Почему я сдался?
***
— А-а-а, а вот и мистер Иди-на-хер! Боже, зачем так громко? — …это было грубо, парень. Он к тебе со всей душой… — Нет у него души. Сириус, идём. — Видишь, Фрэнк? Видишь? Об этом я и говорил! — Сириус, не пойдешь сам, будь уверен, я закину тебя на плечо и вынесу отсюда. — Пфф… стой! Лунатик, нет! Отпусти меня! Отпусти… Наконец дверь за поднявшим на уши весь паб горланящим пижоном захлопнулась, но вопли разносились по округе, пока парочка влюблённых не отошла на метров двадцать. Потом те завели стандартную перепалку, которую, к счастью, уже удалось планомерно заглушить, переключившись на гомон не вяжущих лыка посетителей. В идеале, заглушить бы нахрен всё вокруг. Глаза слипались и от желания поскорее удариться о подушку, и от едкого смрада, стоящего в баре. И когда пружинистые шаги подкрались к столику, он, откинув голову на спинку диванчика, сполз под стол и, приоткрыв один глаз, оценил идеально вписывающийся в местный антураж видок сестры. — Да в тебе пропадает актёрский талант, — подмахнув едва тронутой за два часа кружкой пива, — «Фрэнк». — Видел? Как конфетку у ребёнка отобрать, — растворив для него маскировку, отобрала Харли вдобавок и его кружку, осушив её почти до дна за пару глотков. — Видел. И слышал. Этот Блэк начинает меня утомлять. Почему он постоянно орёт? — Тебя раздражает объём его лёгких, Дэм? — Подвинула она его, плюхнувшись рядом. — Или объём занимаемых им мыслей в нашем слепом волчонке, м? — Заигрывающе провели коготки по открытой шее. — Если сейчас кто-нибудь глянет в нашу сторону, увидит пристающего к прилёгшей поспать старухе пьяницу, — посчитал он нужным вразумить сестру во избежание ненужных конфузов. Харли, вспомнив о конспирации, отодвинулась, но продолжала сверлить его профиль, ожидая ответа. — Просто пусть уже трахнутся, — размял он виски, как если б страдал от мигрени, — мы на «разведке», а ощущение, что отец усадил нас смотреть мыльную оперу. Ненавижу мыльные оперы. — А мне нравится, — да, я в курсе, — все эти невысказанные чувства, будоражащие смятения, — вздохнула она, — будто навёрстываю упущенное. — Тебе пиздостраданий в жизни не хватило? — Перекатил Дэмиан голову на бок и, почуяв резкое перемещение её настроения из воздушного замка в грязный сырой подвал, взял за руку. — Извини, Харлс. — Забудь, — отмахнулась она, допила мерзотный напиток и вышла из-за стола, — пошли уже отсюда, — самое ожидаемое предложение за день. Больше, чем смиренно наблюдать за развитием любовных отношений двух тормозов, его выводило из себя только вынужденное наблюдение за обитателями подобных вот заведений. Само собой, Харли это понимала, и потому с пониманием относилась и к излишней резкости на почве выжатого состояния. — Могу поговорить с отцом, чтобы тебя отстранили, — переплела она их пальцы и, подняв его руку, крутанулась под ней, утягивая его в проулок между домами, — незачем возвращаться туда каждый раз. — И когда придёт время, тебе достанется всё веселье? Хрена лысого, — подмигнул он бровью и притянул её к себе, прошептав уже в макушку, прежде чем трансгрессировать: — я не такой щедрый. Я тебя не брошу.***
— Так как ты решил изучить вопрос не конкретно для себя, я должен добавить... обязательно предохраняйся. — Я вешаю трубку!! — Достал, — провожая топающего мимо исследователя однополых сношений. — Можно я просто подрежу ему парочку голосовых связок? Харли, ловящая языком витающие снежинки, лишь прыснула и боднула его в плечо.***
— Прошу нас простить! Лунатику срочно нужно в лазарет! Развлекайтесь, я угощаю! — Он опять орёт… — упал Дэмиан лбом на барную стойку, как только Блэк уволок Люпина за шиворот из «Трёх мётел». — Каждый раз, когда я слышу его голос, во мне по чуть-чуть что-то умирает. — Да ладно тебе, — отпила Харлс молочный коктейль через трубочку, украшенную розовым сердечком, — все просто перевозбуждены из-за Дня Святого Валентина. Только почуй, это же пир ненависти и страданий! Тот блондинчик ненавидит себя, потому что использовал на Римусе легилименцию и потерял его навсегда. Лили страдает, потому что Джеймс не проявляет к ней внимание, хотя так упорно убеждала всех и себя заодно, что оно ей не нужно. Та новенькая мулаточка ненавидит себя и страдает от возникших чувств к Марлин… — А ты действительно втянулась, — подпёр он голову, поражаясь вовлеченности сестры во все эти страсти. — Не боишься привязаться? — Мне ли бояться, братец? — Зарядила Харли в него лукавым взглядом, вошедшим стрелой промеж глаз, и Дэмиан, без малейшего желания сейчас копаться в истоках ненужных привязанностей и оставаться в гудящем пабе, слез с барного стула. — Ой, простите! — Воскликнула врезавшаяся в него в дверях ещё одна ослеплённая любовной мурой подруга Люпина. — Ничего, милая, это ты прости старушку. Глаза уже не те, — поломал он комедию, настоятельно пропустив внутрь смутившуюся Макдональд со своим ловцом на прицепе.***
