***
Он бежал со всех ног, прорываясь через толпу маглов и еле успевая вдыхать сухой воздух между извинениями. Мужчины вовсе не замечали его, на лицах же женщин проскальзывало странное беспокойство, за его спиной оставались вопросы «чей это мальчик?», а он всё бежал и бежал. Волосы путались, лезли в глаза, а живому лесу всё не было конца. — Сири, постой! Я не поспеваю за тобой! — Крикнул он словно в никуда, но крик затерялся в гудящей какофонии. — Я не поспеваю… — сложился он пополам, пытаясь отдышаться. Прохожий мальчик, держащийся одной рукой за маму, а другой крутивший палочку от леденца, с любопытством оглядел его с ног до головы. На магле были неподобающие яркие шорты с футболкой, на Регулусе — идеально сидящий костюм, пошитый специально для него. На улице был август тысяча девятьсот шестьдесят шестого. Непонятно, почему тот смотрел так, будто неподобающе здесь выглядел именно Регулус. — Рег! — Схватили его за плечи, подкравшись сзади. — Не тормози, мы почти у цели! — Потащил его брат вперёд за рукав. — Ты слишком быстр… — приложил он остаток сил, чтобы остановить Сириуса, и тот развернулся, попутно огрызнувшись на пихнувшего их толстяка, а затем, окинув его тем же взглядом, что был у того мальчишки, хмыкнул. — Нет, это ты скован, — повеселел старший брат и, несмотря на сопротивление, одним махом стянул с него пиджак, повязав на поясе, и расстегнул жилет. Всё же помнётся… что он скажет маме? — Так-то лучше. Давай, хватайся, — Сириус протянул ему ладонь, — если поспешим, прокатимся кругов пять на карусели! Регулус был в ужасе от того, что рубашка брата закатана выше локтей, что его собственный вид как у оборванца, что они снова сбежали из дома без спроса и ещё по десяткам причин. Но Сириус протягивал ему руку. И ради того, чтобы увидеть брата настолько счастливым, он мог поступиться правилами, подыграть. Даже если ему самому было совсем неинтересно наворачивать круги на липкой магловской машине, издающей режущую слух мелодию.***
— …нет, — вжимаясь острыми лопатками в решетчатую спинку стула, — я не хочу… пожалуйста... — Тшш, — щеки коснулись ледяные пальцы и, огладив вниз, ухватились за подбородок, приказывая открыть глаза, — так надо, дорогой. — Мне будет больно, — дрожь в голосе, в жилах, во всем теле никак не подавлялась. Он всматривался в прозрачный лёд радужки напротив — ни трещинки жалости, хотя черты лица убеждали в обратном. — Мама, пожалуйста, не делай этого… — Но я должна, Регулус, — ласковым полушёпотом. — Я делаю это ради тебя. И это не боль, мой дорогой сын. Это подарок. Ты уже достаточно взрослый, пора усвоить, что за всё в этой жизни нужно платить. Ничего не падает с неба. То, что тебе дорого нужно брать самому, а потом защищать и порой чем-то жертвовать. Я вынуждена делать это, потому что люблю тебя, а ты должен немного потерпеть, потому что любишь своего брата. Ты же не хочешь, чтобы он оставил нас? Мы семья, мы должны держаться вместе. Всеми возможными способами. Понимаешь? — Да, мама. — Хорошо, — нежно заправила она волнистую прядь ему за ухо и выпрямилась, одним лёгким движением поправив кружевное платье в пол, а другим выкинув вперед палочку, и Регулус зажмурился. — Круцио! Скручивающая боль обосновалась под каждым дюймом кожи. Он сжимал подлокотники, подгибал колени, стараясь опереться на ножки стула, прятал в плечах шею, которую сворачивало импульсами бьющегося внутри заклинания. Уже ни крика, ни слез. И как и в прошлые разы, когда все его попытки воззвать к милосердию так же разбивались об мало отличающуюся от предыдущей, но всё более похожую на убедительную речь. Когда последнее, что он видел на ближайшие часы мглы, это неумолимую вспышку света сквозь закрытые веки. Когда счет до потери сознания оставался на секунды, Регулус считал эти секунды. От десяти до одного и снова. От десяти до одного и снова. Снова и снова, но ничего не менялось. Сириус не мог спасти его.***
Первое чувство, охватившее его, стоило ступить на заполненный перрон, было паникой. Оглушающий гомон, скрежет тележек, возгласы, смех вперемешку с плачем. И больше всего Регулусу хотелось сделать шаг назад, обратно, за стену. Тяжелая ладонь легла на плечо, он приосанился и шагнул вперёд. Все дети волшебников, с кем он был знаком, мечтали об этом моменте — о том, как они впервые займут купе в Хогвартс-Экспрессе, впервые войдут в двери школы, впервые сядут за стол своего факультета. Для Регулуса каждый из этих первых моментов был заранее пропитан холодным потом вместе с пижамой и постелью. И как бы настойчиво ни молил он Мерлина и Моргану оттянуть их, они все настали в свой положенный день и час. Регулус не сводил глаз с куксившегося от самого дома Сириуса, но тот всё равно растворился в толпе, даже