Our golden years

Невозможно… — тщетно пытался сопоставить факты Римус, теперь увидев неопровержимые доказательства в юношеских чертах напротив. Форма и цвет глаз, овал лица, даже мимика почти в точности повторяла гримасы Сивого. Он вспомнил более молодое лицо именно Шона Гудмана, с которым сходство было ещё более поразительным. Обрезанный левый край фотографии… парень не врал. Глаза Римуса не врали. Может, поэтому он сразу и почувствовал инстинктивную неприязнь. Интуитивную. Просто увиденное никак не вязалось с реальностью, потому что: — Но если ты его старший сын… — [так-с, вспоминаем математику] — тебе должно быть лет пятьдесят пять? Йен, чтоб его, Гудман поднял указательный палец, чтоб Римус дал ему прожевать, запил обновившимся [пока Римус сидел в когнитивном диссонансе] огневиски и сыто выдохнул. — Пятьдесят четыре. — О, ну это всё меняет. — Кровь младенцев творит чудеса! — Плавно огладил тот тыльной поверхностью пальцев под подбородком. И подпрыгнул на стуле, вскинув руки. — Боже, не делай такое лицо! Шучу я. Шучу. — Римус, разомкнув челюсти, обрушил локти на стол, зарывшись в волосы. — Это всего лишь бонус родиться оборотнем. Мы живём до двухсот лет. Фактически я ещё щеночек. — Ясно, — начал разминать он гудящие виски. Со вступающим в права полнолунием ни одна медитативная практика не справлялась. — Воздержись хотя бы на минут десять от своих шуток, ладно? — Парень, доведший его до фантомной головной боли, состроил виноватую моську, и Римус сделал отрезвляющий глоток. — Ты же понимаешь, что с этой секунды я не поверю ни единому твоему слову? Йен. — Почему? — Искренне недопонял брюнет и ткнул пальцем в тарелку. — Тебе не понравился жульен? — Да при чем здесь ебучий жульен?! — Вышел из себя Римус. Благо барьер оставил этот выплеск только между ними, а Йен оставил его Римусу, всего лишь хмыкнув. — Я же сказал, что он отличный, и не соврал. Мне можно доверять, Римус, — с чистейшим взглядом. — Я правда намерен помочь тебе прикончить своего папашу. И что-то не вижу здесь очередь других желающих, — показательно повертев головой. — Всё равно, — выдохнул Римус, выпустив весь пар. Нутром чуя, что он ещё накопится. — Доверие хорошей стряпнёй не заработать. — Ну, может быть. — Похоже, тот наконец перестал подражать в эмоциональных припадках Сивому. Либо действительно обиделся из-за того, что Римус не оценил блюдо дня. — Как бы объяснить... мне сложно выстраивать отношения с людьми. — Без комментариев. — Но с тобой, Римус… я впервые чувствую такое необъяснимое родство душ, — снова заговорив так возвышенно, будто вот-вот воспарит. — Словно наша встреча была предопределена свыше! И пусть ты мне не веришь, — спустившись на землю, — мы нужны друг другу. Я нужен тебе. Поэтому ты и не уходишь. — Я не ухожу, потому что жду обещанных ответов на вопросы, — не впечатлившись, снёс он победную ухмылочку. — Про цвет глаз? — Римус, на самом деле уже не ожидая полезной информации, кивнул. — Скукотища, — поморщил тот ровный нос. — Ты же сам на него можешь ответить. Например, у меня они загорелись в изгнании после предательства отца. У тебя, когда один из членов стаи угрожал твоему любимому. Чуешь, к чему подбираемся? — Подмигнул тот, подхватив стакан. — Это цвет разочарования в своих собратьях. Цвет разрушения оков. Цвет мести. Поздравляю, Римус, ты полноправный волк-одиночка. Ты не нуждаешься в стае, в их поддержке, ты сам себе хозяин. Добро пожаловать в мой мир! — И поднял выпивку над головой, расплескав часть на стол. — Ой… Римус, уйдя в себя на перерыв, прокрутил