Our golden years

— … восхитительно, — тёплые пальцы осторожно прошлись между его глаз, скользнув выше на макушку, и огладили за ухом, спустившись на шею. Его никогда так не касался человек. Никто из людей и не мог подойти к нему. Никто не смотрел на него с таким благоговением. — … как можно бояться этой силы?.. не любить её…пренебрегать, — сочувственно выдохнул парень, — просто не укладывается… Суть слов не улавливалась полностью. Он слушал интонацию, чувствовал её, всматривался в красные глаза, не отводящиеся от его. И доверял. Человек не был похож на него. На братьев, на сестёр. Но он чуял в нём своего. Этот парень, как и он, боялся оставаться один. — … ты совершенен, — и тот, приподнявшись, обхватил его руками, зарывшись носом в шерсть на шее, и весело запрокинул голову. — Давай поиграем?

***

— Давай просыпайся, — затеребили его, словно не в первый раз. Римус, охнув от впивающейся в спину ветки, приоткрыл веки и уткнулся в нависающие над ним светящиеся восторгом чёрные глаза. Плотный густой туман, через который он еле пробился, рассеялся. И перед ним в одночасье промчались обрывки ушедшей ночи, наполненной задорным смехом, радостным воем и купанием, вернувшись к последнему зафиксированному мигу, когда перед ним стоял этот же парень. Машущий ему ручкой под полной луной! И Римус через ещё не утихшую боль обратной трансформации отлетел как ошпаренный, уткнувшись лопатками в ствол дерева. — Т-т-ты… — накрылся речевой аппарат. Йен неторопливо встал с корточек, поправив задравшуюся футболку и где-то растеряв мантию. Римус схватился за своё горло, унимая дрожь. — Ты не оборотень! — Ну да, — сжав губы в снисходительную линию, — и как бы тогда твой волк меня подпустил? — Наклонил тот голову к плечу. Римус бесполезно открыл рот. Ну да… — Я ж говорил, что не такой, как ты. Как все вы… так! — Покрутился тот, выбирая пальцем направление. — Времени мало. За мной, — и двинулся в противоположную от Римуса сторону, — только фаберже в неглиже свои прикрой! Римус потупил вниз на своё тело — сплошь в грязи и прилипших листьях, на лежащую аккуратной стопкой на ближайшем бревне одежду и яростно [от безысходности] потер ладонями лицо. Очистив себя взмахом палочки, он запрыгнул в джинсы, зашнуровал ботинки и уже на ходу продел руки в рукава висящей на шее толстовки, не спуская глаз с удаляющейся точки. И вообще не веря, что всю ночь его волк разводил телячьи нежности с человеком! Или не человеком. Или… не всю ночь. — Не хочешь ничего объяснить? — Пробубнил он, но в ответ донеслось только презрительное фырканье, будто волк злился, что его снова задвинули подальше. — Ради бога, отмалчивайся. Римус хоть сможет спокойно собраться с мыслями, утекающими через решето, как после легилименции. Луна придавала мне сил… ко всему прочему я родился ещё и дефектным… он называл меня выродком… а наши волки уживутся в одном лесу?.. ой, из-за этого не волнуйся… — Ты не можешь обращаться, — саппарировав, выпрыгнул он перед шарахнувшимся от испуга Йеном. — Поэтому я не чую твой запах? — Та-да-а, — пропел тот, закатив глаза. Римус надавил взглядом ещё сильнее. — Да, Римус! Я неполноценный уродец. Давай пока не будем копошиться в моих душевных ранах, — обошёл его брюнет, раскинув руки, — нас всё-таки леди ждёт! — Какая леди?.. — обернулся он и вопрос моментально вылетел из головы, когда Римус увидел проглядывающуюся за редким забором деревьев хижину. Раскуроченное крыльцо обветшалой хибары с треугольной крышей выходило на местами заросшую, местами лысую поляну. Словно земля была выжжена. Как и почерневшие отметины на стенах дома. Римус уже видел такие отметины, когда возвращался на ферму. Их могли оставить только боевые заклинания. И хижину Римус уже видел. На выцветшей колдографии позади трёх выстроившихся и счастливых членов семьи. Недосчитывающей того, кого с неё вырезали. — Ах, родные пенаты! У меня так в груди стучит, — положил тот ладонь на действительно грохочущее сердце, повернувшись к нему, — ...