Our golden years

Его глаза были цвета один в один, как у уходящего за горизонт солнца, подсвечивающего комнату через окно с тонкой занавеской. Давно не стриженные русые волосы, завиваясь, обрамляли лицо с тремя параллельными шрамами. Римус уже не помнил, как он выглядел без них. В последний раз он применял иллюзорные чары тогда же, когда держал палочку, которая когда-то была продолжением руки, а сейчас ощущалась чужеродным предметом. Он повертел гладкое древко в руках, сделал пару холостых взмахов. Она просто ему теперь не подходила. Словно не узнавала своего хозяина. И Римус, зажмурившись, попросил её послушаться сегодня ночью, довериться ему один раз, а отношения они, так сказать, наладят позже. Палочка, естественно, ничего не ответила, потому что палочки не разговаривают, и он снова уставился на своё отражение. — Ты сможешь, — убеждал он себя, — сможешь… — …а вот и наша Мать Тереза! — Отсалютовал ему Сивый бутылкой. — Кстати, между нами, она та ещё сука. Не стой столбом, проходи, — любезно кивнул тот на свободное из трёх в светлой гостиной кресел. Напротив. — Бутылочку пива? У тебя ведь был тяжелый день, Римус. Нет? Как хочешь. Нам с Харли больше достанется. — Харли развернулась в своём кресле так, чтоб закинуть ноги на подлокотник, и подперла голову, провожая его пронизывающим взглядом к указанному месту. — По-моему, он не в настроении. — Думаешь? — Ухмыляясь, отпила она глоток. — Да, есть некое ощущение, — подмигнув своей волчице. Римус поджал губы, мол, ну, пообщайтесь. — Так по какому поводу удручённая мордашка? Птичку жалко? Как по мне, мы сегодня знатно повеселились, — демонстративно развалился тот, поставив кожаный ботинок ребром подошвы на коленку. — Рад, что вам было весело. — А тебе нет? Вспомни рожу этой визгливой свиньи, — Сивый, с наслаждением выдохнув, вытер остатки пива с серой щетины над губой. — Они так напоминают обделавшихся карапузов, когда понимают, что вот-вот сдохнут. Ну же, Римус, признай, что хоть на миг почувствовал удовлетворение. Удовлетворение, — усмехнулся Римус, закусив губу. Ему так хотелось высказаться. Сивый устроил ему очную ставку, при всех показал, что он не способен запачкаться во имя стаи. Что ж, он усвоил урок. Да только не тот, что ему хотели преподать. Волк внутри недовольно ощетинился на его мысли, будто предупредил держать рот на замке, но Римус уже сегодня совладал с ним, приказав сидеть на жопе ровно, и раздражение не то чтобы поутихло к вечеру, оно только распалилось от поднявшегося сухого ветра, поджигая все остатки благоразумия. А, как говорится, сгорел сарай — гори и хата. И Римус поднялся. — О-хо-хо, кое-кто собрался показать зубки! Ну, валяй. — Я почувствовал, — не поддался он на отпущенную, чтоб пошатнуть уверенность, издёвку. — Без этого бюрократа мир стал лучше. Это я должен сказать? Но я так не считаю. Теперь его заменит другой «Спенсер Миллер» ещё более трусливый и жестокий. Ты ничего не исправил. — И опять, несмотря на то, что он буквально стоял над Сивым, преимущество не чувствовалось от слова совсем. Тот плотоядно улыбался, черные глаза блестели, но Римус уже не мог позволить себе остановиться. — Зато я почувствовал другое, — вожак, подстёгивая, округлил глаза в духе «ну-ка», — что я наконец готов замараться. Только при том условии, если кровь будет твоя. Харли резко села ровно, и Сивый, жестом приказав не вмешиваться, с