— …а её смех, вы не представляете, он стал совсем другим… Лунатик шарит! После того как я в шутку признался, что мне неловко, Лили так выдохнула. Мы смеялись и смеялись, а потом… — Чтоб меня, по такому случаю даже я согласен выпить, — подтолкнув кружку сестры, которую та держала в дюйме ото рта уже минуты три, как они подоспели на несвязный и сумбурный пересказ волнующего и долгожданного первого свидания. — Он что, в двух рубашках?.. — отмерев, кивнула Харли на грозящего лопнуть от прилившей к щекам крови Поттера. Действительно. С опаской возникшее предчувствие, что «это надолго», оправдало себя уже через минут пятнадцать. Пятнадцать минут, в течение которых очкарик не прервал ни на миг свои восторженные дифирамбы прекрасной-замечательной-остроумной-волшебной-ненаглядной-Лили-Эванс. К удивлению, даже не хотелось закопать Поттера на заднем дворе «Трёх мётел». Кажется, Дэмиан уже просто смирился, расслабился и решил-таки пытаться получать удовольствие. Тем более, Блэк в кои-то веки помалкивал в тряпочку и не имел его в чувствительные барабанные перепонки. И это была не единственная аномалия за день. Дэм ощутил её, стоило им переместиться в Хогсмид, но решил пока что не посвящать Харли в ещё более долгожданное событие, чем признание своих чувств самой-лучшей-чудесной-ослепительной-Лили-Эванс. Сначала нужно было убедиться, что ему не показалось. И, аллилуйя блядь, ему не показалось. Поэтому, как только их объект наблюдения вышел из замка, Дэм создал полностью поглощающий признаки их присутствия барьер. — Не может быть! — Ошалело вперилась в него сестра, захваченная шквалом возбуждения. — Серьёзно? — Он лишь кинул на неё подтверждающий и ещё сильнее разжёгший аппетит взгляд. — Наконец-то, — принялась Харли чуть ли не потирать руки перед пиршеством. И пиршество бушующих чувств, вопросов и мечущихся об плоть, ищущих выход сил — комок паники, короче — ввалилось в бар и, даже не поведя носом в их сторону, направилось к друзьям. — …тебе жарко в апрельский вечер? Что происходит? — Всё нормально! Я пытался наладить связь с соседом по телу, и он типа очнулся. Вот ему и жарко. — Но сейчас середина цикла. — Я знаю, да. А ещё я слышу твоё сердце, четко вижу в радиусе четверти мили и до сих пор чувствую твой мстительный щипок на моей шее. Похоже, если дать ему больше прав, обострение проявляется без привязки к фазе. Какие-то проблемы? — Только с тем, что ты огрызаешься… — Очаровательно, связь с соседом по телу он попытался наладить, — разошлась Харли в сытом оскале, смотря вслед отправившейся в школу парочке. — Отцу это понравится, — и повернулась к нему, поиграв бровями. — Выбираешь роль хорошего или злого полицейского? — Отец сам решит, кого заслать первым, разве нет? — Пожал он плечом, двинувшись к окраине. Харли позади устало фыркнула. — Ладно, что не так? — Нагнала его сестра, не дав пройти в одного и пару домов. — Дэм, — требовательно одернула она за майку. Её бесило, когда он так поступал. Утаивал от неё своё сознание. А в отличие от других членов стаи, Дэмиан умел проворачивать подобный фокус. У всех свои «таланты». Харли хороша в иллюзорных чарах и укрощении. Одно движение руки, и голова трещала так, что никто ей и слова поперёк не думал вставить. Заставлять вскипать кровь в сосудах — несомненно, полезнейший навык, тушащий горячий волчий нрав и дарующий власть. Навык же Дэмиана не даровал ему ничего, кроме перманентной усталости. Именно благодаря ему он сразу почувствовал пробуждение волка Люпина. Благодаря ему почувствовал за десяток миль вой одинокого волчонка, оставшегося без родителей в подвале заброшенного дома на краю Лондона. Благодаря ему же почувствовал загнанный страх в день смерти этих самых родителей. Эта сводящая с ума особенная даже для оборотня эмпатия делала невыносимым каждый его день — до того, как Дэм более-менее научился контролировать её. До того, как он научился обращать её в свою пользу. Никто, даже Сивый, не мог пробиться через его внутренний барьер без спроса. Но сложнее, чем от вожака, его было удерживать только от Харли. У них никогда не было секретов друг от друга. — Что ты почувствовал? — Сжала челюсти Харлс, буравя его. И он с необоснованной для себя же тяжестью на душе впустил её, оглянувшись на возвышающийся над домами замок. Да, они так долго ждали, когда их брат очнётся, когда Римус перестанет так яро отторгать свою сущность, когда можно будет уже свернуть эту игру в шпионов под прикрытием. Но, дождавшись, он не разделил и доли радостного волнения сестры. Он разделил злость исступленно сражающейся за право голоса жизни, которую подавляли с её рождения. Чувствовал на самом себе следы ожесточенной борьбы, ведущейся в чужом теле. Такой «разлад» возможен у новообращённых. Живи Римус с собратьями, его бы научили ладить с волком, понимать свою суть, слиться с ней. Он даже не представляет, насколько его судьба могла быть другой. И потому единственное, что Дэмиан испытал, было жалостью. То, через что выпало проходить этому парню, не выпадало проходить никому из знакомых ему оборотней. Естественно, противоречащую её собственному ликованию жалость Харли, мягко сказать, не