"You love me. Real or not real?" "Real"

      В этот момент у меня будто открылось второе дыхание. Я спала всего пару часов, но за моей спиной выросли крылья настоящей сойки, усталость прошла, я почувствовала в себе новые силы.       Теперь мне известно, что Пит борется, я открылась ему, и я открылась себе и чувствую облегчение, пусть и не уверена, что сделала это вовремя. Весь вечер и ночь я помогала медсёстрам во временном лазарете, большинство людей узнавали меня сразу и были очень рады почти сказочному спасению из Капитолия.       Некоторые, однако, винили меня во всех злоключениях Дистрикта, но медсестры и волонтёры старались оберегать меня от них, как морально, так и физически. Не удивлюсь, если окажется, что по личному требованию Коин, но сегодня я не против такой странной заботы, потому что и сама стараюсь абстрагироваться. То, что произошло со всеми нами уже не изменить, а Бэт права, я должна сделать все, чтобы повстанцы победили, чтобы смерти людей были не напрасны. Больше всего я, конечно, скучаю по Цинне, что угодно бы отдала, чтобы провести с ним час, на безрыбье буду заглядывать к Бэт, надо узнать, не родственница ли она, очень уж похожа.       Работа в лазарете не только помогала мне переключиться с грустных мыслей на позитивные, но и в целом прийти в себя, почувствовать себя полезной, нужной, вспомнить насколько значимую роль, я играю в этом восстании, а бонусом дала некоторую информацию:       1) Гейла видели в лагере выживших и бежавших из Двенадцатого, большую часть людей вывел из-под обстрела именно он. Они спрятались на нашей луговине и, кто во что горазд, пытаются заниматься собирательством, чтобы протянуть, пока не вывезут всех.       2) Мадж приносят на носилках, она в очень плохом состоянии, некогда прекрасное лицо всё в ссадинах и страшных ожогах, длинные пшеничные волосы опалены. Самые длинные уцелевшие пряди теперь едва ли достают до плеч. И я не уверена, что она снова будет красива, когда поправится. Гейл с их дворецким — Пэрри — её единственную вынесли из горящего дома живой, Пэрри погиб через пару часов, отравившись угарным газом, Мадж выжила каким-то чудом, возможно потому, что лежала, а угарный газ поднимается вверх.       3) Мою маму никто не видел, но вот сестра точно жива, она помогает раненным вместе с Гейлом — это уже шикарная новость, что они оба живы, но мысли о маме очень тревожат меня.       4) В одной из последних групп, самых здоровых, я замечаю мистера Мелларка. Он очень подавлен, все время плачет, и я практически не могу разобрать ни слова. Так как у него нет никаких визуальных повреждений, и все простейшие тесты он легко проходит, я должна отправить его в блок на распределение, но чувство долга за всю его доброту ко мне не позволяет оставить его наедине со своим горем. Я даю ему плед и прошу дождаться в общей зоне конца моей смены, но мужчина не соглашается и идёт в зону раздачи пайка. Ну конечно, куда ещё пойти пекарю, как не на кухню? Какое дешевое клише!       Несмотря на то, что я чувствую себя прекрасно, в шесть часов утра меня отправляют на отдых: мне официально запрещено работать больше двенадцать часов по медицинским показателям. Против моря не повоюешь. Переодеваюсь я под гулкие звуки урчащего желудка: ещё бы, прошло столько времени, а в моем рту и маковой росинки не было.       Во временной столовой почти никого, и я легко нахожу отца Пита спящим за пустым столом. Беру бутерброд с чем-то, отдаленно напоминающим колбасу, и стакан воды, чтобы серенады моего желудка перестали заглушать мой голос. Я сажусь напротив и медленно накрываю его руку своей, чтобы разбудить, но не напугать.       — Мистер Мелларк, как Вы? — шепчу я, желая не привлекать лишнего внимания немногочисленной публики. Я много раз общалась с отцом Пита до того, как началась наша «хоррор сторри». Он всегда был исключительно добр ко мне: покупал наших белок; не торгуясь; пришёл проститься со мной и угостил печеньем, которое я так невежливо выкинула в окно поезда; в конце концов он даже обещал заботиться о Прим; а на играх я ещё и узнала, что он был влюблен в мою маму.       