это нормально? У тебя так же было? Римус молча, но с проблеском понимания кивнул, окинув ещё одно поле боя, случившегося почти полвека назад. Зря он надеялся, что Сивый выберет его в качестве убежища. Как и на ферме, воздух здесь до сих пор оставался тяжелым, пропитанным кровью. Даже сорока лет не хватило, чтобы боль выветрилась. — Хочешь осмотреться или приступим? — Надломленным тоном спросил Йен. — Выкладывай уже, зачем мы здесь, — устав от трагикомедии, выдохнул Римус, — и что за ле… И вопрос вновь сошёл на нет. Потому что брюнет провёл рукой полукруг, словно сдвинув невидимую вуаль, и на другом конце поляны появился столб, у основания которого, свесив голову, сидела девушка. Распознанный, как по щелчку, запах враз [по тому же щелчку] переполошил кинувшегося вперёд волка, выпустившего когти. А перед глазами появилась только рука, передавливающая горло Сириуса. — Думаешь, можно просто так уйти от нас, предать, и платить не придётся?! — Я сказал, ОТПУСТИ ЕГО!!! — прогремел в унисон с рыком его громоподобный голос. Римусу еле хватило сил остаться на месте. — Спокойствие, только спокойствие! — А нет, это Йен удержал его на месте, схватив за локти. Харли же была в полной отключке. — Римус, — позвал тот, приблизившись к его лицу. — Римус! Никаких убийств, помнишь? Римус, сфокусировавшись на взывающих к нему вытаращенных глазах, таки вернулся из обрушивающегося Министерства и, проморгавшись, закивал. Тот, убедившись, что он в себе, медленно ослабил хватку. — Просто она… — Знаю. — Так, словно, и правда, знал. — Но она нам ещё пригодится, — поманил его Йен, направившись к укрытой мантией волчице. Шаг за шагом. То уверенным, то подгибающим колени. Когда Римус приблизился к ней на расстояние в полтора метра, кровь уже била прямо в барабанные перепонки. Он не хотел причинять ей вреда. Он вроде же понимал, почему она пыталась ему отомстить. Харли считала его предателем, поступала по законам стаи, ею двигала та же агония от потери собратьев, что подорвала Римуса после затмения. Но сейчас он всё равно не мог наскрести толику сопереживания. Если бы он тогда не успел, она убила бы Сириуса. И на этом всё. Дреды с застрявшими веточками и листьями, пахнущими другим лесом, закрывали половину перепачканного лица. Солнечное сплетенье, оголённое спавшей на середину груди кашемировой мантией, часто вздымалось в ровном темпе. А руки были заломаны и, судя по шороху — связаны на запястьях верёвкой. Видимо, тот поймал её в момент обращения. — Сивый же учует, что она в беде, — перевёл он взгляд на Йена, зашедшего за спину Харли. — Не учует, — ухмыльнулся тот, усевшись в позу лотоса. — Когда я щёлкну пальцами, наша гостья проснётся. Вам вроде есть что обсудить… минут пять хватит? — Римус неопределенно повёл плечом. — Постарайся держать себя в руках, а об её шаловливых ручонках, — поиграл брюнет бровями, — я позабочусь. И Римус и спросить не успел: что тот в принципе задумал, как она им понадобится и какого хрена тот вообще спрятался? — как Йен широко улыбнулся, закусив губу, и щёлкнул пальцами. Взгляд тут же примагнитился вниз. К издавшей прерывистый выдох волчице. Харли облизнула потрескавшиеся губы, попыталась пошевелить руками и, очевидно, потерпев неудачу, резко пришла в чувство, подсобрав голые ноги. И завертев головой, вонзила в него ярко-желтые глаза. Потухшие через секунду. Когда он зажёг свои. — Вот как… — с гадкой ухмылкой откинула она голову на столб, — сбегаешь, идёшь против своих, а теперь ещё и похищаешь... тебе жить надоело, Римус? Римус, чутка обалдев, поднял бровь, отметив, что Йен прижал к губам указательный палец. Она не чувствовала присутствие за своей спиной. Ну, пускай считает его похитителем. — Помнится, в прошлую нашу встречу именно ты сбежала, поджав хвост, — опустился он перед