ленцой подался вперёд и облокотился на колени. — Ты угрожаешь мне? — С акцентом на каждом слове. — Серьёзно? — Прошёлся он по Римусу снизу вверх. — Потому что, если да, то это интересно. Продолжай. — Отец… — Нет-нет, давай послушаем. Наш малыш в кои-то веки подобрал свои яйца. Я такого не пропущу, — откинулся Сивый обратно в кресло, возвращаясь к нему, — смелее, расскажи нам, как ты собрался меня одолеть. Я весь аж съежился от предвкушения. — И уверенность Римуса таки дрогнула, как и что-то на лице. — Эй нет, так не пойдет. Ты же решил стать кровожадным убийцей, так не поддавайся страху. Не огорчай меня. — Я не знаю «как», — укротил он нарастающую дрожь в голосе, — но я найду способ. Клянусь… — На своём папаше? — Уцепился тот. — Клясться нужно на чьей-то жизни, а то хрень полная, получается. Заключим сделку, м? Если ты облажаешься, я убью его, — и это Сивый произнёс без капли так и сочащегося сарказма. — Конечно, обидно будет... я-то хотел, чтоб Лайелл жил как можно дольше с мыслью, что его дорогое дитя принадлежит мне. Ну да ладно, — махнув рукой и снова повеселев. — Так, как? Договорились? Римус стоял посреди гостиной, судорожно ища выход, вторую дверь, потайной ход. Вот только всё было по-прежнему. Кроме того, что он решил покричать на всю ту же непреодолимую стену. Он всё ещё находился в тупике. А сила, с которой он решил схлестнуться, была ему не по зубам. Но ещё необъятнее силы, таящейся за сверлящими его смеющимися глазами, было только выходящее за границы комнаты, дома, наверное, всей фермы эго. И когда Римус подумал об этом, под ногами обнаружился люк. [правда, хрен-пойми-куда-ведущий] — Клянусь своей жизнью. — И широкая улыбочка с лица Сивого моментально исчезла. — Достойная цена для клятвы? — Римус, — снова подавшись вперёд, но уже не вальяжно, и он понял, что попал в яблочко. — Ты мне нравишься, ты забавный, но неужели ты думаешь, что настолько? — Да, думаю. Иначе я уже давно был бы мёртв. Ты скорее убил бы моего отца, чем меня, если бы я посмел бросить вызов и «облажался». Хотя должен был бы, как и любого другого. Так что да, я уверен! — [Хорошего полёта, Римус] — Ведь я твоя самая долгосрочная инвестиция, долгожданная игрушка, эксперимент. Тебе не плевать на мою жизнь. Ты не хочешь, чтоб она заканчивалась. Получается, её цена возрастает. Поэтому, раз мы заключаем справедливую сделку, у меня есть требование. — Он ожидал, что его прервут в любой момент. Но он никак не наступал. — Если я умру, ты отпустишь из стаи тех, кто захочет уйти. Они проживут без тебя, найдут такое же безопасное место, и ты со своими вассалами никогда их больше не побеспокоишь. По гостиной разлетелось три размеренных хлопка, и три раза качающий кровь предатель споткнулся. В такт каждому. — Ого… вот это да-а… — облизнулся Сивый, — яйца у тебя оказались что надо! Мне согласиться? — Обратился тот к сидящей будто на низком старте Харли. Она была даже как-то слишком напряжена для той, у кого всегда всё под контролем. — Дай-ка подумать... а может, убить тебя прямо сейчас, и дело с концом? — В четвёртый раз. — Не-е, — скривился Сивый, — это скучно! Признаться, Римус, меня заразил твой азарт. Рвёшься отдать жизнь за собратьев. Это что-то свеженькое. А впрочем… — выдержал тот интригу и, хлопнув по подлокотникам, поднялся, — по рукам! Но тогда я, — враскачку подойдя к Римусу и понизив до предела