесть. Взял за привычку наведываться в библиотеку, периодически располагаясь напротив, видимо, чтобы удобнее было пялиться. Сбивал весь учебный настрой с самого утра, задерживаясь в проходе и закусывая губу, когда Римус пропускал того в ванную — непременно полуголого — так, что от желания закрыться в этой ванной с Блэком зудели вены. Дьявольская похотливая скотина, в общем, бессовестно отвлекающая его от учебы и насущных вопросов. Римус пока не приступил даже к первому пункту программы принятия себя от профессора Элерса. Он просто не мог сосредоточиться на звере. Только вроде у него получалось успокоить ритм сердца, прислушаться к дремлющему нутру, из-за двери доносился голос Сириуса, и приходилось начинать сначала. А когда до полной луны оставались считанные дни, и волк, проснувшись со сладкими потягушками, сам давал о себе знать, Римус уже чувствовал что угодно — аномальный голод, перевозбуждение, скрипящие суставы — но никак не гордость. Видимо, на ближайшее время его приоритеты укрепились в определенном порядке, который так легко не переставишь. И хоть с Трансфигурацией и Зельеварением худо-бедно ситуация выровнялась, он явно проседал по Нумерологии и Древним рунам, требующих особой концентрации — практически транса, дзена. Его так же было весьма проблематично достичь под блуждающим по его лицу блядскому прицелу! А стоило Римусу на днях взглянуть на календарь, на голову свалился ещё один не терпящий отлагательств насущный вопрос, и теперь словив такое редкое уединение в библиотеке, когда, по идее, ничего не мешало полностью отдаться переводам и транскрипциям, он нескончаемо вертел его, как намертво запечатанную шкатулку-головоломку. — И что же нас гложет? — Обжёг ухо внезапный шёпот, от которого Римус улетел бы со стула, если бы не надавившие на плечи ладони. Ответ «ничего» отпал сам собой, так как он даже не заметил подкравшегося и разминавшего его мышцы Сириуса. А ответ «я, вообще-то, занимаюсь» не прокатил бы, так как у него успели высохнуть чернила на кончике пера. — То, что я нищий оборванец, — откидывая голову назад под пышущего не остывшей после тренировки энергией Блэка. Тот, издав «ха!», приземлился на соседний стул. — Разве это новость? — Растянулась улыбка ещё шире. Бровь Римуса поползла к линии роста волос. — Пошёл. Вон. — Какие мы суровые, — Римус, удержав стремящиеся туда же зрачки, демонстративно вернулся к нетронутой домашке, — ну Лунатик, я пошутил, — потеребил его за рукав Блэк, — но в этом даже есть свой шарм. Мы как «принц» и «нищий». И вторая бровь составила компанию первой. — Ты вообще читал эту книгу? — Уже еле усмиряя скачущий в горле смешок оттого, как нахальная физиономия сменилась усомнившейся в своих выдающихся умозаключениях. — А она не про «это»? — Мерлин, его парень идиот. Ещё и с принцем себя сравнивает. — Нет, Бродяга, она не про «это». — Марк Твен, наверное, аж в гробу перевернулся. — Тогда тем более неинтересно, — фыркнул Сириус, подпирая вывернутой кистью висок, — а теперь серьёзно, с чего ты вдруг загрузился на эту тему? Римус обреченно грохнулся лбом об стол и протяжно замычал. Сам же настаивал на честности и открытости. — У меня ни малейшего представления, что дарить Джеймсу… и на какие шиши в том числе. — И всё? — Не впечатлился масштабом трагедии Блэк. — Сириус, я тебя сейчас реально выгоню отсюда, — всё равно приходит в библиотеку, только чтобы фигнёй страдать, — а если предложишь свои деньги, то с помощью волшебного пендаля под зад. — Эй, — слегка пихнул его в плечо тот, — Сохатый понимает твоё положение. Не думаю, что он чего-то от тебя ждёт, Римус. Расслабься. — Точно, — сел он ровно, наделяя голос