не попрощавшись с родителями, которые отошли обменяться любезностями с Ноттами и Розье. Когда он отыскал брата, Сириус уже забирался в дальний вагон следом за парнем с взъерошенными волосами. Видимо, это тот-самый-Джеймс. Он продолжал смотреть на проём, надеясь, что брат выглянет, поманит рукой — «давай к нам, Рег!» — но в вагон только заходили. Как вдруг его довольно сильно кто-то задел, пробегая мимо. Так, что он перегнулся через ручку тележки. — О боже, прости, я случайно! — Помог выпрямиться парень. — Я сверхнеуклюжий, — и только Регулус откинул назад волосы, тот застыл с раскрытым ртом. Ничего страшного, это я стоял на проходе, — осталось на языке. Растрёпанные русые волосы, похоже, подстриженные с закрытыми глазами, потёртая во многих местах одежда, такой старый, что скорее ветхий чемодан. С виду у них была невелика разница в возрасте и ощутимая в происхождении. Тем не менее, Регулуса смутила не очевидная бедность, а реакция. — Проблемы? — Нет-нет, — спохватился парень. — Извини, не хотел пялиться, — что за выражение? — просто ты очень похож на моего друга. Римус Люпин, — перед ним возникла протянутая ладонь, которую он запоздало заметил от оцепенения, вызванного этим именем. Тот-самый-Римус. — Регулус, — вновь легла тяжесть на плечи, и доброжелательная улыбка на лице гриффиндорца мгновенно стёрлась. Тот пробормотал нечто невнятное и поспешил к тому-самому-вагону. — Такие люди не твоего ранга, сын. — Да, папа, — смотря, как парень, явно испытывая неудобства и ругаясь на себя, запихивает чемодан в вагон. — Ты Блэк, — колёсико таки поддалось, второкурсник вытер ладонью лоб, и их взгляды встретились ещё раз. Почему-то выражение лица у того было виноватым. — Докажи, что достоин этой фамилии. Проход опустел. — Да, папа. Он доказал. А Сириус за весь следующий год — с того момента, как Регулус встал с табурета на постаменте в Большом зале — ни разу на него даже не взглянул.***
«Скользким змеюкам вход воспрещён»
Надпись, проступавшая на двери при его приближении. То есть встречавшая его каждое утро на выходе из комнаты.***
— Следующим летом я во что бы то ни стало свалю из этого гадюшника! — Я лично заберу тебя на своём новом Нимбусе, только скажи. — Вот поэтому ты мой лучший друг, Джеймс. Нет, ну обалдеть, мы теперь можем общаться из любой точки мира! — Возможно, твой дядя — Санта Клаус. Теперь и отработки не страшны, главное, чтобы Макгонагалл не узнала про зеркала. — Нам не привыкать хранить секреты. Ха! Может, будем называть себя не «Мародёры», а «Хранители»? — У нас нет третьего зеркала, так что я скажу от слов Римуса. «А можно ещё более пафосно, Сириус?» — Чёрт, один в один! За дверью раздался высокий смех, и Регулус, сидя на полу в коридоре, позволил себе стукнуться затылком о стену, сжав посильнее свой подарок от дяди Альфарда. Больше разговоры брата он никогда не подслушивал.***
Предостаточно наслышавшись об обустройстве остальных гостиных, Регулус убедился, что нет места в школе лучше, чем подземелья. На удивление некоторые слизеринцы бросали вскользь жалобы на промозглость и вырви-глаз-мрачность, но для Регулуса это были главные плюсы. Прохлада ему подходила, она позволяла концентрироваться, яснее думать. Тепло и уют создают домашнюю атмосферу, в которой можно полениться в кресле напротив камина. В общей комнате Слизерина не было места бездельникам, там царила тишина, нарушаемая только шуршанием перьев и страниц. Не допускались пустые разговоры, игры — по крайней мере, до официального отбоя. После — старосты беспрекословно прогоняли всех младшекурсников в комнаты. Всех, кроме Регулуса. Он уходил по своему желанию, по своей причине. Потому что вызывающее времяпрепровождение старшекурсников — не лучший фон для учёбы. Но ему лично никто не смел отдать приказ убираться, как любому другому. Сначала это особое отношение казалось странным. Ещё с первого курса, куда бы он ни пошёл, на него были направлены эти взгляды. В отличие от брата — не восхищенные. Заискивающие, любопытные, оценивающие, остерегающиеся, завистливые, пренебрежительные. Все ждали от него чего-то исключительного, ждали проявления характера, ждали ответной реакции на выходки Сириуса. Регулус просто игнорировал их, отгораживался стеной отчуждения, запирался в своём мире и постепенно привык действительно не замечать их, а не притворяться. И тогда всё чаще в обращающихся голосах начали проявляться лебезящие ноты, от которых порой передёргивало, а во взглядах ослепленное уважение, заинтересованность. Это уважение не стоило для Регулуса ни гроша, но на рождественском балу мама, наблюдая за ним, одобрительно кивнула, и тот кивок стоил ему пропущенного удара сердца.***
