Омежий бунт

После устроенной Сэмом аварии и потопа Дин деловито затеял дома большой ремонт, и к концу месяца оказалось, что им нечем платить ипотеку. Дин понимал, что теперь их спасут только быстрые и решительные меры. Можно было попросить небольшой заем у отца или у матери — они бы не отказали, но Дину что-то очень не хотелось обращаться к ним или еще к кому-то с такой унизительной просьбой. В конце концов, он же альфа и в состоянии позаботиться о Сэмми сам! — Придется продать твою машину, Сэм, — со старательно подделанным, но неубедительным сочувствием объявил Дин. — Чтобы не остаться без дома. — Что? Моя машина? — испугался Сэм. — Но, но почему? А на чем же мы будем ездить? — Ничего, я возьму нам что-нибудь подешевле, — успокоил Дин. — И покруче. У меня как раз есть одна «девочка» на примете. Просто конфетка! Увидишь её — поймешь, что мы даже выиграли. — Не хочу я никакую конфетку! Я хочу оставить свою машину! Ну, неужели нельзя продать что-нибудь другое? — в отчаянии умолял Сэм. — Давай продадим мою капсульную кофеварку! Я буду пить обычный кофе, а не капсулированный… Я буду есть обычное мясо! Пить обычное молоко… — Поздно. Сэм… ты виноват, — тихо и спокойно напомнил Дин. — Не выделывайся теперь и не жопся. Сэм все понимал, но все равно жопился. Просто не мог на это спокойно смотреть. Покупатель пришел и залез в его веселый голубенький Ягуар с откидным верхом. То был очередной щедрый подарок Люцифера. Сэма всегда восхищало, сколько внимания, времени и денег тратил на него этот всемогущий альфа. Ничего не требуя взамен. Просто ради того, чтобы «сделать Сэму приятное». Всегда позволяя ему самому выбрать. Оплатив все сразу и купив заодно еще и страховку. Ну разве не идеал? Сэм подавленно и удрученно смотрел, как какой-то чужой, незнакомый альфа уезжает на его (на бывшей его) машине, и видел в этом самый что ни на есть дурной знак свыше. Удручающее послание Вселенной. Горький символ их новой жизни. Словно вместе с машиной он отказывался и от своей собственной дороги, и от своего собственного яркого я. От своих планов, от будущего, от самостоятельности, от молодости, от свободы и счастья… И все ради того, чтобы прозябать «в рабах» у своего Дина. Сосать ему, подставляться ему и молча прогибаться под него. Проклятая омежья природа! Однако чуть позже Сэм успокоил себя мыслями, что как-нибудь непременно выкупит машину обратно. Эту же самую или приобретет новую такую же. А Дин в то время уже приобрел себе свою «конфетку», о которой рассказывал. Сэм не особенно интересовался, что там будет у них за машина «подешевле», полагая, что это будет просто машина. Но увиденное у них во дворе транспортное средство повергло Сэма в неприятный шок. — Импала? — скривился Сэм, глядя на черное Шевроле 1967-го года, кажется. — Ну? — светясь от счастья, выпрыгнул из нее Дин и так осторожненько захлопнул дверцу, словно переживая, чтобы эта тачка не развалилась. — Что скажешь, Сэмми? Красотка, правда? — Машина как машина, — равнодушно возразил Сэм, пытаясь подобрать слова для своих ощущений и эмоций. — Но очень… мрачная. Грубая. И тяжелая. И старая! — Я и забыл, что тебе все подавай розовое, как у Барби, — отшутился крайне уязвленный Дин. — И что я вообще тебя спрашиваю? Ты ни черта не понимаешь в машинах! — Даже я вижу, что это развалюха, — проворчал недовольный Сэм. — Не умеешь отличать развалюху от классики? — Это классическая старая консервная банка могильного цвета. Желваки у Дина так и заходили по лицу. — На такой только на кладбища ездить, — продолжал вещать Сэм. — Где ей самой и место. Дин сжимал зубы до скрипа, прежде чем сказать: — Так, давай-ка сразу уясним некоторые правила. Не смей говорить плохих слов о Детке! Сэм неожиданно рассмеялся. Сказал: — Очень иронично. Она уже давно Прадедушка, а не Детка, Дин. — Так, всё… Хотел я с тобой проехаться в своей новой машине! С ветерком, думаю, повожу Сэма по городу. Мечтал об этом! — начал выговаривать с напором Дин, задетый в лучших чувствах. — Но ты ведешь себя опять как полная сука! Портишь мне лучший день в моей жизни! — Вот это твой лучший день? — насмешливо и капельку уязвленно, даже ревниво переспросил Сэм, заметив уже, что Дин испытывает какие-то излишне трепетные чувства к этой несчастной машине. — Да, — упрямо подтвердил Дин, усаживаясь обратно за руль. — Даже несмотря на твое поведение и хамство. И хрена-с-два я теперь вообще когда-нибудь дам тебе ключи от этой красавицы! Следить за языком надо было. Сучок, надо же, а!.. Дин раздраженно газанул и уехал кататься в одиночестве. Право поводить Детку Сэм теперь получил лишь спустя два дня. Дин торжественно вручил ему ключи, словно дар божий. Сэм равнодушно их взял и сел в салон. Завел, включил заднюю передачу и сразу же въехал задом в толстую пальму, неуклюже торчавшую в их крохотном дворике. — Блять… Когда ты водить разучился? — досадовал Дин, оглядывая небольшие, но повреждения. — Просто эта машина слишком старая, — всё так же равнодушно объяснил Сэм, ни демонстрируя ни капли вины, как будто это всё было совершенно нормально. — У неё все слишком допотопное, из прошлого. На такой можно ездить только назад. — Сучка! — выпалил Дин, понимая. — Ты сделал это нарочно! — Да, и что? — улыбнулся Сэм не без самодовольства. — Больше никогда не сядешь за ее руль! — пообещал Дин. — Ага. Посмотрим, что ты скажешь, когда