оттенками бодрости, — и как я об этом не подумал. Спасибо, тогда положу болт и рассла…ай! — В голень прилетел болезненный пинок. — А нехрен сучиться, — Сириус, игнорируя его гневающийся взгляд, хмыкнул и приосанился, — оке-е-ей, раз переубедить тебя не получится, и ты намерен запариваться, давай париться вместе, — и гнева как ни бывало, — что любит Сохатый? Почему-то Римус ещё не пробовал искать пути решения с такого угла — по сути, он лишь жалел себя бедненького и несчастного — но ответил не задумываясь. — Эванс, пожрать и квиддич. И что, привяжем Лили к его кровати? — Проецируешь свою потаённую фантазию? — Ухмыльнулся Блэк, тут же дёрнувшись от прилетевшего под столом пинка. — Ай! Больно, между прочим! — О да, я в курсе, — красноречиво похлопал ресницами Римус. Сириус показал ему язык, растирая будущий синяк. — Ну, с Лили связываться опасно для здоровья, остаётся еда и квиддич. — Значит, нужно сделать что-нибудь праздничное, символичное и... — …съедобное, — следуя за мыслью, закончил Римус, и над макушкой у обоих засветилось по лампочке. Не может быть, чтобы всё было так просто. Вернее, охренеть как сложно, но это самый верный вариант. Сохатый сто процентов дар речи потеряет! У Блэка на лице был тот же коктейль из вдохновения и восторга. — Ты ведь думаешь о том же, о чем и я? Между ними пробежали заговорщические искорки, и Сириус засверкал ещё ярче. — О том, что мои волосы сегодня особенно шикарны? — Какой ты… — закачал головой Римус. — Неподражаемый? — Придурок. — Не вижу противоречий, — игриво подмигнул ему Блэк, — всё, я умчал изучать вопрос, — и неподражаемый придурок, осмотревшись, — положись на меня, — быстро поцеловал его в губы и испарился. А через секунд пять из-за стеллажа вырулили Эванс и Макдональд с непроницаемыми выражениями. — Даже знать не хотим, почему Блэк упорхал отсюда такой воздушный и окрылённый, — обрушила толстенный фолиант на стол брюнетка. Лили усмехнулась в ладошку, присаживаясь рядом. Римус всмотрелся по очереди в горящие глаза подруг. — Ещё как хотите. — Конечно, хотим! Гони подробности! — Наложились друг на друга два высоких голоса. По крайней мере, Макдональд перестала его пилить. Зато теперь она всячески, иногда слишком бесцеремонно пыталась выведать нюансы их личной жизни. Безуспешно и упорно. — Если что, я знаю пару заклинаний для прочистки тру… — Ла-ла-ла-ла! Ничего не слышу! Аж в дрожь бросает. Римус, конечно, никогда не сомневался в обширности кругозора курносого гуру в любовных утехах, но они с Сириусом как-нибудь сами разберутся. Потом. Сначала надо разобраться с днём рождения Сохатого! И сгрузив на мистера Я-изучил-вопрос, раз сам вызвался, все организационные моменты, Римус таки уделил должное внимание заждавшимся эссе и подготовке к веренице зачетов и контрольных в середине семестра. Он прощёлкал момент, когда его подарок перетёк в их совместный, при учете, что у Блэка уже имелись заготовленные прибамбасы для квиддича, но по факту сам бы он отродясь не справился со стоявшей перед ними задачей. Через пару дней Сириус гордо потряс перед ним листком, пугающе исписанным с двух сторон необходимыми инструкциями, а ещё через пару заявил «всё схвачено, я договорился!». И вот в ночь на двадцать седьмое марта они, дождавшись пока Поттер уснёт, улизнули из спальни и в боевой готовности пробирались в сторону подземелий — туда, где висела картина с фруктовым натюрмортом. — Вы уверены, что у нас получится?.. — проныл Питер, бесперебойно зевая и плетясь сзади. Блэк, цокнув, зыркнул на Римуса: на кой ты его позвал? Римус строго зыркнул в ответ: не будь таким мудаком. Ещё одни руки лишними не будут, да и Римусу показалось, это