Давай дружить? У нас так много общего.
Ржавые промёрзшие петли издали протяжный визг, и слух уловил отдалённое карканье. Обломки обвалившейся крыши были припорошены первым прошедшим на днях снегом. Прогнившая жесть скрипнула под ногами, усиливая эхо тяжелых шагов. И поднявшись на нагромождение хлама, он осмотрелся, сжав окоченевшие пальцы в карманах уже не справляющейся с погодой потёртой серо-коричневой куртки, и развернулся к дальней стене амбара. К заваленному рухнувшими подпорками вольеру, возле которого копошились привлёкшие его внимание два черных ворона. Римус ступил вниз, пласт крыши прогнулся, и резкий звук таки спугнул борющихся за еду падальщиков. Рука, выглядывающая из-под завала, была обглодана вплоть до посиневшего плеча, до которого, видимо, не удалось дотянуться острым клювам. И он взмахом палочки поднял груду мусора, присев на корточки перед сделавшим перерыв на зиму в процессе гниения парнем, уткнувшимся в него затянутыми пеленой и давно потерявшими сочные оттенки когда-то изумрудными глазами. — …о тебе никто даже не вспомнил, да? Парень не ответил. И Римус, приманив из угла служащую ему когда-то мягкой периной местами оледеневшую шкуру, закутал тело и, легко взяв того на руки, трансгрессировал в место, знакомое ему благодаря похождениям под эгидой Сивого. Всего пара секунд. Стражник у ворот даже проснуться не успел. Он уложил то, что осталось от Элиотта Нотта на землю, и исчез раньше, чем тот достал палочку.Мне можно доверять, Римус. Я впервые чувствую такое необъяснимое родство душ!
Едкий дым обжёг лёгкие, и он швырнул скуренную до фильтра сигарету на измазанный в гари и припорошенный мелкими осколками пол. Затушил бычок ботинком. Оглянулся через плечо на потерявший презентабельность гостиничный номер и вновь обернулся к дыре, на месте которой раньше была стена. В руке, так и не переставшей трястись в расслабленном состоянии, сжимался золотой ключ. В сизом небе пронеслись две стремительные чёрные дымки. А в другом конце обугленного Косого переулка виднелся белоснежный фасад единственного уцелевшего здания банка.Можешь считать меня дьяволом, Римус, но ты для меня сраный ангел!
— …а перчатки не понадобятся? — Расплылся так и не сходивший к стоматологу владелец лавки в гнилой улыбочке, от которой у него непроизвольно дёрнулась верхняя губа. — Не понадобятся. — Не разрывая зрительного контакта, запихнул он в сумку голыми руками лязгающее приобретение. — Спасибо. — Имейте в виду, мистер, — прокряхтел тот за спиной, — я скажу, что вы угрожали мне непростительным. Римус, не въезжая в суть, медленно обернулся, и Горбин кивнул в сторону дальнего стеллажа, компенсация за ущерб которого стоила ему дороже купленного товара. Под стеллажом дрыхли два оглушенных стража Нового правопорядка, которых к тому же овивали наколдованные Дьявольские силки. А... — въехал он в суть. — Делайте что хотите.У вас вроде весело!