записавшиеся слова туда-обратно, и когда вернулся, маленький янтарный шар рисовал восьмёрки вокруг медленно перебирающихся пальцев. Нет, лучше не уходить от темы. — У Сивого всё ещё есть власть надо мной. Шарик заледенел и отправился охлаждать стакан Римуса. — Да, — будто ничего удивительного сейчас не вытворялось. — Здесь нюанс. Но это, полагаю, из-за вашей личной связи, — отмахнулся Йен, как от сущего пустяка. — Ты разорвёшь её, только убив укусившего тебя, — всего ничего, ага. — Главный же вопрос, — вновь загорелись азартом черные глаза, — что делать дальше? — Римус, подыгрывая, округлил брови, мол, и что же? Но тут же свёл их на переносице. — Ты станешь вожаком? А как же жизнь за пределами волчьей грызни? У вас тут вроде война какая-то идёт, ты нужен своим друзьям. — Римус напрочь обездвижил своё лицо, чтобы не показать, насколько эти слова кольнули в груди. — Разве у тебя будет время восстанавливать и оберегать остатки стаи? — У тебя зато будет. — Почуяв, к чему они подобрались. — Ты хочешь стать вожаком. — Классно придумано, да? — Изобразил тот ладонями взрыв фейерверков. — Это хорошая сделка, я помогаю тебе избавиться от последнего обременяющего звена, не дающего спокойно жить как раньше, а сам совершаю сладчайшую месть и беру на себя всю ответственность за стаю, которая… эм, — натянув нижнюю губу, — мы оба знаем, тебе, по сути, на хер не сдалась, — шёпотом. — Обещаю даже организовать побег нашим собратьям из Азкабана. Все счастливы, все в плюсе! — Воистину классно, — согласился Римус, смочив горло. — Только есть один нюанс, — отставил он стакан. Йен состроил любезное выражение, а-ля, весь внимание. — С меня хватит сделок с дьяволами. — И наигранная любезность треснула по швам. — Сивый недодал тебе отцовской любви, выгнал, вырезал тебя с семейного снимка, — вроде ничего не упустил Римус. — Ты ненавидишь его, жаждешь реванша. Это я как раз могу понять. Но ты чего-то ждал сорок лет, чтобы объявиться в самый нужный момент. — Брюнет, буравя его взглядом, начал жевать свой язык. — Раз ты такой «самостоятельный» и можешь беспалевно следить за оборотнями, мог навестить его и раньше, — небрежно повёл Римус плечом. — Йен, ты охеренно много недоговариваешь, пытаешься мной манипулировать, и несмотря на занимательную историю, которая раньше выдавила бы у меня слезу, ты мне всё ещё не нравишься, — с ударением на каждом слове. — А судя по твоему рвению втереться в моё доверие, — чокнулся он со стоящим стаканом, — я тебе нужен больше. Внутри разбежался знакомый адреналин, возгорающийся в венах, когда Римус выговаривал кому-то [как правило, превосходящему в силе] всё, что думает. Плохая привычка? Возможно. Зато нарезка правды-матки, пущенной прямо в глаза, обладала великолепным эффектом, проявляющим настоящее лицо. Ибо Римуса уже изрядно задолбали отшибленные на всю голову индивидуумы, пытающиеся вертеть им в своих целях! Теперь перед ним, по крайней мере, сидел не образ, а живой человек, борющийся с эмоциями. Жаль только, Римус не мог их прочесть. Но если дело в переходе в ранг одиночки, то выходит, тот тоже не мог читать его насквозь. — Чего я ждал сорок лет… — подкинул брови Йен, поочередно закусив щёки. — Римус, ты же трансгрессировал? Конечно, трансгрессировал, — сам ответив, принял тот расслабленную позу и пространно уставился в сторону. — Обалденная способность, вот ты в одной точке Земли, пуф!.. — последовал вялый «взрыв фейерверка», — в другой. Но где ты находишься в момент этого «пуф»? Неизведанное местечко, которое ты пролетаешь за