отличная возможность сбавить напряжение между ними и Питером. Их квартету достаточно одного личного напряжения между Бродягой и Хвостом, природу которого Римус уже давно оставил попытки постичь. — … я вот в жизни не готовил, у нас для этого есть домовой эльф, — Сириус, сверявшийся с картой, состроил пренебрежительную гримасу. Было бы кому гримасничать, сам наверняка сковородку от кастрюли отличить не сможет. Так-то, если подумать, Римус нашёл кого взять с собой на эту миссию. Двух избалованных чистокровных волшебников, до одиннадцати лет не знавших слова «труд». — Лунатик, а ты умеешь готовить? — Ну, по мелочи. Макароны там, с сыром… — перенёсся он на мгновение в Портсмут. Так, долой упаднические настроения! Что бы сказал Сохатый? — Брось, Хвост, выше нос! Считай это вылазкой Мародёров. Когда мы последний раз что-то нарушали? — Но вы же сказали, что получили разрешение... И они с Сириусом, идентично нахмурившись, переглянулись. Да уж, настоящие бунтари, ничего не скажешь. Как и сказал Питер, они действительно получили разрешение, так что проникновение на кухню не было проникновением. На входе в помещение, соразмерное Большому залу, их радостно встретил щупленький домовой эльф и провёл к хозяйственной части, где с четырёх утра не покладая рук варганил еду для всей школы многочисленный полурослый персонал. Поэтому на воплощение своей идеи у них было около пяти часов. Пяти часов же должно хватить? Должно, определенно должно, — утешал себя Римус. — Мы подготовили всё по вашему списку, мистер Блэк! — Торжественно указала ручками с растопыренными пальчиками на гору ингредиентов эльфийка. — Вам точно не понадобится помощь? — Не понадобится, Уилли. Безграничное тебе спасибо, — и теперь переглянулись Римус с Питером от этого обострения вежливости. Мало Блэку длинноногих поклонниц, он ещё и эльфов решил в себя влюбить. — Иди отдыхай, а мы обещаем ничего не взорвать, — и краска вмиг сошла с мордочки Уилли. — Обольститель из тебя, как из куска пенопласта, — не смог не прокомментировать Римус, провожая пятившуюся к служебному выходу и, очевидно, десять раз пожалевшую о своей отзывчивости эльфийку. — Получше, чем из тебя, — отбил Блэк, сняв наконец маску благородного рыцаря. Сириус никогда не питал особой любви к домовикам. — Ладно, приступим. Три головы склонились над листком с рецептом, больше напоминающим пособие для пыток. Они поочередно косили взгляды на заваленный продуктами стол, чтобы соотнести название ингредиента с его физической формой, и вновь, сведя брови, возвращались к похожему на иероглифы почерку. — А что такое «водяная баня»? — Задал, надо заметить, актуальный вопрос Хвост. — И взбить белки «до пиков», — вроде Римус верно расшифровал. — Надо забить белку пиками?! — Выпучил глаза Питер. Годрик, помоги… какая, нахрен, белка? К удивлению, Блэк так же выпучился на Римуса. — А почему вы на меня смотрите? Бродяга, чьи это каракули? Сириус разогнулся, почесал бровь, словно тяня время [алло, у них всего пять часов!] и шумно выдохнул. — Меды… — Что?! — Хором с Петтигрю. — Вам же, Блэкам, при рождении раздают каллиграфические способности, — поднял он челюсть. — Ну, на неё не хватило. Да ладно, разберемся по ходу дела. Хвост, с тебя крем, а мы с Лунатиком займёмся этими, как их там… — Бисквитами, — подсказал Римус, и тот щёлкнул пальцами. — Может, вернём Уилли? — Осторожно вполголоса спросил Питер. Впервые Римус был с ним согласен. Но Блэк, похоже, занявший капитанский пост в отсутствие Сохатого, приказал не ныть. [Вентили в руки и вперед и с песней! — Венчики. — Не умничай!] В принципе, тактика «по ходу дела разберемся» каким-то образом сработала. Правда, Римусу