Харли, с вызовом задравшей подбородок. — Не в твоём положении раскидываться угрозами, сестрица. Под кожей и засохшей грязью на выбритом виске проступили желваки вместе с раздавшимся приглушённым рычанием. — И что ты мне сделаешь? — Прыснула Харли. — Не дури, Римус. Просто сверни этот цирк, развяжи меня сам и, возможно, я подумаю о том, чтобы не убить тебя на месте, — оглянулась она, брезгливо морща проколотый нос и явно не понимая, где находится. — Кажется, она опять кинула угрозу, — прошептал Йен. Та даже ухом не повела, но Римус скосил взгляд, и волчица, прищурившись, попыталась вывернуть шею. Безуспешно. — Харли, мы же вполне мирно сосуществовали в стае, — усмирил он подступающую злобу. — Ты не раз защищала меня. И только это не даёт мне сделать с тобой то же, что ты пыталась сделать в Министерстве, — сорвался его голос ниже на несколько планок. В глубине души Римус не хотел враждовать с ней, противясь животному, другому желанию. — Поэтому сейчас я даю тебе шанс сменить сторону, — вызвал он едкий смешок [спокойствие, только спокойствие]. — Неужели ты не видишь? Во всём случившемся в затмение, во всех потерях… во всём виноват Сивый. Он ввязал вас в эту войну, внушил ложные надежды, промыл мозги... И дипломатичные потуги Римуса перебил её хриплый смех. Нараставший обратно пропорционально его кончающемуся терпению. Харли, сполна навеселившись, опустила на него умиляющийся взгляд. — Какой наивный щенок… — покачала она головой. А затем раздался характерный треск разорвавшийся верёвки. Ей даже полную физическую силу не пришлось применять. Римус, молниеносно среагировав, поднялся, чтобы отразить выпад. Как вдруг её руки заломило обратно. — Что за?.. У Римуса был тот же вопрос. Всего на миг он краем глаза уловил, как что-то блестящее промелькнуло к ней с почерневшей вокруг травы. И обойдя по широкой дуге столб, сотрясающийся от ударов лопатками, он увидел заключенные в ледяной шар кисти рук. Йен показал два больших пальца. — Римус, что за дерьмо?! Холодно же, — приложилась она ещё раз, — немедленно отпусти меня! — Чтобы ты убила его на месте? — Вклинился тот, и Харли будто оцепенела. — Твоя выдержка и попытки в альтруизм, конечно, впечатляют, Римус, — легко поднявшись на ноги, — но теперь надо бы поторопиться, если мы хотим избежать гипотермии. Вряд ли с культяпками она будет столь же горячей. — Не может быть… — ошарашенно выдала та, — это же сила Йена… Йен цинично усмехнулся. — Вы знакомы? — Так и не определился Римус, кого из них спрашивать. — Знакомы? — Зашипела на него Харли. — Брат Йен мёртв! — Да вроде живее всех живых… перехватил Римус лукавый взгляд решившего устроить зарядку брюнета, тянущего плечи. — Я сама видела его изувеченное тело… — и её всю аж затрясло, — боже… что ты наделал... — …Римус, — окликнул тот его со второго раза, — ты же помнишь, что мы с тобой друзья? — и шагнул из тени, обойдя Харли с другой стороны. — Утречка, — приветственно помахав ей, вжавшейся до хруста позвоночника в столб и выглядевшей так, словно призрака увидела. — Фокс... — Надо же, признала! — Театрально обхватил тот скулы. — Видимо, папочка обо мне таки рассказывал. — «Фокс»? — Нахмурился Римус, теперь максимально не врубаясь в происходящее. — Ты ведь… — Да-а, — осклабился парень с раскаивающейся миной, — прости, нехорошо вышло… но сам подумай, кто поверит человеку с таким именем? Кому, как не «Фенриру Сивому», знать толк во влиянии на окружающих такой плёвой детали! Но в остальном я был честен… — Римус, не слушай его!! — А-а, — сверкнул тот красными глазами, и губы Харли сомкнулись, пропуская лишь натужное мычание. — Все манеры позабыла… что бы на это сказал твой родной папаша? — Опёрся тот на колени, склонившись к волчице. — Кстати, как тебе фамильная телогрейка? — и подтянул укрывающую её мантию повыше, подняв застёжку в форме буквы «м» на уровень заслезившихся глаз. — Должно быть уже