Ни отпирающее, ни взрывающее заклинание, ни ключ — не понадобились. Стоило ему подойти к порогу, дверь отворилась сама. Если в следующий раз, когда я приду, ты пустишь меня на порог, я тебя выслушаю. На пороге даже не было полоски аконита, но Римус так и так без проблем бы его перешагнул. И хвала пофиг-кому, судя по пустой вешалке, в доме никого не было. Он был не в том состоянии, чтоб кого-либо сейчас выслушивать. Шаг. Ещё один. Плечо приложилось о проём гостиной, и он, запрокинув бутылку, приложился губами к горлышку. Горчащая жидкость скатилась в ноющий желудок, требующий переходящего в ужин обеда, а не сорокаградусного пойла. Свисающая рука — та, что не сжимала бутылку — всё ещё неумолимо потряхивалась и теперь вдобавок саднила на стёсанных костяшках, отпечаток которых он оставил на лице неудачно «позабывшего, который час» гопника. А Римус продолжал вглядываться в прибранную гостиную. Но видел совершенно другую комнату. Журнальный столик, весь в липких разводах, был сдвинут к телевизору со сломавшейся антенной, выдававшей одни помехи. Особая полка с выставленными на ней прокармливающими этот дом книгами была обвалена и покачивалась на державшемся за жизнь гвозде. Опрокинутая бутылка извергала на и так замызганный ковёр никогда не лишнюю добавку рома. — …пап, проснись, — маленький мальчик в растянутом коричневом кардигане пытался достучаться до валяющегося в коматозе рядом с опрокинутой бутылкой мужчины, — ну пожалуйста, пап!.. И естественно, не достучавшись, попытался перетащить неподъёмную ношу с пола на диван, чтобы беспробудная пьянь спала в комфорте. Тот издал удовлетворённый храп, и мальчик, вытерев лоб, поставил бутылку на журнальный стол, выключил телевизор и повернулся к нему, смотря слезящимися орехово-карими глазами так, словно видел его. Но мальчик не видел. И смотрел он не на него, а на когда-то висевшую над плечом Римуса фотографию в рамке.Меня по-настоящему мучает совесть за всё, что я сделал. За всё, через что заставил пройти тебя!
Схема личного расследования Лайелла всё ещё была на своём месте. Римус пробежался по ней отрешённым взглядом и перевёл его на заставленную кровать, склонив к плечу голову. Стопка колдографий так и осталась там, куда он её бросил пару месяцев назад. Бутылка стукнулась о ножку кровати, и он присел на чуть скрипнувший матрас. Галлеон в кармане уже грозил прожечь джинсовую ткань. Вновь пролистанные снимки заставили сглотнуть поднявшуюся к горлу солёную желчь, и Римус, бросив их обратно на кровать, облокотился на колени, зарывшись в волосы.Новые старые лица, прекрасно, так ещё веселее!
Последняя монета провалилась в прорезь, зазвенев внутри аппарата, и он привалился к стенке навеса, проведя лихорадочной ладонью по лицу и заранее особо не прижимая к уху трубку. — Тебя где носит?! Римус честно разомкнул губы, чтоб ответить. Но просто не получилось. — Лунатик?.. — дрогнул беспокойный голос. — Да. Я слышу. — Какой, блядь, молодец. Слышит он! Какого черта ты забрал Фокса и исчез?! Что успело произойти?! Нам ведь нужно… — Без меня, — перебил он скручивающий сердце ряд претензий, прилетевших на одном дыхании. — Пока что без меня, — сжав висящий на шее флакон. — Прости. И трубка — правда не нарочно — жёстко села на держатель, прервав на полуслове задохнувшийся очередной не нужный ему сейчас вопрос.За спасение самой важной для вас жизни!
А она того стоит? Вы сказали, важна каждая жизнь… Убедили нас спасти его… Останетесь ли вы верны обретенным идеалам?.. Спросите его про шестьдесят седьмой год... Вас лишили сил... Кто лишил вас голоса? Спросите про шестьдесят седьмой год.Так ещё веселее! Так ещё веселее! Так ещё веселее. Ещё веселее...