тон, — выбираю место и время. Я же всё-таки вожак, как-никак, — и Сивый, хмыкнув, посмотрел на него так, будто выбирал, с какого злачного местечка оторвать первый кусок от загнанной добычи. — Там же, где ты сегодня обосрался перед стаей. Через две недели. Идёт? Что? — А-а-а, — протянул тот, чуть повернувшись к волчице, — он же не знает, — и возобновив зрительный контакт с Римусом, — милая, что у нас через две недели? — …ночь багровой луны. — Ночь багровой луны! Догадываешься, почему она так называется? — Наклонившись почти к его лицу. Римусу и качать головой не нужно было. — Полное лунное затмение. Наш маленький кружочек на небе окрашивается в цвет кровушки. Кстати, прям той самой, что залил весь двор почивший глава нашего любимого отдела! — Хладнокровно наблюдать за этими скачками настроения было худшей пыткой, чем терпеливо ждать, пока собственная конечность доведется до средней прожарки. — Другой шанс тебе представится нескоро, а ведь какой удачный! Наши волки ненадолго уснут, будем только ты и я. Сразимся как волшебники или как мужчины? Рукопашный бой или, может, возьмём по ножу, чур, мой больше! Ну да хер с ним, я даже выдам тебе палочку, — и Сивый, вытянув согнутую в локте руку, опять отвернулся к Харли. — Разве я не лучший папочка на свете? — Идёт, — сжал он сухую мясистую ладонь, отвоевав внимание обратно, и она, резко продвинувшись, накрепко вцепилась в предплечье. — Приятно иметь с тобой дело, — подмигнув ему бровью. — А теперь сделку надо обмыть, так что… — и впервые Сивый отдал ему настоящий приказ, который показался рухнувшим на волю многоэтажным зданием, — сядь наконец и возьми грёбаную бутылочку пива. — Ты сможешь, — встряхнувшись, подпрыгнул Римус на месте и, убрав палочку за пояс, вышел из комнаты. Из-за кипящего в воздухе волнения невозможно было сосредоточиться ни на чем конкретном. Все запахи, мысли — свои, чужие — перемешивались в бурлящий поток, несущий только вперёд. Римус выскользнул через чёрный ход, откуда был кратчайший путь к его привычной отправной в волчьи похождения точке. Солнце справа уже практически зашло, но пока у него была льгота в минут десять — собраться с мыслями, духом, телом. Он абсолютно не представлял, чего ждать от этой ночи, когда наступит затмение. Что вообще значит «волк уснёт»? Те, у кого он мог аккуратно спросить, как и Римус, не сталкивались ещё с силой воздействия «багровой луны». А те, кто знал, ему бы в лицо точно посмеялись. В итоге всё свободное время эти две недели Римус только и делал, что вспоминал все боевые заклинания. Однако свободное время ему [внезапно, ни с того ни с сего, почему-то] урезали. Как бы там ни было, отступать было уже некуда. — Так, в последний раз, — нагнал его у амбара Стив, — я не говорю, что это плохая идея. Я говорю, что это ужасная, отвратительная идея. Хуже не придумаешь. Сивый больше, сильнее, старше, он, блин, Пожиратель смерти. Он же тебя убьёт, Римус! — А ты знаешь, как вселить уверенность, — шагая вперёд. — Я и не пытаюсь вселить уверенность, — выпрыгнув перед ним и остановив за плечи, — я пытаюсь тебя отговорить. Извинись, сдайся, покайся, боже-Римус-просто-не-делай-этого! Найдем другой способ. — Его не будет. Ты был прав, Стив. Я «беру флаг». Убьёт, так убьёт. Вы в любом случае будете свободны. — Да к черту такую свободу! — Закричал шёпотом Стив, удерживая его, хотя Римус и не вырывался. — Я