не так холодно. У Сивого никогда не было такой мантии. — Йе… — запнулся Римус, — Фокс. — Тот сразу отозвался. — О чем это ты? — О том, что мы же втроём тут подлинные образцы позора для родителей! — Выпрямился тот, принявшись загибать пальцы. — Ты стал оборотнем в семье охотников за тёмными существами. Мне не дано обращаться, будучи рождённым оборотнем во втором поколении. А наша эпатажная молчунья родилась сквибом в одном из древнейших магических родов! И ведь всегда всё дело в отце... — со вздохом отклонившись назад, осмотрел Фокс, чтоб его, Гудман не перестающую елозить Харли, — это, знаешь ли, и важнейшие отношения жизни девочек. Как там его?.. дикобраз, контрабас, абрикос… точно! Абраксас! — …Малфой? — Удивлён? — Очевидно, скопировал тот его максимально удивлённую физиономию, хаотично заводив пальцем по Харли. — Убери пирсинги, дреды, иллюзорные чары, скрывающие светло-серые глазки. Даже имя новое выбрала, лишь бы забыть о корнях, — и снова склонился к волчице, — да, Кейтлин? Хочешь прикол, — уже Римусу, — оно означает «чистая». — Харли истерично замотала головой. — Оу-у… маленькая забитая девочка выросла, обрела могущество, взяла подходящее для истинной воительницы имечко, а теперь покорно прислуживает сборищу «благородных» волшебников в своём родном поместье. Противоречия спать не мешают, Кейти? Впрочем, пора тебя от них избавить, — хлопнул тот себя по коленям и приземлился прямо на её бёдра. — Римус предлагал тебе присоединиться по доброй воле, я же просто докажу, что без пользы ты не нужна и новому папаше, — положив ладонь на её открытую шею, — не переживай, больно будет всего лишь до потери сознания, — и Харли просто заверещала сквозь «сшитые» губы. — Стой! Это уже слишком, — что бы это ни было… — Ты хочешь помочь Стиву? — Жестко напомнил тот. — Своим друзьям? — уже мягче. — Или ей? — Метнув в него знающий ответ на вопрос взгляд. — Не мешай мне, Римус, — покачав головой. Не предавай меня, — загорелась алая радужка, оказав на Римуса необъяснимо-убедительное воздействие. Его тело словно захватило в тиски, сдерживающие всё сочувствие к градом вырвавшимся слезам из пытающейся скинуть того с себя волчицы. И всё, что Римус мог — это стоять и смотреть, как Фокс, закрыв глаза, обхватил её шею со второй стороны под дредами. То, что происходило потом с Харли, было ему уже неведомо. Её затылок вжался в столб, пальцы на ногах сжались. Немой крик оборвался, она зашлась в крупной дрожи. Под кожей прочертились черные взбухшие вены, бегущие от конечностей под мантию. И когда они дошли до шеи, её тело обмякло, а узоры перебежали на руки Фокса, пройдя тот же путь, но прямиком до запрокинутых к небу глаз и исчезли. Что ты наделал... И тот, вдохнув так, словно это был первый вдох после долгого погружения, упал с неё на травку и заливисто засмеялся, вытянув перед собой руки и смотря на восходящее солнце сквозь пальцы. — Вот это я понимаю «доброе утро»! — Римус, тотчас очнувшись от эйфорийного возгласа, рванул к Харли, пытаясь поднять её падающую голову. Её руки всё ещё были заточены в куске льда. Взрывать его однозначно нельзя. Судорожный прогон школьной программы выдал только заклинание, наоборот замораживающее жидкость. — Освободи её, — рыкнул он. Тот скривился, мол, а нужно ли? — Сейчас же. — И брюнет с превеликим одолжением махнул рукой, как глыба мигом растаяла, и Римус быстро закутал пунцовые ладони Харли в мантию, наложив палочкой лёгкие согревающие чары. — Всё же ты такой добряк, Римус... — отряхиваясь, поднялся тот, — несмотря даже на то, что она хотела перерезать твоему парню глотку. Это мне в тебе и нравится! — Что ты с ней сделал?.. — выдавил он через срывающееся дыхание и, заслышав очередной идиотский смешок, рванул к тому, схватив за ворот футболки. Фокс поднял ладони в сдающемся жесте, но Римус потупил на свой пытающийся разжаться против воли кулак. — Что ты сделал со