одобрила. — Просто я не понимаю, — всё ещё не смотря ей в глаза, — зачем было столько выжидать? Оставив с волшебниками, отец буквально приговорил его. В чем смысл? Разве мы не должны помогать своим? — Должны. И мы поможем ему, когда заберём. — Что-то я сомневаюсь… — фыркнул он, убрав руки в карманы джинсов. — Дэм, если отец оставил его, значит, так было нужно. Не нам с тобой, — не тебе, — сомневаться в его решениях. Звучало как «на всё воля божья». Оно и ясно, для Харли отец и был богом. И он не осуждал её за эту беспрекословную преданность. Просто проблема крылась в том, что Дэмиан был атеистом. — Хорошего, — откинул он свои сомнения, рассудив в духе поживём-увидим. Харлс, не успев уловить смысл, выгнула бровь. — Выбираю роль хорошего полицейского.***
— …но вы перебили всю деревню. Тех, кто ничего вам не сделал. — А как иначе донести мысль до возомнивших себя господами эволюционной цепи? Выкрутился, называется. Если бы Римус хоть немного владел собой, может, и почуял бы, чего ему стоило впарить эту подделку за чистую монету. Хотя тоже вряд ли. Даже если б Римус умел пользоваться своими способностями, он бы не почувствовал заслон, отгораживающий его истинные мысли. Не услышал бы всколыхнувшиеся крики той ночи, не увидел бы сохранившиеся в памяти виды рек крови, угасших глаз, в которых отражались янтарно-жёлтые. Он бы не узнал, что изначально жертв должно было быть всего две — авроры, убившие родителей и сестру Кая. Не узнал бы, что кровавую жатву устроила не вся стая, а три потерявших контроль охотника, которые и до обращения не могли отличить черное от белого. Не узнал бы, потому что Римусу до этого не было дела. Ведь так легко что-то пропустить мимо ушей, если они зажаты со всей силы. В принципе, Дэмиан и не питал надежд на то, что тот постарается прислушаться к нему. Приказ прощупать почву он выполнил и, вручив подарок в виде исцелённой раны и парочки посеянных зёрен сомнений, благополучно предоставил всё остальное сестре. Не питал надежд. Не оправдывался. Не снимал с себя ответственность за то, что не растерзал всю деревню лично. Но уже слишком давно и не предавался страданиям под гнётом этой ответственности. Когда на твои руки проливается первая капля человеческой крови, становится неважно, насколько ты в ней вымажешься за дальнейшую жизнь. По своей вине, не по своей — наплевать. Просто пусть уже эта «дальнейшая жизнь» поскорее закончится. Когда ты сам проливаешь на свои руки первую каплю человеческой крови — не случайно — ты заведомо выбираешь единственный возможный исход своей жизни. — Ты опять увяз в фаталистическом тлене, — приземлилась на него Харли, уложив подбородок на сложенные на его груди предплечья. — А ты тяжелая, — слукавил он. И пусть зная, что она для него как пёрышко, Харли всё же перевалилась, вытянувшись рядом на траве и устремив взгляд на звёздное небо. Обрамлённая плотным забором из деревьев поляна была только их местом. Если один пропадал с фермы, второй всегда знал, где его искать. — Ты бы правда убила тех ребят, если б Римус не пришёл?.. — выдохнул он, по привычке протягивая эфемерные нити между звёздами, складывающимися в созвездия. Они оба знали ответ, но порой произнесение мыслей вслух может перевернуть эти мысли. Стоит лишь услышать, как они звучат. — Если б потребовалось… это что-то меняет? — Между нами. Харлс чуток повернулась к нему, и Дэм, прикрыв веки, переплел их пальцы. — Нет, — произнёс он. И честный ответ уколол ложью. Вместе навсегда, — слова, окутывающие их теми же эфемерными нитями уже восемь лет. Впервые сказанные на этом же месте. Они одновременно вступили в стаю. На тот момент они были единственными детьми на ферме и сразу пообещали держаться друг за друга до самого конца. Это сплотило их крепче оставленного позади прошлого. Столь схожего и в то же время абсолютно разного. Маглорожденный. Сквиб. Не знавший своей фамилии. Отказавшаяся от своей фамилии. Не имевший дома. Заточенная в своём доме. Они были как два потерявшихся, но идеально подходящих кусочка пазла, сложившихся под этим звёздным небом. Дэм не знал своих биологических родителей. У него и не было возможности их узнать — двух маглов, очевидно, испугавшихся необъяснимых явлений, появившихся в их доме вместе с его рождением. Двух маглов, оставивших его на свалке. Он не знал их, но знал своих настоящих родителей, растивших его как своего сына в одиноком домике посреди альпийского леса. Его мама была красивейшей женщиной, которую он видел, несмотря на пересекающий лицо глубокий алый шрам. В её курчавые светлые волосы всегда были вплетены разноцветные ленточки. И как бы ни обошлась с ней судьба, вынуждавшая скрываться в том самом лесу, она учила его только состраданию, милосердию и удивительному человеколюбию. Как и отец. Дэмиан помнил только его широкую добродушную улыбку на фоне густой бороды и волнистых тёмных волос. Она не сходила с лица, даже когда приходилось в сотый раз по кругу объяснять принципы охоты, выживания или как чинить старую дышащую на ладан печь. Они