ж на эмоциях говорил. — Ты нашёл Кая? — Перевёл он тему. Та для Римуса уже была закрыта. — Сказал ему спрятаться? — Римус… — всмотрелся тот в его глаза. И отпустил хватку. — Да, сказал. — Хорошо, — хлопнул он Стива, совершенно раздавленного, выше локтя, — береги себя, брат, — и, не дожидаясь ответа, кувыркнулся в воздухе. Парочка вновь потревоженных птиц взлетела с ветки дерева, под которое он перенёсся, и Римус, осмотревшись, хотел уже раздеться, чтобы спрятать одежду с палочкой и перекурить. Вероятно, в последний раз. Как рядом раздался хлопок, и его, развернув, прижали к стволу. А в следующий миг вокруг него и того, кто зажимал ему рукой рот, образовался такой плотный звуковой барьер, что был виден невооруженным глазом. — Что ты делаешь? — Оторвал Римус от своего лица чужую ладонь, и Дэмиан упёр её в ствол дуба, уставившись в район ключиц. — Дэм, у меня нет на это времени! — Есть. У тебя есть пара минут, чтобы меня выслушать, и ты, Римус, хочешь меня выслушать. Просто перестань отпираться и прислушайся ко мне хоть раз, — посмотрел Ланкастер в упор, и в повисшем молчании Римус услышал бьющееся набатом в груди напротив сердце. Чересчур быстро даже для оборотня. — Из-за того, что мы «связаны», я чувствую всё, что чувствуешь ты. Абсолютно всё. Даже на большом расстоянии. Знаю, ты не даёшь этой «связи» разрастись, — Дэмиан прикрыл веки, и уголок его губ нервно дрогнул, — а я, как последний идиот, не смог её сдержать... — Дэм… — начал он без понятия, чем закончить. Ему и не дали, так как Ланкастер просто запечатал его рот. Жадным, почти животным поцелуем, на который он не мог даже ответить. Но позволил. Первый поцелуй за длящуюся год связь. Горький, пропитанный обидой, неудовлетворённостью. И словно выжавший все соки, потому что, когда он разорвался, Римус уже стоял на чуть согнутых коленях. На мгновение показалось, что похожее чувство у него словно уже когда-то мелькало. Показалось? — Ты не сможешь победить, — севшим голосом произнёс тот и поднял на него светящиеся жёлтые глаза. Барьер уплотнился ещё сильнее. — В честной схватке. Я уже попадал под затмение. Привязанности, инстинкты, обострённые чувства — всё это исчезнет. Приготовься вспомнить боль от обращения. К тому, что почувствуешь себя оторванным от мира, будто ты совсем один. После жизни в стае, это собьёт тебя с толку. И это не всё. Ваш бой не будет один на один. На одиннадцать минут иерархия потеряет значение, — что? — В затмение наши законы не действуют, Римус. Ты победишь, а это не будет считаться, если твой волк не окажется достаточно силён. Тебя потом просто разорвут, но до этого и не дойдёт, — качнув головой, отстранился Дэмиан. — Многим выдали палочки, они не будут просто стоять и смотреть, как ты бьёшься с отцом. — …а ты? — Еле выговорив. Римус ведь не имел права ни о чём просить его. Ланкастер невесело усмехнулся, вскинув брови. Да, не имеешь, Римус. — При любом раскладе, Сивого ты должен одолеть сам. Но да, — оттолкнувшись от его груди, — я прикрою твою спину. Римус скользнул вниз по стволу, а переливающийся барьер растворился, как только Дэмиан двинулся в глубину леса. — Дэм, — вполголоса. Тот, развернувшись, вопросительно кивнул. — Почему... …рассказал, предупредил? Почему решил прикрыть? — Очевидно же, — на ходу разведя руки в стороны, — потому что я последний идиот. И Римус почувствовал себя точно так же.