— Быть Блэком означает нести ответственность. Каждый твой шаг, движение, вздох станут достоянием общественности, взгляды всегда будут устремлены на тебя, будут рыскать в поисках слабостей, просчетов, места, куда легче вонзить нож. Запомни это, ты не имеешь права на слабость, ведь через неё они доберутся до всей семьи... а теперь спи, Регулус Арктурус Блэк.***
Маленькое багровое пятнышко, из которого выступила капля крови, было уже почти незаметно. Неясыть никогда не упускала возможности клюнуть его напоследок, перед тем как выпорхнуть из совятни. Регулус отправлял письма домой раз в месяц, приблизительно с одним и тем же содержанием — докладом о превосходных оценках. Письма в один конец, однако в этот раз на пергаменте добавилась ещё одна строчка. Он стал ловцом Слизерина. Предугадать реакцию мамы было сложно. Вряд ли она обрадуется или удостоит его добрым словом. Ему достаточно, если ответного письма вовсе не придёт — значит, она не придала его поступку никакого значения. Но если она спросит, зачем он это сделал, нечего ответить будет уже Регулусу. Взбираясь по пологим ступенькам, он машинально достал из внутреннего кармана круглые серебряные часы. Просто, чтобы проверить, но не время. Один взмах поднимал крышку с узорчатыми бессмысленными переплетениями, второй убирал самый обычный циферблат, а под ним умещался совсем другой механизм, представляющий собой карманную армиллярную сферу. Только передвигающиеся обручи с выгравированными именами звёзд или целых созвездий обозначали светила не на небе. И тот, что сейчас был расположен ближе всего к центру, с именем самой яркой звезды в созвездии Большого Пса, подсказал ему обернуться к раскрывающемуся с холма виду на Черное озеро, возле которого жаркий сентябрьский день собрал практически половину школы. Сириус, как всегда в незаправленной рубашке и с ослабленным галстуком, носился на берегу со своими Мародёрами. Они бегали друг за другом, валялись в траве, рядом был расчерчен круг для глупой игры «Плюй-Камни» — ещё менее полезное занятие. Как-то он уговорил Регулуса поиграть в неё на заднем дворе, а потом они до ночи раздельно сидели в кладовых, оставшись без ужина. Поздравляю, ты нашёл тех, с кем можно с утра до ночи страдать ерундой, тратя время на бестолковые игры… — Впечатляющий артефакт, — одёрнули его от выворачивающей душу картины. Регулус захлопнул часы и повернулся к наглому нарушителю пространства, обладающему такой же наглой улыбкой, длинной шеей и, очевидно, столь же длинным носом. — Это амбитус, верно? — Не твоё дело, — спрятал он слёту угаданное устройство в карман. Пуффендуец ещё больше засиял от самодовольства. — Любопытство кошку сгубило, поганая полукровка, — направившись к школе, подальше от озера и этого скалящегося четверокурсника, но неожиданный смех не дал сделать больше трёх шагов. — У-у-у, нет, — встряхнул тот шапкой светлых волос, — ты себя слышал? Это же никуда не годится. — Не понял, — процедил он, стараясь не показывать, как сбит с толку. Он вообще в курсе, с кем разговаривает? Ноль благоговения в карих глазах или презрения, да и насмешка отнюдь не злобная. — Если хочешь, чтоб тебе поверили, надо произносить по-другому. Представь, что копишь во рту слюну и собираешься харкнуть. Смотри, — втянул тот скулы, убрав улыбку, — «поганая полукровка», — и звучало это намного убедительнее, чем получалось у Регулуса. — Здорово, да? Не переживай, — подмигнул блондин уже вполоборота, — немного тренировок, и у тебя всё получится. Но вещица, правда, занимательная! — Забудь о ней для своего же блага! — Чуть прикрикнул он вслед, тот вытянул вверх руку со сведенными указательным и большим пальцами и в припрыжку продолжил спускаться к озеру. — Черт… У тебя всё получится. Ему никогда не говорили этих слов. И до чего же ироничный повод.***
— …они ответят за это! — Ворвался в гостиную переполох, сулящий злободневное нытьё. — Я заставлю каждого из них заплатить. Зазнавшиеся выродки! Регулус, закатив глаза, вернул зрачки в учебник. Проваливайте к себе. — Я успел нехило зарядить Поттеру. — О, ну тогда всё в порядке. Этого мало, Мальсибер! Ты видел мой нос? Ну, всё. — А, по-моему, стало даже лучше, — подал он голос, захлопнув книгу, и троица вместе с рассевшимися тут и там учениками всех возрастов мигом повернули головы к стоящему в углу креслу. — Чему ты распаляешься, Снейп? Ты ведь вновь полез к той грязнокровке, так не жалуйся на всю гостиную, что шайка невежд заставила тебя заплатить первым. Смой кровь и не позорься. Северус полупил на него свои ошарашенные глазки, метнул их на развернувшихся к представлению Розье и Эйвери, снова вернулся к нему, и Регулус, устав от этой немой сцены, вскинул бровь. — Дерзишь старшекурсникам, Блэк? — Забавляющейся интонацией спросил очевидное Эван, когда