мной? — Кажется, твой волк не хочет, чтобы ты со мной ссорился. А по поводу Харли… — хмыкнул тот, посмотрев на свою поднятую руку, снова на Римуса, а затем хитро ухмыльнувшись, напряг пальцы. И Римуса вмиг согнуло вдвое от пронзившей черепную коробку боли. Он даже свой крик не слышал. Из-за разрывающего неистового звона в ушах. Но через секунду всё закончилось. — Прости-прости, не удержался! — Разогнул его тот, держа за плечи. — Такая мощь, грех не опробовать. — Римус в ужасе попятился назад. И первый порыв трансгрессировать, возникший вопреки знанию, что тот легко его отследит, обвенчался ожидаемым результатом. Нулевым. — Да, — почесал Фокс затылок, продолжая надвигаться, — я нахимичил тут барьер, — и Римус, остановившись у кромки леса, нацелил на того палочку, — …все входят, никто не выходит, — опустились у того, уставившегося на остриё древка, руки. И расслабленные черты обезображено перекосились от злости. — Серьёзно?! Я тут для тебя стараюсь, а ты в меня палочкой тычешь?! — Ты хренов… — Кто? А?.. не слышу. — Паразит. Он не смог этого выговорить. Волк не дал ему выговорить. А Фокс, с нажимом проведя по лицу, возвёл глаза к небу. — Римус, я говорил, ты всё узнаешь. И вот, — раскинул тот руки, обведя территорию, — ты всё узнал. Опусти палочку, выдохни и осознай наконец, что, во-первых, волчица, которая была последним препятствием, устранена. Притом не такой высокой ценой. Во-вторых, наши силы приумножились. И в-третьих, вспомни, блядь-пожалуйста, что я тебе сказал в самом начале! Мы друзья, — миролюбивым тоном, — я не трону тебя, — шагнул тот к нему, потянувшись к палочке, дрожащей в парализованной ладони. — Спокойно, — осторожно надавив на его предплечье и подойдя почти вплотную, — правда… — поджал тот губы, заведя вторую руку за спину, — только один разочек. По глазам вдруг ударил отблеск серебра, и Римус услышал свой рваный вздох. Одновременно со звуком проткнутой ткани. Плоти. Черные глаза в считанных дюймах от лица налились сожалением и скользнули вниз, притянув туда же взгляд Римуса. Туда, где в его живот входил блестящий нож. Практически до рукояти. И только увидев это зрелище, он ощутил жгучую пульсирующую агонию, моментально подогнувшую ноги. — …тише-тише, — помог тот медленно осесть на землю между корней дерева. Кора под лопатками показалась мягкой периной. — Это всего лишь ранение в живот. Я не задел ни один важный орган. — Он… — задыхаясь, — он же… серебряный… — Да там серебра кот наплакал, — фыркнул тот, — не убьёт, но придётся потерпеть. Так надо, — сжав его плечо, — для нашего плана. — И Римус кое-как потянулся к ножу, тут же одёрнув ошпаренные пальцы. — А вот рукоятка из чистейшего серебра, лучше не трогай. Римус вроде старался отползти, цепляясь за торчащие корни, и в итоге не сдвинул себя ни на дюйм, лишь начав заваливаться на бок. Но его заботливо вернули в вертикальное положение. — Это был ты… — хапнув насыщенного запахом его крови воздуха, вспомнил он сотрясающиеся слова Харли, — ты убил их… — «Детей»? — Помог Фокс. — Да-а, было дело… последним был как раз Йен. Отличный парень! А способность ещё круче. Но от неё уже почти ничего не осталось, — вытянул тот из почерневшего корня слабую водяную змейку. — Я всё поглощаю, даже волка своего поглотил… зато «детишки Сивого» лучший источник подпитки! — Римус ненароком сглотнул, скорчившись от скрутившей внутренности боли. — У укушенных чистокровным магия порой обретает специфический характер. Но даже если они были обычными оборотнями, — уселся тот поудобнее напротив, тщетно попытавшись переманить его уткнувшийся в хижину на фоне взгляд, и огорченно вздохнул. — Ты же должен понять меня, Римус... — нихера я тебе не должен, — представь, каково это было — смотреть оттуда, как отец пытается строить из себя родителя года? Я не мог на это смотреть. Выходил из себя... мне нужно было только его горе. Чтоб он жил, видя, как