******

— Нет. — Не выйдет. — Ни за что. — Конечно! — Правда?.. — Нет!! — Все в Ордене нафаршированные дерьмом ублюдки! — Перешагнул Сириус первый порог за вечер. — А Пруэтты в двойном объёме, — круто повернулся он к Эванс, которая, наверное, просто не успела сориентироваться и закрыть перед его носом дверь. — Где Сохатый? — Эм, они с Доркас уже ушли готовиться… подожди, ты обошёл всех членов, прежде чем прийти сюда? — Взлетели её брови. Сириус отправил свои туда же, мол, а что, блядь, удивительного в свете последних «наиприятнейших» событий? И тёмно-рыжие тут же устремились к переносице одновременно с открывшейся настежь дверью. — Если намерен так себя вести, сразу на выход! — Указала Лили пальцем на улицу. Справедливо. Сириус потупил взгляд. — Ладно. — Дверь захлопнулась. Что-то ему это напомнило. — Тебе говорили, что ты иногда до жути похожа на Макгонагалл? И Эванс, почесав лоб, направилась в кухню. — Ты не поверишь. Сириус бросил взгляд на лестницу — в доме стояла вакуумная тишина не только из-за чар, наложенных на второй этаж — и прошёл за Лили, которая, поднявшись на носочки, копалась в шкафчике. — Чай будешь? Есть ромашковый, — выглянула она из-за створки. — Тебе не помешает. — Мне сейчас не помешает опиум. Кто вообще пьёт чай, кроме людей из анекдотов? Глаза Эванс убийственно сверкнули, и через минуту Сириус как миленький сидел, с опаской пялясь на жидкость вызывающего противоречивые ассоциации цвета. — Я отправлюсь в Азкабан… — «Скорее», чем попробуешь чай? — Парировала Эванс. Хоть почти неуловимая, но тень улыбки на её лице таки проскользнула. Да и на его тоже. И Сириус, отодвинув ёмкость с чьими-то анализами, приложился лбом об стол. — Все, кого я по-хорошему просил выдать мне место «штурма», даже не стали меня слушать. Раз по-хорошему не выходит, придётся перейти к пыткам… — Они и не знают, Сириус, — а?.. поднял он голову. — Нельзя трансгрессировать в место, где никогда не был. Грюм выдал им порт-ключи. — Ещё лучше! Значит, я просто вырублю кого-нибудь и заберу портал. Где, говоришь, Сохатый? — Сделал он вид, будто поднимается со стула, и ноздри Лили раздулись в тандеме с вытянувшимися в линию губами. Сириус перестал ломать комедию. Минута. Две. Неоправданно потраченные впустую две минуты. — Я не могу просто сидеть и ждать… — А что нам остаётся?.. — сжала она керамическую кружку. — Предпринять хоть что-нибудь, — неопределенно взмахнул он рукой, закинув локоть на спинку стула и сев вполоборота, — …это же Римус, Лили. Ты же тоже чувствуешь этот запах керосина. — Сириус, Орден знает, что делает, — она убеждает его или себя? — Джеймс и Доркас смогут добраться до него. — Когда будет поздно? Я знал… я знаю его, — изумрудные глаза прожгли его профиль, — и ты знаешь. Вы вместе патрулировали школу полтора года, постоянно свои чаи гоняли, вы были лучшими друзьями. И ты так же, как я, не можешь не представлять худший исход этой ночи, — кажется, сейчас прорвёт... — потому что я только об этом исходе и думаю! Круглые сутки! Я даже не могу найти минуту и подумать о том, что Римус отказался от всего связанного с нами. Не могу злиться на него, хотя хочу. Очень хочу. Я хочу возненавидеть его за это. У меня, блядь, есть на это охеренное право! Но всё... — выдохнув и развернувшись корпусом к Эванс, — всё, о чем я могу думать, это о лице Сохатого, когда он придёт ко мне и скажет «я ошибся»... и как бы не ответить ему «я же говорил» в самой отвратительной форме. — Лили втянула бледные щёки и сглотнула, снова спрятав взгляд в кружке, и Сириус, потянувшись через стол, взял её ладонь в