те трое избавили присутствующих от своих заевших на одной и той же теме речей. — Возраст ничего не определяет. Если они себя не уважают, то с чего бы я проявлял уважение? — Неплохо, — прыснул себе под нос Эйвери. — И всё же тебе тоже не следует распаляться, — невзначай огладил Розье свой новый значок префекта. — Ведь главные неприятности Слизерину приносит именно твой брат, — добавил второй со снисходительной ухмылочкой. — Помни, с кем разговариваешь, Эйвери, — встал он. Атмосфера всё равно была окончательно испорчена. — Как состояние ваших финансов? Этим летом твой отец бегал в кабинет моего чаще, чем Снейп в кабинет Слизнорта. Эйвери наконец-то изменился в лице, прищурился, провёл языком по внутренней стороне щеки. Регулус был уверен в своём — недрогнувшем. — Загляни к нам как-нибудь после отбоя, Блэк. — Встрял Розье в их молчаливую дуэль. — Будет интересно. — На всякий случай занижу ожидания, — бросил он, уходя в спальню и чувствуя прожигающие затылок взгляды. Они все не стоят и крупицы его времени.***
Чем ближе стрелки часов продвигались к вертикальному положению, тем дальше уходили вразнос собирающиеся в гостиной полуночники. Стремящиеся доказать всем вокруг, что они отличаются от примитивного сброда, неудачники превращались в таких же посредственных неудачников. Сплетни, пошлые разговоры, вызывающая музыка, непозволительное количество обнаженной кожи, пустые амбиции и раздутое самомнение. Регулус ощущал себя смотрителем зоопарка. Или владельцем цирка уродов. От всеобщего неуёмного желания угодить ему хотелось скорее принять душ, но он продолжал наблюдать, заняв своё любимое кожаное кресло и напоминая себе, зачем он, в принципе, продолжает посещать эти мероприятия. По той же причине, что его семья устраивает регулярные балы. Демонстрация силы, власти, материального достатка. Это напоминание, прежде всего, остальным — с Блэками нужно считаться. В любом возникающем даже постороннем споре последнее слово было за ним. Его мнение весило больше. Если тема ему претила, он мог закрыть её одним взглядом. И всё это при учете, что он был самым младшим. Другой вопрос, что, как правило, он только и делал, что изнывал от скуки. В нём не бурлили гормоны для занятий публичными непотребствами с не уважающими себя девками. Не бурлила и чистая злоба, чтобы поносить большую составляющую магического мира, перечисляя методы расправы над неугодными. Но ничего не попишешь, он — часть этой меньшей составляющей. Здесь его место. Не зря ведь ему столько на него указывали. Так пусть хоть это место будет как можно выше, чтобы никто не смог до него добраться. Да и обзор сверху лучше.***
«Скользким змеюкам вход воспрещён»
Спустя четыре года эта надпись всё ещё мозолила глаза с порога его комнаты. Регулус, вздохнув, толкнул дверь. Разбросанная одежда, перевёрнутая постель, агрессивные плакаты на стенах. Даже Кикимер не стал прибираться — все вещи остались ровно там же, где Сириус их кинул, умчавшись с очередным громким скандалом к своим драгоценным Поттерам. Внизу доносился дребезг последних приготовлений и приказного голоса мамы, а отец, очевидно, занят аперитивом, крутясь, как балерина, перед зеркалом. У него было немного времени. Сейчас его никто не побеспокоит. И Регулус, сев на кровать посреди беспорядка, просто уронил расслабившееся лицо в ладони. Все воспоминания, хранившиеся в этой комнате, давно померкли. Надежда на создание новых скормлена червям. И ответ — зачем он приходит сюда? — формулировался уже с натужным скрипом, но он продолжал приходить. Иногда ложась на кровать, зажмуриваясь и пытаясь отмотать ушедшие годы. Да только их заклинивало на самых неприятных — пропахших чужой ненавистью. Если бы он умел так же ненавидеть, всё стало бы проще. Наверное, он просто слишком слаб для такого сильного чувства. А для тебя это так легко, да? — Что легко? — Переспросил дрогнувший голос, и Регулус, еле совладав с порывом подскочить, поднял всё же неверящий взгляд. — Что ты забыл в моей комнате? — Задал интересующий его на самом деле вопрос Сириус, швырнув чемодан на пол и сложив руки на груди. Почему ты вообще вернулся? Разве ты не должен беззаботно развлекаться со своими друзьями? Так бы Сириус ему и ответил. — Ничего, — усмехнулся он, — не стоит тратить на меня запас экспрессивных жестов, — ещё же весь бал впереди. Сириус, бегающий глазами по комнате, видимо, проверяя бардак на целостность и сохранность, цокнул и резко отшагнул в сторону, когда между ними оставался последний метр. Как вдруг: — У тебя... — начал говорить тот, но сразу запнулся, отведя взгляд. — Что? — Ничего. — Замечательно, — переступил он порог. — Великолепно, блядь. И дверь захлопнулась, едва не ударив его по спине.***
