Нельзя трансгрессировать в место, где никогда не был.
******
Белоснежная прохладная пена, шипя, подбиралась к нему, окутывая ноги по щиколотки. Потом снова ускользала и снова неизбежно подкрадывалась. Приятный бриз развевал волосы, щекоча лицо, которое он подставлял под эту ласку. Здесь было спокойно. Ни людей, ни беспокойств, ни волнений. Ветерок раздувал полы его любимой рубашки в красно-белую клетку и забирался под серую футболку. Вниз Римус не смотрел, так что логотип Pink Floyd на груди он так и не видел. И сколько он просидел на этом берегу? — тоже было скрыто от понимания. Да Римус и не пытался подсчитать. Он не ощущал течение времени, усталости. Смотрел только на пенящиеся умиротворяющие волны и слушал их мягкий шёпот. Иногда Римусу вскользь казалось, что шёпот оформлялся в какие-то слова, но всё было настолько неразборчиво, что достаточно было встряхнуть головой, и наваждение рассеивалось. А иногда к нему всё же подсаживались, прислоняясь к плечу, и он мог с кем-то поговорить. Однако разговор то ли забывался, то ли действительно шёл по кругу. И это было совершенно неважно. Римус был не против болтать с ним об одном и том же. Отвечать на одни и те же вопросы, заглядывая в голубые глаза, наполненные всепоглощающим интересом. Лишь бы эта искорка жизни не погасла. Неизвестно как, но однажды Римус уже видел их без неё и никогда больше не хотел увидеть это снова. — Ты вспомнил, что это за место? — Не отвлекаясь от ковыряния палкой в песке, спросили его тонким голоском. Римус в бесчисленный раз оглянулся на островок пляжа, уходящего со всех сторон в молочный туман. — Нет, Кай, — улыбнулся он поднявшему на него голову светловолосому мальчику. — Какая разница, если тут хорошо, — потрепал Римус короткий влажный ёжик. И Кай, выбросив сучок, обхватил тощие коленки. — Тебе надо вспомнить… — тоскливее обычного выдохнул Кай, и вдруг повёл носом, словно что-то учуял. На самом деле услышав отголосок принесённой ветром мелодии. Ла-ла-ла-ла-ла-ла… — Что это за песня?! — С восторгом поинтересовался тот. И Римус честно постарался найти для него ответ. — Я не знаю. Обычная песня… здесь так бывает. — Кай, поджав губы, уложил подбородок на колени. — Слушай, это неважно, — попытался он взбодрить мальчишку, — пока мы вдвоём, всё неважно. — Но меня здесь нет, Римус… и никогда не было, — устремился на него понимающий смиренный взгляд, каким не должны обладать дети, — а ты был. Ты должен вспомнить, пока не поздно, — и Кай кивнул ему за плечо. — Что за тем туманом? Ты же не чудовище, Римус! — Чей это голос? — Повысив тон из-за ужесточившегося ветра. — Я не знаю… Внезапно разбушевавшееся море по пояс окатило его приливной волной, и Римус, инстинктивно поднявшись с песка, отбежал на пару метров. — Что по ту сторону тумана, Римус? — Одёрнул его за рубашку вдруг оказавшийся за спиной Кай. И Римус, тряся головой, шатнулся, провалившись по колено в ещё ближе подкравшуюся пену. — Скажи, — взял его за руку Кай. Его рука была такой холодной... — Ты же знаешь. — Там… — задышал через раз Римус, — там… там боль, Кай! — Да, — увлажнились голубые глаза. Или его собственные? — И ты отгородился от неё. Но ты сам учил нас, что у всего есть две стороны, Римус. Даже у боли есть обратная, ты не можешь прятаться от неё вечно. Здесь, — слегка развёл Кай руками. — Если ты не прочувствуешь её, не сможешь почувствовать и радость, счастье… — Я счастлив, — отвернулся он, упёршись ладонями в колени и пытаясь отдышаться. — Здесь я счастлив… — Нет, — произнёс такой же тонкий, но совершенно другой голос. — Иначе меня бы здесь не было. — И Римус медленно обернулся к стоявшему позади мальчику. Практически того же роста, что и Кай. Но волосы были длиннее и русого цвета. Менее округлые щёки. Потрёпанный кардиган не по размеру, и тени под орехово-карими глазами от недосыпа. — Ты должен постараться вспомнить. — Я не хочу, — вполголоса, потому что уже не нужно было перекрикивать успокоившееся течение. — Должен…******