доли секунды, думая лишь о конечной точке. — Римус, вновь не понимая, к чему это ответвление, пожал плечами, и парень, странно усмехнувшись, подался вперёд. — Давай мы с тобой попробуем смоделировать ситуацию. Твой папа приходит к тебе среди ночи. Он урод, но он твой вожак. И он говорит тебе... доверься. Расслабься. Мы трансгрессируем. Ты четырнадцатилетний пацан, в душе не ебущий, как это делается и куда вы направляетесь. Ты по глазам видишь, что это конец, но ты не можешь не подчиниться. Всё, что ты знаешь, это что при аппарации нельзя сопротивляться. Тебя закручивает, вокруг тьма преломляющегося пространства, в которой существует только держащая тебя рука отца. Смоделировал? — Дождался тот его неуверенного кивка. — А теперь, Римус, моя любимая тестовая часть, — искривились губы в ломаной улыбке, молниеносно исчезнувшей, и Римуса словно током ударило. — Что произойдёт, если эта рука тебя отпустит? Надо сказать, лучше бы убил меня, как и планировал… — Но там же… — Ничего нет? — Помог Йен горчащим, как огневиски, сардоническим тоном. — Да. Вообще ничего, — по слогам. — Нихуя там нет, Римус. Кроме времени. Оно там идёт как надо! Хотя судя по ощущениям, это место находится внутри яиц кота, — торжественно опрокинул брюнет содержимое стакана, с грохотом поставив его на стол. — И прикинь... я ещё какое-то время надеялся, что отец меня вытащит. Концовку подсказать? Я пробовал всё возможное, столько раз представлял дом, пытаясь вернуться. Однажды показалось, что у меня получилось. Тьма рассеялась, и я оказался в зимнем лесу. Точно таком же, из-которого отец меня перенёс. Я бегал по нему, пока не упал без сил... но это просто моя тюрьма предоставила мне пейзаж получше. Сдавливающие дыхание лютым морозом слова, порывистые жесты, суматошно разбегающийся взгляд, дрожащие уголки губ, пытающихся замаскировать боль в пародии ухмылки. Римусу не нужно было забираться в голову, чтобы понять одолевшие этого парня чувства. Столько лет сидеть в полном одиночестве… кто угодно стал бы немного отшибленным. — Сивый оставил тебя там за то, что ты... просто родился? — Разорвал свою мать, просто родившись, — невзначай напомнил Йен, гипнотизируя его грудь. — Ещё и другим или, как он меня называл, выродком. Паразитом... — добавив почти неслышимым шёпотом. Римус не стал давить, видя невооруженным глазом, как тому неприятно об этом говорить. Кажется, даже волк, не находивший себе места с самого прихода сюда, проникся и притих. В конце концов, теперь он понимал желание поквитаться в полной мере. — И как ты выбрался? — А вот и самое интересное, — значительно приободрившись. — Благодаря тебе, Римус, — проникновенно произнёс Йен и вновь устроился поудобнее. — «Сорок лет нихуя» — это, скажу тебе, вечность. Время потренировать свои силы у меня было и, не буду скрывать, была возможность понаблюдать оттуда за миром. Иногда я слышал разговоры, видимо, максимально близко приближавшихся к завесе. Магические ритуалы. Но раз в несколько лет мне удавалось вернуться. Каждый месяц я ощущал, как луна придаёт мне сил. Расходовать их было особо некуда, и как только сил накапливалось достаточно, завеса приоткрывалась. Я мог прогуливаться среди людей. Как призрак. Наблюдал за отцом... как он претворяет в жизнь свою мечту о большущей семье. Любви к своим детям у него так и не прибавилось, да? — Выдохнул брюнет едкий смешок и пощёлкал языком. — Да… в итоге я подумал, что если скоплю ещё больше магии, то смогу прорваться. Пять последних лет я берег силы, а затем они меня просто переполнили! — Опять