пришлось сгонять в библиотеку и откопать экземпляр «Помощника для хозяюшки» в бытовой секции. И то, что эльфы предусмотрительно оставили им ингредиенты в тройных объемах — на всякий случай — тоже сыграло немалую роль. А заклинание, очищающее воздух, позволило им не задохнуться от гари. Однако через полтора часа они — по локти в муке, какао и сахарной пудре — не сдвинулись дальше первой трети написанного Медой [куриной лапой] рецепта. Римус, ко всему прочему, ещё и вспотел, взбивая чертовы яйца грозящими отвалиться руками. У Питера, как ни странно, дела обстояли лучше всего, хоть он и запорол первую партию крема, перепутав сахар с солью. И вроде впору было злиться и раздражаться, но кухню заполнял только нескончаемый смех — возможно, с нотками сумасшествия, но смех. Самая же громкая волна прокатилась, когда Блэк, завопив «нет, это невозможно!», исчез из виду с сумкой наперевес за перегородкой и предстал перед ними с собранными наспех в высокий хвост волосами и в переднике. — Харе ржать, — металлическим тоном произнесла «хозяюшка», уткнув руки в боки, пока они с Питером катались по полу. — Милый фартучек, — задыхаясь, еле выговорил Римус, — его тебе тоже Меда прислала? — Заткнись, — не в полную силу огрел его по плечу Блэк деревянной ложкой, оставив на джемпере белый след. Смех Питера перерос в завизгивания. — Зато я не уделаюсь, как некоторые! — Зато «некоторые» не смахивают на мадам Розмерту в молодости, — продолжая отбиваться от атаки ложкой. И поддавшись порыву, Римус запустил ладонь в миску с сухой смесью и отправил пригоршню из муки и какао-порошка в Сириуса, который, отмерев, медленно посмотрел на свою уделанную грудь и поднял такой взгляд, что Римус сглотнул. Сглотнул и снова потянулся к той же миске, захватывая уже побольше боеприпасов. — Даже не думай. Лунатик, не смей, я предупр… — и рот закрылся, чтобы в него не попала прилетевшая в лицо порция смеси. Блэк, весь усыпанный порошком, как в замедленной съемке облизнул губы, поводил ими из стороны в сторону и открыл чернющие глазища, — тебе конец. Молниеносно сорвавшись с места, Римус увернулся от первой подачи, и тот, схватив миску, погнался за ним. — Прими смерть достойно! — И не собираюсь! — Обежав круг вокруг стола, Римус зацепил упаковку муки и, круто развернувшись, метнул в Сириуса белым облаком, надеясь, что тот остановится, но Сириус “Вижу цель — не вижу препятствий” Блэк, даже не сбавив скорости, сшиб его с ног и повалил их обоих на пол. В заведенной борьбе они полностью выпачкались в какао. Римус, обездвиженный ниже пояса усевшимся на нём Сириусом, потянулся к мешку с мукой, и тот, заметив манёвр, сцепил его запястье и занёс над головой, а сам вытряс на Римуса оставшуюся на дне миски смесь и размазал по скулам и шее свободной рукой. И от этого шершавого, царапающего словно по оголенным нервам ощущения Римус судорожно вздохнул и положил свою ладонь на ладонь нависающего над ним Блэка, как тот замер, и взгляд налился уже совсем не жаждой мести. Он налился жаждой совсем иного рода. — Кхм-кхм, — отрезвляюще хлестнуло по барабанным перепонкам. Жажда растворилась в ужасе. Твою ж мать, — синхронизировались они на ментальном уровне, почему-то не шевелясь, словно если не будут двигаться, то станут невидимыми. — Вы… это чего?.. — нет, они всё ещё видимы! — Ничего! — Первым очнулся Блэк, поднимаясь и утягивая наверх Римуса, и по-братски закинул на него руку. — Это прикол такой, так ведь, Лунатик? Питер устремил заискивающий взгляд на Римуса. Блэк пихнул его бедром. — Да, прикол. Уморительный такой, оборжаться просто. — Да, поприкалывались и хватит, возвращаемся к работе, — насвистывая