Неважно, почему он пришёл к нам… Римус пришёл, только чтобы защитить вас… и где ты встречал меня?.. В Хогсмиде… Обрывки фраз, вопросов, ответов нанизывались друг на друга, собираясь в увесистый несуразный браслет, всё туже затягивающийся на запястье. Пережимающий кровоток. Пальцы немели и периодически промахивались мимо незамысловатого ритма, отбивающегося о поверхность стола. Он так много думал в последнее время. Собственно, кроме того, чтобы слушать своё незатыкающееся радио, у Сириуса и занятий особо не было. Он собирал одну цепочку за другой. Ломал голову, перерывая коробки с отсеянными за ненужностью воспоминаниями. И всё, как с дневниками Альфарда — одни приключенческие похождения, тьма рутинной бессмыслицы, но попадались и выстреливающие яркими вспышками ценные строки. Последний месяц шестого курса. Весь последний месяц шестого курса Римус мучился от кошмаров, просыпался с криком, затирая ему про экзамены. Он был особенно дёрганным. И если припомнить, особенно в Хогсмиде. Тогда ты уже знал, что уйдёшь? Поэтому ты не хотел слышать про жизнь после школы, да? — Ты не знаешь, как пройдёт следующий год. Не стоит планировать так далеко. Тебя вынуждали уйти. Ты уже всё знал. Тогда какой смысл… — … сидеть так день и ночь? — Прошаркала в кухню очередной халупы Доркас, и он, перестав тарабанить по столу, отпил давно остывший кофе. Дерьмовый растворимый кофе. — Потому что кое-кто здесь собрался достойно принять смерть. Не будем показывать пальцем. Доркас приземлилась напротив, отхлебнув напиток прямо из его кружки. — Сириус, я ж не всерьёз говорила… — стянула она волосы на затылке. — То есть, если появится Римус, ты будешь бороться? — Ожидающе вскинул брови Сириус, и она молча сделала ещё один глоток. — Вот и всё. Вопрос закрыт. Давно. Прошло уже три недели, за которые они ни разу не провели два дня подряд на одном месте. Выбирая самые забытые богом места во всей Великобритании. Подальше от людей, чтобы избежать «сопутствующих потерь», если их таки надумает навестить один пушистый мститель. Но спустя три недели он так и не объявился. Решил понять-простить? Вряд ли. Первые дни Сириус присесть толком не мог, подрываясь на каждый скрежет ветки, задевающей окно, или скрип качели на улице. Теперь же, похоже, он умудрялся спать с открытыми глазами. Возможно, нервная система просто износилась. Однако, кажется, Сириус просто смог оценить ситуацию хладнокровным расчетливым умом. Двух свиданий с Римусом хватило, чтобы проникнуться его ходом мышления. Ему нравилось изводить жертву. А что может быть мучительнее томительного ожидания неизбежной обещанной смерти? Разве что растворимый кофе, конечно. Но выбора не было. За последнюю неделю ему удалось поспать часов тридцать. Дай Мерлин. Урывками. И это на пять больше, чем за прошлую. О первой неделе и говорить нечего. — Почему он не приходит? — Поставила между ними тарелку с двумя сэндвичами мулатка. — Честно, я уже просто хочу, чтобы всё закончилось… Да, Сириус тоже. Тогда он сможет принять нормальный душ. Ну, или душ ему, в принципе, больше не понадобится. — Правда хочешь знать, что я думаю? — Намереваясь укусить безвкусный поздний ужин. Как вдруг лампочка над круглым столом замигала. И они уже настолько привыкли к подобным жилищным условиям, что просто пожали плечами. Доркас вопросительно кивнула. — Я думаю, он заявится в полнолуние, чтобы ничего не мешало разорвать нас на маленькие кусочки. И Медоуз даже не подавилась, спокойно продолжив есть. — Думаю, он явится один, так как это только его личная вендетта, — продолжил Сириус, вытерев соус с уголка губ, — и думаю, он будет очень напорист в своём желании поквитаться. А ещё я думаю... что этот соус полная дрянь! Что это? — Без понятия, — промычала мулатка с набитым ртом, — он в шкафчике валялся. — Доркас, здесь с Первого восстания гоблинов никто не валялся! — Кинул он недоеденное разочарование на тарелку. — Ещё и сигареты кончились... — в сотый раз за день похлопал Сириус себя по куртке и достал палочку, просто чтобы занять руки. Ну, и кофе подогреть между делом. Отсутствие сигарет раздражало намного сильнее, чем перспектива быть разодранным на маленькие кусочки. Любимым человеком. Почему бы и нет? Разве это не прекрасная трагичная концовка в духе какого-нибудь истязателя героев вроде… кто там есть у маглов? Шекспир? Пусть будет Шекспир. А самое главное, осталось-то всего ничего. Месяц выпал прям насыщенный на «редкие, настолько редкие, что почти невозможные» события. Два полнолуния в один месяц! Того гляди, его смерть реально подействует на Римуса эффективнее вшивого поцелуя любви, о котором столько разговоров. Но после всего Сириус скорее наградил бы того кулаком любви. Кулаком любви в