невообразимо запрыгали тёмные брови. — Полнолуние выпало на зимнее солнцестояние. Два наслоившихся небесных явления дали мне настоящую надежду. Это было предзнаменование! Я чувствовал, что осталось недолго. Но мне всё ещё требовалось что-то материальное там. Что-нибудь, что проведёт меня сюда. Обладающее самой сильной магией! Догадываешься, какой? — Римус, блядь, догадывался. — Магией крови. И вот тут, Римус, вступаешь ты. То есть… вступил. Три дня назад. — Меня расщепило. — Тебя расщепило во время аппарации! — Ударил тот по столу. — Я сразу же учуял в ней кровь своего отца, даже услышал его рёв. Не-е-ет! — Передразнивая протянул Йен. — Лучшего аккомпанемента для моего возвращения и не придумаешь... Меня выбросило рядом с вами. Ты даже не заметил, а я уже подумал, что не сработало. Но боже... сработало! Я ощутил тёплый ветер в своих волосах, вкус морской соли... у вас там с Блэком, конечно, тоже был трогательный момент, но я разревелся, как девчонка, из-за простого бриза, — поднял тот к потолку заслезившиеся глаза и опустил преисполненные обожания. — Так что можешь считать меня дьяволом, Римус, но ты для меня сраный ангел во плоти! А когда я услышал, что у нас одна и та же цель… ух, — потянувшись через стол, чтобы хлопнуть его по плечу. — Вместе мы порвём отца, как хреновы Эдипы, — и вдруг потянулся за мантией, подняв суету. — И да, момент самый подходящий, из окружавших его двух десятков верных псов осталось всего пять. — Среди них есть волчица, которую можно считать за те же два десятка, — добавил тучек в безоблачное небо Римус, следя за борьбой с застёжкой мантии в форме буквы «м». — Умоляю, — выдвинул тот стул. — Главное, с ней уже нет того дредастого эмпата, — что?.. кого?.. — он создал бы гораздо больше заморочек. — Погоди, ты о Дэмиане? — Потеряв нить, переспросил Римус. — В каком смысле эмпата? Йен, опрокинув в себя оставшееся в его стакане виски, встряхнул головой. — Ага, — что, блядь, «ага»?! — Мы явно тут засиделись, — обвёл тот паб и протянул ему руку, — пошли. — Куда? — С опаской стрельнул он взглядом на ладонь. — Ты опять увиливаешь. — Римус, даю слово, ты всё узнаешь, — настаивая, чтобы они взялись за ручки. — И тебе не кажется, что у меня должно быть больше проблем с доверием? Дело говорит, — посчитал нужным вставить своё мнение волк, пока Римус выдерживал испытывающий зрительный контакт. Брюнет с невиннейшим взглядом снова подмахнул ладонью. И Римус, перебрав в уме варианты [хрен ли ему, собственно, ещё делать?] принял единственное поступившее предложение, рывком потянувшее его с дивана прогнившего паба. На ноги. Он вроде моргнуть только успел. Его не закручивало, не выбрасывало стремительно из Лютного переулка. Но под ногами вдруг [в конце-то сентября] оказался снег, а воздух очистился от малейших оттенков зловонных ароматов. Не поспевший за сменой обстановки мозг избрал замкнуться на скалящемся ему парне, которого он всё ещё держал за руку. Как тот скорчился от боли и, вырвавшись, отшагнул. В сумрачный заснеженный лес! — Мерлин, ну зачем так сжимать?! — Воскликнул Йен, сняв оцепенение, но не вернув дар речи. — Больно же, — потряс тот ладонью. — Как ты… — пошатнулся он, словно голова начала кружиться. На самом деле она крутилась, как на шарнирах. — Куда ты меня перенёс? — Закончил Римус осматривать бесконечные ряды лысых стволов деревьев и взглянул на небо, представляющее собой непроглядную черноту. Они же не могли настолько засидеться в пабе, чтобы наступила ночь… — Очевидно же, — развёл тот руками, — в свою