Наивное хрупкое сердце

Всё тот же парк, всё то же вечернее время. С новости о сотрудничестве Портовой Мафии с Вооружённым Детективным Агентством прошло несколько дней — за это время Акутагава сидел дома, не желая никуда выходить. Телефон он отключил. В самом начале к нему приходила его сестра, Гин, чтобы проверить, в порядке ли он, и перевязать его раны. Она уже знала, что произошло, но ни слова не спросила — лишь потом, придя к Огаю Мори, попросила дать Рюноске время, чтобы остыть, чтобы всё обдумать. За это время Акутагава очень, очень много думал, анализировал, пытался понять, что делать дальше. Его донимало понимание того, что всё это время он действовал словно машина, которая только лишь отключала свои чувства и потребности. Он понимал, чего хотел, но упорно ставил Мафию выше. Всегда. Его мучило чувство вины. За всю боль, что он принёс Ацуши, за то, что не предупредил его сразу же о своей ужасной работе, о том, чем он действительно занимался. Он ощущал вину за то, что подсознательно уже знал о том, что, конечно, Ацуши его простил и даже не обижался, так свято верящий в их хрупкую дружбу. Он понимал, каким человеком являлся Акутагава, и всё равно был рядом, разве это не трогательно? Его мучила недосказанность. Он вдруг остро осознал, что ему просто необходимо узнать в самое ближайшее время как можно больше о том, что думает Ацуши о сложившейся ситуации, о нём самом и его работе, о том грёбаном поцелуе у подъезда. Он сделал это специально? Чтобы смутить? Пошутить? Нет, он ведь не способен на такую жестокость, он слишком чист для такого. Акутагава знал, что значат подобные поцелуи, но упорно отвергал такую возможность, ведь разве он достоин большего? Он понимал, но всё же хотел убедиться в том, что это не плод его воображения, лично. В какой-то момент, на третий или четвёртый день своего затворничества, Акутагава понял, что готов поговорить, он буквально нуждался в этом. Поэтому сейчас сидел здесь, в парке, безумно желая, чтобы сюда пришёл один единственный человек. Он надеялся, что ещё не поздно. На самом деле, Ацуши приходил сюда каждый день, надеясь на то же самое. — Привет, — смущенная улыбка. — Привет, — вздох облегчения. Повисло молчание. Стало неловко — им нужно столько обсудить, столько решить. Но почему-то нужные слова никак не находились. Ацуши сел рядом. — Как себя чувствуешь? Куникида передавал свои искренние извинения. — Спасибо, уже лучше. — Это хорошо. — Можешь передать ему, что я даже почти не держу зла. — Почти? — с улыбкой спросил Ацуши. — Именно так. Акутагава выглядел измученным: кожа бледнее обычного, большие синяки под глазами. — Я очень рад тому, что теперь мы будем вместе сотрудничать, — начал Ацуши спустя несколько минут. — Это была моя идея, кстати. А ты что думаешь? Ты… рад? — Да. — Правда? Ацуши уже столько сделал для него и для сохранения их общения, что становилось стыдно — ведь он всё это время только отталкивал его. Но больше Акутагава не был намерен так поступать. — Правда. — А что думаешь насчёт того, что теперь мы будем вместе с тобой ходить на задания? По-моему, это круто. — Да, — едва заметная улыбка. — Но если что, эта идея уже не моя. — Да, я знаю. — Дазай-сан сказал, что мы с тобой столько всего можем сделать вместе, просто объединив способности. Если честно, уже не терпится попробовать. А тебе? — Что он говорил ещё? Зачем ему это? — Я рассказал ему о тебе ещё до того, как узнал, что ты из Мафии. — Как это произошло? — Знаешь… совершенно случайно. Мы переписывались с тобой по телефону, а в это время я был на работе и Дазай был рядом, поэтому он спросил, чего я так улыбаюсь. Я рассказал, что познакомился с замечательным человеком. — Замечательным?.. Сердцу стало теплее. Он действительно так считает, это так мило и, о боже, так смущающе, да. — Да, я рассказал ему о нашей встрече, не в подробностях, конечно, но всё же. И в какой-то момент я назвал твоё имя, а Дазай, шутя, спросил, не Акутагава ли это. — И что потом? — Когда он увидел мой шок, он тоже удивился. Спросил, уверен