Ещё одна порция воды умыла сотрясающееся каждым мускулом лицо, и Римус, свернув кран, склонился над раковиной. Благо зеркало было разбито угодившей в продуваемое за спиной окно вспышкой заклятия. Он не хотел смотреть на себя. Не хотел видеть свои не сомкнувшие век за прошедшие двое суток глаза. Почему ему казалось, что посмотри он на себя — там было бы то же лицо, что видел Сириус перед падением с четвёртого этажа? Дыхание уже сбивалось от никак не сбавляющейся скорости, пальцы дрожали всё сильнее, а сердце словно застряло в трахее. Но он не думал. Он вообще ни о чем не думал. Не мог. Об стенки черепа бились только чужие слова. Чужой забавляющийся голос. И с каждым наседающим повтором у него сводило челюсть. Снаружи опять разнёсся аукающий вопль, и он, тряхнув головой, оттолкнул себя от раковины до порога общей комнаты. Оттолкнулся от стены, пройдя мимо своего наивного фантома, угрожающего скалящемуся в кресле Сивому. Ты же решил стать кровожадным убийцей, так не поддавайся страху. Не огорчай меня. Оттолкнулся от арочного проёма, прошаркав мимо кухни с оставшимися в ней воспитательными уроками у раскаленной плиты. Да я смотрю, ты сам уже мог бы управлять собственной стаей! Оттолкнулся от перил, спустив своё тело по ступенькам. Как ноги вросли в промёрзшую землю. — Эй!!! Римус?! Что за черт?! Я слышу, что ты здесь!! Сними с меня эту дрянь!!! Над сорванной крышей разве что воздух не плавился от такого накала в приказном голосе. Римус достал из кармана пачку Мальборо и скурил сигарету до фильтра за три затяжки, пока шёл к вопящему амбару. Что Фокс там сказал Сивому, беспокоящемуся за Харли? — Да не надо так орать, — прошептал он и рывком захлопнул погнутую дверь. Хотя ведь с учетом открытого неба над головой в этом не было никакой нужды… А весь этот вычищенный им амбар, по сути, стал одним большим ржавым вольером… — Римус? — Заискивающе и тише окликнул тот. Ему пришлось окликнуть, потому что Римус, как захлопнул дверь, так и застыл, сжимая до боли ледяную ручку. Стоило задеть периферическим зрением прикованный серебряной цепью к прикованному посреди вольера стулу силуэт. — Так, друг. Я был в машине, очнулся в ебучем сарае, меня не тянет блевать кровью, значит, вы меня спасли, и я премного благодарен! — Фокс не пытался вырваться... — Но какого хера я закован в эту цепь?! — …очевидно, уже смекнул, что от этого она сдавливает тело только сильнее. — Больно же!! — Ну да, — выдавил Римус, таки развернувшись к тому, умудряющемуся ещё учтиво выражаться при такой разъярённой физиономии. — Ты хотел стать полноценным оборотнем. Вот, получай… — ещё более безжизненно, чем прозвучал его голос, пожал он плечом, кивнув вдобавок на барьер из позаимствованного из запасов Лайелла аконита. Щедро насыпанного вокруг железного вкрученного в цемент стула. — Слушай, — зачем-то улыбнулся тот, — у тебя там плохой денёк выдался, что ли? Давай всё обсудим. Мы же цивилизованные люди! — Зачем-то ещё шире улыбнулся тот, явив во всей красе свои ямочки. И правую руку Римуса заколотило такой дрожью, что она забила по бедру, а лицо напротив ни с того ни с сего потеряло чёткость. Но белый ряд зубов точно исчез, и вроде Фокс чуть отклонил голову. — Ты узнал. Два едва расслышанных слова. Два сорвавшихся вниз мокрых следа. И тот вновь обрёл четкость, явив совершенно ничего не выражающее лицо. — Как ты уз… — За что?! — Внезапно оказался он в дюймах от перепугавшейся рожи, схватившись за грудки целой левой ладонью. — За что, я спрашиваю?! Правая же снова сжалась в заходящийся кулак до режущей боли с внутренней стороны. — Римус, умоляю, выслушай… — За что?! — И кулак пронзило режущей болью от удара. — За что?! — Ещё раз. — За что?! — В лицо брызнуло что-то горячее. — За что?!! — ...