тюрьму. Красота, да? — Блаженно вздохнул Йен. — Тихо, спокойно, ни жарко, ни холодно. Ау-у-у!!! — Весело завыв на волчий манер. — Тут даже эха нет. Ну всё, достопримечательности закончились, — поправив мантию, — идём. Здесь недалеко. Римус ошарашенно обернулся на обогнувшего его парня, уже набравшего шаг. И придя в себя, устремился следом. — Йен, стой! — Еле нагнал он того на ватных ногах, не переставая озираться. — Я нихрена не понимаю. — Тебе и не нужно, — фыркнул тот. — Считай, мы на обратной стороне луны. Твоя кровь дала мне выйти отсюда, но для меня дверца осталась приоткрыта. — Римус едва не споткнулся. — Не нервничай так, я тебя здесь не оставлю. — Тогда зачем мы здесь? — И тот резко остановился с какой-то пристыженной физиономией. — Потому что я не умею трансгрессировать… — поджав губы. — Как ты. — Римус непроизвольно двинул головой назад, и брюнет, смотря на него чуть снизу вверх, разошёлся в лыбе и кивнул в сторону. — Гляди. Римус, познавший за день, казалось, уже все вершины ахуя, перевёл взгляд влево, где посреди однотипных бесконечных сливающихся в частокол деревьев стояло одно — выделяющееся по всем параметрам. Мощный изогнутый ствол. Раскидистая крона, укрытая снежным одеялом. И уходящие в землю впечатляющие переплетения корней. Дыхание затаилось само по себе и возобновилось от прилетевшего в спину лёгкого толчка. Ноги неуверенно приблизили его к дереву, и чем ближе Римус подходил, тем явственнее чувствовал вязкую тяжелую магию, сдавливающую лёгкие. Словно она бежала по ветвям, стволу и корням, подобно крови. — Это проводник... — присел Йен на корточки. Каким-то образом Римус уже и сам догадался. — Вы перемещаетесь через сеть корней, пронизывающих всю планету. Используя остаточный след, я и навещал ваш мир. При должных силах. А теперь, имея якорь, могу полноценно существовать в нём. Кем-кем, а «якорем» Римуса ещё не называли. — И так же ты отследил меня. — Тот довольно закивал. — Пиздец, — у него жилы стыли от этого парня и всей ситуации. Римус убрал руки в карманы, и тот сразу же, словно в насмешку, опять протянул ему ладонь, пару раз сжав и разжав пальцы. — Ну и пиздец... Он с Сириусом столько за ручки не держался. Но оставаться здесь хотелось ещё меньше. Римус пожалел только о том, что не спросил, куда они направляются. И потому через миг, в который Йен коснулся второй ладонью корня дерева, он вцепился в его руку изо всех сил. Оказавшись перед прутьями решётки. Иррациональный рефлекторный страх прилип к лопаткам взмокшей тканью толстовки. — Ай! Просил же не сжимать, — попытался освободиться тот, но Римус лишь переместил хватку повыше на запястье. И медленно скользнув взглядом по сырым голым стенам, сквозь щели в которых стекала влага и завывал ветер, уронил его вниз. Пахло плесенью, холодным потом, грязью. По ушам бил кричащий словно из туннеля гул. Но всё это отмелось на задний план, потому что смотрел Римус только на забившуюся в угол камеры фигуру. И только он шагнул к решётке, Йен дёрнул его назад. С такой силой, что искренность нытья по поводу крепких рукопожатий теперь вызывала сомнения. — Отпусти меня, — непроизвольно зарычал он, переводя взгляд с державшего уже его за запястье парня на почему-то не отреагировавшего на их появление друга. — Он тебя не видит. — Стив!!! — Рванул Римус к решётке. Как вдруг прошёл через неё и потеряно оглянулся на помрачневшего Йена. — И не слышит, — покачал тот головой. Что? Римус опустил взгляд на своё предплечье, рябившее в том месте, где в него впивался железный прут. Я мог прогуливаться