морду. Вот это больше подходит для них с Римусом. И именно потому, что Сириус принципиально задался целью расписаться у того космическим узором под глазом — плевать, что Римус исцелится за пару часов, и плевать, что это «не он» — подыхать в его планы не входило. Регенерация даже на руку, будет возможность заехать ещё разочек за Мэри. И что уж мелочиться, контрольный — для профилактики. — Я бы на твоём месте поскорее проведал Мэри. Травма головы, усугублённая оглушающим, отправила её в Мунго на полторы недели, из которых восемь дней она не приходила в себя. А Сириус даже не мог с ней побыть, обходясь трёхразовыми отчётами Сохатого об отсутствии изменений. Слава Моргане сейчас с ней всё было хорошо. И даже лучше. Потому что рядом с ней нашлось, кому посидеть. Тому, кто вернулся в Лондон после первой же весточки Марлин, отправившей сову в штаб «Паддлмир Юнайтед». Прямо посреди подготовки к Чемпионату. Кори просидел с Мэри все эти полторы недели и до сих пор не покинул Лондон. Сириус ещё не виделся с Макдональд, но что-то подсказывало, плюс сложившейся ситуации сиял бы в её сапфировых глазах так, что освещал бы всё вокруг. Никого и никогда Мэри ещё не любила так, как Вуда, и если кто-то обретёт счастье посреди руин, в которые превратился их мир, это будет не самый плохой расклад. По этой же причине Сириус приказал не сметь откладывать приготовления к свадьбе Сохатому и Эванс и хотя бы по чуть-чуть заниматься грядущим праздником. Им нужен будет праздник. Им нужны хоть слабые лучики света, прокладывающие путь в сгустившейся тьме. Неважно, что произойдёт в полнолуние. Ребята не должны откладывать свою жизнь, как это сделал Сириус. Сохатый со всем пониманием паршивых прогнозов и с максимально сведенными на переносице бровями — со скрипом — но согласился. По чуть-чуть. И с таким же выражением лица выслушал его признание по поводу брата. Сириусу пришлось рассказать ему. Почему он не может сам перенести Мэри в больницу. Почему, приведя друга в чувство, он должен был сбежать в разрушенный пожаром Косой переулок. И тогда Сириусу стало легче дважды. В первый раз, когда Сохатый кивнул ему, хлопнув по плечу и сказав «вперёд», и второй — когда Регулуса он так и не нашёл. Ни среди тел, ни среди списка пойманных Пожирателей. Третий раз ему стало легче, когда Мэри очнулась. И больше облегчения он не испытывал, находясь в перманентном до трясучки в жилах напряжении. Ставшим, конечно, привычным, но всё же. Даже сейчас, если присмотреться, палочка в руках заходилась мелкой дрожью. — Это палочка Альфарда?.. — не доев и свой в итоге сэндвич, тихо спросила Доркас. Сириус утвердительно угукнул. — Она тебя не подводила? — Не то чтобы я успел пустить её в ход, — фыркнул Сириус. На ком её использовать? На Римусе? У Сириуса рука на него не поднимается. М-да, а ты ещё амбициозно собрался по морде ему зарядить, Сириус. Сколько претенциозной фальши… — А что? — Тупо, чтобы поддержать беседу. — Она из граба, — посмотрела на него Медоуз, будто он что-то должен вынести для себя из этой информации. — В одном дневнике об этом была пара слов. Такие палочки очень верные… и капризные. Они впитывают принципы своего хозяина, разделяют страсть и никогда не сотворят колдовство, не соответствующее внутренним ориентирам первого владельца. Если ты можешь ею пользоваться, даже для простых заклинаний, это значит, что вы с дядей были похожи. Иначе она бы тебя не приняла. — Познавательно, — усмехнулся Сириус, немного по-новому взглянув на перешедшую к нему спутницу. — Раз так, то при встрече с Римусом нам обоим кирдык. Марлс использовала это словечко в качестве замены всеобъемлющему понятию «пиздец». — Бродяга! — Заголосил его карман. Как по расписанию. И Сириус, отложив палочку, вытащил сквозное зеркало. — Как обстановка? — Уставились на него в маленьком кругляшке две теснившиеся рожицы. — Вероятно, мы скоро откинемся, отравившись доисторическим соусом, который Доркас добавила в ужин, — с натянутой улыбочкой помахал он рукой Лили и Джеймсу. В зеркале и по другую сторону стола раздались три синхронных цоканья. — Ладно, что надо сказать? «Горизонт чист», «птица не в гнезде», какой-то ещё идиотский шпионский шифр? — Ты должен нам сказать, что с вами всё в порядке, Сириус, — вытеснила Сохатого Лили. И Сириус пересказал им те же мысли, что выложил ранее Доркас. Ибо нет — впервые