остановись!! — Дернуло его за шиворот от рассечённой на скуле и под бровью рожи. Ещё раз. — Прекрати! Хватит!! — Руки почему-то оказались сцеплены за спиной, и его утянули назад, как бы он ни рвался вперёд. Обратно к черным глазам. — Ты покойник!! Ты сраный покойник!!! — Римус, успокойся!! — Развернули его на сто восемьдесят градусов и потянули на себя за ворот толстовки. — Ты что творишь? — В упор прожгли его серебристые глаза. — У него же твой волк! — Да насрать!!! — Вконец сорвался голос на каким-то образом оказавшегося перед ним обомлевшего Сириуса. — Он убил мою маму. И стоило произнести это вслух, в ушах зазвенел ультразвук. Губы напротив разомкнулись. Сомкнулись. По лицу пробежали какие-то эмоции. Его предплечье зачем-то сжали. А внутри нарастало настоящее землетрясение с эпицентром в правой ладони, которая — едва держащая его хватка ослабла — самовольно вытащила полочку, направившуюся в успевшего только зажмуриться покойника. — ЛЕГИЛИМЕНС!!! И его словно рывком потянуло за вспышкой в бушующий водоворот, наполненный эхом бессвязных рыданий и криков, пока он не оказался в каком-то тёмном лесу перед сидящим над растерзанным телом мальчиком лет семи с ножом в окровавленных по локоть руках. — …что ты наделал?.. — заставил Римуса крутануться знакомый низкий голос, и сквозь него прошёл Фенрир Сивый. Нет. Шон Гудман. — Что ты наделал?! — Впечатал мужчина брыкающегося мальчишку в дерево. — Я-я… я хотел узнать… — всхлипнул тот, на весу хватаясь за запястья, — насколько должно быть больно, чтобы остановилось сердце… — Хочешь узнать?! А если я то же сделаю с тобой?! — Нет! Не надо!! — Завопил тот. — Пожалуйста, пап!!! Как со всех сторон к нему устремилась мгла, расплющив его чёрным верещащим туманом. И Римус, словно его толкнули изнутри, взлетел вверх, приземлившись на что-то пружинистое. На кровать. На двуспальную кровать в просторной освещённой тусклым светом ночного неба комнате, где напротив, прислонившись к двери, на него смотрел Сириус. — Где он?! — Тут же вскочил Римус, незаметно для себя качнувшись и напоровшись на преграду из так же теряющего влияние на него серебра. — Римус, хватит! Приди уже в себя! — Взмолился к нему Блэк. — Фокс там же, мы его не освобождали. Пожалуйста, объясни мне… — Что объяснить?! Ты всё слышал! И я бы знал объяснение, если б ты мне не помешал!! Как ты, блядь, вообще меня нашёл?! — Символичное местечко выбрал, — монохромным тоном. И в солнечное сплетение пришёлся несильный толчок. — Если б я не помешал, ты бы убил его! Я не понимаю, что могло измениться за одну секунду, но что бы ни произошло, возьми себя в руки. Мы для чего его спасли, рискуя всем? Чтоб ты забил его на следующий день?! Нахера тогда всё это было?! — Нахера? Вы узнали больше про крестражи. Риск оправдан. А теперь отойди, Сириус, — еле выцедил он, пытаясь унять дрожь, — ради Мерлина… не трогай меня. — Мы узнали больше про крестражи. И нет, — шагнул тот зачем-то