у нас закончится пиво или ты захочешь пирог, — прокомментировал Сэм и был в общем-то прав. Тем более, что долго злиться на своего Сэмми Дин никогда не умел, всегда проявляя по отношения к Сэму с его сомнительным поведением чудеса долготерпения и прощения. Помимо страстного увлечения Импалой, Дина еще ждал дома ремонт. Каждый вечер, возвращаясь с работы, Дин потихоньку ремонтировал и приводил в порядок пострадавший дом. А Сэм сначала пробовал помогать, но как-то сразу не заладилось. Очень быстро вместо ремонта у них с Дином попросту начинался очередной секс. Поэтому, чтобы не мешать и самому не скучать вечерами, Сэм стал частенько «задерживаться по учебе». Но усердно шпаклюющий стены и потолки Дин уверенно подозревал, что мелкий предатель, конечно же, гуляет с теми, с кем ему гулять и общаться запрещено. А однажды, вот так вернувшись домой, Дин увидел, что одна из стен неплохо обработана и доведена до идеала без его участия. — Сэ-эм, — строго протянул Дин. — Подойди-ка сюда. Ты трогал эту стену? — Да… — неловко, словно извиняясь, признался Сэмми, в милой защитной шапочке из газеты и с кистью в руке подходя к Дину. — А в чем дело? Я просто хотел тебе помочь. — А я тебе разрешал это делать? — сурово спросил Дин. — Нет, но я… — растерялся Сэм. — Я подумал, что ты будешь рад, если я хоть чем-то… — Нет, я не рад, — отрезал Дин. — Совсем. Ты не должен был этого делать, Сэм, тем более, не спросив меня. Дом — это моя работа. Не твоя! Это я пашу и обустраиваю нашу жизнь. Ты — бережешь себя и заботишься о своей внешности и о чистоте, если она у тебя еще осталась какая-то. В крайнем случае, можешь что-нибудь читать и учить, раз ты это так любишь. Но на мою территорию не лезь! Сколько еще ты будешь пытаться занять мое место альфы и играть мою роль, вместо того, чтобы играть свою собственную? Ты — омега! Омега, Сэм, запомни ты уже это наконец. Я — альфа, а ты — моя омега! — Нет… — Да! — сорвался Дин, не выдерживая. — Это так! Кончай сходить с ума и смирись с простым фактом! — Да я, нет, я знаю, я… хотел сказать… Просто ведь это же была моя вина, — сбивчиво попытался оправдаться Сэм. — Я устроил эту катастрофу с бассейном, я и должен был… — Не должен. Да, ты устроил, а я — расхлебываю, — подтвердил Дин. — Если хочешь еще раз извиниться и помочь, то прекрасно знаешь, что нужно для этого делать. Конечно, Сэм знал. Жалобно и с обожанием глядя на Дина, как на своего всемогущего хозяина, Сэмми сразу же охотно опустился на колени, начиная спускать со своего альфы джинсы и выпуская наружу его немаленькое достоинство. Член Дина заинтересованно подымался прямо на глазах, становясь все больше и тверже. Сэмми начал мягко ласкать его своими нежными губками и языком. Помогая себе руками, он старательно и с любовью ублажал брутальную мощь Дина по всей длине. С наслаждением посасывая головку, словно самое вкусное в мире мороженное, лаская щелочку и вылизывая язычком уретру, Сэм делал Дину очередной крышесносный минет и, поглаживая рукой набухающий узел, с удовольствием ласкал его тяжелые яйца. Дин беспомощно привалился спиной к стене, изо всех сил стараясь держаться на ногах, ибо его колени подкашивались от всепоглощающего кайфа и удовольствия. Мир снова замер и время остановилось в вечной точке рая. Сэмми-маляр выглядел так, что хоть прямо сейчас его на обложку какого-нибудь журнала. А если снять с него глупую майку и оставить только этот рабочий комбинезон на голое тело, то лучше сразу — в журнал для дрочки. Вашу мать, и куда только Бог смотрел, создавая такое существо? Дин тяжело дышал, задыхаясь от желания, и его рука смяла милую шапочку на голове Сэма, пытаясь заставить его взять глубже, дальше в этот влажный и умелый рот. Пальцы Дина с благоговением вошли и впились в темные волосы. Сэмми послушно подчинялся, хорошо принимая большой член старшего, при этом обожающе глядя Дину в глаза снизу-вверх своими виноватыми щенячьими глазами. Какая же сучка, боже, какое совершенство… Дин весь изнемогал, словно превратившись в один сплошной член. Сэмми сосал так хорошо, и в то же время так жадно, как будто никак не мог насытиться этим великолепным стояком. Смятая Дином газетная шапочка давно лежала на полу, и старший теперь несильно сжимал в руке волосы Сэма, стараясь ему не мешать, но при этом символически удерживая его так в своей власти. Если бы Дин не подозревал, что Сэмми может обидеться, он бы честно ему сказал, что в этом и есть его призвание — вот такие минеты. За которые можно было и душу продать, и мир продать, и всех продать. Всех кроме Сэма, разумеется. И вдруг, в момент близкий к финалу, когда Дин, уже не сдерживаясь и обо всем позабыв, низко стонал во весь голос, Сэмми перестал сосать! Дин вздрогнул и недовольно зарычал, но увидел, что Сэмми потрясенно смотрит в направлении окна. Дин проследил за этим его взглядом и убедился, что кто-то стоял снаружи и пялился на них через окно! Блять, да что же это за район-то такой? Дин пригляделся и, хотя против света было очень плохо видно, начал более или менее различать знакомый силуэт. Кас. Кас?.. Нет, серьезно, Кас?! Кас! Понимая, что из-за этого нежданного явления Каса праздник минета стремительно подходит к концу, Дин в спешке провел несколько раз рукой по каменному члену и кончил Сэму в рот. Но так как младший Винчестер отвлекся от члена на Каса, сперма неловко попала