в жизни, Сириус был способен чистосердечно признать, что ничего не в порядке. — Но у тебя же есть план? — Заполнила весь кружок физиономия Джеймса. — У вас есть бомбы с аконитом, заклинания против оборотней, вы сможете отбиться, — и, видимо, Сириус не смог проконтролировать своё лицо, потому что у Поттера глаза из орбит вдруг полезли. — Ты не собираешься отбиваться… — Никаких канапе на свадьбе, Сохатый. Конец связи, — убрал он горланящее зеркало в карман, наложив на него заглушающие чары. И если верить словам Доркас, Альфард тоже не любил лишние вопросы. — Ты не собираешься отбиваться? — Нахмурилась Доркас. Жаль, её в карман не уберёшь. — Тогда к чему всё это?! — С резанувшим по ушам скрежетом встала она со стула. — Сириус, я не позволю тебе пострадать из-за меня! Никто больше из-за меня не пострадает, слышишь?! — Доркас, просто сядь… — устало зачесал он волосы назад, — никто не пострадает. И ты в том числе. — Медоуз, потупив на него, послушно опустилась обратно за стол, и Сириус, растерев лицо, наоборот поднялся. — Только не превышай децибелы, хорошо? — Она с небольшой задержкой слегка кивнула. И Сириус, глубоко вдохнув, закрыл глаза, а когда открыл, смотрел на подскочившую и отлетевшую в дальний угол — этого следовало ожидать — Доркас снизу вверх. Картинка привычно потускнела, но зато значительно расширилась, захватывая обзор больше ста восьмидесяти градусов. Для полного эффекта он ещё и гавкнул, отчего мулатка схватилась за сердце, а затем, повиляв хвостиком, сел на задние лапы и, наклонив голову, скульнул. Судя по выражению, вызвав закономерное умиление. Что-что, а заставлять ёкать человеческие сердечки в анимагической форме Сириус приноровился. И решив, что показательных выступлений достаточно, превратился обратно. — …анимаг!! — Где?! — Наиграно покрутился Сириус и повернулся к обомлевшей подруге. — Знаю-знаю. «Поразительно!», «невероятно!», «это же по силам только великим волшебникам!», «когда ты этому научился?», на пятом курсе, «это же вдвойне поразительно и невероятно!», — девчачьим голосом предсказал он все вытекающие восклицания. — Это незаконно, — с каменным лицом осадила его Медоуз. — Разве? Если не попадаться, вполне законно, — пожал он плечами. — Законы работают немного по-другому, Сириус, — таки улыбнулась мулатка, — ладно, это правда поразительно. Из тебя вышел такой милый пёсик. — Эй, я грозный и устрашающий. — Она улыбнулась ещё шире. Доркас не улыбалась с того дня, когда они играли в детективов в его зале, освещённом армиллярной сферой. — В общем, к чему всё это, — вынужденно стёр он след улыбки, — мы не будем отбиваться. Мы его загоняем. Медоуз недоумённо сощурилась. А Сириус прямо на ходу собирал по кусочкам очередной план, детали которого прокручивал в уме последние дни. Всматриваясь в забитые вековой грязью трещины на столе, крутя палочку, поддевая и захлопывая пачку Мальборо, гипнотизируя таскаемый в другом внутреннем кармане рисунок. Оставленный больше двух лет назад под его подушкой рисунок, слишком долго ощущавшийся плевком в лицо. Рисунок, который за два года пришлось не раз высушить от случайно пророненных слёз. Рисунок, который три недели назад успел враз потерять, а потом обрести смысл. — Посмотрим, заденет это твоего Лунатика или нет. В тот день ты знал, что уйдёшь. — Ты не знаешь, как пройдёт следующий год… Но ты тоже не знал. — Больше всего Римус боялся потерять себя… Ты ведь хотел, чтобы я сохранил его. — Сириус?.. — вернула его в реальность Доркас. Очевидно, не с первого раза. — Да. План, — встрепенулся он. — Есть какой-нибудь лес, который ты знаешь, как свои пять пальцев? — Ну… в пятидесяти милях от дома… — Отлично, — оборвал он. — Перед полнолунием мы трансгрессируем туда. Я почую приближение Римуса за полмили, и как только — так сразу мы переместимся на другой конец леса. Задача продержаться до рассвета. — А дальше? — Без намёка на уверенность в голосе. И это был хороший вопрос. — А дальше трансгрессируешь только ты. Я пущусь в погоню. Если надо будет, задержу его. Мой «пёсик», действительно, не просто «милый», я смогу потянуть время. Римус уязвим только в момент обращения в человека, и именно в этот момент я перемещу его кое-куда... — лицо Доркас предсказуемо вытянулось, и Сириус вздохнул. — В последний день он привёл меня в одно очень важное для него место. Возможно, это