ли я в том, что тебя зовут именно так. Он даже описал твою внешность, а когда я сказал, что да, я не ошибаюсь, и мы говорим об одном и том же человеке, он очень сильно задумался. — Правда? Это было так непохоже на того Дазая, которого он знал раньше — жестокого, бесчувственного и безумно холодного. Да, Акутагава уважал своего бывшего наставника, но он никогда не получал ни единого тёплого слова — как ожидать от него в таком случае чего-то хорошего? — Да, мне показалось, что он знает тебя немного с другой стороны, что ли. И поэтому не мог сопоставить того, кого он знал, с моими описаниями тебя. — А что ты именно рассказал обо мне? — Ну, я сказал, что у тебя очень приятная внешность, пусть и улыбаешься не так часто, как хотелось бы, что ты, конечно скрытный, но на самом деле очень чуткий и просто скрываешь то, что чувствуешь. Сказал о том, что ты любишь древнюю живопись и что очень круто о ней рассказываешь. Сказал, что ты показал мне город, что заботишься обо мне, провожая. В общем, да, он очень сильно удивился. А что между вами было? Я имею ввиду, какую сторону твоей жизни он знает? — Не самую лучшую, это точно. Стоило ли говорить о том, что такой она являлась во многом благодаря ему? — Ты расскажешь? — Как-нибудь потом. Мне интересен сейчас немного другой вопрос. — Какой? — Почему он решил объединить нас? — О, я спрашивал об этом на днях. Он сказал, что наши способности идеально дополняют друг друга, а то, что мы хорошо общаемся, является только плюсом. — Но зачем? — Я думаю, что он решил нам помочь. Тяжело ведь враждовать с собственным другом, да? — Может быть, ты не знал, но у Дазая тоже есть друг из Мафии. И почему-то враждовать им было явно не в тягость. — Правда? Ну, не знаю, как они общались до этого, но ведь сейчас у ВДА с Мафией союз, ведь так? — Да, просто мне показалось это странным. — Может быть. Повисло молчание. В нём не было неловкости, в нём было тихое понимание момента. Каждый думал о своём, подбирал слова. — Рюноске? — Да? — Помнишь нашу первую встречу? — Сложно такое забыть. Ацуши смущённо улыбнулся. — На днях, сидя здесь и ожидая твоего прихода, я вспоминал её и знаешь что? — Ты приходил сюда? — Конечно, иначе где я встречу тебя ещё? Но сейчас не об этом. — Хорошо. — Тогда ты сказал, что ты хотел попробовать себя в живописи. Помнишь? — Кажется, да. — Ты пробовал? — Нет. — Может быть, пришло время? Нарисуешь… меня? Повисло молчание. Акутагава нахмурился, повторяя про себя его последний вопрос. Нарисовать, серьёзно? — Я не настаиваю, только спросил. — Мне кажется, нужно начинать с более лёгких для рисования идей. Портреты это сложно. — А что сложного во мне? Я думаю, меня очень легко нарисовать. Просто посмотри. Акутагава посмотрел на Ацуши. Внимательно, рассматривая все детали: приподнятые светлые брови, сложный переход от сиреневого к жёлтому оттенку радужки, едва заметный шрам, пересекающий тонкой диагональной нитью щёку, бледные, улыбающиеся левым уголком губы, острый подбородок… — Сложность в том, что я никогда не делал этого раньше, — спустя время тихо сказал Акутагава. — Но ты ведь хочешь начать, да? — улыбаясь ещё больше, спросил Ацуши. — Может быть. — Так давай попробуем! Так просто и наивно — взять и сделать. — У меня даже нет с собой карандаша и блокнота, не говоря уже о красках. — Разве это проблема? Магазины существуют. — Ты хочешь сделать это сейчас? Ацуши наконец-то задумался над ситуацией. — Оу, да, наверное, сейчас не самое лучшее время. — Вот именно. — Я думаю, это можно сделать завтра. — Я так понимаю, ты уже от меня не отвяжешься, пока не получишь свой портрет? — Эй, ты хотел попробовать ещё месяц назад, зачем тянуть ещё, если ты хочешь этого? — В самом деле. Наверное, ты прав. — Замечательно. Жду портрет! — Надеюсь, ты понимаешь, что теперь тебе придётся очень долго позировать для него. — Понимаю. Я готов на всё. — Хорошо. Тёплое, душистое лето. Их разговоры ни о чём заставляли забывать обо всём, что происходило за границами этой скамьи в парке. Хоть сейчас и темнело немного