очень хотели ребёнка, но не могли отважиться на этот шаг и, найдя надрывающий глотку свёрток посреди мусора, сочли его знаком. Подарком. Шансом на казавшуюся невозможной тихую семейную жизнь. Которая длилась недолго. И потерявшие жизненный свет лица родителей Дэм уже не помнил — только проглоченную пламенем хижину. Зато отчетливо запомнил другое лицо — мужчины, поднявшего дверь служащего ему убежищем погреба. Запомнил колеблющиеся эмоции внутри сражающегося со своими убеждениями волшебника, направляющего на него палочку. Выбирающего убить или пощадить шестилетнего ребёнка. А потом погреб захлопнулся, и Дэмиан выбрался из него, только когда физическая боль — от голода — стала совсем невыносимой. И на протяжении следующих шести лет выживания его вела вперёд только одна вынашиваемая цель — увидеть это лицо ещё один раз. Однако к тому моменту, как он достиг её, это лицо превратилось в жалкое месиво преждевременных морщин, отёков и гематом. На его фоне не было пламени — лишь грязная лондонская подворотня, источающая хмельный тошнотворный смрад, которым пропиталась потрёпанная одежда смотрящего на него снизу-вверх отброса. Узнавшего его в первую же секунду. Я знал, что ты придёшь, — всё, что сказал ему отнявший его жизнь волшебник, прежде чем заходящимися в треморе пальцами достать сигарету, которую двенадцатилетний Дэм таки позволил тому выкурить. Прежде чем вспороть тому горло. Без колебаний. Полностью приняв тот факт, что однажды ему придётся заплатить ту же цену. И взяв символический «сувенир» на память. А человеколюбие, милосердие и сострадание насквозь пропитались сажей, запёкшейся кровью и зловонным перегаром. Приведший его в новый «дом» Сивый не стал для него спасителем, как для представляющей собой кожу да кости девчонки, снёсшей его уже позабытыми на вкус объятиями. Сивый лишь избавил его от кочевничества и дал какую-никакую новую цель. Но Харлс он действительно спас, вытащив из подвала, в котором её держали только за то, что она родилась без магических сил. Её благодарность вожаку была безгранична, и на неё никак не влиял тот нюанс, что, вообще-то, она могла умереть. Сивый не пробовал обращать сквибов, не мог знать наверняка, примет ли её истощённое тело его «дар». Но для не видящей белый свет двенадцатилетней девочки и смерть была бы спасением. А обретя идущие в комплекте с клыками силы, Харлс стала поистине преданной Сивому и считающей себя обязанной вожаку по гроб жизни. Бушующей в ней энергии подаренного второго шанса хватило и на Дэмиана, и только благодаря найденной сестре он перестал испытывать всепоглощающее одиночество. Они обменялись обещаниями всегда быть вместе, поддерживать друг друга и не хранить секретов. Однако прошло восемь лет, и в первую проведённую Римусом Люпином в стае ночь одна связывающая их нить оборвалась. А почему? — было секретом даже для него самого.***
— Дэм, ну постой! — Окликнул его уже вслух увязавшийся следом парень, пристроившись за плечом. — Хартнелл, если я не ответил на прошлые пять криков твоей души, значит, я не хочу отвечать. — Да я понял-понял, ты не в духе, — обогнал его Стив, теперь шагая спиной вперёд, — но... — и разглядев его выражение, а-ля когда это я был «в духе», осклабился, — но просто послушай! — Выставил тот руку, перегородив проход в туалет и моментально стушевавшись под его приказавшим убрать шлагбаум взглядом. — Хочешь со мной, Стиви? — Не удержался Дэмиан. — Ладно, у тебя минута, — сдавшись уже под натиском умиляющей взволнованности. Вот теперь Хартнелл вконец стушевался, не зная, с какой стороны подступиться, и Дэм, так уж и быть, создал вокруг них заглушающий барьер. — Пятьдесят три, пятьдесят две… — Ты можешь как-нибудь осадить Троя? — На одном дыхании всё равно прошептал Стив. У него аж голова назад двинулась. — В смысле… пока вас не было, я относил обед новенькому, хотя какой он уже новенький?.. Римусу, короче. Ты ж в курсе, ему и так не сладко в амбаре, а Трой, когда отца нет, туда постоянно заходит, травит его, так ещё и из ведра Римуса окатил, мол, помыться помог. Я зашёл, а он весь мокрый, в общем… это же ни в какие ворота, Дэм! — И каким боком меня это касается? — Вскинул он бровь. — Ну, я подумал, ты наиболее… — Что? — Гуманный?.. — натянул тот нижнюю губу и развёл руками. — Дэм, ну так же нельзя. — Окей, подытожим. То есть ты просишь меня сцепиться с другим охотником, встав на защиту ненавидящего меня до тошноты нижнего по рангу? — Перефразировал Дэмиан. Хартнелл поморщился, словно почуял, чем несёт от его невинной просьбы. — Ага. — Супер, — шлёпнув того по щеке, — иди возьми с полки пирожок за смелость и либо заходи, — кивнув на туалет, — либо возвращайся к работе. Стив, поджав губы, переступил через барьер и потащился в прачечную, стараясь не выдать своё удрученное всякими несправедливостями состояние. И Дэмиан, проводив того за поворот, приложился об косяк и сделал то, что настоятельно запрещал себе всё это время, окунувшись в плескающуюся в дальнем амбаре агонию. «Гуманный», блядь. Приплыли… — Ты