Our golden years

— …ты же говорил, что был пьян, что просто запутался, что это «ничего не значило»! Посмотри мне в глаза и произнеси это ещё раз. — Он не мог отодрать взгляд от узора на ковре. Если бы он его поднял, окунулся б в расписанную капиллярами кофейную гущу, и чувство вины толкнуло бы его сказать что угодно, чтобы оправдать себя. Чтобы не допустить новых уже, судя по дрожащему голосу, стоящих в её глазах слёз. Он ненавидел себя за них, но что бы он ни делал, они, так или иначе, наворачивались в чьих-то глазах. — Ничего не значило?.. — почти беззвучно. А затем оглушительно громко: — Сириус! И взгляд повёлся по инерции. После всего она заслуживала хотя бы такой ничтожной мелочи, как правда. Если б только Сириус сам знал, где эта «правда». — Марлс, — вполголоса и смутно представляя, чем продолжить. Но было поздно. По её щекам стекли два влажных следа, и Марлин, импульсивно вытерев лицо, отвернулась. И выставила ладонь, когда он едва пошевелился для шага к ней. — Я честно не понимаю, что со мной происходит. Я не хочу причинять тебе боль, но я не могу не общаться с ним. Не волноваться, не думать… — Он твой лучший друг, конечно, ты не можешь, Мерлин сраный! И что нам делать, Сириус? — Развела Марлс руками. — Сколько раз с той вечеринки я спрашивала тебя, в чем дело? И после недель отмалчивания и «всё в порядке, Марлс» ты сваливаешь на меня, что хотел поцеловать его?! «Это ничего не значит, Марлс»! Собственными глазами наблюдать, как вы нарочно избегаете друг друга. И этими же глазами увидеть, как ты подавлен возле его постели. Почему я понимаю, что с тобой происходит? Я сейчас вообще не хочу быть понимающей! Я должна врезать тебе по лицу и никогда больше не заговорить с тобой! Но я, черт возьми, понимаю, Сириус! И злюсь, что при всем желании не могу винить тебя за то, что ты влюблён в него! — Я не влюблён в него! — Инстинктивно опровергнул он и, зачесав волосы назад, выровнял голос. — Марлс, ты же видела, в каком он состоянии... естественно, я подавлен, но мне нужна ты, я… — «Люблю тебя»? — Закончила Марлин за него. Скептично. Словно эти слова были какой-то чушью. А Сириус осознал, что не говорил их ей. Не так давно он чувствовал их на языке, собирался сказать. Собирался, но так и не собрался. И сейчас, если б она не продолжила фразу, он бы на самом деле уже не смог их выговорить. — Возможно. Ну, и что это за любовь такая, когда ты «думаешь» о другом человеке? Будь тебе меня достаточно, ты бы не хотел поцеловать его. А я как дура позволила тебе развесить мне лапшу на уши! Но так нельзя, — сжав кулачки, попятилась она, хотя между ними уже простиралась пропасть шириной намного больше половины комнаты, — я не хочу каждый день бороться за место в твоём сердце, я уже устала от этой борьбы. Я сама себе становлюсь противна. Римус ведь и мой друг тоже! — Вскрикнула она, вдруг прикрыв рот ладонями. — М-мой друг, которому я прямо в лицо желала умереть, — и содрогнулась, — господи… Лёгкий толчок под локоть резко оборвал вновь подкинутый подлой памятью эпизод. Сириус сложил пополам спровоцировавший вспышку рисунок, подаренный Марлин за несколько дней до разрыва и попадавшийся на глаза после каждой тренировки. Ну, вернее, не подаренный, а выканюченный, потому что она слишком стеснялась даже показывать его. На нём был изображён он — так, как его видела Марлс. И когда Сириус его увидел, помимо лизнувшего самолюбие ощущения, он почувствовал что-то ещё, что требовало времени на распознание. Время прошло, и теперь он, кажется, его нащупал. Этот Сириус, который смотрел на него с портрета, смотрел не на него. Чуть в сторону. А образ был запечатлён во время одного из матчей — явно в момент победы. Когда его охватывало не поддающееся контролю счастье, когда хотелось