ему прямо на лицо. Впрочем, Сэм не обратил на эту досаду практически никакого внимания. Вскочил с колен и побежал на улицу. Побежал к Касу. Дин торопливо убрал успокоенный временно член обратно в штаны, а затем пошел вслед за Сэмми. У него было много чего сказать Касу после всех этих месяцев его таинственного исчезновения. Уже спустя несколько минут Винчестеры немо наблюдали, как Кас в своем неизменном бежевом плаще сидит на их кухне и увлеченно поглощает ароматный и сочный клубничный пирог со сливками, который Сэм испек специально для Дина. Ел Кас так, словно воздерживался от питания во всё время своего отсутствия. Поедание пирога так поглотило все его внимание, что неловко было отвлекать его от столь важного дела хоть единым словом. Перед тем, как вкусить еду, Кас рассматривал каждый кусок пирога, словно инопланетянин, обнаруживший новую форму жизни. А затем с заметным удовольствием погружал кусок за куском в «ангар» своего рта, тщательно пережевывая и запивая всё витаминным морсом, который Сэм сделал специально для Дина по одному сложному рецепту. — Чтоб я всегда так жил, — сказал в финале довольный Кас, отодвигая опустевшую тарелку и графин, и сыто облокачиваясь на спинку стула. — Приходи почаще, — заметил Дин. — Кас, где ты пропадал? Почему не отвечал на наши звонки? — сразу же поперло едва сдерживаемое все это время любопытство младшего Винчестера. — Это… долгая история, — сказал Кас, заметно польщенный всеобщим Винчестерским вниманием. — Да уж, наверное, — усмехнулся Дин с легким упреком. — Мы ничего о тебе не слышали почти три месяца. — Что ж, раз вам действительно есть до этого дело и даже какой-то интерес, — хитро скромничая, произнес довольный Кас. — Я могу начать с самого начала. И он начал свой удивительный рассказ. Оказывается, в тот памятный и прекрасный солнечный день, выдав Дину всю «грязную» подноготную его сводного и развратного младшего братишки и тем самым сделав возможным судьбоносное воссоединение двух любящих сердец, Кас почувствовал, что его миссия выполнена. И после этого в его собственном сердце воцарились пустота. И не просто пустота, а Пустота. Извечная, бескрайняя и всепоглощающая. Потому что сам Кас остался за бортом. Сам Кас не смог сделать счастливым Сэма и не смог добиться любви Дина. Да, Кас остался не у дел. Но — утешал он себя — зато теперь, благодаря ему, Сэм и Дин должны были обрести долгожданное счастье друг с другом. И это было прекрасно. Плюс и минус. Свет и тьма. Святое и грешное. Ангельское и демоническое. Альфа и Омега. Истинные. Неделимые. Связанные прочно и на все века. Но что же оставалось Касу — простой, скромной, одинокой и сиротливой бете, кроме очередной пустоты в сердце и в жизни? В тот острый и болезненным момент Кас не видел больше для себя никаких приемлемых путей. Разве что уйти с миром и покоем, дабы больше не утяжелять этот свет своим бессмысленным присутствием и не топтать землю зря. Он так долго искал смысл своей жизни, нашел его, и вот, снова потерял. Вот почему, выйдя тогда из пляжного домика, Кас направился прямо к шумящему прибою, уверенный, как никогда, что со всем этим пора бы уже покончить раз и навсегда… — Погоди, — ужаснулся Дин, с большим трудом соображая. — Ты хочешь сказать, что в тот день прямо от меня ты пошел в океан топиться?! Хорошенькое личико Сэмми молча и выразительно вытянулось, наглядно показывая, что он потрясен и напуган не меньше, чем Дин. Сэм даже весь выпрямился на стуле и напрягся, нащупав и сжав под столом руку Дина, чтобы почувствовать его моральную поддержку. — Странно, что до тебя это не дошло еще тогда, Дин, — с улыбкой ответил Кас. — Ведь это было так очевидно. Впрочем, ничего странного, я понимаю. Ты был весь поглощен мыслями только о Сэме. Как обычно. И даже больше обычного, потому что вам предстоял Разговор. Но странно, что потом за все эти месяцы, когда я не отвечал на ваши звонки, и никто обо мне ничего не слышал, тебе ни разу так и не закралась даже малюсенькая догадочка о том, что там произошло. Ты же видел мои следы на песке, ведущие в океан. Ты видел мою машину, которая так и осталась там ржаветь. Ты слышал, что я тебе сказал перед тем, как взял плащ и вышел. Дин наконец закрыл свой приоткрытый рот и сглотнул, чувствуя себя полнейшим идиотом. Это было привычное для него чувство, к сожалению. — Но, но, но ты же здесь, — ухватился Дин за этот очевидный факт. — Ты передумал совершать эту глупость, так? — Нет, я вошел прямо в волны, — спокойно рассказал Кас, и Дин почувствовал, как Сэм сильнее сжал его руку под столом, уже до боли, словно этот малыш в страхе ожидал, что вот-вот сейчас Кас признается, что он — мертвец! Воскресший утопленник, который восстал со дна и пришел к ним, чтобы отведать сначала его вишневого пирога, а потом и… самого Сэмми! И поэтому мертвый Кас теперь обязательно заберется к нему ночью под кровать, а потом и НА кровать, под одеяло, обнимет Сэма своими холодными руками и тихонько начнет пожирать его умные мозги, наматывая его длинные извилины на китайские палочки, как лапшу. Судя по квадратным глазам Сэмми, его «умным мозгам» представлялись именно нечто подобное. — Ты… ты утонул?.. — тупо выдавил Сэм дрогнувшим голосом, пялясь на Каса, как на ожившего зомби. Кас закатил глаза. Ему пришлось напоминать самому себе, что Сэмми — просто большой, прямо даже огромный, ребенок. Да