вкрай охуел, Ланкастер?! — Взревел Трой, рванув к нему после минутки ступора, которую тот просидел в воцарившемся гробовом молчании и чудном ощущении стекающей по роже ледяной воды. — Тот же вопрос, — отбросил он в сторону звякнувшее об пол пустое ведро, перехватив потянувшуюся к горлу руку и прожигая вспыхнувшие унижением жёлтые глаза. — Неприятно, да, Трой? Не лезь, — сразу передал он подавшейся вперёд Харли, — это моё дело. Да и останавливать его надо было до того, как он уверенно пересёк полную охотников комнату и надел ведро этому отпускающему масляные шутки скоту на голову. — Почему же? Очень освежает, — поскрипел тот зубами, наконец уловив отсылку. — Решил выступить рыцарем притащенной в стаю крысы? — У нас тут не дедовщина. Соберешься в следующий раз поиздеваться над тем, кто не может ответить, будь готов стерпеть то же самое. Я предупредил, держись подальше… — От Люпина? С какой это стати? Он вроде не твоя суч… — и захлопнув рот на полуслове, тот весь скукожился, а успевшие поддержать оборванную фразу смешки враз утихли. И полезнейший навык Харли был не при чем. Её руки расслабленно лежали на подлокотниках кресла, зато заходящуюся руку Троя расчертили почерневшие вздувшиеся вены от того места, где её сжимал Дэмиан. Повышенная эмпатия, действительно, утомляющая способность. Это больно, очень больно — не просто слышать отголоски чужих воспоминаний, а чувствовать на себе абсолютно всё. Постоянно. День за днём. Он поделился с Троем лишь их крупицей, а тот уже был готов расплакаться. Попробовал бы Трой жить с этим «даром» всю жизнь, может, тогда бы не растлевал детишек до своей волчьей переквалификации. — Хватит, Дэм, отпусти его, — щёлкнула пальцами перед его лицом Харли, когда у того глаза закатились так, что остались одни белки. И он, выпустив руку, отшагнул, предоставляя уроду местечко распластаться без сознания. — Какого хрена ты творишь?! — Уже влетев за ним в спальню на другом конце здания. — А если отец… — Ничего он не сделает. Мы померились силами, Трой, увы, проиграл. Какого хрена я творю? Я ложусь спать, — потушил он свет. — Нельзя нападать на своих, — зажгла она свет. — Именно! Донеси эту мысль до Троя ещё раз для закрепления, когда проснётся. Желательно в твоём стиле, — вновь потушив свет. И Харли, рыкнув, вышла за дверь — хвала Мордреду — не хлопнув ею.***
— Я уже ел, — подпирая стенку затылком, произнёс тот с видом умирающей моли. Промычав в тон, Дэмиан надкусил яблоко — которое, между прочим, себе и принёс — и под заинтересовавшимся прищуром раскопал среди хлама в амбаре раскладной стул, установив его напротив. На расстоянии чуть больше длины цепи. Чтобы некоторым нелюдимым было комфортнее. — Как тебе тут зависается? — Кивнул он на цепь. — Шикарно, — вообще без оттенка усмехнулся Римус, — о лучших условиях и мечтать невозможно. Всегда хотел себе шубу, — лениво указал Люпин на выданную в качестве подстилки шкуру. — Да, в ноябре здесь прохладно. Не дай бог застудишь что-нибудь важное, — округлил он глаза, снова впившись в яблоко и откинувшись на скрипнувшую хилую спинку, оценил объём потерянной за пять месяцев отсидки мышечной массы. Ему не хотелось приходить сюда. Ему совершенно не хотелось даже приближаться к Римусу, чтобы не вкушать разрывающих того на части терзаний. Но ещё сильнее Дэму не хотелось продолжать выступать в роли укротителя бешеных койотов, в клетку с которыми отец словно посаженного на цепь живого корма закинул. — Что тебе нужно, Дэмиан? — Отрешенно спросил тот. — Мне ничего, — пожал он плечом, выбросив огрызок куда-то в другой конец амбара, — а вот тебе наверняка хочется перекурить, — и вытащил из кармана пачку сигарет. Тот аж оживился, подсобрался и с предсказуемым недоверием вжался в стену. — И что я буду тебе за неё должен? — Мы не в тюрьме. — Римус, окинув цепь, уместно приподнял бровь, — да, иронично. Тем не менее, — потряс Дэм сигаретами, — держи, — и облокотившись на колени, выставил ладонь, — если хочешь. — Люпин с окаменевшей физиономией уставился на Мальборо, до которых, естественно, не мог дотянуться. — Ну? Выдержке Люпина, конечно, можно было только позавидовать. Ох… он так старался подавлять своё искреннее отношение. — Ты немного опоздал с гнилыми «приколами». — Наслышан. Я не прикалываюсь, Римус, возьми пачку, — почти отдал приказ Дэмиан, и Римус, сопротивляясь его давлению, стиснул зубы. — Что?.. далеко? Или у тебя нет палочки для Акцио-Мальборо? Спустя пять месяцев ты даже не сподобился от нехер делать потренироваться в беспалочковой магии? — Я пробовал, — процедив, — не выходит. — И ты решил: о не-е-ет, буду страдать и терпеть издевательства дальше. Да господи-боже! — Потянул он себя же за дреды, чтобы физические ощущения перекрыли тщетно мыкающиеся напротив мыслишки. — Можешь ненавидеть и злиться на меня сколько влезет, Люпин. Этой цепи плевать на личные неприязни. А то, что Римус презирал именно его — не всю стаю и тем более не весь вид — Дэм знал и без сверхчуткой душевной организации. Будто он единолично вытащил