свою. — Просто скажи мне, где они. Пожалуйста, Лили. — Я не знаю, — уронила Эванс, убрав ладонь и заправив ею прядь за ухо. А затем встала, опёршись на столешницу спиной к нему. — Джеймс предвидел, и что ты придёшь, и что… — Что ты согласна со мной, — усмехнулся Сириус. Точно так же Сириус усмехнулся, когда ему сказали покинуть дом в шестнадцать лет. — Он всегда был категоричен во всём касающемся войны. Даже в Хогвартсе, а сейчас… иногда я не узнаю его… — да уж, никто никого не узнаёт, такова их новая реальность, — к черту! Это не твоя забота, — решительно обернулась она. — Твоя забота — Римус. Говорю впервые, так что лови момент, Блэк. Ты прав. Полностью. И я думаю, наш единственный шанс избежать катастрофы в том, чтобы первым его нашёл именно ты. Как мы поняли из слов профессора Элерса, — заходила Эванс взад-вперёд, — Римус не помнит своих чувств, но он точно признает тебя. Даже без «эмоциональной подпитки» сложно забыть того, с кем встречался. Из Азкабана ты ему не поможешь, значит, надо придумать другой способ добраться до места вовремя. — Сириус только открыл рот, как он захлопнулся. — Поисковые чары я уже пробовала, и на Джеймсе тоже, он предпринял меры, — и открылся уже непроизвольно. — С сывороткой правды не прокатило, купить я её не смогла, а готовить было слишком долго. — Лили ударила кулаком по ладони и, крутанувшись, ткнула в него пальцем. — Легилименция! Сириуса всего передёрнуло от тянущихся за этим заклятием воспоминаний. — Лили, неуправляемый и нестабильный здесь я, — напомнил он, — и мы вроде договорились без Азкабана. — За неё не сажают, — отмахнулась Мародёрка, — помоем полы в Министерстве пару недель. О! А у ваших зеркал нет маячка? — Чего-о? — Когда уже эти магловские словечки закончатся? — Какая-нибудь маленькая шпионская штука для слежения, — расшифровала она, очевидно, прочитав его выражение. — Джеймс всегда его с собой носит. — Серьёзно? — Нахмурился Сириус. — А ты не знал? — В тон спросила Эванс, двинув назад головой. — Нет… — сел он обратно, зарывшись пальцами в волосы, — и нет. Никаких шпионских штук. Эта вспышка энтузиазма только сделала хуже. Будто дно отчаяния провалилось ещё ниже. Оставалось меньше часа. И время уже не тянулось, как оно любит поступать, когда за ним следят. Оно предательски убегало с немыслимой скоростью. — Может, обойти ещё раз Орден?.. — похоже, цепляясь за последнюю надежду, предложила Лили. — Тебя они не… очень жалуют, — какая мягкая формулировка, — но вдруг кто-то согласится помочь мне. — Вдруг... — повторил Сириус, разогнувшись. — Знаешь, сейчас самое подходяще время для какого-нибудь волшебного, желательно, свалившегося с неба «вдруг». И вдруг в окно постучали. Они моментально свернули себе шеи, переглянулись и подбежали к окну. Аккуратно высунулись из-за занавески с двух сторон, но никого не увидели, кроме отражения своих носов. Кромешная тьма и пустой двор. — Жди здесь, — вытащил он палочку. — Ещё чего. Естественно. Они плечом к плечу вышли на крыльцо, осмотрелись по сторонам, опять переглянулись. Вся Годрикова Впадина уже видела десятый сон. Ни звука, ни шороха… поэтому откуда ни возьмись упавший перед ними с глухим стуком предмет заставил подпрыгнуть от неожиданности. И в отличие от Эванс, уставившейся вниз, Сириус первым делом шагнул из-под козырька. Который скрывал беззвучно парящую в воздухе огромную красную птицу. — Сириус, это… — обомлев, произнесла Лили. Феникс издал не нуждающийся в расшифровке поторапливающий клёкот. И Сириус наконец посмотрел вниз. На дорожку. Туда, где лежала самая быстрая в мире метла. Молния.