себе под нос, Блэк подобрал с пола миску и отчалил к другому столу, и Римус, подавившись нервным смешком, оказался один на один с нехарактерно выгнутой бровью Питера. Кажется, он им не поверил, но решив поберечь свою детскую психику, оставил напрашивающиеся выводы при себе. И следующий час прошёл в натянутой тишине, нарушаемой только постукиванием утвари. Хвост же подозрительно поглядывал на образовавшееся между ними расстояние в два метра. А ещё через час они наконец одержали победу в битве против не желающих подниматься бисквитов, и приступили к сооружению многослойного шоколадного подарка, слаженно и скрупулёзно придавая ему нужную шарообразную форму. Но когда надежда на получение нарисованного воображением результата почти восстала из мёртвых, настала очередь финального этапа — шоколадной глазури. И ожидания ушли в кардинально противоположном направлении от реальности. — Всё-таки делать торт в форме квоффла было дрянной идеей, — озвучил мысль всех троих Блэк. — По-моему, похоже на экскременты громамонта, — озвучил мысль всех троих Римус. — Я так устал… — озвучил мысль всех троих Питер, — наверное, готовка — чисто женское дело. — Рискни это ляпнуть при Марлс, и она обеспечит тебе отдых. На том свете. Римус, даже не удосужив Блэка замечанием — на самом деле, правда была на его стороне — вытащил из нагрудного кармана Петтигрю часы, и из груди вырвался выдох облегчения. Почти по расписанию. Примерно на это время он и запланировал облажаться. А значит, с минуты на минуту… — И как дела у наших трёх поварят… ой-ой-ой, — застыла в проходе с перекинутой через руку мантией-невидимкой Эванс, сочувственно разглядывая их ни разу не аппетитное детище. Голова Блэка завертелась, как на шарнирах. — «Вера в себя» это не ко мне, — пожал плечами Римус и перевел взгляд с задымившегося Сириуса на воззрившегося на Лили как на святую Питера. Римус и сам бы сейчас бросился ей на шею. — Мерлиновы подштанники! Блэк в переднике! — Сложилась пополам показавшаяся из-за спины Лили Макдональд. — Мне срочно нужна камера! О господи… это что за огромная ка… — Прекрати, Мэри. Парни же старались, — вышла на свет Маккиннон, и Сириус в высшей степени бешенства повернулся к Римусу. — Я звал только Лили, — прошептал он, как вдруг рядом с Марлин материализовалась еле сдерживающая смех Доркас. Нет, вот теперь в высшей степени бешенства. — Вы же не собираетесь дарить Поттеру это? — Ткнула Медоуз ложкой в незастывшую глазурь. — Он, конечно, съест… — Вообще-то, довольно вкусно, — попробовала Лили кусочек из тары с обрезками пропитанного бисквита и, резко сменив милость на гнев, уставилась на Сириуса, — там, что, огневиски?! — Тот спрятался за прибалдевшим Римусом. Когда Блэк успел подлить в кофе огневиски?! Мэри всё ещё не могла прийти в себя, тыча в Сириуса и приговаривая «Блэк в переднике». — Теоретически, всё поправимо, можно приготовить глазурь золотистого цвета, — внесла предложение Марлин, — тогда получится торт-снитч. — Но Сохатый — охотник! — Возразили они с Хвостом и Бродягой. Как бы они тоже об этом задумывались. И аргумент был тот же: — охотник, не ловец! — А почему нельзя было приготовить большой плоский торт в форме значка с надписью «с днём рождения, лучший капитан и друг на свете»? И проще, и со вкусом, и никуда не укатится. Шесть пар округлившихся глаз обратились к мулатке, выдавшей самую здравую мысль за последнюю неделю. Даже Мэри перестала смеяться. А в повисшем молчании был слышен лишь постепенно нарастающий свист пара из ушей Блэка. — Тебя никто не спрашивал, Доркас! При приготовлении обеих версий праздничного торта ни одна белка не пострадала. [Только одна собака]