и Дин недалеко от него ушел. Вообще, и альфы, и омеги никогда не бывали шибко умными и серьезными существами, чтобы можно было считать их по-настоящему зрелыми и взрослыми. Секс, влечение, любовь, страсть и гормоны всегда играли слишком огромные роли в их жизнях, буквально отупляя и подчиняя себе их слабые, недоразвитые умы. По жизни альфы и омеги оставались рабами собственных чувств, страстей и гормонов, физически не способными поступать правильно и мыслить рационально. Но Сэм и Дин — это вообще был самый тяжелый случай, который встречался Касу. Эти двое были самыми ярчайшими примерами такой ущербности и взаимозависимости. Поэтому, в каком-то смысле, несмотря на приступы одиночества и суицидального настроения, Кас был глубоко рад тому, что он не такой, как эти двое. И что мудрость природы заключалась в том, что бет в мире было гораздо больше, чем альф и омег вместе взятых. — Нет, Сэм, я не утонул, — терпеливо ответил Кас на этот глупейший вопрос. — Но я захлебнулся и потерял сознание. Бурная океанская стихия носила меня бог знает где, и очнулся я все снова на песчаном пляже, не так уж далеко от места, где топился. Хотя тогда я этого не знал. Я лежал пригретый вечерним солнцем и убаюканный шумами океана. Я лежал на песке и на ракушках и был весь мокрый, вода забралась в мои легкие, так что мне пришлось долго кашлять. Но самое ужасное — я не мог вспомнить, кто я. Сэм подозрительно сузил на нем свои рысьи глаза, словно после такого рассказа все еще не был достаточно убежден в «живости» Каса. Как будто в ней вообще можно было быть когда-то убежденным. — Ты потерял память? — переспросил Дин. — Да. И мой телефон полностью гакнулся после купания. А я не помнил даже своего имени, не помнил, сколько мне лет, не помнил, кто меня зачал и вырастил. Совсем ничего не помнил. Почти. — Почти? — Единственное, что эхом продолжало преследовать меня из забытой пещеры прошлого — это волосы. На общий немой вопрос, купаясь во внимании Сэма и Дина, Кас с видимым удовольствием неторопливо пояснил: — Волосы Сэма. — Какие… В смысле, моего Сэма? Вот эти волосы? — переспросил Дин, снова ничего не понимая. — Да, именно они. То есть, я не помнил Сэма так же, как и всего остального из своей жизни. Но я все время видел перед собой эти густые каштановые волосы. Они струились, как жидкий шелк во мраке моей памяти среди пустоты воспоминай. — Они незабываемы!.. — тихонечко пояснил восхищенный Сэм Дину, который смотрел на Каса округлившимися глазами. — Я шел по мокрому песку, сняв ботинки, — рассказывал Кас с легкой улыбкой на губах, вспоминая тот волшебный вечер. — Золотые лучи садящегося солнца отражались в уходящей за горизонт тяжелой глади океана, и этот подвижный блеск превращался в моих глазах всё в те же бесовские пряди, которые я не мог забыть. И я всё думал и думал об этих прекрасных волосах. Но я не мог понять — что они значили, чем они были для меня? Хотел ли я когда-то их ласкать? Или же хотел сам обладать такими? Дин многозначительно приподнял брови на таком неожиданном повороте, глядя на Каса отсутствующим взглядом. Пытаясь представить его с такими волосами. Картиночка получалась не для слабонервных. Дин взглянул на Сэма и увидел, что Сэмми слушает Каса, затаив дыхание и приоткрыв нежные губки. Черт подери, Сэмми выглядел впечатленным такой охуенной романтикой. У Дина даже возникло неприятное ревнивое ощущение, как будто Сэм готов хоть прямо сейчас оседлать чресла Каса и отыметь его член в самом жарком ритме. — …Я встретил бродягу на том пустом берегу, — продолжал с отстраненной неземной улыбкой рассказывать Кас. — Он поделился со мной сигаретой. Мы затянулись, и он спросил, как меня зовут. Я сказал ему: «Не знаю». Он мне сказал: «Ну и не важно». Мы курили и смотрели, как солнце спускается за океан. С водной глади потянуло ночной прохладой и свежестью. «Ты когда-нибудь видел волосы, за которые не жалко продать душу?» — спросил я бродягу, когда пустая пачка полетела прочь, а из его дырявого кармана появилась новая. «За волосы на п*зде Мадонны не жалко продать душу» — ответил он мне глубокомысленно таким вот святотатством и заржал, а потом закашлял. Я понял, что дружбы у нас не выйдет. И что у него рак легких. Из сухих веток мы соорудили костер на берегу. Он приятно осветил сгущающийся вокруг нас со всех сторон ночной мрак. Мрак был и в моей душе, потому что я все еще не имел ни малейшего представления, кто я и где мое место. Черное небо пленяло своей бездонностью и безграничностью. Мы ели хлеб, сыр и шпроты и смотрели на звезды. «Созвездие Лося» — сказал вдруг бродяга, указывая мне пальцами в дырявых перчатках куда-то вверх. «Что ты сказал?» «Созвездие Лося. Видишь? Вон нос, вон ветвистые рога… Вон зад. А вон массивная туша» Я смотрел на лося в небе и по моей душе пробежала дрожью волна… Волна непонятного тепла и трепета. Я лег на остывший песок, подложил руку под голову, закрыл глаза и снова увидел те волосы. — Короче, Кас! — перебил Дин, ревниво наблюдавший за возбужденно ерзающим на стуле Сэмом. — В двух словах: где ты шлялся последние месяцы? Только не говори, что все это время ты ходил по берегу и думал о волосах Сэма! И написал им длинную поэму! — Дин, не перебивай! — возмутился Сэм. — Интересно так… Кас, продолжай, ты так хорошо рассказываешь. — Не подмазывайся, — огрызнулся Дин. — Дин, я же не