ближе, зачем-то положив ладони на шею. — Я понял, он сделал что-то ужасное… вампиры же сказали: такие, как он, наносят непоправимый ущерб всем вокруг… — это сейчас оправдание было? — Лунатик, услышь. В тебе говорит горе. Тебе нужно остудить голову, выдохнуть. Мы всё обдумаем. Пожалуйста… — прижался тот к его лбу, скользнув прохладными пальцами к затылку. Как его правая ладонь обхватила тонкое запястье. — Ты что делаешь? — Практически в губы и убрав от себя руку. — Ты решил, если мы поцелуемся или я тебя оттрахаю, мне станет легче? Что я забудусь? — И тот шарахнулся, но он сам вновь сократил дистанцию. — Забуду, что этот ублюдок что-то сделал с моей мамой?! Проклял?! Заразил?! С каких пор родиться кем-то стало оправданием?! То есть тебе можно пойти вступить в Пожиратели под бок к своему брату?! Так вперёд! Кто держит?! Ты ж таким родился!! — По потерявшему все краски лицу в паре дюймов сошла перелившаяся в тусклом свете дорожка. Словно плеснув талой водой на раскалённый за рёбрами узел. — Я просил меня не трогать. И он, направившись к двери, вылетел в гостиную Сивого, где его встретили ещё два бесцветных обомлевших лица. — Не смейте даже вмешиваться, — вышагивая к выходу из злосчастного дома. — Это твой решающий выбор! — Вонзился в лопатки силящийся не дрогнуть голос, остановив его в шаге от порога. — Ты не так хотел изменить мир, — всё-таки дрогнул. Ноющая правая ладонь вновь затряслась, и Римус, согнув руку в локте, взглянул на свои уже дважды разбитые костяшки. Перевернул. Это ведь та же ладонь, что ему поджарил Сивый? — У меня никогда не было своего выбора, — обернулся он через плечо под немигающий мерцающий взгляд. — И пошёл этот мир на хуй. Ржавые петли снова издали мерзкий скрежет, запустив приглушённый перезвон цепи, плотно обмотанной вокруг тела поверх измазанной в черно-алой крови рубашки. До ушей донеслось какое-то лепетание, оборвавшееся вместе с железным грохотом. Римус разомкнул на ручке горящие ледяные пальцы, взглянул на засов. Всё равно сюда больше никто не сунется. И повернулся к не спускающему с него черно-розовых глаз Фокса с засохшими подтёками из левой брови и скулы. — …ч-что ты собираешься делать? — Я тебя слушаю, — перевёл он взгляд вправо и размеренно двинулся за своим взглядом. — Римус, ну прости меня!! — Ммм. — Я не хотел… — Чтобы я узнал? — Подцепив одолженную у «забывшего, который час» гопника биту. Дожидающуюся своего часа в уголочке. Идеально сжавшуюся в правой ладони. — Так, ладно. Римус, просто выслушай… — Да я ж сказал, — двинулся он на того, закинув деревяшку на плечо. — Я очень внимательно тебя слушаю. — Скопировал он нервно подпрыгнувший уголок губ, остановившись на расстоянии в пару шагов. Чтобы был простор для манёвра. — Я… — запнулся тот, — Римус, меня смущают одолевающие тебя желания. — Всё нормально, — крепче сжал он рукоять. — Так веселее.Не думай, что я не сломаю тебе все конечности.