встретиться глазами с любимым человеком, разделить это счастье. Хоть на один миг. Но он же выискивал в толпе именно Марлс. Тогда почему взгляд смещён в сторону? И ответ ведь прямо на поверхности. Надо лишь протянуть руку, а Сириус только сидел и пялился на него. Плюс, когда наступил, может, и не самый подходящий момент, испугался до чёртиков и оттолкнул его подальше. Нет, вообще-то, момент был самый неподходящий! Вообще-то, Римус охренел ни с того, ни с сего лезть к нему в женском сортире! М-да… «ни с того, ни с сего», Сириус? — Может, мы пока в прологе. Мозгодробильный пиздец какой-то… Какой, Моргану за ногу, пролог? Что за сопливые изречения?! Возьми себя в руки, ты же парень! — Да ладно, чувак, осталось немного, — одернули его за плечо. Сириус, отпрянув от дверцы, непонимающе выгнул бровь. — Два дня до матча, — кивнул Кэмпбелл на исписанную каракулями Сохатого доску. — А, — дошло до него. Очевидно, его попытку размозжить лоб об шкафчик приняли за крик души другого рода. — Да, прорвёмся, — получилось не жизнеутверждающе, зато он вернулся в настоящее. В навязчивое, непрестанно болтающее настоящее. — …отрыв в двести десять очков, так что толку от быстрой победы никакого. — Сириус закатил глаза, решая продолжить ему биться головой, желательно до потери сознания, или просто взвыть. — Если снитч вступит в игру слишком рано, придётся уводить от него Вуда, чтобы выиграть нам время забить как можно больше квоффлов, а если… — Ё-моё, Доркас! — Наконец-то оборвал поток занудства вернувшийся из душевых Сохатый. Очки и галстук были набекрень. Мозги — стандартно в неделю перед Чемпионатом — тоже. А занявшие половину лица выпученные фары прожигали Медоуз, посмевшую внести правки в никому-кроме-Поттера-непонятную абстракцию. — Ох, простите, бес попутал, — подняла ладони Медоуз, кинув мелок в подложку. — К доске можно прикасаться только капитану, а капитан… — Ты, — протянула вся команда. — Вот именно! Слушайте своего капитана, — Джеймс потупил на доску, стёр добавленные мулаткой векторы и, взяв мел, начертил точно такие же, — быстрая победа недопустима! Если снитч вступит в игру… — и Сириус, таки взвыв, захныкал и приложился затылком о шкафчик. — Бродяга, штраф за нытьё! Так вот… Под конец «летучки» аналогичный штраф получили все члены команды, но мощь коллективного нытья оказалась сильней, и их отпустили на завтрак. При всей безоговорочной поддержке, которую он оказывал Сохатому в одержимости квиддичем, сейчас он был бы не против, если б у того нашёлся какой-нибудь волшебный выключатель. Да, он тоже любил летать, любил соревноваться, любил — что уж мелочиться — быть лучшим. Во всём, везде и всегда. Но, блядь… переживания по поводу этого матча с Когтевраном просто не помещались в его забитой доверху голове! И, как выяснилось, у него имелся собственный выключатель. Стоило опуститься на лавку в Большом зале, как перевозбуждённую трескотню Джеймса перекрывал белый шум, а уже на него наслаивались очередные отрывки воспоминаний. Особенно с тем условием, что Римус прятался от них — от него — с понедельника, и напротив Сириуса теперь значилось пустое место, предоставляющее шикарный выбор. Лицезреть белобрысое чмо, один вид которого бескомпромиссно закидывал его на задний двор «Трёх мётел» — в первый ряд глубокого демонстративного поцелуя — или созерцать принципиально-игнорирующего существование гриффиндорского стола брата. Воистину шикарнейший выбор! Он даже не знал, какой из двух разбегающихся глаз себе выколоть первым. Собственно, Регулуса он старался задевать взглядом пореже — чтобы не накручивать и не распалять себя раньше времени. Меда в безопасности, карта даст знать о возможности его подловить — вот тогда и можно будет распаляться. А планировать, что он