подмазываюсь, а правду говорю. Мы тут живем, как хомяки в норе: работа, дом, учеба, ремонт, скандалы, секс… А у Каса такая безумная и романтическая история. — Безумная. И только, — уточнил Дин. — Благодарю, — вновь скромно и польщенно произнес Кас. — Там осталось немного, постараюсь быть кратким. Снился мне в ту теплую летнюю ночь на берегу разрушенный храм… Дин обреченно закатил глаза, понимая, что с Касом сладить невозможно. — …и брел я во сне по его руинам, как странник, не знающий ни местных нравов, ни диалекта. На оставшихся кое-где целыми стенах и колоннах пестрели сложные символы, чей смысл мне был неясен. Но я усиленно пытался прочесть их, думая, что это моя память. Нет, сейчас я не уверен, что это была она. Вот что я смог разобрать наконец на одной из главных стен зала на языке древних: Совершенная Омега. И рядом еще: Его Преданный Альфа. И как только я это понял, то огляделся, и увидел эти же знаки по всем руинам. Упоминание имелось в каждой строчке и в каждом столбце. И тогда все вокруг наперебой, каждая стена и каждая развалина, так и зашептали мне со всех сторон: совершенная омега, совершенная омега, совершенная омега… Совершенная омега!.. — И что все это значило? — грубовато и насмешливо спросил Дин. — Думаю, это значило, что шпроты бродяги, которые мы тем вечером съели, были несвежими, — предположил Кас. — Я проснулся на рассвете от голосов рыбаков. Оказалось, что там недалеко был бедный нарко-район нелегальных мигрантов из Мексики, Колумбии, Венесуэлы… До восхода солнца было еще далеко, небо только светилось прохладным лазурным заревом, а они уже были здесь и во всеоружии, готовые зарабатывать, чем бог пошлет. Я примкнул к этим рыбакам в качестве бесплатной рабочей силы. Поднявшийся в океане ветер хлестал меня по лицу и обветривал мои потрескавшиеся, покрывшиеся корочкой губы, соленая вода щипала мою нежную кожу, рыбий запах въедался, казалось, в саму плоть, а я с непривычки то и дело падал без сил, но каждый раз упорно поднимался и продолжал непривычный для себя рыбацкий труд. Всё, потому что я не мог перестать думать об этих проклятых волосах. И я уже знал, что сделаю всё возможное, чтобы выжить, и чтобы вспомнить. Чтобы обязательно найти их таинственного обладателя. Первое же досадное происшествие, когда по моей вине мы потеряли немалую часть улова, случилось еще до полудня. Потом это случилось снова, и еще раз, и один раз я едва не затопил целый катер. Но почему-то эти люди все равно приняли меня к себе. Думаю, им понравилась моя удивительная история про то, как я очнулся на берегу и ничего не мог вспомнить, кроме каштановых волос. Меня так и стали там звать — Волосы. С тех пор каждый день мы вставали в три утра и выходили в море. Ловили в океане рыбу под созвездием Лося. Много разной удивительной рыбы попадалось в наши раскидистые сети. Со временем я кое-чему научился и стал меньше косячить. Мои тело и дух закалились и окрепли. И тогда у меня появилась она… Ее глаза были как два черных бриллианта и источали эгоизм, хитрость и злобу. Я сразу полюбил ее бесстыдные руки и влажные упрямые губы. Мэг была девушкой, но дикой и яростной, словно кошка. Она любила жаркий секс и никогда не делилась своим… Сэмми смущенно сморщился на таких подробностях. Скривившемуся Дину слышать такое от Каса понравилось ничуть не больше: — Черт, Кас… — …В постели она была настоящей тигрицей. Не буду скрывать, мне нравилось быть с этой женщиной. Но я всегда знал, что она — не та. Совсем не та, и волосы у нее не те. У нее были красивые черные волосы, но я никогда не видел их, когда закрывал свои глаза… — Блять, Кас! — не выдержал Дин, которому казалось, что Кас так и подкатывает к Сэму с этой своей пиздецки романтичной историей. — Заканчивай! — В общем, однажды Мэг агрессивно трахала меня под забором. Во время секса она начала меня душить. Я видел ее безумную одержимую улыбку от уха до уха и чувствовал, как сильные пальцы впиваются в мою шею, оставляя там синяки и перекрывая не только дыхание, но и кровоток. Черные круги заплясали у меня перед глазами, и тогда я неожиданно вспомнил. Вспомнил, как когда-то долго и изо всех сил старался войти, но никак не мог проникнуть в… — Ка-ас, — предупредительно произнес Дин. — …в одну строптивую, капризную и отчаянную омегу, — без уточнений закончил Кас. — Мы многое перепробовали. Мы так старались, использовали столько разных методик и техник… Но все было зря. Я все равно не смог войти, потому что эта омега любила не меня, а его девственное тело было куда вернее любимому, чем его разум. И я смирился. Так же, как до этого смирился с тем, что понравившийся мне альфа никогда не обратит на меня внимание, так как любит эту самую омегу, и кроме этой омеги для него никого больше не существует во всем мире. Они оба были созданы друг для друга, и это было очевидно всем, кроме разве что них самих. Вот тогда-то, мгновенно сбросив с себя Мэг, я вспомнил всё от начала и до конца. Вплоть до своего неудачного решения покончить с жизнью. И еще я сразу же подумал, что Бог спас меня не просто так. И что, видимо, моя миссия еще не завершена. — Миссия? — спросил Сэм, глубоко впечатленный и тронутый рассказом Каса. — Миссия — помочь вам обоим обрести счастье и наладить свою совместную жизнь, — пояснил Кас. — Думаю, что я поторопился, решив, что дело уже сделано. У вас есть какие-то проблемы. Я