вызовет в нём хоть что-то. Если успею, покажу рисунок Марлин, понадобится — буду кричать во всю глотку… — Но ты не можешь знать, сработает ли… — Это последний шанс, — перебил он перебившую его подругу. — Сириус, это… — «Опасно»? «Безрассудно»? — Хватит уже с него этого выражения, появляющегося, так или иначе, у всех вокруг. — А я рискну! — Доркас аж в стул вжалась. — Римус, может, и не помнит меня, но раз в нём взял управление волк, эта мохнатая жопа вспомнит жопу моего пса, которая возилась с ним два сраных года, — и Сириуса просто прорвало. — Я буду в это верить! Буду верить, что все эти страдания на шестом курсе не херня собачья! Что человек, который жертвует всем ради друзей, не может ничего не сохранить в душе! Что, если в последний совместный день тебя привели на могилу матери, которую не навещали восемь лет, это что-то да значит! Я Сириус, мать мою, Блэк! И я поверю в ебучую-великую-любовь ещё один грёбаный раз! А если не сработает, то пошла бы она на хер! Резко обернулся он к вновь сидящей с кирпичным лицом подруге и задергал воротом черной футболки, в которой стало слишком жарко. — Ладно. Ладно?! — Ладно… — повторил Сириус. — А ты, — шагнув к столу, пока не растратился весь запал, — что бы ни произошло, пообещаешь не сдаваться, — Медоуз попыталась возразить явно нечто самобичевательное, и Сириус своевременно выставил руку. — Понятия не имею «как», Доркас. У меня нет инструкций, как жить после такого дальше! Скорее всего, случившееся будет преследовать тебя всю жизнь, потому что ты правда хороший человек. Но твоя смерть ничего не даст. Борись, сражайся, делай всё, чтобы положить конец войне. Чтобы подобное больше ни с кем не повторилось. Я не знаю, честно! Но, если приложишь все силы, возможно, однажды тебе станет немного легче. Поэтому не смей сдаваться, ясно? Доркас судорожно сглотнула и быстро вытерла назревающую уже пару минут, как раз сорвавшуюся каплю и, сглотнув ещё раз, кивнула. — Хорошо… — ненароком похлопал себя по куртке Сириус. — На хер всё. Давай проведём эти три дня там, где есть душ, нормальный кофе и сигареты. Как идея? — От-отличная, — усмехнулась Доркас, утирая щёки. И Сириус, сломавшись под натиском женских слёз, просто подошёл и прижал к себе тут же обхватившую его по бокам подругу. И за следующие три дня Сириус на радостях человека, дорвавшегося до цивилизации, спустил состояние, на которое мог жить полгода. Кажется, в ванной отеля даже кран был позолоченный. В предпоследний вечер он заказал лучший скотч, имеющийся в баре, позволив себе буквально один стакан, и нарыл среди пластинок самую ужасную для его ушей группу Shocking Blue, устроив танцы. Сириус умел отпускать — отпускать весь мир — хотя бы на пару часов. Особенно, в компании лучшего скотча и музыки. Ему даже удалось вытащить намертво пустившую корни Медоуз из своего вычурного кресла. — Давай! Протяни мне руку любви, детка!* — Разошёлся он в самой обворожительной своей улыбке. И теперь уже Доркас ничего не оставалось, кроме как сломаться под его харизмой, взяться-таки за его ладонь и станцевать с Сириусом под хит пятилетней давности, успевший надоесть в каждом уголке планеты. Как в подтверждение, кто-то начал возмущенно бить в стену, угрожая им оторвать «руки любви», если они сейчас же не переключат пластинку. И Сириус, одним взмахом прибавив громкости, включил ту же самую песню ещё три раза подряд. Видимо, делать что-то назло соседям тоже было в принципах Альфарда, потому что палочка пока ни разу ему не перечила. Относительно, но всё-таки — это были хорошие три дня. А на закате четвертого они переместились в пугающе непроходимый лес. Запретный лес не вызывал столько гнетущих ощущений, как тот, в котором им предстояло провести целую ночь. И, наверное, дело было вовсе не в лесе. Был ли Сириус уверен, что план сработает? Нет. Был ли Сириус уверен хоть в чём-нибудь? Да. В том, что его в детстве, очевидно, на голову уронили. Но Сириус не собирался в самый последний момент изменять своей личной традиции: «делать вид, будто знает, что делает». Главное, выглядеть уверенным. Как правило, людей рядом это тоже успокаивало. А ещё Сириус прекрасно понимал, как много ставок делает на притупление эмпатических способностей Римуса в волчьей форме. Тут Сириус уже просто надеялся, что они отключаются в полнолуние, подобно аппарационным. Вдобавок в теле