******

Первым подкравшимся к нему ощущением стал холод. Сначала мелко покалывавший иголками, а затем словно окативший водой из ведра. И Римус резко открыл глаза. Он не испытывал холода уже больше двух лет. Даже зимой. Хапнув всей грудью ночного воздуха, он перевернулся на бок и тотчас хапнул ещё и давно позабытых ощущений, закашлявшись от пронзившей всё тело боли. Приготовься вспомнить боль от обращения. К тому, что почувствуешь себя оторванным от мира, будто ты совсем один. В голове было совершенно тихо. Окутывающие тело нити, связывающие с членами стаи, пропали. Ни чужих мыслей, ни привычного постороннего присутствия — ни внутри, ни снаружи — ни запахов. Абсолютно никаких запахов, как будто он полностью потерял обоняние. Осязание, слух, зрение — всё притупилось. Всего было недостаточно. И времени тоже. Надо следовать плану: добраться до палочки, наложить обезболивающие чары [вынужденное обновление] и быстро на ферму. Самый паршивый план на веку Римуса. Потому что следующий пункт, сколько он его ни продумывал, оставался пустым. Римус сжал челюсти и, даже не встав с карачек, трансгрессировал под дерево со спрятанной одеждой. Но только он собрался с силами для рывка, чтоб подняться, его потянули за волосы и опрокинули на лопатки — так, что из лёгких выбился весь кислород. Локоть прострелил острый импульс от удара об камень, и Римус, перекатившись, втянул воздух через зубы, чтобы не вскрикнуть. — Наконец-то мы наедине, Люпин, — гадко огласило непредвиденное изменение в плане, — я мечтал об этом моменте целых два года! — Хуёвые у тебя мечты, Трой, — прохрипел Римус, потянувшись к свёртку, в котором была палочка. Должна была быть палочка. — Что-то ищешь? — Судя по звуку, его палочка полетела в ближайшие кусты. Римус, закрыв глаза, прочитал под веками отчетливое крупномасштабное «блядь». И Трой, за горло подняв его с земли, с размаху вжал Римуса в ствол. [Какая-то тенденция сегодня с этим деревом вырисовывается]. Однако также он подметил, что манёвр стоил натужно промычавшему уроду затрата определённых сил. Римус как бы весил не пару фунтов. К сожалению, Трой тоже. И попытка оттолкнуть мерзко скалящегося борова привела лишь к тому, что его подняли выше по оцарапавшей спину коре. — Скули-кричи, тебя никто не услышит… — Римус при всём желании не смог бы закричать, ему бы просто вдох сделать. К глазам от удушения подступили слёзы. — …дредастая шлюха, ни твой педиковатый дружок тебя не спасут… — да борись же! — …только ты и я… Наши волки ненадолго уснут, будем только ты и я. — … научу тебя уважать старших. — У меня… — выдавил Римус, пытаясь подцепить пальцы на шее. — Нет… — Трой, приблизился к его лицу, видимо, из интереса, что он там мямлит. — На тебя… — хватка совсем чуть-чуть ослабла, но этого чуть-чуть оказалось достаточно, и Римус со всей дури [из последних сил] зарядил тому промеж ног. Трой, взвыв, упал на колени. — Времени!!! — Прописав с ноги в челюсть, и тот рухнул на землю. — Гондон, блядь, — выплюнул Римус, похромав искать палочку. Пришлось потратить ещё несколько минут. Если Римус сегодня не сдохнет, вторым, кого он убьёт, будет Трой! Быстро подлатав себя, он влез в джинсы, просунул голову в футболку и, ненароком посмотрев на небо, застыл на долю секунды [которой не было!]. Ну да, инфернальненько. Не впечатлившись — настроение было не для созерцания — Римус ещё раз бросил взгляд на валяющуюся в коматозе [господи-как-развидеть] голую тушу, для перестраховки запустил в неё оглушающим и таки трансгрессировал к торцу дома Сивого. Без малейшего понимания, сколько у него осталось минут на выполнение последнего пункта плана, который теперь принципиально содержал цель не сдохнуть и зависел от одной лишь импровизации. Трой даже оказал услугу, разозлив его. Но плану Римуса суждено было накрыться, очевидно, ещё до того, как в него вмешался вышеупомянутый урод. Потому что, только под ногами оказалась твёрдая земля, ему пришлось к ней пригнуться, увернувшись от пронёсшейся над головой вспышки зеленого света. Какого… Весь двор