прав? Винчестеры неуверенно переглянулись, не зная, что на это сказать. — А у кого нет проблем? — неопределенно ответил Дин. — Понятно, — произнес Кас. — Что ж, дайте знать, когда созреете для серьезного Разговора. — Непременно, — натянул улыбку Дин. — Тебе первому дадим знать. — Кас, — трогательно и благодарно начал Сэм то, что уже давно хотел сказать, стараясь еще сгладить так неуместный сарказм Дина. — То, что ты тогда сделал для нас, это… намного больше, чем можно ожидать от бывшего любовника и партнера. Ты фактически помирил нас с Дином, дал нам незаслуженный шанс обрести счастье. В общем, знай, что мы навсегда в неоплатном долгу перед тобой. И если тебе что-то надо, если ты несчастен… — Есть у меня одни русский друг. Шаман по имени Сергей, — перебив, пространно произнес Кас. — Он любит всякие поговорки, в том числе — «Долг платежом красен». Винчестеры снова переглянулись. — Так вот, в вашем случае эта штука не катит, — сказал Кас. — Вы мне ничего не должны. Это я вам все еще должен. За то, что встреча с вами внесла хоть какой-то смысл в мое пустое существование. Я вам еще этого не говорил ни разу, но теперь самое время сказать это слово… Спасибо. Понять логику Каса было трудно. Но Винчестеры не стали спорить. Еще немного поговорив о жизни Сэма и Дина, узнав, как они живут, и, конечно, узнав про происшествие с бассейном и всё, что ему предшествовало, Кас пригласил Сэма на личный разговор. Разговор «между умудренной бетой и юной омегой» — так назвал это Кас. Сэм сразу же вопросительно поглядел на Дина. Дин уставился на Каса слегка недоверчиво и подозрительно, но решил не мешать и, легонько кивнув, дал своё добро. Может быть, Кас и в самом деле научит эту наивную и заносчивую омежку чему-то путному? Послушанию и уважению, например. Очень кстати было бы, очень не помешало бы Сэму. Ну, а если Кас посмеет воспользоваться ситуацией и руки распустить… что ж, Дин быстро забудет всё то многое и бесценное, что Кас для них сделал. Оставшись с Сэмми наедине в спальне, Кас присел с омегой за письменный стол и начал говорить, глядя почему-то не на Сэма, а в стену, словно так ему было легче припомнить всё, что необходимо сказать. Кас говорил правильно и размеренно, давая свои мудрые напутствия и наставления Сэму, как родитель — непутевому дитю. Или словно священник — грешнику. Так Кас говорил, поучал и вразумлял младшего Винчестера, словно какую-то книгу пересказывая: — Сэм. Добрый Бог послал тебе твоего альфу. Твоего единственного истинного возлюбленного и наставника — Дина. Самого любящего, самого преданного, самого заботливого и самого терпеливого к своей омеге альфу из всех, что можно представить. Уважать и любить его ты должен, а не выводить его из себя своими выходками и непомерной гордостью. Если действительно любишь ты своего альфу, то покажи ему совершенное послушание во всем, вплоть до полного самоотречения и самопожертвования. Ни словом, ни делом, ни даже помыслом противоречия не оскорбляй его. — Но… — начал было Сэм, чья радость жизни фактически и состояла в противоречии Дину, но Кас не дал ему ничего сказать. — Не перебивай. Я и так знаю, что тебе не по душе мои слова. Так же как не всегда по душе тебе и сказанное Дином. Но ты перешагни через себя: смирись и подчинись ему. Господь потом непременно умудрит тебя, и ты поймешь, что Дин был прав. Отбрось своеволие, грешная омега. Радуй своего альфу послушанием, кротостью, простотой и доверчивостью. Это врожденные качества твои, и не надобно тебе в угоду своего ненасытного эго извращать собственное содержание. Не уродуй то прекрасное, что дала тебе природа, а лучше подари это Дину. Он не будет использовать это против тебя, как делают многие нехорошие альфы. Нет, Дин не такой, и он заслуживает лучшего, как никто другой. Дин заслуживает любви, уважения и полной покорности столь прекрасной омеги, как ты. А ты дал ему только свое прекрасное тело, но всё остальное — самое главное и лучшее в тебе — запер от него на замок и оставил для себя. Зачем такие жестокие издевательства? Если не любишь и не уважаешь ты Дина, то лучше оставь его и уйди, не мучь тяжело влюбленного альфу зря. Если тайно ненавидишь его — тем более уйди. Не для того я сводил вас, чтобы ты коварно истязал Дина самыми разными способами. Сэмми совсем притих с опущенными ресницами, глубоко пристыженный, понимая, что в чем-то Кас прав. — Иногда, не имея никакого здравого рассуждения, Сэм, — продолжил Кас, — ты унываешь и ропщешь, когда получаешь от Дина какие-то замечания. Избавь тебя, Господи, от этого! Ты должен благодушно принимать замечания, сделанные альфой: не отговаривайся, не спорь! Но благодари Бога. За то, что есть, кому наставлять тебя и вразумлять! И порой Дину приходится вразумлять тебя самыми строгими словами. Но как раз в этом и проявляется его любовь к своей омеге. Он не сердится, не ругается, но именно вразумляет тебя. Поэтому обижаться на него нельзя. — Обычно это я делаю ему строгие замечания и вразумления, — осторожненько признался Сэм, робко поглядывая на Каса исподлобья. — А он обижается и обзывает меня занудой. Не понимает, что в этом как раз проявляется моя любовь и моя забота о нем… Кас с муками закатил глаза: — Это еще хуже! — объявил он. — Омега не должна проявлять свою любовь и заботу таким образом. Это категорически не ее роль, а альфы. — Но Дин — такой