собирается сказать брату при встрече, бесполезно. Будет действовать по ситуации. По в любом случае обещающей быть не из приятнейших ситуации. Поэтому можно было вдоволь себя накручивать и распаляться, взирая на, похоже, позаимствовавшего фишку Рега и игнорирующего гриффиндорский стол префекта Пуффендуя! У Сириуса уже крыша грозила съехать от расшатывающих её мыслишек. Он был до неприличия рад, что Римус наконец порвал со своим хиппарём, но всё равно неустанно представлял во всех красках, чем они занимались на протяжении нескольких месяцев. Фантазия у Сириуса была богатая, и с того дня, когда карма прилетела ему ударом под дых, она разбушевалась ещё сильнее и наотрез отказывалась затыкаться. Потому что его лучший друг с языком другого прижимающегося к нему парня во рту выглядел… органично? Раньше Сириус не мог чётко нарисовать себе эту картину — только размыленные образы, очертания — зато теперь её развёрнутая версия с дорисованным в подробностях продолжением пропечаталась под веками. И как он ни пытался, ему никак не удавалось подставить вместо раскрепощённого похотливого Белла себя. А его фантазия всё сделала сама, и в них Белл был образцом похоти и раскрепощённости — и, как оказалось, двуличности. «О, Блэк, а я тебя и не заметил»! Не зря Сириусу он сразу не понравился — только на людях выставляет себя белым и пушистым. Что Лунатик вообще нашёл в этом патлатом мудиле?! — Подумал Сириус и, как назло, поймал себя на том, что нервно накручивал на палец прядь своих длинных волос. Ладно! Просто мудиле! Ещё невыносимее пребывания в Большом зале было высиживание гремящего молчания на уроках. Римус приходил либо самым первым и даже не оборачивался, когда они с Сохатым проходили мимо. Либо последним — тогда не оборачивался уже Сириус. Он просто не мог подойти к нему — смотреть в глаза, делать вид, что ничего не было и они всё те же друзья. Не теперь. Да и что ему сказать? Привет, Лунатик, ну как ты там после расставания со своим парнем? Хреново? Привет, Лунатик, помнишь, как ты пытался меня поцеловать, а я был не готов, но ты решил, что я пиздобол, дававший тебе ложные надежды? Великолепное начало разговора! Зная Римуса, он там уже раздул «это была ошибка» до вселенских масштабов, перемолол все их двусмысленные разговоры, интерпретировал по-своему все его слова и поставил на нём крест. Жирный гетеросексуальный крест. Но это ведь не было ошибкой... Ему всего лишь нужно немного времени разобраться. Нельзя делать всё, что тебе в голову стукнет, Бродяга, — клюнуло его в макушку наставление Сохатого. Сириус только таким образом и поступал. Мысли о последствиях его выматывали и быстро наскучивали, поэтому он предпочитал разгребать их постфактум. Сейчас же эта схема не подходила. Подобный шаг навстречу будет необратимым, его требовалось хорошенько обдумать. И пока что весь его мыслительный процесс состоял из вопросов без ответов. Вдруг между ними не возникнет химии? Вдруг это будет максимально неловко и нелепо? Нельзя просто играться с чувствами Лунатика, Бродяга. Если ты не уверен, то ничем хорошим это не кончится, — долбанул по мозгам тот же голос. Как он может быть уверен? С девушками всё было так просто. Сириус знал чувствительные точки, на которые нужно давить, эрогенные зоны, места, заставляющие их дрожать. Он возбуждался от их возбуждения, всё смешивалось, и процесс уже не нуждался в лишнем анализе. А Римус… Римус… ну… Римус не девушка, — блестящий пример рождаемых Сириусом выводов. Прошло столько лет... Сириус просто выдрессировал своё тело не реагировать на него. Вдруг оно и теперь промолчит? Конечно, периодические сбои, за которые Сириус привык себя ненавидеть, до сих пор проявлялись. В частности, если между сознанием и плотью вставал алкоголь. Притом ни