подсвечивали разноцветные лучи, рассекающие поднявшуюся в воздух и мешающую разглядеть происходящее пыль. Повсюду раздавались взрывы, вопли боли, топот, выкрики заклинаний. И едва выпрямившись, Римус снова согнулся, шарахнувшись от оглушительного раскатистого грохота обвалившегося основного здания, которое полностью поглотил непроницаемый ревущий туман. Римус, остолбенев, проводил взглядом пронёсшегося прямо перед ним человека в мантии и опустил его на неестественно лежащее в той стороне тело парня, с которым они иногда делили смены на кухне. Крики враз замолкли. Или это у него в ушах зазвенело, но один до него всё-таки пробился. — Римус! — …Кай? Римус, отмерев, резко обернулся на звонкий голос. А вместе с ним в ту же секунду ещё три человека поблизости. И ещё через одну выглядывающий из-за задней стенки дома перепуганный Кай ломанулся к нему. Но в следующую — время замедлилось и словно остановилось. Потому что краем периферического зрения Римус заметил свечение и даже успел повернуть голову, проследив, как оно пролетает в дюйме от него. А затем он просчитал траекторию. И когда в ужасе повернулся обратно, течение времени безжалостно возобновилось. Всего миг, за который он уже ничего не мог успеть. Кай замер как вкопанный, напоровшись на полоску света, похожую на сверкнувший острый хлыст. Его лицо уже не было напуганным, скорее недоумённым. Нет… В уголке губ выступила капля крови, и тот, поперхнувшись, посмотрел на свою худенькую белую грудь, которую пересекала по диагонали багровая полоса от плеча до резинки шорт, и вернул вопросительный взгляд на Римуса. Нет-нет-нет… — НЕТ! — Рванул он вперёд, поймав упавшее тело, пытаясь зажать одной рукой огромную черную рану и другой наставляя трясущуюся палочку. Римус никак не мог вспомнить самое мощное заживляющее заклинание, бормоча всё приходящее в голову и не понимая, почему Кай не плачет, не кричит. Он даже не шевелился, как и голубые уставленные на него глаза. Всегда небезразличные, полные любопытства, восторга, лучистые глаза были абсолютно пустые. Почему? — Римус?.. Римус резко повёл головой, отчего по щекам потекла обжигающая влага. И дыхание перехватило. Серебристые глаза в ужасе смотрели на тело в его руках. А затем Блэк выставил ладонь, в которой только что держал метлу, осторожно шагнул к нему и поднял мучительный взгляд. Неподвижное тело в руках, нечленораздельные крики на фоне, горячая растекающаяся из раны кровь — всё растворилось. На одно мгновение Римус словно перенёсся из сущего кошмара в другое место. Он уже был там. Там прохладно, приятно прохладно, пахло солёным песком, а в подкорку что-то ласково нашептывали волны. Там произошло что-то очень хорошее… И они были там вдвоём… Но Сириус сделал ещё один шаг, и слишком резко раздавшийся хруст ветки под его ногами выкинул Римуса обратно. Слишком громкий хруст. Сердцебиение началось разгоняться до нечеловеческого, в нос ударил густой металлический запах, и Римус, задышав в два раза чаще, вновь посмотрел на тело волчонка. Ты мой самый любимый братец и лучший учитель! — ОТСТУПАЕМ!!! В бешено вздымающейся груди пробудился разъярённый утробный рык. А убийцы, с которыми ты водишься сейчас, лучше? Волшебники мешают нас с грязью, лишают права на жизнь, клеймят. Ты поддерживаешь их или свой вид? Мы не от хорошей жизни вынуждены прятаться здесь. Ты тоже не можешь ничего гарантировать. Посмотри на бедняжку Кая. Авроры без жалости убили его родных. А почему? В назидание! Признай, что хоть на миг почувствовал удовлетворение. Почему ты с этим зверьём? Я один из этого зверья. — Бродяга, стой! Нет! Надо уходить! Отпусти меня!! Это уже не он!! Картина замерших в борьбе двух волшебников в метрах пяти от него окрасилась в жёлтый спектр. Римус, выпустив из наполнившихся силой рук мёртвое тело, оглянулся через плечо. На протягивающуюся ему ладонь. Пойдем, малыш, — перелились сожалением светящиеся синевой глаза. — ЛУНАТИК!!! И Римус, уже не услышав надрывного крика, схватился за чужое предплечье. Позволив Сивому вытянуть его наверх.