придурок. Кто-то умный должен же учить и направлять такого несерьезного и придурочного, как девчонка… — начал было возражать Сэм. — Допустим так. Но делать это может кто угодно, только не омега. И, Бога ради, прекрати называть его придурком! Это признак неуважения. Омега должна испытывать священный трепет перед своим альфой и глубокое восхищение его умом, силой и волей. Любовь и забота омеги проявляются в том, что она, забывая о себе и фактически отрекаясь от себя, посвящает свою жизнь своему возлюбленному альфе. Его целям, его счастью… — У нас как-то наоборот скорее, — снова осторожно признался Сэм. — У вас всё в жопу-попу неправильно! — неожиданно сорвался Кас, очень недовольный тем, что у Винчестеров всё идет неправильно, не так как положено природой и Богом. — Кас, но мы же не можем с этим ничего сделать. Мы же не можем переродиться! — Закрыли тему, — устало и разочаровано произнес Кас. — Поговорим о твоей чистоте. Чистота, как душевная, так и телесная, боится малейшего искушения. Омега, понимающая цену этой добродетели, избегает даже самых отдаленных и незначительных случаев, способствующих ее падению. А ведь есть омеги, вольно беседующие с альфами, которые не суть ангелы… Сэм вовремя прикусил язык, решив, что при Касе лучше не упоминать про его продолжающуюся дружбу с Люцифером и Габриелем. Потому что очевидно было, что Кас снова ничего не поймет. Кастиэль Новак был святым отцом в своем прошлом, но, так и не найдя Бога в католической церкви, ударялся затем в самые разные религиозные течения, включая особо полюбившиеся ему восточные. Если бы нужно было рассказать о Касе кратко, в двух словах, то это звучало бы так: всю свою жизнь он искал Бога. Или, на худой конец, хотя бы собственное предназначение в этом мире. Уважая богатые познания Каса, но видя их ограниченность и предвзятость, Сэм решил обсудить с ним лишь один-единственный, но действительно важный и волнующий его вопрос, и теперь только ждал удобной минуты, чтобы начать. — …Этот ваш подозрительный сосед, перед которым ты оголяешь свое сексапильное тело, Сэм — он ведь не из добрых намерений смотрит на тебя, — продолжал свои поучения Кас. — Ты это знаешь. Но его внимание льстит тебе, раздувают твое и без того слишком большое эго. Кроме того, его непристойные взгляды и молчание возбуждают в тебе самые низменные инстинкты. Будь осторожен и бдителен! Помни простую мудрость: чтобы не переступить черту — лучше к ней и не приближаться. Прикрывай свои прелести, когда ты не наедине с собой, Сэм! А лучше прикрывай их вообще всегда. Ведь некоторые омеги могут грешить и сами с собой. И мы оба знаем, как свойственен именно тебе именно этот грех: самоублажение! Да, я всё помню, Сэм, и вряд ли когда-нибудь смогу такое забыть. Всё всегда начинается невинно, не так ли: ты раздеваешься или моешься и смотришь на свое красивое, совершенное, разгоряченное тело в зеркало. Всё сильнее тобой начинают овладевать различные непристойные, извращенные желания и мысли. И вот уже ты сладко стонешь, развлекаясь с вибратором, с дилдо или еще какими-нибудь омежьими игрушками, которые возжелала твоя ненасытная омежья натура. Ты течешь, выгибаешься, дергаешь себя за чувствительные соски, которые уже вовсю стоят. Ты сосешь свои пальцы, а потом засовываешь их в себя как можно дальше, туда, где влажно, даже мокро и горячо. Ты надрачиваешь свой большой и твердый возбужденный член, Сэм, и, постанывая, двигаешься так, как будто бы тебя кто-то трахает, хотя внутри тебя только очень крупная игрушка… Но тебе этого достаточно, и ты постепенно увеличиваешь скорость и частоту своих непристойных движений. Трахаешь себя, пока твое измученное страстью тело не эякулирует, далеко и с силой вытолкнув сперму на любые ближайшие поверхности. А потом ты пытаешься отдышаться, прийти в себя и вытаскиваешь из себя игрушку. И сразу же ощущаешь оставшуюся пустоту. Огромную пустоту. Ибо ты согрешил, — обрисовывая грехи Сэма, Кас несколько раз облизывал пересохшие губы и наконец вывел уже ожидаемую мораль. — Ибо всё это — тоже измена. Не такая ужасная, как любая другая, но все же измена. Дин этого не заслуживает. Сэм снова виновато понурился, вспоминая все те разы, когда вот так «изменял», оказывается, своему любимому человеку. Впрочем, он сомневался, что Дин воспринял бы это как измену. Скорее всего, такому извращенцу, как Дин, всё это даже понравилось бы. И единственное, что здесь расстроило бы Дина — это что он не видел ничего этого своими глазами. — Блюди свою чистоту, избегай смотреть на себя и на других альф, — продолжал учить Кас. — И особенно избегай особей, проявляющих к тебе особенное внимание. Таких как Габриэль или Люцифер. Омега, которая любит похвалы, недолго остается равнодушной к тем людям, которые ее хвалят. Помни об этом, Сэмми, и храни свое омежье целомудрие и верность в браке. Будь благоразумен! Не гордись своей красотой, сексапильностью и привлекательностью. Вовсе не эти качества делают кого-то особенным. Знаешь, какая существует поговорка про омег: длинный волос — короткий ум. Но вовсе не сами волосы отупляют омег, а тщеславие! И самомнение. Избегай, Сэм, случаев соблазна, умножаемых врагом нашим — дьяволом. И да не будет тогда по-настоящему серьезных угроз вашему с Дином счастью. А со всем остальным можно разобраться. Но с изменой придется жить всю оставшуюся жизнь… — А