пса Сириус хоть и сохранял человеческий рассудок, но по большей части образ мышления становился довольно примитивным. Он мог думать только о паре-тройке целей, так что всего-то и нужно было строго сосредоточиться лишь на защите Доркас и вынюхивании — простите за французский — другой пушистой жопы. И как только солнце окончательно перестало проглядываться через густую листву, Сириус повернулся к вибрирующей своим волнением воздух подруге. — Погнали? — Пихнул он её в бок. Доркас двукратно кивнула, и Сириус приземлился на четыре растопыренные лапы. А спустя пять часов они, как пара идиотов, сидели под деревом в окружении непрерывного стрёкота сверчков. Периодически вертя головами и подавляя зевки. Доркас, видимо, чтобы не уснуть, вполголоса болтала с ним, почёсывая за навострёнными ушками. Иногда гладила по спине. Сириус то и дело почёсывался от запрыгивающих на него насекомых. Картина маслом. И ни одного оборотня на расстоянии мили. — Может, мы просчитались?.. или у него «другие планы» на эту ночь… Надо будет, если представится возможность, дать десять баллов Доркас за попытку сыграть на законе подлости. Потому что, только она выдвинула это предположение, у Сириуса холка встала дыбом от принесённого с дуновением слабого аромата. Пока что слабого. И стоило ломающимся под лапами веткам хрустнуть на минимальном безопасном расстоянии, Сириус обернулся, хватаясь на держащуюся за его спиной Медоуз. — Трансгрессируй! — Потряс он мулатку, расширившую до предела глаза, устремлённые поверх его плеча. — Живо, Доркас! — И позади раздался протяжный, мгновенно оборвавшийся вой. Теперь они стояли посреди поляны, окруженной плотным забором деревьев. — Мерлин, не вздумай так больше мешкать, — согнулся пополам Сириус. — Прости… я вживую ещё не видела… Сириус, проморгавшись, мотнул головой. Похоже, ночка грозит тяжелее, чем ожидалось. Перевоплощение в пса и обратно вкупе с аппарацией на почве расшатанных нервов забрали абсолютно не лишние для него сейчас силы. — Сириус, ты как?.. — Нормально, — выпрямился он, — только в следующий раз без задержек, договорились? И не дожидаясь кивка — как будто есть какой-то выбор — обзавёлся клыками и шёрсткой. Для полного понимания: ещё через три часа Сириус уже вместо «нормально» мычал сквозь стиснутые зубы после очередного повторения схемы, а чтобы выпрямиться, ему приходилось опираться на Медоуз. — Так больше нельзя, Сириус. Ты не выдержишь… — обхватила она его за скулы. Он, правда, не выдерживал, но опередив её порыв взмахнуть палочкой, вцепился в тонкое запястье. — Я лишь попробую тебя взбодрить. — Нет. Пока рано, — еле выговорил он. Это заклинание однократное, и хоть вокруг уже начинало светлеть, всё равно ещё нужно было протянуть, по крайней мере, полчаса. — Всего один раз, выбери место как можно дальше, — произнёс он, отворачиваясь, и через ярое сопротивление обратился снова. Даже не давая Римусу подобраться близко, Сириус чувствовал его разъярённое состояние. Это был не тот волк, с которым они играли в Запретном лесу. Более мощный, свирепый — он обрёл настоящую семью в стае и словно вобрал всю силу собратьев. Раньше Сириус ощущал родство между ними, но он был лишь вынужденной заменой. Теперь же Римус не задумываясь просто перекусит пополам любого, кто встанет на его пути. Поведывать Доркас об этом Сириус, естественно, не собирался. Поэтому перенёсшись с ней в последний раз, он позволил себе разлечься на траве, чтобы перевести дух перед финальным рывком. Она что-то без конца тараторила. Сириус не вслушивался, рассматривая приглушённые звёзды на сизом небе, а затем по телу прошла бодрящая волна, ворвавшаяся в каждую клеточку вторым дыханием. И это лишь иллюзия, но Сириус смог сесть в вертикальное положение. На Доркас просто лица не было. Вернее, половину лица занимали огромные тёмно-карие блестящие глаза. — Всё нормально, — неуместно усмехнулся он и взял её за горячую ладонь. Они находились в поле на краю леса. Сириус, оглянувшись, увидел россыпь огоньков в окнах одноэтажных домов. Достаточно далеко. — Сириус, я не оставлю тебя здесь! Это слишком. В план не входило, что ты так вымотаешься. — Оставишь. Ебучая великая любовь, Доркас, — откинулся он на лопатки, обращаясь уже к звёздам, — никто не говорил, что будет легко… В запасе точно было минут десять, пока волк преодолеет половину леса, и Сириус