позже, чем раньше, но всё же солнце уже давно скрылось за линией горизонта в апельсиновых оттенках, уступая место глубокому чёрному, который стремительно расползался по всему небу, рассыпая едва заметное свечение огромного количества звёзд. — Рюноске? — Да? — А может быть, в этот раз я провожу тебя? — Ты серьёзно? — А почему нет? — Я провожал тебя, потому что волновался. Логичнее мне тебя провожать, разве нет? — Ты думаешь, я не могу постоять за себя? — Я не сомневаюсь в твоих силах. Вооружённое Детективное Агентство является достойным соперником, все твои коллеги имеют сильные способности, и ты наверное тоже, пусть я так и не видел, как ты используешь их. Я имел ввиду другое. — Что же? — Вечером именно Мафия заботится об этом городе. — И? — Ты правда не понимаешь? — Нет? Я просто хочу проводить тебя. Акутагава закашлялся. Посмотрел на своего собеседника, явно полного решимости. — Мне тебя не переубедить? — Нет. — Пошли. Они шли в тишине, были слышны только неспешные шаги — они не торопились, растягивая свою прогулку ещё больше. Акутагава жил довольно далеко от дома Ацуши. Район казался совершенно обыкновенным, но Ацуши не помнил, чтобы когда-нибудь здесь проходил хотя бы раз. Это была самая окраина города. — Рюноске, а помнишь, что ты обещал мне рассказать, что тебя не раздражает? — Помню. — Расскажешь? Акутагава задумался. — Удивительно, но меня не раздражают твои бесконечные вопросы. — Правда? — Да. — Значит, я могу и дальше спокойно их задавать? Замечательно. — Чёрт, кажется, я сделал только хуже. Ацуши рассмеялся — звонко, немного прикрывая лицо своей ладонью. Акутагава тоже улыбнулся. И всё же его что-то беспокоило. Недосказанность заставляла дрожать от волнения. Они подошли к нужному подъезду и остановились. — Ацуши. Акутагава собрал всю волю в кулак, но мигом растерялся. Ацуши, казалось, понял его мысли. — Если ты переживаешь насчёт нашего дружеского общения, то не стоит. Я не отвернусь от тебя, даже не пытайся теперь от меня отвертеться! — Я уже понял это. — Ну наконец-то! Акутагава глухо рассмеялся. — Ацуши, я хотел спросить тебя о том случае у твоего подъезда, когда я провожал тебя… — Хм, — театрально удивился Ацуши. — Что такое? — Ты не понимаешь? — теряя надежду. Конечно, Ацуши понимал, но так хотелось услышать из уст Рюноске об этом. Он помотал головой в отрицательном жесте. — Я имел ввиду тот… поцелуй, — очень осторожно, тихо, боясь спугнуть. Рюноске покраснел? Это что-то новое! — Не понимаю, о чём ты говоришь. — Чёрт, извини, наверное, мне просто показалось. — Не извиняйся! — с улыбкой Ацуши передразнил привычку Рюноске. — Да, хорошо, не буду, — кажется, он не понял, что это шутка. Он воспринимал это слишком серьёзно. Выглядел ещё более растерянным. Опустил голову. Ацуши быстро осознал свою ошибку, поэтому придвинулся ближе, пытаясь заглянуть в глаза. — Наверное, ты имел ввиду такой? — Ацуши произнёс это обжигающим щёку шёпотом, а потом поцеловал так же, как уже делал это ранее. — Зачем ты сделал это? Я же просто спросил! Я не просил этого делать! Рюноске выглядел испуганным, он округлил глаза и быстрый стук его сердца можно было услышать даже с такого расстояния. — Я просто хотел это сделать… — Зачем? — не унимался Акутагава. — Ты заслуживаешь больше заботы и любви. Он правда не понимал. Это действительно происходит с ним? — Рюноске, я поцеловал тебя потому что ты мне нравишься, понимаешь? — Это правда? — Пожалуйста, не сомневайся. Я никогда тебя не обманывал и не буду. Акутагава почувствовал себя таким уязвимым и чертовски хрупким. На него нахлынула огромная волна чувств, заставляя дрожать и пребывать в ступоре. В этот самый момент его хватило только лишь на то, чтобы порывисто обнять Ацуши, пытаясь скрыть своё смятение в мягких светлых волосах, пахнущих зелёным чаем. Он обнимал его крепко, будто цепляясь за что-то единственно важное в этой жизни. Ацуши не ожидал такого порыва, поэтому просто приятно удивился. Он обнял Рюноске в ответ, едва уловимо гладя его по спине. — Рюноске, можно я поцелую тебя ещё?