среди людей. Как призрак. Сглотнув и уже не вырываясь, Римус неверяще взглянул на обхватывающего свои плечи Стива. — Пленников доставляют сюда той же трансгрессией. Пусть и защищёнными путями. Я же сказал, что смогу помочь нашим собратьям. — Так помоги ему, — выцедил Римус. — Помогу. Если ты меня не предашь, — поледенел тон. Всё-таки сделка. Римус сморгнул щиплющую глаза пелену и, выдохнув, шагнул обратно за решётку. Йен чуть виновато пожал плечами. — Прости, не у тебя одного здесь проблемы с доверием. И в два счета прутья сменились тем же могучим древом, а затем он оказался в какофонии пёстрого золотого леса. Живого леса. Под ногами хрустели ветки, в рыжей листве наверху копошились мелкие грызуны и птицы, а Римус резво вышагивал в неизвестном направлении подальше от очередного нагрянувшего снегом на голову психа. — Римус, подожди! — Прилетело вдогонку. — Отвали!! Оставь меня хоть на минуту! — Доставая из куртки пачку сигарет. Все прошлые деньки, которые Римус считал безумными в своей жизни, не шли ни в какое сравнение, померкнув перед только что пережитыми часами. — Нет у нас минуты… — устало донеслось из-за спины. Преследующие шаги затихли. Римус же продолжал идти вперёд. Раз тот не умеет трансгрессировать по-человечески, вряд ли выпрыгнет перед его носом. Подумал Римус, как ноги оторвались от земли, и его словно магнитом вернуло назад. Он даже, блядь, уже не удивился этому Акцио-оборотень, лишь удостоив каменным выражением опустившего руку брюнета. И то только потому, что выронил [по пути] сигарету. — Между прочим, это унизительно, — чувствуя, что настало то самое время врезать. — И сколько у тебя ещё фокусов в рукаве? — Ещё парочка, — осклабился тот, улыбнувшись на пробу. Не прокатило. — Римус, пойми же! Мы по одну сторону баррикад. — Да это уже ясно, — отрезал он, доставая новую сигарету. — Не ясно, зачем тебе с такой силой я? — Йен похлопал ресницами. — Позже узнаю, да? — Ещё раз. — А пока я должен верить тебе на слово, — заключил Римус, поводив носом и не учуяв ни души на расстоянии мили. — Как по мне, я открыл тебе достаточно своих секретов. — Да-да... затянулся Римус вполоборота. — Всё по порядку. Переждём полнолуние здесь и займёмся делом. Сперва Харли, потом мой папаша… И Римус, резко выпустив дым, повёл головой. — Я не собирался убивать Харли, — пробился его голос через задребезжавшие голосовые связки. Волк с этим заверением явно поспорил бы, среагировав на имя, как на красную тряпку. — А кто говорил про убийство? — Взлетели тёмные брови. — Убивать нехорошо, Римус, — похлопал тот его по заходящейся груди и опустил заблестевшие глаза на сигарету. — О, угостишь? Я ни разу не пробовал! Да что с ним не так? Римус плюхнулся в кучу листьев под дерево, с нескрываемым скепсисом наблюдая, как тот вертит в руках сигарету, нюхает, морщится. Отвлекается на перепрыгивающих с ветки на ветку белок. Нарочно шаркает по земле, взбивая опавшую листву. Как ребёнок. Пятидесятичетырёхлетний ребёнок. Возможно, Йен им и являлся, если брать в расчет сорок лет жизни в изоляции. Отчасти Римусу было его жаль. На удивление — той его части, что ждала своего выхода на сцену с заходом солнца, близящегося к горизонту. Римус даже не мог нащупать существенную причину, почему объявившийся союзник вызывал в нём столько сомнений [не только по части здравомыслия]. По факту парень ему действительно не врал. Всё время Римус слушал его сердцебиение, оно надрывалось, когда тот говорил болезненные вещи — это естественно, но в остальном билось абсолютно ровно. Зато сердечная