того с насиженного местечка и забрал от драгоценного вечно-орущего возлюбленного. Ведь проще же винить гонца, принёсшего плохую весть. Но Дэмиан пришёл сюда не за отбеливанием своей репутации. Так что, когда Люпин наконец перестал натужно строить из себя миролюбивую святошу, он пропустил через себя всё, что тот о нём думает, и уселся уже в двух метрах на рассыпанное по бетону сено. — Что у тебя не выходит? — Напрямую спросил он, и Римус, закатив глаза, неопределенно покрутил кистью. — Просто магия не поддаётся. — Доводилось когда-нибудь слышать «забудьте всё, чему вас учили»? — Люпин, фыркнув в сторону, повёл плечом. Этот пацан просто олицетворение головной боли. — Тебе не надо произносить про себя заклинания или вырисовывать взглядом повторяющие движения палочки символы, Римус, — получилось у него привлечь внимание. — Тебе вообще не нужно задумываться над процессом. Магия — часть тебя, в твоих венах, жилах. Дай ей спокойно дышать вместе с тобой. — Люпин не проникся от слова нихрена, и Дэм протяжно выдохнул. Очевидно, придётся объяснять как для чайников. — Когда ты хочешь выпить воды, ты обдумываешь каждое своё действие? — Кивнув в угол «вольера». — Осмысленно напрягаешь мышцы руки, контролируешь держащие стакан пальцы и далее по списку? Нет. Ты просто берешь и пьёшь сраную воду. Не думай о том, как что-то сделать. Думай, что ты хочешь сделать. — Дэм снова поднял грёбаную пачку сигарет, почуяв, что тот хвала-всем-богам внял его словам. — Так ты хочешь покурить или нет? И пачка вмиг вырвалась из его пальцев, прилетев в стену рядом с прифигевшим от самого себя Люпином. — Для первого раза неплохо, — рывком поднялся он, выполнив свой долг, — без зажигалки, надеюсь, сам разберешься, — кинул Дэм уже напоследок, вновь упорно закрываясь от всего, что связано с этим парнем. Как вдруг: — Дэмиан… — донеслось практически на выходе, — спасибо. — Да пофиг. Просто научись уже стоять за себя.***
Окончательно Дэм зарёкся думать об этом парне примерно в ту же секунду, когда Сивый выпустил того из чертова амбара. Он методично убеждал себя, что Римус не его забота, что он не несёт за него никакой ответственности и чуть ли не каждый день через силу заставлял себя не смотреть в его сторону. Не смотреть в упор, не приглядывать издалека, не выискивать его сердцебиение по всей ферме, чтоб проверить, не припёрли ли того к стенке. Если Римус желает выбраться отсюда живым по истечении года, пусть соблюдает законы стаи и всё. К тому же сил у него достаточно. К несчастью, чего у Люпина было недостаточно, так это мозгов для осознания своего положения. А Дэм, как ни зарекался, задолбался уже ввязываться из-за него в неприятности, сталкиваясь лбами с неунимающимся Троем, жаждущим расправы, и иже с ним. Удивительно лёгким на помине Троем! При своих-то упитанных двухсот пятидесяти фунтах. — Никак заблудился, Трой? — Опять подловив того, ошивающегося возле заветной спаленки. — Теперь и прогуляться перед сном нельзя? — Мерзко ухмыльнулся охотник. — Прогуляйся где-нибудь подальше, — по-хорошему, в интимной зоне. — Ты много на себя взял, Ланкастер, — обдало его ухо гнилым дыханием, когда они поравнялись, — смотри не пожалей. Уже жалею, — буркнул он про себя и, забив на предварительный стук, отворил дверь, привалившись к дверному косяку. Расположившийся на кровати и донимающий Римуса вопросами волчонок, завидев его, тут же засуетился и, пожелав доброй ночи, убежал в свои ясли с поджатым хвостом. Как всегда, приём радушнее некуда. — Почему Кай не помнит, что это ты его нашёл? — С промелькнувшим отблеском участия спросил Римус, когда Хартнелл, затараторив про забытое в прачечной дело, оставил их одних. — Потому что я не хотел, чтоб он помнил. Как он его нашёл. Где. В каком состоянии. Вообще что-либо о той ночи, — оставил Дэм при себе, закрыв дверь и наложив барьер. И участия как не бывало. — Будто в тебе есть место для отреченного благородства, — прыснул тот, расправляя постель. — Ммм, — ухмыльнулся он, окинув пустым взглядом комнату. Дэмиану даже не нужно было прилагать все усилия, чтобы притворяться при нём. Ладно, честно, в последний раз. — А в тебе есть маленькое местечко для здравомыслия, Римус? Тебе четыре месяца осталось, — продержаться, — не желаешь покинуть нас на своих двоих? — Я не собираюсь уподобляться тебе подобным. — Убийцам. — Меня не колышут запугивания Троя и остальных. — Как смело, — удостоил он того скудными аплодисментами, — и глупо. Ты хоть врубаешься, в каком дерьме? Твой папаша доставил им много неприятностей пятнадцать лет назад. Считай, мы всё же в тюрьме, а ты угодивший за решётку коп. От тебя за версту несёт ностальгией по волшебным временам и, к твоему несчастью, ты ещё и гей. Они не слезут с тебя, если не поднимешь свой статус… — Или не лягу под тебя? — С сучьим выражением закончил Римус. — Так ведь работают «тюремные» законы? Ты за этим строишь из себя хорошего, Дэм? — Знаешь, Люпин… — никаких сил уже не было, — пошёл-ка ты на хер.***