раз за разом все его старания, все вложенные в своих чад силы растекаются по земле лужей крови. А я в свою очередь насыщался магией! — Ударил по слуху взвинтившийся тон, и Фокс широко улыбнулся со своими блядскими ямочками, очевидно, возрадовавшись тому, что Римус машинально посмотрел в его маниакальные глазки. — Я не мог добраться только до Харли. И всё из-за этого Дэмиана, — что?.. — он смог бы ощутить моё присутствие. Видимо, его обратил другой чистокровный. У меня мурашки по коже были от этого сердобольного парня, — поёжился Фокс. — Он-то привык жить с невыносимой болью окружающих, но мне как-то не хотелось испытать её на себе. Особенно если б он заставил меня прочувствовать всё, что я сделал со своими жертвами, — и дрожь Римуса заиграла на зубах. — Римус, ну не смотри ты на меня так… я не врал! Ты ведь сам решил, что это Сивый их покромсал, верно? — Похлопав ресницами. — Но всё это в прошлом! Гляди, — кивнув за плечо, — Харли жива-живёхонька, — только едва дышит, — и мальца Ричи обещаю не трогать. Я понимаю, что поступал паршиво, просто не мог остановиться, но когда появился ты… ещё в стае, ты открыл мне глаза! Ты боролся со своей злобой, с отцом, меня поразила твоя вера в людей. — Надо с ней завязывать. — И ты помог мне вернуться. Я хочу исправиться, хочу быть похожим на тебя, — о господи… Римус запрокинул голову, прикрыв веки. — Эй-эй… ты там как? — И тут же открыл, вытаращившись во все глаза. — Ты в меня нож вогнал! Как я, блядь, по-твоему?! — Втянул он сквозь зубы принёсшийся дуновением свежий воздух, потратив все силы на очевиднейший ответ. Тот, спустя несколько секунд наглядного анализа, кивнул. — Тоже верно. Только это не нож, а трёхгранный клинок, — [о, ну тогда всё в порядке!] — хоть орехи, хоть доспехи пробьёт. Ну, и шкурки оборотней... — жалобно сведя брови, — ещё чуть-чуть, потерпи, пока папаня не примчится. — С чего бы ему… — Из-за вашей связи, конечно, — мол, что за глупый вопрос! — Он почувствует, что тебе больно. Наверняка уже рыщет где-то поблизости, — поводил тот по ветру носом. — Надо сказать, ты просто везунчик, Римус! Расщепление с волком, связь с укусившим… тебе словно достались все волчьи чудеса! И ведь всё закономерно. Ты не принимал своего зверя, потому что жил с волшебниками, и ваши сущности раскололись. Это же потрясно! А знаешь, откуда берёт ноги способность Харли? В детстве её пытали именно таким заклятием, надеясь пробудить в ней магию. Йен, бедняжка, боялся воды, потому что провалился в одно из полнолуний под лёд, и в итоге научился ею владеть. Всё закономерно. И твоя способность, Римус, тоже неспроста. — Нет у меня никаких особенных сил, — с трудом выцедил он. Без понятия, почему его тело сопротивляется такому естественному инстинкту, как через боль вытащить клинок и разделаться с этим ублюдком. Да хотя бы попытаться! — Для начала попробуй отпустить своего волка, — отмахнулся Фокс. — Собственно, ради этого мы здесь. Против отца нужен именно он. И ранку твою подлечит. Я, само собой, его отвлеку, но мне не справиться без тебя… — взяв его за окоченевшую руку, всмотрелся тот вглубь его глаз, — слышишь? — Будто обращаясь не к Римусу. И хлопнув себя по бёдрам, заозирался. — Божечки, как же волнительно! — Первая встреча с отцом после изгнания... так волнительно, могу представить. — Уже не терпится! — Похоже, он не очень-то спешит на ваше свидание, — просто уже из принципа прыснул Римус. — Действительно, — задумчиво огладил тот двумя пальцами линию челюсти, — о!.. — вдруг загоревшись какой-то идеей. Определённой, мать её, идеей! — Нет! Не... — А если так? — И схватившись за рукоять, провернул клинок в «ранке», вырвав из Римуса истошный оглушительный крик, от которого встрепенулось всё живое в радиусе сотни метров. Ветер ожесточился. На периферии остаточного восприятия промелькнули два синих обращённых к нему огонька. И в глазах потемнело.