воспользовался ими по полной. Сириус не разбирался в астрономии, но ему вдруг стало интересно — на эти же звёзды смотрели они с Римусом на окраине Хогсмида? Нахрен астрономию, Сириус сам для себя решил, что да. Знали ли они наперёд, как повернутся их судьбы? Как от дурачеств, глупых споров и примирений они придут к намечающейся под тем же небом настоящей схватке. Если знали, то звёзды — мелкие ублюдки. Могли и предупредить. И это настолько бессмысленное, возможно, последнее его рассуждение, что Сириус перекатился на бок, залившись хриплым беспричинным смехом. Глаза Доркас увеличились ещё сильнее, и смех перешёл в разряд истеричных. Но только Сириус, поуспокоившись, подумал заверить подругу в своём здравом уме, из леса донёсся отдалённый вой, и недостоверные заверения пришлось оставить при себе. — Как выбежит, убирайся отсюда, — заслонил её Сириус, — никаких «но», — сразу оборвав поток пререканий, и всё же ещё раз повернулся, встряхнув Доркас за плечи. — Я справлюсь только в том случае, если мне не нужно будет беспокоиться за тебя, понимаешь? — Ладно, — закивала Медоуз и, резко сместив взгляд вправо, отступила. По позвоночнику пробежал знакомый холодок. — Будь осторожен, — быстро добавила она напоследок и, шмыгнув носом, исчезла с глухим хлопком. А Сириус крутанулся навстречу двум жёлтым прожигающим его фарам, расставил ноги и, поправив куртку, послал явно запыхавшемуся волку воздушный поцелуйчик. — Поиграем? — Подмигнул он и под яростный протяжный ответ обратился в чёрного пса, шаркнув лапами перед разбегом. Разбежаться как можно быстрее — и больше Сириус уже ни о чем не думал. Любая человеческая мысль могла стать роковой. Он полностью растворился в инстинктах, положившись на животное восприятие. Не отмечая уже ни оглушительного клацанья пасти в дюймах от шеи, ни страха — за себя или за Римуса. У него была одна цель — не дать тому уйти. И единственное, что его спасало, это ловкость, обеспеченная меньшими габаритами. Но страх всё-таки прорвался наружу. Когда Сириус увернулся от целящейся в горло лапы, вгрызшись в холку, чтобы опрокинуть волка — та же лапа откинула его на ствол дерева с такой силой, что он не смог встать. Слух улавливал собственный скулёж, приближающийся треск шагов и утробное рычание. И только он вывернул шею, уткнувшись в два жёлтых диска, из оскалившейся пасти с громким шлепком о землю стекла слюна. Но в следующий миг стремительная красная вспышка сбила волка с ног, отбросив его на несколько метров вправо и напрочь из поля зрения. Под неразборчивый звук неведомой возни Сириус поднялся с земли и, на хромых лапах обогнув дерево, увидел порхающую над волком огромную птицу. Феникса. Создававшего взмахами крыльев порывы сильного ветра и не дававшего тому ни схватить себя, ни двинуться к Сириусу феникса. Всего полминуты на таймаут — этого оказалось достаточно для усмирения пульсирующей боли в спине от удара. И ровно те же тридцать секунд оставались до захода луны за горизонт. Волк вдруг, замотав головой, стремглав рванул вглубь леса. Фоукс разошёлся в пронзительном крике, и Сириус, как по команде, ломанулся вперёд. Уже ничего не замечая. Ни веток, впивающихся в лапы. Ни попадающихся острых камней. Рассекая со стоящим в ушах свистом воздух. Он бежал. Бежал. И бежал. Никогда ещё не разгоняясь до такой скорости. Преследуя лишь одну цель и одну единственную мысль. …единственное, о чем я уже думал, это вцепиться в тебя и не отпускать. Вцепиться. Обратиться. Трансгрессировать. Вцепиться. Обратиться. Трансгрессировать. И завидев вдалеке скорчившегося уже получеловека-полузверя, Сириус из последних сил прибавил скорости, готовясь к броску, за который в считанные доли секунды придётся выполнить гремящую в голове последовательность. Доля секунды. И лопатки ударились о твёрдую песчаную поверхность, а лёгкие рвано вдохнули солёный показавшийся слишком холодным для конца лета воздух. Сжимающие обжигающе-горячую кожу пальцы ослабли. Распределяющаяся по телу тяжесть внезапно исчезла. И Сириус открыл глаза под практически в упор бегающий по его лицу растерянный взгляд. Не светящийся животной яростью. Не ледяной и отчужденный. А испуганный и растерянный взгляд родных ореховых глаз. И когда Сириус с трудом переместил немеющую руку на пылающую шею, Римус, вздрогнув, зажмурился.У ваших ссор же срок годности максимум сутки!