у него одного. Сириус тогда чуть не откинулся, когда убитый в хламину мистер Тихонечко-тихонечко завалился в его постель. И хер с ним, просто рухнул бы рядом! Римус ещё и притянул его к себе за талию, уткнувшись в бедро внушительным стояком, горячими губами — в шею, и посмел при этом нагло дрыхнуть! А наутро раздражённо огрызаться на него, мол, я со своим «Нейтом» был, какие-то проблемы? Но даже хер с ним — с отшибом кратковременной памяти. Всё бы ничего, если б Сириус потом не думал о его губах на своей шее в душе! За что хотелось отрубить себе руки. И ещё тот раз, когда Сириус сам забылся и на волне игривого момента опасно близко приблизился к Римусу прямо в его постели... блядская Моргана… Ладно, возможно, с «химией» проблем не будет! А что дальше? Они вступят в отношения? Серьёзные отношения? Наверное, это стал бы последний гвоздь в крышку гроба, в который он загонит свою мамашу, узнай она, что её сын — осквернитель рода — встречается с полукровкой, вдобавок парнем и по совместительству оборотнем. Сказка! Только ради её рожи и можно было бы разочек заглянуть на Гриммо, чтобы поведать ей эту восхитительную новость лично. Вот только им придётся хранить свои отношения в тайне. Волновало ли это Сириуса? Честно говоря, не особо. Его волновало, вдруг ничего не выйдет, вдруг он всё испортит — а это он умеет — вдруг у них не получится, и они уже не смогут вернуться к прежней стадии? Вдруг-вдруг-вдруг-вдруг! — Затрахало, — проворчал он себе под нос, кутаясь в пальто. До таксофона оставалось пройти пару десятков домов, и Сириус злобно топал по сугробам, будто снег виноват в его неумышленном жесте на пороге в гостиную, где он, как идиот, помахал ручкой рассевшемуся с Эванс у камина Римусу. Тем не менее, то, что Лили вытянула того из пещеры — хороший знак. Хороший и пугающий! Значит, совсем скоро Римус вернётся на постоянной основе в его жизнь, в его поле зрения, в Большой зал — сядет напротив и… о боже, надо срочно что-то решать! Сохатый сказал, на матч Лунатик тоже придёт, поэтому наверняка явится и на вечеринку... Точно! Вечеринка идеально подходит для разрешения ситуации! Все расслаблены, совсем немножко вина для храбрости, если они выиграют — никаких «если», Бродяга — то радость от победы и гордость за факультет создадут благосклонную атмосферу для… а, собственно, для чего? Сириус уже умолял грёбаные гудки оборваться, чтобы долгожданный голос прогнал рисующийся перед глазами гротеск. Наконец гудки сменились выжидающим тяжелым дыханием. Сириус быстро выпустил сигаретный дым и выкинул окурок. — Спокойно, это всего лишь твой выжженный сосед по фамильному древу, — усмехнулся он. — Сириус! — Послышалось облегчение в голосе. — Слава Мерлину… погоди, что-то случилось? — Н-е-ет, почему сразу «что-то случилось»? — Он прямо через мили увидел сжавшиеся в ровную линию губы. — Я просто позвонил узнать, как ты, — по ту сторону раздалось шуршание, словно кузина устраивалась поудобнее. Сириус опёрся на телефонный аппарат и достал новую сигарету. — Как ты, Меда?.. Как Дора? Тед? — Всё хорошо, — тепло ответила она, — правда. За нас можешь не переживать. Эти апартаменты даже лучше нашего прошлого дома, — «эй!» возмущённо прозвучало на фоне, и Андромеда, похоже, приложила трубку к груди, чтобы он не слышал её извинения за промах перед Тонксом. — Тед передаёт тебе привет. — Ему туда же, — выдохнул Сириус с непроизвольной улыбкой. Голос Андромеды всегда обладал умиротворяющем эффектом. — Тебе ведь удобно говорить? — Да, Дору уморило после десяти минут чтения, так что я вся твоя, — отшутилась она под ещё одно «эй!» и уже со всей серьёзностью: — а теперь выкладывай, что у тебя случилось. — Ладно… — подсобрался он. — Я хотел кое-что спросить, но договоримся, что ты не будешь