— Дэм! — Никого нет дома. — Ну Дэм! — Нет. — Но… — Сгинь. — Дэм, ну пожалуйста, — вконец потеряв страх, затрясли его, вжимающегося в подушку. — Дэм, Римуса уже полчаса нет! Я везде обыскался. Троя я тоже не чую, Дэм, если… — Хартнелл, я что-то не понял, — поднял он голову навстречу нарушителю, как минимум, трёх правил субординации, и это только переступив порог его спальни. — Ты с какого, блядь, перепуга меня в герои записал? Напомнить мой послужной список? — Стив, скривившись, видимо, выпрашивал второй пирожок с полки. — У Римуса есть своя клыкастая группа поддержки, пусть выпустит её со скамьи запасных и наслаждается жизнью. — Но… — снова затеребил тот его, — ты же знаешь, он этого не сделает. А если сделает в последний день, то не переживёт! Мерлин, Дэм, будь ты человеком, — ну просто просьба не бей лежачего, — Трой же его нашинкует или ещё хуже! — Как ты меня задрал… — растерев лицо, откинул он одеяло и сел на кровати. Стив откатился назад, плюхнулся на пол, и Дэмиан, свесив голову, прочесал ферму в поисках вышеупомянутых кретинов. Тот был прав. Ни Римуса, ни трёх его главных фанатов. Блядский Мордред… он же твёрдо решил забить на всё, что связано с Люпином. Ему даже удалось полностью исключить его из своего восприятия, засунув поглубже в сумеречную зону. И теперь настраиваться на его волка было вдвойне сложнее. Стив аж охнул, когда через него прошла волна впитывающей всё на своём пути энергии, которая вышла за пределы фермы, распространившись на поля и окружающий их базу лес в радиусе трёх миль. И от острой боли в солнечном сплетении Дэмиан непроизвольно охнул уже сам. — Ты… — Заткнись, — прорычал он, — я перевариваю информацию, — быстро прикидывая соотношение сил. А затем, призвав последнего человека, кого он хотел бы привлекать, поднялся. — Чтоб тебя... Если хоть кому-то растреплешь об этом, я тебя нашинкую, уяснил? Хартнелл в полном шоке закивал, но вроде, и правда, уяснил. У Стива — в отличие от некоторых — мозгов хватало, чтоб не переходить дорогу вышестоящему по рангу. Про его способности знали только приближенные к Сивому, и Дэмиан предпочитал, чтобы так оно и оставалось. — …не вынуждайте меня ставить вас на место при щеночке, — угрожающе вскинула руку Харли, готовая уложить всех троих в любой момент на землю. Трой и ещё двое переглянулись, явно решая математическое уравнение, в котором их суммарные силы не дотягивали и до одной Харли. А главарь трио вдобавок явно не скучал по болезненным ощущениям, коими Дэм с удовольствием с ним бы поделился. Секунда. Три хлопка аппарации. — Дальше сам? — Риторически уточнила Харлс, сложив руки на груди. Да. И сестра, всё-таки смерив его укоризненным и, что ещё более неприятно, непонимающим взглядом, качнула головой и крутанулась в воздухе. Дышать стало чуточку проще, несмотря на теперь жгучую боль в грудной клетке. Злясь на самого себя, Дэм убедился в полном уединении на пару миль во все стороны и таки взглянул на дышащего через раз мистера Меня-не-колышут-ничьи-запугивания. Края разорванной футболки почернели, обрамляя представляющую собой одну кровоточащую рану вспоротую грудь. Ноющее плечо, очевидно, было вывихнуто. Шею опоясывали повторяющие захват пальцев фиолетовые полосы. А вот на скуле, похоже, красовался след от самого банального хука. Ну, хоть шорты на месте. — «Зависаешь»? — Легонько поддел он ботинком перепачканную в земле голень. Взамен членораздельного саркастичного ответа Римус поперхнулся кровью. И Дэм, сглотнув её же вкус и опустившись на корточки, осторожно поднял того и привалил к стволу дерева. По крайней мере, настолько принципиально не уподобляющийся убийцам, что чуть не сдох сам, парень спокойно позволил ему — убийце — себя залечить. Видимо, какие-то лазейки в дражайших принципах имелись. Спустя минут десять вместо кровавого месива красовались четыре свеженьких шрама, а побоев будто и не было. — Порядок? — Уже на пределе поинтересовался он. Люпин ещё под действием аффекта, не чуя подвоха, отрывисто кивнул. И ох, вот это да, искренне его поблагодарил, прохрипев своё жалкое: — Спасибо… — На хер твоё «спасибо», — выдохнул он прямо в лицо. — На хер твоё упрямство. На хер твои высоконравственные устои. И тебя, Римус, на хер, — подняв того, не хило растерявшегося, на ноги за изорванное шмотьё. — Вали сейчас же из стаи и не смей возвращаться, понял? — Однозначно не понял. — Оглох? Скатертью дорога! Иди воссоединяйся со своим Блэком, сражайся против нас, делай, блядь, что хочешь, Римус! Но если, вдруг, надумаешь вернуться, не переосмыслив своё сопливое мировоззрение, я не буду спасать твою задницу. Тебе ясно?! — Да. — На хер твоё «да», — войдя во вкус, отбил Дэм и, приманив нормальную одежду и палочку, вручил свёрток тому так, что Римус впечатался в ствол, вытаращившись на преждевременные подарочки. — Чего стоим? Пинка ждём? — Отшвырнул он Люпина от дерева в противоположном от фермы направлении, и тот едва не споткнулся о торчащие из земли корни. — Свободен, я сказал! — Но… — ВОН, БЛЯДЬ, ОТСЮДА. И ещё до того как эхо его рыка улеглось, разбудив, наверное, всех