Я смотрю на него и понимаю, что Пит — точная его копия: вот они — нежные синие глаза, которые сейчас опухли от слез; вот белокурые волосы, только уже тронутые сединой; вот ямочка между бровей, которая из-за возраста уже не исчезает, когда он перестаёт хмуриться. Как я раньше этого не замечала? Сын во всём вырос похожим на своего родителя.       Я нервно проглатываю пищу, когда замечаю, что просто сижу и откровенно пялюсь на отца Пита, перевожу взгляд на наши руки. Даже его руки, короткими и широкими пальцами, огрубевшей от тяжелой работы кожей напоминают мне Пита, по которому прежде я никогда не скучала. За время перерыва между играми у меня ни разу не возникало желания его увидеть просто так, а теперь все мысли о том, как он там в своей маленькой уютной палате.       — Зови меня просто Генри, пожалуйста, мы ведь чуть не стали родственниками.       — Да, точно, хорошо, — сковано отвечаю, некоторое время он молчит. А потом решается ответить мне хриплым и необычно низким для него тембром, пронизанным болью и скорбью.       — Как ты думаешь, что может чувствовать мужчина моего возраста, разом потерявший всё: дом, работу, жену, детей? — едва он поднимает на меня глаза, как те сразу наполняются слезами.       — Но Пит жив, вы не знали? — быстро произношу я, его взгляд оживает.       — Жив? Ты спасла его? — надежда быстро вспыхивает в его глазах. — Я был в доме Пита, когда началась бойня и видел только то, как на него напал этот паршивец из Четвёртого — Одейр, я видел кровь, он был явно сильнее, так что я и не надеялся, а потом картинка прервалась… Я думал он убил его, неужели ты успела прийти на выручку сыну? — снова сквозь слёзы счастья говорит мой несостоявшийся свекр.       — Нет, не успела, — осознавая собственную глупость, что позволила нас разлучить, я поджимаю губы, — Финник не собирался его убивать, они с Джоанной были в сговоре с повстанцами и защищали нас.       — Вот оно как… Теперь понятно почему он стал делать ему искусственное дыхание. А зачем тогда они на вас напали? Прости, я не понимаю, мозги уже не те.       — Дело в том, что перед отправкой на арену каждому трибуту под кожу на руке вводят чип слежения и, чтобы уменьшить вероятность погони, его надо было извлечь. В таком случае Капитолий хотя бы на какое-то время подумал, что мы умерли, раз датчик не улавливает пульс носителя, и дали планолетам небольшую фору.       — А где же тогда Пит? Почему не помогает тебе, с ним все хорошо? — надежда, тревога, забота, любовь, восторг — сколько эмоций смешались теперь на его старом лице.       — К сожалению нет, — я обнимаю себя руками за предплечья, чтобы немного успокоиться. — Он в индивидуальной палате интенсивной терапии. За ним следят лучшие врачи. После одного из взрывов я потеряла сознание и не знаю, что конкретно произошло. Пит пока без сознания, потерял много крови, но он поправится, я в этом не сомневаюсь, — на последнем слове голос слегка вздрагивает, но Генри Мелларк этого не замечает. — Я в это верю, — добавляю я.       — Ну конечно, как может быть иначе! — с сочувствием откликается он. — Когда мой мальчик придёт в сознание? Я могу его увидеть?        — Вход в интенсивную терапию только по пропускам. Мне дали одноразовую карточку-пропуск, но я смогу ею воспользоваться только после обеда, — пауза получается сама собой, потому что мне не хочется сообщать плохие вести. — Когда я уходила, это было часов 11 назад, он все еще был без сознания. Прогнозов у меня нет, но я … я сказала ему, что … что мы все его любим и ждём когда он очнется… Он подключён к аппарату вентиляции легких и куче трубок, чтобы насытить кровь кислородом или что-то типо того, — ненавижу когда кто-то рядом плачет, это выводит меня из себя и сдерживаться становится сложнее. Целых 11 часов я держалась, и теперь всё коту под хвост? Умеют же мужчины семьи Мелларк заглянуть прямо в твою душу.       — Ну же, Китнисс, не плачь, худшее наверняка позади, тебе нельзя переживать в твоём… — начинает он, а потом встречается со мной взглядом и все понимает. — Ну главное, чтобы сынок поправился, а дедушкой я, пожалуй, ещё успею стать. Как там твоя мама? — ну конечно, как же он мог не спросить меня об этом.       — Никто её не видел, я надеюсь, что Прим и Гейл расскажут мне, где её найти, но их вы наверное и сами видели, они должны были помочь вам и посадить на корабль, — время идёт, и зал постепенно наполняется только проснувшимися людьми.       — Так всё и было, с Гейлом я, правда, не успел поговорить. Мне кажется, он меня избегает, но куколка-Прим пожелала мне удачи и пожала руку на прощанье, выглядела она хорошо, такая уже большая стала, — впервые со дня жатвы я увидела улыбку на его лице, наверное, Прим напоминает ему мою маму в том же возрасте. — Китнисс, смотри, это же они! — указывая мне через плечо, перебивает рассуждения Генри.       Я оборачиваюсь и первым делом вижу Гейла, тот в грязи, крови, волосы испачканы в пепле, я даже боюсь представить от чего была эта белая зола. Извиняюсь, срываюсь с места и бегу к «кузену». Толпа у трапа постепенно рассеивается, и я вижу, что Гейл обнимает одной рукой не никого-нибудь, а Прим! Я бегу так быстро, что не успеваю затормозить и, чтобы не сбить сестренку, врезаюсь прямо в Гейла. Он ловит меня в свои распростертые объятия и быстро и чувственно целует в губы, так, как будто я его девушка, и мы воссоединились после долгой разлуки.       Это происходит у всех на виду. После такого объяснять всем, что он — мой кузен, будет трудновато, мы стоим на возвышении, поэтому поступок определенно видели все! Включая мистера Мелларка и, естественно, Прим, стоящую рядом. Театр абсурда, вот что это. Сначала я каменею от неожиданности, но быстро прихожу в себя и даю Гейлу такую звонкую пощечину, какую только могу. Кажется, мы неправильно восприняли радость друг друга. Я отстраняюсь и переключаю своё внимание на Прим, изо всех сил сдерживая желание убежать от ошеломленной толпы.       — Ну как ты, утёнок? — спрашиваю я её, но она только мотает головой. Лицо Прим каменное как никогда, кажется очень взрослым, абсолютно не по годам. Она явно держится из последних сил, но не поддаётся эмоциям. Я обнимаю её и увожу за собой, чтобы девочка не расплакалась у всех на глазах. Мы идём в мою комнату, а Гейл молча следует за нами.       — Китнисс, прости меня. Это как-то само произошло! Я клянусь!       — Да уж, конечно! — шиплю едва слышно, а вслух произношу: — Не здесь и не сейчас, — киваю я на Прим, прижавшуюся к моей груди.       — Хорошо, ты знаешь где я могу найти Хейзел?       — Нет, они все целы? — я вспоминаю, что так и не смогла найти в списках никого из семьи Хотторн, но это и неудивительно, в лазарете такой кавардак.       — Нет, Вика никто не видел с тех пор, как я ушёл за Мадж, кажется он ослушался меня и решил пойти следом, чтобы помочь, но у дома мэра я его не видел. Я очень переживаю за него.       — А остальные?       — Я лично посадил маму, Рори и Пози на планолет, с ними должно быть всё хорошо, — в этот момент я чувствую, как ткань моей рубахи начинает намокать.       — Надеюсь, он жив, но чтобы найти семью, тебе придётся вернуться и спросить волонтеров: какие им присвоили комнаты. Надеюсь Вик уже с ними.       — Я тоже, спасибо Китнисс, значит увидимся завтра, — я игнорирую вопрос. — А какой твой номер?       — Триста девяносто четыре.       — До завтра, — он торопится обратно, а мы идём с тихо плачущей Прим в мою комнату. Слава богу Финника там не оказывается, я закрываю дверь на защелку и впервые за день могу расслабиться и поговорить с самым дорогим мне человеком на всем белом свете!