что ты скажешь… Что если, например, есть омега, которая кое-что скрывает от своего альфы? — попробовал начать издалека Сэм. — Ни в коем случае омега не должна ничего скрывать от своего альфы! — громко зачитал эту «прописную истину» Кас, снова устало прикрыв глаза. — И тем более врать ему. И альфа тоже не должен врать своей омеге. Однако в некоторых, очень редких, исключительных случаях альфа все же может врать своей омеге. Но только если он по серьезному размышлению решит, что это действительно необходимо, и что так будет лучше для всех, включая саму омегу. При этом омега не должна врать своему альфе никогда, ни при каких обстоятельствах! Даже если по размышлению она решит, что так будет лучше. Омегам нельзя врать своим альфам, потому что ложь омеги — есть страшное оскорбление и удар для его альфы! Ты понимаешь разницу, Сэм? Омега принадлежит своему альфе, она вверяет себя и свою жизнь в его сильные и умные, надежные руки. Потому что верит, что он обо всем позаботится. Поэтому ложь альфы хоть и нежелательна, но в принципе дозволительна, и при серьезных обстоятельствах может иметь место быть, так как она не унижает, а оберегает. Ибо омега — есть часть альфы. И каждый альфа да любит свою омегу, как самого себя, а омега да убоится своего альфу… Смешок Сэма заставил Каса замолчать и недовольно уставиться на него. — Что смешного я сказал? — Что я должен бояться Дина. — Именно так. А ты совсем его не боишься? — Нет, — хвастливо заявил Сэм, при этом немного отклонившись от правды, потому что Дина он немножко все-таки боялся. — Знаешь, иногда мне кажется, что это он меня боится. Просто у него бывает такое лицо, как будто у меня рога и копыта выросли. — А еще хвост. Это потому что ты ведешь себя, как непрошибаемое, тупое и упрямое парнокопытное! — не выдержав, высказался Кас. — А теперь я тебя слушаю, Сэм: что ты там опять скрываешь от Дина? Было уже совсем поздно, когда Дин, ужасно соскучившись со стаканом в одиночестве, передумал всякое и уже представить себе не мог, о чем Сэм и Кас могут так долго разговаривать. Муки нехороших подозрений и ревности сделали свое дело, и Дин, осторожно подойдя, приложил ухо с другой стороны двери и прислушался. Он услышал монотонный голос Каса, словно лекцию зачитывающий, кажется, что-то из Библии, благо Сэмми был верующим: — …Омега, повинуйся своему альфе, как Господу, потому что альфа есть глава омеги, как и Христос — глава Церкви, и Он же Спаситель тела. Но как Церковь повинуется Христу, так и омеги повинуются своим альфам во всем. Альфа любит свою омегу, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее. Должен альфа любить свою омегу, как свое тело: любящий свою омегу любит самого себя. Ибо никто никогда не имел ненависти к своей плоти, но питает и греет ее, как и Господь — Церковь, потому что мы члены тела Его, от плоти Его и от костей Его. Посему оставит альфа отца своего и мать и прилепится к омеге своей, и будут двое — одна плоть. Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви… Дин потихоньку приоткрыл дверь и увидел, что Кас, словно аутист, смотрит в стену и говорит фактически сам с собой, потому что Сэм спокойно себе спит. Было очевидно, что мозг омежки не выдержал столько новой и нудной, непонятной информации. Милые глазки Сэма начали слипаться, и нежное солнце заснуло, упав лохматой головой на стол и не дождавшись окончания мудрых проповедей Кастиэля. Как нередко бывало, ниточка слюны протянулась из приоткрытого рта младшего Винчестера, наглядно показывая, что Сэмми уснул очень крепко и сладко. — Заканчивайте ваш институт благородных девиц, — хрипло сказал заглянувший в комнату Дин, увидев эту картину. Кас вздрогнул, словно очнувшись, и, взглянув на спящего Сэма, был вынужден согласиться с Дином. Когда Кас был готов покинуть их крохотное гнездышко, Сэм ушел на кухню собирать ему вкусности в дорогу. А тот тем временем обратился к Дину: — Возможно, тебе сложно будет в это поверить, Дин, но мое появление у вас на самом деле не случайно, а предопределенно и продиктовано волей Небес. Это… Это всё Сэм. Подумай — хорошо ли ты его знаешь? Он многое от тебя таит, — загадочно и неопределенно поведал Кастиэль. — Он… делает нехорошие вещи. — О чем ты говоришь? — мгновенно сосредоточился Дин. — Этого я не могу тебе сказать, поскольку не хочу снова предавать доверие Сэма. Не бойся, он не торгует собой по вечерам и не трахается с Гордоном, если ты вдруг подумал о чем-то таком. Дело совсем в другом. Попробуй поискать ответы сам. Уверен, что это не составит для тебя большого труда. Просто прояви свою бдительность. В любом случае, тебе лучше всё увидеть самому. Сэм — очень непростая омега, с трудным характером и паталогической склонностью практически ко всем тяжелым грехам. Но зато он обладает удивительным и редчайшим омежьим потенциалом и особенностями. Так что, при достаточном усилии, я тебе точно говорю — из него можно сделать Совершенную Омегу! Да, я знаю, что это миф, но у нас есть реальный шанс превратить его в реальность. Сэм… Дин, я видел в нем это и раньше, но сегодня еще раз убедился, что из Сэма можно сделать по-настоящему идеального любящего мужа, заботливого отца и преданного хранителя домашнего очага. Но с нашей стороны необходимо будет хорошо постараться. Возможно, нам предстоит нелегкая битва. Желаю тебе удачи, понимания и много терпения, Дин.