"You love me. Real or not real?" "Real"

      — Черт, — громко ругаюсь и осматриваю дверь, судорожно ища решение, — конец коридора, последняя дверь справа, может быть для Бэт она справа? А для меня она слева? — соображаю я и кидаюсь к двери напротив. Сразу замечаю, что за мутным стеклом горит свет, это вселяет надежду. Сердце колотится так, будто вот-вот выскочит из груди. Повторяю манипуляцию с дверью и, бинго, она сразу поддается. Быстро захожу, чтобы не спугнуть удачу, закрываю дверь, прижавшись к ней спиной. Пит лежит в полутора метрах от меня, подключенный к доброй дюжине различных аппаратов и датчиков.       — Пит, — шепчу я, но никто не откликается. — Как наивно!       Я беру в руки медкарту Пита, но не в состоянии сосредоточиться на тексте, опускаю её на место. Неловко подхожу ближе к кровати, поправляю уголок тонкого одеяла, случайно касаясь ладони Пита, но он не произносит ни звука, тогда решаюсь взять его за руку. Он выглядит таким безмятежным, даже почти счастливым.       Недалеко от кровати стоит табурет, оставленный, как-будто специально для меня, сажусь на него и подношу руку к лицу: кожа гораздо толще моей, намного грубее, слегка шершавая, ногти уже отросли, но укоротить их некому, да и зачем, если больной не приходит в сознание? Решаю принести пользу, в тумбочке под кроватью нахожу ножницы с округлыми кончиками, никогда таких не видела, они жутко неудобные, но отступать уже поздно.       Когда маникюр на первой руке меня устраивает, занимаюсь ногой, всего одной, ведь протез не требует косметического ухода. Не знаю даже почему, но этот процесс не вызывает у меня брезгливости, а скорее даже наоборот — успокаивает. Сейчас мне кажется, что после всего того, через что мы прошли, у меня абсолютно атрофировалась часть мозга, отвечающая за смущение. Пересаживаюсь к последней конечности — правой руке — и ловко завершаю работу. Некоторое время после продолжаю сидеть, любуясь результатом, затем, словно загипнотизированная, провожу пальцем по выступающей венке на тыльной стороне руки, переворачиваю руку, продолжаю водить подушечкой по причудливым линиям на ладони. Нахожу линию жизни: в самом начале она обрывается, но потом продолжается, пересекая всю руку по диагонали и скрывается за изгибом. Может это хороший знак? Подношу ладонь к лицу, вдыхаю аромат и не ощущаю абсолютно ничего, только легкий запах медицины. Я даже не замечаю, как рука Пита оказывается на моей щеке, а противный писк приборов учащается.       — Я умер и попал в рай! — вздрагиваю, как будто он застал меня за чем-то постыдным. — Как иначе объяснить столь фееричное пробуждение?       — О боже, Пит! Ты так меня напугал! Я пыталась говорить с тобой, но ты не реагировал!       — Извини пожалуйста, — он абсолютно искренне извиняется передо мной, будто и правда совершил что-то неподобающее, разочаровав тем самым меня.       Пит быстро прокашливается и, приподнимаясь на подушках, протягивает руку за стаканом, куда я оперативно наливаю воду. Жадно опустошив сосуд, он возвращает ладонь обратно к моему лицу. — Мне было щекотно, ненавижу щекотку, проснулся, чтобы это сообщить. Сказал, дело сделано, можно возвращаться ко сну, ведь я еще очень слаб! — наигранно прикрывает глаза мой больной. — Только живительный поцелуй прекрасной дамы сердца смог бы меня окончательно пробудить! — он комично вытягивает губы в надежде на поцелуй, но я только накрываю его правую руку своей.       — Ты же не сказочная принцесса! — сопротивляюсь я, хихикая, а потом вспоминаю всё, что произошло за последние дни, и моментально меняю тон. — Ты даже не представляешь какое это облегчение — знать, что ты в безопасности! — я крепко сжимаю его руку, он поворачивает голову и смотрит на меня серьезно, как никогда, едва заметно нахмурив брови, как-будто пытается меня прочитать: серьезно я говорю или снова играю по правилам Хеймитча.       — Не могла поверить своему счастью? — чувствую, что Пит изо всех сил пытается снять напряжение шуткой и разобраться в происходящем. — Нееет, так легко ты от меня не отделаешься, мы помолвлены, помнишь? — но я не поддаюсь его игривому тону и продолжаю совершенно серьезно.       — Я сто раз представляла, как Сноу пытает тебя: избивает, мучает, измывается, заставляет говорить то, с чем ты не согласен, чтобы уничтожить меня, отомстить за то, что я посмела выжить, да ещё и такой ценой! Снилось, как буквально через пару месяцев в Капитолии ты стал бы болезненным, истерзанной куклой в его скользких дряблых руках. А потом, — я нервно сглатываю и пытаюсь восстановить дыхание, — потом всегда худшее, — нам чудом удаётся тебя спасти, но ты возвращаешься совершенно другим человеком, перепрограммированным в Капитолии: ненавидишь меня, считаешь злодейкой, виноватой во всем, что случилось с тобой, страной, нашими близкими, желаешь убить меня любой ценой, — мое дыхание предательски учащается. Ещё до того, как я умудряюсь пустить слезу, большой палец Пита начинает успокаивающе поглаживать щеку, готовый в любой момент стереть слезинку с моего лица. Затем он раздвигает остальные пальцы, чтобы поймать мои в замок.       Его рука, большая и тёплая, закрывает почти половину моего лица, я не сопротивляюсь, нервно сглатываю, беру себя в руки и громко выдыхаю через рот несколько раз. Паника постепенно оставляет меня. Каким-то сказочным образом присутствие, слова и все движения Пита придают мне уверенности в себе, успокаивают. Мне намного проще держать себя в руках рядом с ним. С Гейлом всё всегда было наоборот, он как буря или искра, как бурное пламя, а я рядом с ним словно уголь, загорается один, вспыхиваем оба. Пит прерывает мои мысли.       — Однако этого, полагаю, не случилось и не случится впредь. Но произошло что-то другое, чего я ещё не знаю, да? — подозрительно спрашивает он. — Мы не в Капитолии, верно? — вижу, как до него медленно доходит.       — Нет, мы в Тринадцатом, ты был в отключке пару дней.       — Мы…. где? Тринадцатый не уничтожили? Как мы сюда попали? — тараторит Пит, я буквально вижу, как в голове у моего собеседника крутятся шестеренки. — Они что сломали арену? Как им это удалось? Почему их корабли просто не уничтожили?       — Я выстрелила в защитное поле стрелой, к которой примотала провод Бити, — виновато смотрю вниз и рассказываю Питу все детали нашего побега: про три планолета, про отражающие панели, делающие корабли невидимыми, про уничтожение родного Дистрикта тоже говорю в конце. Тайны нам сейчас ни к чему, какой бы ужасной не была правда.       — Кому-то наверняка удалось спастись! — глаза Пита полны надежд и слез.       — Гейл и Прим живы, я видела Мадж, но она очень плоха, ещё я говорила вчера с твоим папой, он в порядке, — левой рукой Пит прикрывает рот в ужасе, а другую руку отрывает от моего лица и кладет ее себе на бедро, но не размыкает замок наших пальцев, я не сопротивляюсь. Это меньшее, что сейчас я могу для него сделать, — но про твоих братьев и маму таких хороших вестей нет, к сожалению.       — Как отцу удалось выжить? — читаю я немой вопрос в его глазах.       — Мистер Мелларк сказал, что он был в твоём доме в Деревне Победителей, когда началась бомбардировка, поэтому ему повезло больше других. Мне показалось, что он боролся с суицидальными мыслями, пока я не рассказала, что ты выжил, тогда он практически расцвёл, думаю, когда все узнают, что ты пришёл в себя, ему позволят навестить тебя.       — Это было бы замечательно! — Пит не спрашивает ничего про мою маму, я ему благодарна за это, о причинах почему я упомянула «кузена» и сестру, но не упомянула мать, догадаться нетрудно даже после сотрясения мозга.       — Мне скоро придется уйти, у меня лимит на посещения, я должна отдыхать, плюс с завтрашнего дня у меня повторное обследование, если динамика будет положительная, то разрешат минимальные физические нагрузки, может быть даже выпустят поохотиться. С мясом у них совсем плохо.       — Я спросил тебя о всем, чем только можно, но не задал главный вопрос: как ты сама? — Пит крепче сжимает мою руку.       — Учитывая обстоятельства — хорошо, но я официально больше не беременна, — мои губы вытягиваются в тонкую нитку, потому что я совсем не знаю как на это реагировать. Следят ли за нами? Должны ли мы и дальше изображать без ума влюблённых или наконец-то можем стать собой?       — Главное, чтобы ты была цела и невредима, когда придёт время ты будешь отличной матерью, Китнисс, уж в чём в чём, а в этом я не сомневаюсь!       — Если придёт! — поправляю его я.       — Мы справимся, если повстанцы настолько сильны, что спасли двоих победителей с арены, то с тобой у Капитолия против них не будет шансов! — как всегда прирожденный оратор, я даже оставляю сомнения на некоторое время, наблюдая, как загорается искра в его глазах.       — Вот тут ты ошибаешься! — я делаю максимально драматическую паузу. — Они спасли не двоих, Плутарха, нескольких его приближенных, Хеймитч, Бити и Финник тоже с нами, но последний очень плох, Энни вывезти не удалось, никто не знает что с ней и другими победителями. Ещё слышала, что Эффи последовала за нами, но я так ни разу ещё не видела её, после смерти Цинны нельзя было ее там оставлять, — вспомнив любимого стилиста и друга, я не плачу, но впервые в присутствие Пита даю волю всем чувствам и эмоциям, накопившимся со дня жатвы. Пит разводит руки, привлекая меня в свои объятия, и я, на секунду усомнившись в правильности этого поступка, ныряю в них с головой, попутно рыдая и выкладывая вообще всё, что помню.       — Почему ты не сказала мне раньше про Цинну? — Пит не возмущается, что я утаила эту информацию, он успокаивает, убаюкивает, пытается понять что меня тревожит. Он гладит меня по волосам, плечам, и отчаяние снова постепенно отступает.       — Не знаю, не хотела нагнетать, если бы ты выжил и так бы узнал, а если нет, то какой смысл?       — Резонно, конечно, но ты можешь мне доверять, Китнисс. Иногда выговориться бывает полезно…       — Всему своё время, всему своё место, — Пит целует меня в макушку, писк контролера его пульса почти зашкаливает.       — Как думаешь, меня скоро выпишут? — меняет он тему.       — Не думаю, но я передам всем, что ты пришёл в себя, и скучать тебе точно не придётся.       — Я не хочу видеть никого кроме тебя… — шепчет он очень тихо и слегка виновато, что на мгновение я даже думаю, что это были его мысли.       — Я правда должна идти, я уже задержалась, мне могут заблокировать ключ доступа на следующие дни, — Пит крепко сжимает меня на прощание, возможно надеется отвлечь внимание от того, как громко он вдыхает запах моих волос. Я замечаю, но не подаю виду, главное, чтобы он встал на ноги, а уж если ему для этого нужны такие странные ингаляции — да ради всего святого!       — Ты придёшь завтра? — спрашивает парень, выпуская сойку из клетки своих объятий.       — Если никто не поставит палки в колеса, — произношу я, избегая прямого ответа. — Набирайся сил! — встаю на ватные ноги.       Как хорошо, что на мне нет датчика сердцебиения, потому что этот предатель выдал бы меня с потрохами. Даже покинув комнату, не могу понять: почему так быстро стучит мое сердце, ведь с Питом теперь все должно быть хорошо.       Спокойно иду по коридорам, погруженная в свои мысли, кушаю безвкусную еду в столовой и после сдачи подноса с пустой посудой подхожу к нескольким незнакомым мне работникам, чтобы узнать не видел ли кто моего ментора. Прежде чем начать активные действия по спасению мира, мне нужно получить совет Хеймитча. Все местные отнекиваются, но уборщик сообщает, что мне стоит проверить кабинеты Коин и Плутарха. Конечно, не самая желанная встреча, да ещё и без подготовки или хотя бы четкого плана действий, но рано или поздно это должно случиться, они получат свою сойку так или иначе, так пусть же условия будут моими. Полная решимости я направляюсь к президенту.