жителей леса, тот исчез с глухим хлопком. Одиночество же длилось недолго. — Отец будет недоволен, — улеглась сестра рядышком на их поляне, весь путь до которой он усмирял долбанный скулёж под рёбрами. — Сейчас за полночь, срок вышел. — Но Харлс тревожило не испорченное настроение Сивого. Она переживала больше из-за закономерного наказания за своеволие. — Забей, сильно не достанется, отец уже сделал ставки, что Римус вернётся до конца недели. Перевернувшись на бок, сестра пододвинулась поближе и уткнулась в его плечо. Нужды благодарить её за помощь не было. Харли и так чувствовала отчаяние в его кличе, выдернувшего её из постели. Потому что пошёл бы он один, разорвал бы всех троих так, что потом никто бы не разобрал где чьи части тела. — Он никогда не оценит то, что ты для него делаешь... — вздохнула Харлс. — Я знаю. — Но ты ведь нарочно это сделал. — Догадалась-таки. — Выбрав тогда пойти первым, ты не взял на себя роль хорошего полицейского. Ты выбрал навсегда остаться для него тем, кто вторгся в его жизнь и отнял всё дорогое. Зачем? Потому что лицо того, кто разрушил твою жизнь, невозможно забыть. — Почему бы и нет, — усмехнулся он. Харли взяла его за руку, переплела их пальцы и сжала со всей силы, словно он ускользал от неё. Но было поздно. Дэм ускользал от неё уже слишком давно. Терял её. Терял себя, проваливаясь в ледяную бездну. Ожидая, когда лопатки ударятся о твёрдую поверхность. Когда всё это наконец закончится. А затем, когда, казалось бы, холодным дыханием закономерного исхода обдало затылок, его утянуло в другую пустоту. Внутри вернувшегося на следующий же день Римуса. Явившегося к нему в ванную и позволившего прикоснуться к себе Римуса. И как бы Дэм уже ни пытался из неё вырваться — обрезать плотно обвившие их волков нити — он уже ничего не мог сделать. Падая всё ниже в черную дыру, образовавшуюся на месте вырванной половины души его пары. Он никому не рассказал об этом и тем более не мог допустить, чтоб Римус сам узнал о пропаже главной составляющей, делавшей его тем Лунатиком. Пока сам не увидишь, что от тебя оторвали жизненно важную часть — тела, души — ты не испытываешь боли. Это называется болевым шоком. Адреналин даёт тебе возможность ходить, дышать, будто никакой травмы нет вовсе. Заглушает стремящиеся в мозг сигналы потери. Однако это не означает, что их нет. И каждую секунду следующего года Дэм испытывал их на себе, даже разделяй их с Римусом сотни миль. Всё, чего он уже хотел, это чтобы Римус выполнил своё предназначение до того, как эта пустота разрастётся до необратимых масштабов. Пока тот ещё мог противостоять рвущемуся на свободу волку. Пока не произошло что-нибудь, что столкнёт Римуса в разверзнутую в нём самом пропасть. Но что бы Дэмиан уже ни делал, он всё равно оставался тем, кого Римус ненавидел больше любого члена стаи. Считая, что он только и пытается уподобить того себе. Сделать убийцей. Мальчишку, который рос на его глазах. Окруженный теплотой заботящихся о нём друзей... да уж. Харли всё же была права. Он точно упустил момент, когда привязался к этим дурьим башкам, просиживающим беззаботные часы в другом конце «Трёх мётел».***
— Можно вопрос?.. — Валяй, — созерцая прутья серебряной решётки на потолке и теребя обрезанную спутанную прядь волос. — Ты признался в убийстве шести волшебников, — придала та уверенности своему голосу. — Но мне кое-что не давало покоя... — ну-ка, — «Ланкастер». Я не могла вспомнить, откуда мне знакома эта фамилия и решила сходить в архив… Дьявол, придётся согласиться с Блэком. Она та ещё зануда. — И что ты нарыла, расхитительница архивов? — Джонатан Ланкастер. Он был аврором, служившим под юрисдикцией нашего отдела. Ни жены, ни детей. Шестнадцать лет назад он вернулся после командировки в Альпы на севере Италии и подал в отставку. В его последнем рапорте сказано, что он «нашёл» двух оборотней. Мужчину и женщину… а через шесть лет его «нашли» в лондонском переулке. По заключению экспертизы причиной смерти стала рана, нанесённая молодым оборотнем около десяти-двенадцати лет. Ребёнком. Это ведь был ты, — всё ещё не вопрос. — Ты взял фамилию человека, убившего твоих родителей… — сувенир на память. — Все волшебники, о которых ты рассказал, так же были причастны к истреблению вашего вида и, наверное... наверное, я могу понять. Но ты не сознался в его убийстве… и в затмение ты не оказал сопротивления, никого не тронул, ты... просто сдался. Почему? И Дэм рывком поднялся, усевшись в позу лотоса, и заглянул в карие источающие излишнее сочувствие глаза. Он точно не стоил сочувствия этой девчонки. Но ему точно нравилось, как она повзрослела. — Почему я сдался? — Впитывая последнее лицо, которое он увидит перед Азкабаном. Марлин Маккиннон, держа под мышкой серебряную коробочку с ингредиентом для оборотного зелья, слегка кивнула. Она выглядела так, словно действительно была способна его услышать. Возможно, с такими личностями у их мира есть будущее... И Дэмиан, чуть улыбнувшись, пожал плечами. — Почему бы и нет.