мышца Римуса сходила с ума, начиная с «самого главного вопроса». Что делать дальше? Избавиться от Сивого — одно, но становиться вожаком — совершенно другое. Он не может остаться в стае, взять на себя роль лидера. Его место рядом с Сириусом. Со своими друзьями… даже тут Йен был прав. И Римус чувствовал бы себя немного менее отвратительно, если бы после прошлого полнолуния его мотивы не поменялись. Раньше у него на первом месте стояли судьбы собратьев, теперь же только один человек. Возможно, сделка не так уж и плоха. Этому парню, который только что вставил сигарету не тем концом, по силам вытащить Стива и других из Азкабана. По силам защитить их. Отсутствие необходимости в стае — не означает отсутствие желания обрести семью. Друзей. И ему нет никакого дела до войны. Возможно, это не худшая альтернатива. Пусть он и сын Сивого… — Римус! — Помахал тот сигаретой, сидя у дерева напротив. — Можешь поджечь? — Да что с ним не так? [2] — Я не умею! Римус смерил того исподлобья, припоминая все продемонстрированные магические способности. Йен сконфуженно улыбнулся, и он, покачав головой, зажёг её одной мыслью. Оставшиеся полчаса прошли в молчании, нарушающимся только в подкорке Римуса, и когда пришла пора, он поднялся, чтобы уйти поглубже в лес от места привала и снять с себя одежду. Но обернулся к рассматривающему кленовые листики компаньону на ближайшие восемь часов. — А наши волки уживутся в одном лесу? — Йен недоумённо нахмурился. — Мы же оба... типа одиночки, — разъясняя, покрутил рукой Римус. — Ой, — беззаботно отмахнулся тот, — из-за этого не волнуйся. — Римусу стоило бы вдвойне заволноваться, однако, видимо, внутри таки успел прорасти хилый побег доверия. — Только далеко не уходи, — настороженным взглядом обежав лес, попросил брюнет, — ...пожалуйста. И Римус, интуитивно прочувствовав смысл просьбы, представил тот служащий темницей для единственного пленника лес и кивнул, отойдя всего на метров десять и спрятавшись за широким стволом. Действие косметических чар уже закончилось, обнажив множественные шрамы, выделяющиеся ещё ярче на загоревшей коже. Вроде Римус уже и смирился с ними, приняв своё тело. Но когда он раздевался перед обращением, они всё равно заставляли его замереть на несколько секунд, нагоняя неприятную ностальгию по временам, пропахшим Визжащей хижиной и чердаком дома в Гэмпшире. Если бы Сивый не оставил его там, их было бы намного меньше. Но если бы Сивый не оставил его там, он не повстречал бы Сириуса. Джеймса, Лили… остальных... Римус потряс головой, успокаивая поднявшиеся вихрем спутанные чувства, и выглянул из укрытия, обнаружив так и не сдвинувшегося с места парня. Ну, наверное, ему одежду не жалко. Как ноющая боль в теле, которую Римус уже привык не замечать, возросла до апогея, пригнув его к земле. И началось. Предпоследним, что Римус успел отметить своим рассудком, было отличающееся от всех предыдущих обращение. Трансформация прошла быстрее. Агония простреливала моментально стихающими вспышками и наполняла его ощутимо-большей силой. Он сам стал больше — судя по размеру шаркающих лап, покрывшихся густой шерстью. Свобода. Счастье. Его просто распирало от бурлящей жизненной энергии. Тяжелое частое дыхание сменилось ликующим воем на виднеющуюся над горизонтом полную луну. А затем его привлёк разнёсшийся по лабиринту леса призывной волчий свист. И последним, что увидел Римус, прежде чем его сознание полностью оттеснилось, стали алые глаза стоявшего в пяти метрах парня[!!!]. Подмигнувшего ему и по-идиотски замахавшего ладошкой.