Дорогой Регулус, Мы давно уже не обмениваемся письмами, но я не могу не выразить тебе благодарность за заботу о Сириусе. Я сделала всё по инструкции, что ты передал. Он спит, воспаление постепенно проходит — если так пойдет, через два дня он прибудет в Хогвартс. Вероятно, от него ты этого не услышишь, но Сириус тоже благодарен и думает о тебе больше, чем можно представить. Пусть утекло слишком много воды, а ситуация кажется непоправимой, я хочу верить, что вы сможете найти выход. Необязательно идти по проложенному другими пути. И скажу тебе то же, что сказала Сириусу: В моём доме тебе всегда найдется место. С любовью, Андромеда. — Как курица лапой, — смял он лист пергамента за секунду до того, как дверь купе запустила внутрь Алекто и Амикуса. И этой секунды хватило, чтобы уничтожить следы и письма, и выступившей в уголках глаз влаги.***
Дом на площади Гриммо всегда казался слишком большим для них — для четырёх практически не общающихся друг с другом людей, а в этот приезд Регулус бы не удивился, если б узнал, что кто-то наложил на стены расширяющие чары. Безмолвные коридоры, задержавшие дыхание комнаты, заходя в которые, он чувствовал себя меньше и, если это возможно, ещё более одиноким. Даже эхо нескончаемых торжеств куда-то подевалось. Рождество прошло за предназначающимся для дюжины персон столом с тремя выдвинутыми стульями под аккомпанемент лязганья ножей и вилок. Когда мама, не переведя за ужин взгляд дальше бокала вина, наконец поднялась из-за стола, они с отцом сделали то же самое, но сел обратно в итоге только Регулус. Орион, в отличие от мамы, удостоил его праздничным кивком. — Мастер Регулус, чем Кикимер может вам служить? — Прохрипел Кикимер. Регулус мотнул головой, веля жестом тому оставить его, как и все остальные. Эльф выдал огорчение разве что прижавшимися ушами — их эльфы не могли контролировать. К черту, хоть у кого-то будет праздник. — Кикимер, — окликнул он. — У нас есть торт? — Ваш любимый, Мастер Регулус. Кикимер взбивал проклятые яйца всю ночь. — Неси весь, — и тот, такой осчастливленный, словно Регулус ему мир к ногам положил, убежал в кухню за огромным тортом-безе, который Регулус уничтожал целый час, гадая, можно ли сдохнуть от передозировки сахара. И почему за три дня, что он дома, ему не сказали больше двух приветственных слов.***
Из-под кулака вышел показавшийся совсем неестественным стук. Он не помнил, стучал ли когда-либо раньше в эту дверь. Не дождавшись ответа, он всё-таки вошёл, наткнувшись на сидящего будто в прострации незнакомца. — Пап? — Тот моргнул, устремив на него оживший взгляд. — Ты вызывал меня? — Да, — прочистил Орион горло, затем смочив его глотком янтарной жидкости. — Присядь, — указал он нервным жестом на кресло через стол из красного дерева. Регулус присел. И четко ощутил, что это не первый глоток и далеко не первый стакан. — Что с мамой? — Почувствовал он простор для фривольности. Выпивший отец терял значительную долю строгости. И шарма. — Всё хорошо, мама просто… устала, — снова не смотря на него. — Регулус, есть разговор… серьезный разговор, — уточнил Орион, между делом возясь с сигарной гильотиной. Регулус подался вперёд и хлопнул ладонью по инструменту, обрезав выпущенным лезвием кончик сигары по пунктирной линии в точности до миллиметра. — Слушаю. — Я буду краток, — нахмурился тот. — Положение нашей семьи сейчас неустойчиво… кхм, — ещё один глоток, — твой брат ушёл, это показатель разобщённости. Он был одним из нас, — никогда не был, — его уход это брешь, открытая рана, через которую может проникнуть зараза. Мы должны показать, что мы остались сильными, укрепить свои позиции. К нашей удаче... мир сейчас тоже неустойчив и терпит перемены, лучшей возможности у нас не будет, и если мы её упустим, другие смогут отобрать у нас всё… Регулус смутно понимал, что тот пытается ему донести, а Ориону как будто самому было трудно назвать настоящую причину, зачем он его вызвал. Добивающим фактором являлось то, что Регулус терпеть не мог бродить вокруг да около. — Что от меня требуется? — Голос прозвучал механически, и отец словно впервые рассмотрел его. За вечер, за каникулы, за всю жизнь. — Ты теперь единственный наследник, Регулус…***