Фокс беззвучно открыл рот. Закрыл. Открыл. Ещё крепче. И усмехнулся. — Говори!! — Перекрыл он вырвавшийся крик от прилетевшей со всего размаха по ногам биты. — Зачем ты это сделал?! — Я хотел, чтоб ты страдал!!! — Заорал в его лицо Фокс. — Так же, как я!! — Заплясали пересохшие губы, и он шатнулся назад. — Я знал про тебя… — сорвались стоящие в ненавистных глазах слёзы. — Хоть отец и упрятал тебя… однажды он трансгрессировал, чтобы проведать. Я… я понял, почему. Ты был так похож на Лео, он видел в тебе его… он… ты был ему дороже всех! И я-я… я решил тебя не трогать. Пока что. Решил, гораздо больнее будет забрать тебя потом. Того, кого он пытался сберечь вдали от стаи так долго… — Зачем ты убил мою маму?! Что ты с ней сделал?! — Я не знаю!! — И от стен набатом отразился новый истошный вопль. — Прошу, хватит… — какой-то всхлип. Чей он? — Мне жаль, Римус!!! Я услышал на той стороне какой-то древний ритуал, те волшебники говорили о долгой мучительной смерти и… и просто повторил его. Я… я просто решил, что раз он видит в тебе своего сына, то историю нужно поправить. У меня не было мамы... я убил её!.. и ненавидел себя за это... я просто хотел, чтоб ты тоже винил себя… пожалуйста… — П-п-просто? — Бита с глухим стуком рухнула на пол. — Ты просто решил?.. — Прости… ну прости меня!.. я… я изменился… И всё. Римус словно ослеп. Правый кулак простреливало болью раз за разом, но она была ничем по сравнению с пульсирующей в груди. Во всём теле. Он ничего не видел. Не слышал. И не чувствовал уже физической боли. Его толкало вперёд раз за разом. Даже когда его, как пушинку, оттащили от что-то кричащего Фокса. Даже когда его руки растянули в стороны за запястья. Он рвался вперёд так, что выламывал себе плечи. А по ушам бил рёв, раздававшийся одновременно со скручивающими глотку спазмами. Размытая пелена в очередной раз сорвалась вниз, оттого как его встряхнули с силой, которой невозможно было сопротивляться. И только тогда, завертев головой, он увидел тех, кто его удерживает. Встретившись с горящими желтыми глазами. Его держало два охотника. Он увидел перепуганное лицо Ричи. Увидел сцепленных Сириуса, Доркас и Питера, но даже не мог осознать, что творится на их лицах. Как голову резко развернул пронзительный лязг упавшей на бетон цепи. Рядом с битой. Аконит нахрен сдуло. И хватка на запястьях усилилась в два раза. Фокс, утерев разбитую половину лица, хрустнул шеей. И только хруст и прорвался через стоящий в ушах гул. Тот размял плечи, кисти рук. Он что-то говорил, кивая на явившихся членов стаи. Но Римус смотрел только в набравшие наслаждающихся властью смешинок черные глаза.У него же твой волк!
Фокс приманил с пола биту.Вы не слышите саму суть.
Закинул её на плечо.Он остался вашим волком.
Разошёлся в кроваво-белоснежной широкой улыбке.Вас лишили сил.
И шагнул к нему.Кто лишил вас голоса?
— СТОЯТЬ!!! — Вмиг прервал нарастающий белый шум громоподобный приказ, и Фокс вернул занесённую ногу обратно. Захват на не прекращавших вырываться запястьях чуть ослаб. — Какого?.. — Попытался сдвинуться с места Фокс. — Что за нахер?! — Спросив не понять кого, вперил тот в него недоумевающий взгляд. — ЗАБЛОКИРУЙ ЕГО СИЛЫ!! Черные глаза, словно в подтверждение выполнения команды, вспыхнули на мгновение яркой синевой, как его запястья отпустили, и Римус ломанулся вперёд, даже не анализируя, что сейчас сделал на одних подсознательных инстинктах. Позже. Всё позже. А сейчас он повалил того на пол и желал только того, чтобы эти глаза померкли. Тупая боль в превратившихся в крошево пальцах отдавала в локоть. В плечо. Лицо уже наполовину забрызгало что-то горячее. В вернувшийся пульсирующий гул пытались пробиться какие-то три истошных голоса……раскаянье идет бок о бок с милосердием, идут ли ваши слова бок о бок с делом?..