Перебил шум скользящих по песку волн звонкий возглас, вытеснивший вонь гнилых водорослей знакомым цветочным ароматом.Разрешаю, не стесняйся регулярно напоминать мне, что я идиот. Ты идиот. И мне не нужно твоё разрешение.
Отразился эхом от высоких стен тёмного коридора знакомый бархатистый смех.Мы — Мародёры и Ко, мы сможем найти идеальный вариант. Время есть! День рождения Сириуса послезавтра. Ладно, времени нет.
Перенёсся он на миг в тёплую гостиную, наполненную улыбками и заговорщическими взглядами.Я ХОЧУ БЫТЬ ТВОИМ ПСОМ!!!
И череда кадров, пронизанных когда-то прожитыми разбивающимися друг о друга, как волны, чувствами, участилась до сумасшедшей скорости. Накладываясь друг на друга. Перебивая. Крича так, что хотелось закрыть уши, даже если это был почти неслышимый шёпот. И в каждом имел значение только один человек, один взгляд, один голос, словно отвоёвывающий своё законное место в мыслях, которые всегда принадлежали только ему.Прости, Бродяга. Нельзя внезапно вывалить такое и… Да не во внезапности дело, надо было сказать раньше!
И Римус просто забыл, как дышать. Осознав, что не дышал очень долгое время.Лунатик, не уходи! Да здесь я, здесь! Куда я от тебя денусь? Ты влюблён в меня? Поздравляю, был рад потешить твоё самолюбие. Ты сказал, что влюблён в меня, а я не знаю, что я к тебе чувствую, потому что запрещал себе эти чувства несколько лет! Возможно, это и не похоже на историю любви. Ну, а чья похожа, Сириус? Наша? Может, мы пока в прологе…
Целовать меня! Сириуса Блэка! В женском сортире! Лунатик, поверь, я взвесил все риски, возможные последствия, сложности, неблагоприятные условия. И я затрахался их взвешивать! Они меня утомили! Ты ревнуешь. Я не ревную, я желаю ему смерти! Правда в том, что это псы привязываются, Лунатик. Не волки. Я никогда не был на море!
Всё, что с тобой происходит, важно! Почему мне надо это объяснять? Он придурок. Нестабильный, неуравновешенный, избалованный придурок. Которого никто никогда не любил, Римус. Откуда ему знать, как это делается? Прости, что опять всё испортил! Мы ссорились миллион раз, но ты сказал, что не хочешь меня видеть, а я дышать не смог. Мы можем умереть, пострадать, всё может быть, но я хочу знать, что если мы переживём один день, в его конце мы сможем вернуться домой. Вместе. Я хочу иметь такой план, думать о нём, потому что…потому что… Я люблю тебя, Лунатик.
Последний отголосок улёгся, вернув его на этот самый островок пляжа. И Римус, вдохнув всей грудью, но почему-то всё ещё опираясь на одну руку, разодрал дрожащие веки, окунувшись в смотрящую на него без капли страха серебристую гладь. — Получилось?.. — настолько тихо спросил под ним Сириус, что фактически лишь пошевелил губами. А Римус даже вопроса не понял. — Ч-что получилось? — И Блэк, растянувшись в слабой улыбке, словно ему хватило одной интонации, запрокинул голову. Его так сильно трясло. Как и Римуса. Римуса начало трясти, как только он открыл глаза. Как только он вдохнул полной грудью. Как только он понял, почему опирается на одну руку и где находится вторая — ощущающая что-то горячее и влажное, пульсирующее под пальцами. Это же не… И переведя немигающий взгляд вниз, Римус затрясся ещё сильнее, уставившись на не принадлежавшую ему ладонь, вошедшую наполовину в бок Сириуса. — Боже, — рывком выдернул Римус пальцы из раны, тут же попытавшись зажать её, — нет-нет-нет... пожалуйста, — разрываясь на части, наклонился он к Сириусу. — Пожалуйста, Сириус, только не отключайся, слышишь? — Приподняв голову за затылок. — Сириус?! — Ты… — поперхнувшись, прохрипел Блэк, — …конченый кретин, Лунатик. С губ сорвался не то смешок, не то всхлип. — Скажи мне то, чего я не знаю, — огладил Римус его по щеке, размазав алую кровь. — …о, не сомневайся, — увидел он через застилающую всё вокруг пелену, как у того дернулся вверх уголок губ, — я скажу... я всё тебе скажу… И серебристая радужка полностью скрылась под опустившимися неподвижными веками.