Помещение заливал равнодушный лунный свет. Регулус прошёлся между столами, скользя кончиками пальцев по белой шершавой ткани, и остановился у колонны, прислонившись лопатками к кирпичной кладке. Проникающий же через рубашку холодок ощущался волнами тепла. Раньше ожидание этих встреч будоражило, обещало облегчение, недолгие минуты, на которые можно было стать собой. А теперь с ними нужно было покончить, избавиться от последней блажи. Самая опасная зависимость, мой сын, это зависимость от людей. Она сделает тебя уязвимым. — Регулус, — с чуть ли не придыханием произнёс вошедший и, преодолев половину класса, сцепил его в совершенно сейчас лишних объятиях. Ладони дёрнулись сами по себе, чтобы обнять когтевранца в ответ. И Регулус, обхватив того за локти, усилием воли отодвинул от себя соскучившегося приятеля, друга… уже не имеет значения. — К чему это, — фыркнул он, огибая оторопевшего парня. Взгляд предательски увёлся под ноги. — Ты же запрещаешь подходить к тебе на людях. — По определенным причинам, — крутанулся он, отойдя на приличное расстояние. Так, чтобы лицо скрывала тень. — Знаю. Тебя теперь всегда окружают Кэрроу, Снейп, Обри, Розье, не злись на меня за то, что я радуюсь встрече, — насупился тот, явно силясь проглотить обиду. — Особо не радуйся, Барти, — ему от себя же было противно, но он обязан это сделать. — Я пришёл лишь сказать, что эта встреча последняя. — Что?.. — Ради Салазара, не заставляй меня повторять дважды. — Но… почему? Что могло измениться за каникулы? — Крауч сделал шаг к нему. Регулус моментально отошёл, восстановив дистанцию. — Просто так надо. Смирись и держись от меня подальше, — снизошёл он до мерзкого шипения и направился к выходу. — Так не пойдёт, — проступили через дрожь отголоски уверенности, — ты не отмахнёшься от меня как от жалкой мухи. Регулус! — Обогнал его тот, загородив дверь и вцепившись в локти. — Может, ты не хочешь этого признавать, но я твой друг. Я знаю тебя, ка-кажется, я понимаю… и готов поддержать тебя абсолютно во всём… какую бы сторону ты ни выбрал, я тоже буду там. — Что ты, блядь, несёшь? Сдавливающие кольца пальцев исчезли. Барти поискал что-то на плитке пола между ними. — Ты избегаешь меня с каникул, — проконстатировал тот факт, опять уставившись в упор и словно стараясь не моргать, — не смотришь, отсутствуешь на уроках, хотя сидишь в соседнем ряду. Ты ведь сжигаешь мосты, да? Это необязательно, я пойду за тобой. Если ты станешь одним из… — и Регулус, не выдержав, зажал ему рот ладонью, вглядываясь в испугавшиеся медовые глаза. И вроде должно было стать тихо, но он продолжал слышать непрерывный придушенный шёпот, пока не осознал, что этот шёпот его собственный. заткнисьзаткнисьзаткнись... Тряхнув головой, он оттолкнулся от когтевранца и вернулся на середину комнаты. Нужно взять себя в руки. Регулус зачесал назад волосы, тут же распавшиеся на пробор, и выдвинул оставленный кем-то стул. — Сядь, — просто, чтобы выиграть полминуты на сбор мечущихся в потрясении мыслей. Крауч, сглотнув, подчинился. — Прости, — легонько потянул тот за рукав. — За что, Барти? Ты сам соображаешь, о чем говоришь? Это тебе не в шахматный клуб вступить. Или тебе надо напомнить, кто твой отец? — Плевать я на него хотел, ненавижу его. Я просто хочу быть рядом, Рег… — и удар двери об стену оборвал Крауча на полуслове. Барти обращался к нему только полным именем, а ту форму, что в итоге получилась, позволял себе только один человек. Который как раз и появился на пороге, выставив вперёд палочку. Мгновение, и голова Барти лежала на застеленной парте. Только не ты. Не сейчас... Почему, блядь, именно сейчас?! Первый раунд, похоже, он слил. Но нежданно наступивший второй — ему нельзя было проиграть. Он даже не знал, что этот мост уцелел, а теперь обязан сжечь его дотла. Говорить то, во что сам не верит, но должен верить. Проталкивать слова через сопротивляющиеся голосовые связки, заходящиеся от спазмов. Глотать подступающие слёзы. И всё равно он был недостаточно силён, чтобы правда не прорвалась наружу. — Я думал, ты вернёшься! — Потому что он надеялся на это до последнего. Не убирай свою поганую надпись, не разговаривай со мной, презирай, ненавидь меня. Но только будь в комнате за закрытой дверью. — Я отдал зеркало твоей грязной шавке, чтобы избавиться от последней вещи, связывающей тебя с домом! Потому что тебе больше нельзя возвращаться. Потому что на самом деле тебе повезло вырваться. — Ты никто для меня. — Потому что ты должен забыть обо мне. И это чистая ложь. Но ты поверил.***
— Ты пожалеешь. Не сейчас. Но однажды. Когда будет уже поздно. Ты пожалеешь о каждом своём слове. Спасибо за откровение, Люпин. Все слова я уже говорю с сожалением.***