придавать моим словам больше смысла, чем я вложу, хорошо? — Договорились, — слишком скоропостижно согласилась она. Сириус осмотрелся по сторонам — на погруженную в сумерки окраину Хогсмида — даже расстроившись тому, что никого не обнаружил. Никто не мог ему помешать, а Меда уже была в полной готовности его выслушать. Он был уверен, что она не будет его осуждать, но легче формулировать свои мысли в слова от этой уверенности не становилось. По сути, он сам себя осуждал. — Тут, в общем, есть дело, — твёрдо начал он и моментально запнулся. — Ну, не то чтобы дело… так, безобидный интерес. Просто мне не у кого узнать, и я подумал… — Сириус. — Да, — Сириус встряхнул головой и, ещё раз оглянувшись, теснее прижал трубку. — Ты что-нибудь знаешь о нетрадиционных отношениях? — Мы договорились не додумывать, поэтому тебе придётся пояснить. С точки зрения нашей семьи, я сама в «нетрадиционных» отношениях и у меня очень даже «нетрадиционный» ребёнок. — Справедливо, — кивнул он сам себе, — ну, — и зажмурился, — я имею в виду однополые отношения. — Однополые? — Между парнями. — А, ты про геев! — А-а-а-а, что б провалиться! — Да-а-а, понимаешь, — Моргана, стыдоба-то какая, — просто у нас на факультете такие завелись, — капец, словно о термитах вещает, — я ж не буду их допрашивать, это... некультурно. Подумал, может, ты знаешь, что там у них и как заведено?.. — Заведено? — Меда однозначно там сидела с предельно вытянутым лицом. — Гипотетически. — Хорошо, — подвела она и хмыкнула, — гипотетически, всё, как и у всех, заведено. Если люди любят друг друга, то заботятся друг о друге, поддерживают и наслаждаются жизнью. — Логично. Логично и абсолютно бесполезно! — Или тебя «безобидно интересуют» интимные подробности? — Безобидно, — прикрыл он глаза, прекрасно понимая, как всё звучит. Но в голосе Андромеды, как и ожидалось, не проявилось и капли осуждения, и Сириус, попробовав придать своему больше легкомысленности, зашагал из стороны в сторону, насколько позволяла длина провода. — Допустим, с девушками всё понятно. В традиционных отношениях у всех своя роль, ты знаешь, как себя вести и что должен делать. Например, открывать перед ними дверь и помогать переносить тяжести, — послышался снисходительный смешок, мол, повезло твоим девушкам. — Да и в другом, — максимально завуалировано сделал он акцент. — А как парням вести себя между собой? — Так, без паники. — Да кто паникует?! — Тед! — Что?! — Стоп-стоп, Меда!! — Спокойно, — бросила она ему. — Тут Сириус гипотетически спрашивает, как протекают отношения между мужчинами, — ё-ё-ёбушки… — Да, в этом смысле. Я знаю, что вы давно не общались, но тебе известно о них больше меня… Сириус, чуть убрав трубку от уха, облокотился на таксофон и принялся биться башкой о предплечье. — Привет познающим-мир-любви-волшебникам! — Привет, Тед, — с каменой физиономией. — Передай Меде, что она предатель. — Ей не привыкать, — в трубке что-то прошебуршало, — так и откуда вдруг такой безобидный интерес? Ты же вроде встречаешься с милой девушкой. — Уже не встречаюсь, — поморщился он и затараторил, — много чего произошло за пару недель, это тут вообще ни при чем. — Окей, — мягко отозвался Тонкс. — Если захочешь поделиться, ты знаешь, какие цифры набрать. — Разумеется, Тед уже научился обходиться с представителями их с Андромедой породы. Даже чересчур умело, словно забирался в голову. Поэтому с ним надо было выражаться крайне осторожно. — Так что именно ты хочешь узнать? У меня раньше был один приятель, который «расширил свои горизонты», так что... — Раньше? А где он сейчас? — Внезапно напрягся Сириус, выстроив причинно-следственную связь. — Да всё с ним хорошо. Там же, в Йорке, счастлив со своей половинкой, просто мы давно не общались... — «Половинка» это