— Вот! — Удар. — Твоё!! — Удар. — Блядь!!! — Удар. — Милосердие!!! — И его ладони через столь же невыносимую, сколь сейчас неощутимую, боль сомкнулись на чужой шее. — Я убью тебя собственными руками!!! Теперь я жалею только о том, что не убил тебя собственными руками, — парализовало его пронёсшимся отголоском. Под веками ожил стоявший к нему — не способному пошевелиться — спиной Сивый, оторвавший Фокса от земли за побагровевшее горло. Такое же, какое он сейчас сжимал сломанными пальцами. В белках глаз парня — не способного пошевелиться — полопались капилляры. Сквозь заглушающий всё вокруг ультразвук просочился его собственный надрывный воющий рёв. И Римус из последних сил отпихнул себя назад, ударившись лопатками об пол, и зажал лицо не чувствующимися сейчас ладонями. Заорав прямо в них во всю разодранную глотку. Рядом раздался какой-то задыхающийся кашель... — …Римус? — потрепали его легонько за плечо, и он беспамятно мотнул головой. — Брат, вставай… — жалобно проскулили над ним. — Вставай же... — обнаружил он перед собой небольшую ладошку и, скользнув взглядом до локтя, плеча и выше, понял, кто к нему обращается. — Ну?.. — мягко улыбнулся зарёванный Ричи, подмахнув ладонью. — Встань. Римус, насколько ему хватило сил в изломанном теле, поднял руку, и Ричи вытянул его за предплечье наверх, поставив на ноги. Под направленные самые разные взгляды остатков стаи. Четырёх охотников и двух рядовых. Уже даже не держащих Сириуса, Питера и Доркас. Но на них он не смог взглянуть. — Ты можешь управлять им? — Отразившимся от стен басом спросил никогда раньше не заговаривавший с ним охотник. Римус опустил взгляд на снова закашлявшегося, перевернувшегося на бок и пытающегося отползти подальше Фокса и почему-то глянул на всё ещё державшего его за руку Ричи. Похоже на то... Кивнул. Чуть не шатнувшись даже от такого малого движения. Стая, нахмурившись, переглянулась. Посовещалась. У всех загорелись глаза. И бородатый охотник — Алек — выступил вперёд. — Мы знаем твою боль, — прохрипел тот, сжав челюсти. — У тебя наши шрамы. Наша кровь. Все согласны?! — Да!! — Проревели остальные. — Мы признали главным твоего волка, Римус Люпин. Если он подчиняется тебе, нам неважно, в каком он теле. Римус, слабо соображая не отошедшим от аффекта мозгом и тяжело дыша из-за едва утихомирившейся истерики, посмотрел на Ричи. — Ты — наш вожак, Римус. — Мы пойдем за тобой, куда скажешь, — обрушилась на его изнывающее плечо тяжелая ладонь охотника. Все члены стаи на фоне согласно закивали, и Римус чуть было не пересёкся с не отводящимися от него серебристыми глазами. Но не пересёкся. ...то есть тебе можно пойти вступить в Пожиратели под бок к своему брату?! Так вперёд! Кто держит?! Ты ж таким родился!! И смотря в упор на несильно стиснувшего его плечо охотника, кивнул.******
Хоуп Люпин (1941-1969)
Зажившая правая ладонь сжала висящий на шнурке флакон и засунула его под согревающую чарами толстовку. Что значит: «делать всё возможное»? «Делать всё, что от тебя зависит». «Делать всё, что в твоих силах». Это значит, что семилетнему мальчику, почуявшему в шлейфе мамы инородный, похожий на гнилую ламинарию запах, нужно было просто сказать об этом своему отцу, положившись на инстинкты? Это значит, что видалый охотник на тёмных существ смог бы переступить не желающее ничего слушать пренебрежение и связать услышанное со способностью оборотней чуять тёмную магию? Это значит, что обладая внушительной силой, идущей в комплекте с ответственностью, ты обязан ею воспользоваться, а не прятаться по лачугам, закапываясь в древние фолианты? Чтобы на этот раз сделать поистине всё возможное. Сделать всё, что от тебя зависит. Всё, что в твоих силах. Видимо, да. — Прости меня... — сорвался с губ унёсшийся порывом портсмутского ветра шёпот. И он, поднявшись на затекшие ноги, сморгнул скопившуюся в уголках глаз влагу и отвернулся, зашагав с холма к хилому, давно иссохшему стволу мёртвого дерева. К двум стоящим возле него силуэтам, наблюдающим за удивительно спокойным сегодня морем. Волны едва набирали метр в высоту. — С чего начнём? — Всё ещё не полностью восстановившимся голосом спросил подпирающий ствол парень, с невесёлой усмешкой вручив биту и перекинув дреды за плечо. Римус, покатав язык во рту, всмотрелся в тёмно-зелёные глаза и перевёл взгляд с Дэмиана на пустой пляж. Туда, где по волнам прыгал огромный, наслаждающийся свободой волк. А затем повернул голову к заправившей за проколотое ухо развевающиеся платиновые волосы Харли, скосившей на него заговорщические стальные глазки. — Хочешь себе родовое поместье, сестрёнка?