Странно. Вроде чем старше становишься, тем меньше должны казаться знакомые вещи. Однако в доме с каждым годом становилось всё просторнее. Регулус поправил узел галстука. По привычке достал не покидающие внутренний карман часы. Одно из имен на расположенных ближе всего к центру обручах потускнело ещё больше. Несмотря на предупреждения, он всё-таки прошёл в конец западного коридора и толкнул дверь, в которую не было смысла стучаться. Комнату освещал стоявший на трюмо сверкающий канделябр. Ни пыли, ни малейшей детали, в которой можно было бы упрекнуть домового эльфа, но запах всё равно был затхлый. И даже дорогой французский парфюм отдавал чем-то прелым. Тишина разбилась о неторопливый стук его каблуков, и когда воцарилась снова, женщина в кресле напротив занавешенного окна так и не пошевелилась. Её красота теперь была призрачной, в чем-то уродливой. Потерявшие блеск, но ещё слушающиеся волосы были убраны в высокую прическу, кожа из белого мрамора посерела, глаза провалились ещё глубже с их последней встречи, а губы под красной помадой исполосовали новые трещинки. И, тем не менее, она сидела в своём самом любимом платье. Черное кружево плотно обвивалось вокруг тонкой шеи, извивалось замысловатыми узорами на запястьях, что безжизненно лежали на коленях. На них же лежал серебряный заляпанный портсигар. Регулус присел перед ней на корточки — прямо под траекторию пустого взгляда. Позвал. Ноль отклика. И тогда осторожно взял ледяную ладонь в свою. Женщина вздрогнула. — Сириус?.. — когда это произошло в первый раз, было настолько же больно. — Нет, мама. Это я, — чуть сильнее сжал он её пальцы, — Регулус. — Регулус… — протянула мама словно на пробу, — мой дорогой сын, — и губы исказило кривое подобие улыбки, — ты здесь… — Регулус изо всех сил кивнул, и вдруг длинные ногти впились в его кожу, — я же говорила тебе, эти люди недостойная компания! Ты запятнал честь Блэков, опозорил всю семью… Сделав глубокий вдох, он накрыл трясущиеся пальцы и аккуратно отцепил их от себя. — Всё наоборот, — прошептал он. Сил уже не было. Вальбурга, смутившись, застыла, окинув его настороженным взглядом. — Всё в порядке, мам... ты просто путаешься. Отдыхай, — поднялся он, поцеловав горячий лоб, и её тело враз обмякло, заняв прежнюю статичную позу. Но в двух шагах от двери за спиной раздался вполне себе здраво рассуждающий голос. Ну, относительно. — Где я ошиблась? — Не оборачиваясь. Регулус даже не мог с уверенностью сказать, знает ли она, что он до сих пор здесь. — Я делала всё, чтобы защитить семью. Всё, что мне велели. Ни любви, ни прихотей, ни сожалений. Обуздывать свои желания, мириться с судьбой — всё, чтобы сохранить дом. Правила придумали за нас, надо лишь уметь по ним играть, надо уметь жертвовать. И после всего, после всего... — замерла она, подняв голову. Словно её кто-то позвал. — Я не смогла удержать тебя. А теперь они забрали твоего младшего брата, — если бы это имело значение, Регулус бы её поправил. К удивлению, она это сделала за него. — Нет… я сама его отдала… — Будь спокойна, мам, — взялся он за ручку двери, — этот дом у тебя никто не заберёт. — Змея поедает свой же хвост. Левое предплечье снова обожгло, и он, сморгнув едва выступившую пелену, вышел на свежий воздух коридора. Относительно. — Может, завтра будет хороший день, — подпирая дверной косяк кабинета, огласил отец с читающимся подтекстом «я же говорил». — Может, ты проглотишь свою гордость и вызовешь ей врача? — Вместо гордости, отец проглотил плескающееся в стакане виски. — Конечно, не дай Мерлин кто-нибудь прознает, что у Блэков не всё прекрасно, — находиться рядом с ним было более тошно, чем с мамой. Метка напомнила о себе ещё раз. Следующего сигнала лучше не дожидаться. — Мне пора. — Куда ты? — Теперь с беспокойством остановил его Орион. — В Мэнор. К ужину не жди. И во всей этой ситуации жаль ему было, прежде всего, Кикимера, который всю ночь готовил его любимый торт в честь окончания Хогвартса.***
— Ты теперь единственный наследник, Регулус. Это значит, что твой долг оберегать наш дом любой ценой. Тёмный Лорд обеспечит нам будущее, в котором род Блэков сможет засиять вновь, обрести ещё большее влияние. Но одной клятвы ему недостаточно. Ему нужен… — Наследник рода. — У нас нет выбора... — Я понял, отец.******
— Сириус? Этот голос. Звон упавших на крыльцо ключей прогнал ещё одну волну мурашек по позвоночнику, и он обернулся к стоявшему на другом конце дорожки силуэту. В ночной темени разглядеть можно было от слова нихрена, но Сириусу и зрение не нужно было, чтобы узнать его. — Рег? — Спустился он на одну ступеньку. И что, скажите, делать? Подойти и обнять, как хочется. Удостовериться, что это действительно он? Ещё бы в крови не бурлило столько огневиски. — Как ты меня нашёл?.. — спустившись на дорожку. — Я всегда мог тебя найти, — неоднозначно пожал тот плечами. Белая ладонь скрылась в черноте и показалась снова, держа палочку. Сириус встал как вкопанный и даже проанализировать ничего не успел, как послышался смешок, а затем тот обвел ею полукруг. Светящийся след разросся до целого купола и, коснувшись земли, растворился. — Для подстраховки. — Раз так, может, переместимся в дом? — Мне так много нужно тебе сказать… — Нет, я здесь не за этим, — перебил тот слова, что не могли так просто