другой парень? — Опять перебил он. Осторожность, куря в сторонке, вскинула брови и покачала головой. Сириус, скривившись, повернулся к ней спиной. — Ага. Нам было примерно как и тебе сейчас. Он был самым ярким из нашей компании, пользовался вниманием женского пола, почти каждый раз появлялся с новой девушкой, даже на Меде пробовал свои чары, но она не поддалась, — ушёл тот в ностальгию. — В общем, всё это длилось до тех пор, пока он не привёл одного «нового знакомого». Мы сразу обо всём догадались, но виду не показывали, чтоб им было комфортно. Вы, кстати, чем-то похожи… — С твоим «ярким» приятелем? — Нет, но… возможно, это тоже. Скорее со вторым, у него так же были волосы до плеч и эта манерность... — Я не манерный! — Манерно воскликнул Сириус. — Как скажешь, приятель. В общем, потом Тедди, это мой друг, признался нам. Естественно, все его поддержали. Вскоре они съехались, ну а мне пришлось уехать из Йорка, эту историю ты уже слышал. Теперь мы созваниваемся реже, но, по-моему, всё у них сложилось. Никогда не видел, чтобы он так о ком-либо заботился. — «Заботился»? Как о девушке? Ты сказал, у второго были длинные волосы... и твой друг о нём заботился... — сложил кривой пазл Сириус, — получается, в их паре твой друг был за парня?.. — Эм… ну, — замялся тот, — Тедди выше, наверное, если навскидку прикинуть, можно и так сказать… — о господи. — На самом деле, это последняя вещь, о которой стоит задумываться, — если только твой собственный тыл не под угрозой! — Сириус, послушай, — кажется, Тед перехватил трубку поудобнее, и его тон набрал поучительных ноток. — Никто в здравом уме не будет задаваться вопросом, что происходит у других за дверью спальни. Это личное дело только двоих. Само собой, наш мир не принимает такие отношения, поэтому распространяться о них не стоит, но наедине люди вольны делать всё, что пожелают. И длина волос, рост, манера поведения, всё это не имеет никакого значения. Если людей тянет друг к другу, если они любят друг друга, они сами между собой во всём разберутся: как именно доставлять друг другу удовольствие и выражать свою любовь. Главное, всё делать постепенно, в своём темпе и вместе. — Проникновенно закончил Тонкс. — Тебе не видно, но Меда кивает. — Сириус, похоже, слегка улыбнулся, пропитываясь теплом их взглядов. — Твой безобидный интерес удовлетворён? — Вроде того, — ссутулился он, запрокинув голову. Расслабившись. — Спасибо, Тед… и Меде тоже, но она всё ещё предатель. — Не за что, — усмехнулся тот. Опять какое-то шебуршание. — А, Сириус! Так как ты решил изучить вопрос не конкретно для себя, я должен добавить, — Сириус вопросительно промычал. Тед выдержал паузу. И Сириус почувствовал неладное. — Обязательно предохраняйся. — Я вешаю трубку!! — Вспыхнул он, покраснев до кончиков волос, и оборвал двухголосый озорной смех, посадив трубку на держатель. Нашли, блин, друг друга. Пока Сириус шагал обратно в замок, он ещё не раз залился краской, переваривая разговор, за который с него сошло семь потов, и, получив по лбу за вечерний променад накануне матча от Сохатого, улёгся спать. Его вырубило ещё до полуночи — в это время Лунатик пробирался в спальню — но наутро по нетронутой постели стало ясно, что тот и не возвращался. На карте его не было, следовательно, ночь Римус провёл в Выручай-пещере, и Сириус уже настроился высказать ему пару ласковых заодно и за дезертирство. Ибо, что бы ни происходило, как бы сильно они ни ссорились или игнорировали друг друга — будь, блядь, добр и спи в своей постели! Рядом! Однако воинственный настрой полностью сошёл на нет в тот момент, когда Сириус увидел его среди толпы на трибунах. И возродился уже настроем другого рода: «Не попробуешь, не узнаешь». По крайней мере, вопрос он изучил.