сорваться с языка. — Я пришёл остановить тебя. — Регулус чуть задрал подбородок, подставляя лицо под пробивающийся через листву свет фонаря. То ли игра теней, то ли он взаправду выглядел ещё более изможденным. Словно с того дня, когда Сириус видел его на вокзале, прошёл не месяц, а год. Но главное, он не выглядел как человек, собравшийся останавливать его самым прямолинейным способом. Тогда что он имеет в виду? — Ты больше не можешь приходить на Гриммо. И первой реакцией Сириуса была защитная усмешка. Потому что это невозможно. Регулус не мог знать, что он был там. — Не понимаю… — Я знаю, что ты анимаг. — … о чем ты. — Но я не знаю, чего ты добиваешься, заявляясь перед домом несколько раз в неделю. Ты хочешь, чтобы тебя прибили? Раз я догадался, то другие тоже со временем поймут. Поэтому прекрати. Для своего же блага. Это даже не было угрозой. Лучше бы это была она. Если Регулус рассчитывал на его беспрекословное согласие, особенно, когда у него в руке палочка, то не стоило допускать даже намёка на сквозную заботу в голосе. — Чего я добиваюсь, Рег? — Сделал он небольшой шаг вперёд. Интонация так и рвалась выйти из-под контроля. Хотелось кричать, выплеснуть всё скопившееся за два года молчания. Но даже в меру трезвым, он понимал, что пытаться докричаться бесполезно, а ровный официальный тон отдалял их ещё дальше. Они просто разучились общаться друг с другом. И всё же это не значит, что пытаться не стоит. Метод проб и ошибок, мать его. — Этого. Разговора. Я ждал тебя. Ждал, когда ты выйдешь, чтобы перехватить. — Нам не о чем с тобой разговаривать, — качнул тот головой, сведя брови. — Неужели так и не дошло? Придётся зайти с другого конца. — А ты? Хочешь, чтобы «меня прибили»? Очевидно, нет, раз пришёл предупредить. Что это? Повторение истории? Ты снова помогаешь мне, а потом утверждаешь, что это нихрена не значит, — наконец в неподвижных чертах отразились колебания. — Я не верю, Рег, — приблизился Сириус ещё на несколько шагов, — прошу, просто давай зайдем… — Да нет же, — очнувшись, шарахнулся назад Рег. Его выражение исказилось не то от боли, не то от отвращения. — Сколько можно, Сириус? Ты на словах не понимаешь? Тогда позволь продемонстрировать, — и тот, за пару секунд расстегнув манжет, задрал рукав черной рубашки до локтя. — Не приглашай меня в свой дом под защитными чарами, не суйся на Гриммо, не встречай меня на Кингс-Кроссе, — повысив голос, пока Сириус, не дыша, смотрел на контрастирующую с белой кожей метку. Одно дело знать, другое — увидеть своими глазами. — Забудь уже обо мне, — резко скрыл тот клеймо обратно, и когда Сириус вновь поднял взгляд, Регулуса уже мешала разглядеть какая-то рябь. — Ты вырвался, так не оглядывайся назад. Тебе же так хорошо это удавалось в течение стольких лет, какого Салазара ты теперь подставляешься? — Практически выплюнув. А затем целую минуту они просто молчали в непривычной тишине лондонской улицы. Сириус жил, наверное, на самой громкой и неспящей улице во всём городе. Однако на эту одновременно невыносимо тянущуюся и неумолимо убегающую минуту она словно вымерла. — Продолжишь оправдывать желанием спасти меня свою безрассудность, — заговорил Рег первым, абсолютно ровно, — отправишься на тот свет раньше времени. Но если тебе так не терпится, то хотя бы не делай меня крайним. Регулус начал отворачиваться, и слова, от которых ничего уже не поменяется, от которых никому не станет легче — которые так давно хотелось произнести — всё-таки вылетели наружу. — Больше всего на свете я жалею о том, что не оглядывался на тебя. — Какой смысл? — Выдохнул Рег, боком к нему. — Ты сделал выбор, я сделал свой. Конец. Конец... — Думаешь, это конец? Лунатик? — А?.. Нет... Может быть, как раз наоборот… на «никого» так не срываются. Кто знал, что в итоге он бы предпочёл, чтоб Регулус снова срывался на нём, оскорблял, поливал грязью. Лучше ненависть, чем это. Не равнодушие. Смирение. — Только он ведь был не твой, — получилось у него вернуть внимание. Регулус прищурился. — Выбор. Ты же это сделал ради неё? Напряженное выражение полностью расслабилось. Словно обязательная в его присутствии маска спала. Словно нужда что-то скрывать наконец-то исчезла. Регулус даже стал моложе. — Защищай ту семью, что приобрел, Сириус, а я буду защищать ту, что у меня осталась, — поджав губы. — Учитывая обстоятельства... надеюсь, мы больше не увидимся. — Учитывая обстоятельства, — постарался он проглотить поднимающийся по горлу ком. — Я тоже. И на секунду, перед тем как тот исчез в столбе чёрного дыма, впервые за последние восемь лет, он увидел улыбку Регулуса. Она ничуть не изменилась.******
Ты никогда этого не узнаешь, но я всё ещё считаю от десяти до одного, когда мне страшно. Братишка.