"You love me. Real or not real?" "Real"

      Услышав вчера голос Хеймитча из рубки, я, впервые со дня переговоров, позволяю себе публично проявить эмоции. Сначала я была шокирована его наглостью, потом разозлилась — оказывается, он все это время просто наблюдал, вместо того, чтобы помочь. Вылетаю из студии, даже не смыв макияж, меня всю трясет от гнева, возможно потому, что в душе я понимаю: Хеймитч, как всегда, чертовски прав.       Все следующее утро, пока меня красили, ментор потратил на то, чтобы объяснить остальным, почему у меня не получилось стать чертовым секс-символом революции - это не мое амплуа. Если так пойдет и дальше, ничего путного из этих роликов не выйдет. Я не могу просто стоять посреди студии в костюме и гриме, окруженная облаком искусственного дыма, и призывать дистрикты к смертельной битве. Удивительно, как я вообще выдержала столько съемок. Впрочем, это заслуга моей команды, а не моя. В одиночестве я не могу быть Сойкой-пересмешницей.       Перед началом очередного дня мы собираемся на совещание в штабе. Вокруг громадного стола, помимо привычной компании из Койн, ее помощников, Плутарха, Фульвии, моей съемочной команды, сидят несколько человек из Двенадцатого, имен которых я не знаю, Хеймитч и Гейл. Присутствие некоторых, например Эффи и Сальной Сэй, сбивает меня с толку. В последнюю минуту Финник вкатывает на коляске Бити Литье, а за ними входит Далтон, специалист по животноводству из Десятого. Чувствую, что это плохой знак, слишком разношерстная компания. Видимо, Койн организовала это странное мероприятие специально, чтобы унизить меня и засвидетельствовать провал операции.       Однако, радостно приветствует вновь прибывших Хеймитч, а не Коин, и из его слов я понимаю, что балаган - его рук дело. Исподтишка наблюдаю за ментором, он сильно похудел, лицо приобрело желтоватый оттенок и изрядно осунулось. Мне непривычно видеть его гладко выбритым и с аккуратно уложенными волосами. Без алкоголя он нравится мне намного больше. На мгновение мне становится страшно — что будет, когда он умрет, кто прикроет наши с Питом задницы? Хеймитч столько раз спасал наши жизни, что уже может претендовать на звание крестного отца.       Первым делом ментор показывает пленку, которую мы отсняли в предыдущие дни. Похоже, в этот раз, под руководством Плутарха и Фульвии, я достигла дна — голос срывается, движения нелепые, будто я — кукла, которую дергают за невидимые ниточки.       — Ну вот, — с досадой произносит низкий самодовольный голос, когда видео заканчивается. — Кто-нибудь из вас считает, что этот ролик поможет нам выиграть войну?       В ответ только тишина.       — Замечательно. Значит, сэкономим кучу времени. Тогда давайте все минутку подумаем, и каждый постарается вспомнить один эпизод, когда Китнисс Эвердин действительно задела вас за живое. Не потому, что вы позавидовали ее удивительному макияжу, поразились горящему платью или она сносно выстрелила из лука. И не потому, что Питу удалось выставить ее в привлекательном свете. Меня интересуют те случаи, когда она сама пробудила в вас какое-нибудь настоящее чувство. Хорошее или плохое. Наступает томительная тишина, мне уже кажется, что она никогда не закончится, и тут я слышу голос Эффи:       — На Жатве. Когда она вызвалась волонтером вместо Прим. Она понимала, что скорее всего не вернется домой. Я впервые такое видела лично, мне было трудно стоять рядом и не расплакаться.       — Хорошо. Отличный пример, Эффи! — с заботой хвалит девушку Хеймитч. Берет фломастер и делает запись на большой белой доске: “Вызвалась добровольцем на Жатве.” Потом оглядывает оставшихся зрителей. — Кто следующий?       К моему удивлению, следующим оказывается Боггс, которого я всегда считала перекачанным роботом, бездумно исполняющим приказы Койн.       — Когда она пела песню. Над умирающей девочкой. Такого раньше никто не делал.       У меня в голове всплывает воспоминание — Боггс с маленьким бледным мальчиком на коленях. Кажется, это было в столовой. Может статься, полковник все-таки человек, а не бесчувственная машина.       — Покажите мне того, кто не захлебнулся слезами в тот момент! — говорит Хеймитч, записывая и этот пункт.       — Я плакала, когда она подмешала снотворное Питу, чтобы добыть ему лекарство, и потом целовала его на прощание! — прохрипела Сальная Сэй. И прикрывает рот рукой, будто боясь, что ляпнула глупость. Хеймитч только одобрительно кивает.       — Да, да. Усыпила Пита. Снова рискнуть своей жизнью ради другого человека. Очень хорошо.       Примеры сыплются один за другим без особой последовательности: когда я взяла Руту в союзники; пожала руку Рубаке после интервью; пыталась тащить на себе старушку Мэгз; обратилась к родственникам Руты и Цепа. Снова и снова речь заходит про эпизод с ягодами, который каждый понял по-своему — беспросветная любовь к Питу, отказ сдаться даже в самой безвыходной ситуации или вызов против жестокости Капитолия.       Когда на доске не остается свободного места Хеймитч убирает маркер.       — А теперь вопрос. Что объединяет все эти случаи?       — Китнисс была в них сама собой, — тихо произносит Гейл. — Никто не указывал ей, что делать или говорить.       — Точно! — восклицает Бити. — Она действовала не по сценарию! — Он похлопывает меня по руке. — Выходит, нам нужно просто перестать тебе мешать?       Все смеются. Даже измученная я не удерживаюсь от улыбки.       — Все это очень интересно, но не слишком полезно, — ворчит Фульвия. — К сожалению, здесь, в Тринадцатом, у нее нет таких возможностей проявить себя. Так что, если ты не предлагаешь бросить ее в гущу сражения…       — Как раз это я и предлагаю, — прерывает ее Хеймитч и все замолкают, несколько человек даже охают прикрыв рот рукой. — Высадить ее на поле боя и включить камеры.       — Но все ведь думают, что она беременна, — напоминает Гейл.       — Скажем, что она потеряла ребенка из-за удара током на арене, — предлагает Плутарх. — Очень трогательная и очень печальная история… — его лицо принимает наигранную трагическую гримасу.       Идея Хеймитча вызывает много споров, еще совсем недавно он сам с пеной у рта доказывал, что это плохая идея. Что же так категорично изменило его мнение? Однако, пройдя столько испытаний в студии, его доводы звучат убедительно. Если я способна проявить себя только в реальных условиях, то придется рискнуть.       — Пока она выполняет указания и произносит заученные реплики, результат в лучшем случае будет сносный. Все должно исходить от сердца, от нее самой. Тогда это берет за душу.       — Даже если мы будем предельно осторожны, мы не сможем обеспечить Китнисс полную безопасность, — возражает Боггс. — Она будет желанной мишенью для многих….       — Я хочу сражаться, — вмешиваюсь я. — Здесь от меня никакого прока.       — А если тебя убьют? — спрашивает Койн.       — Вы снимете это и сделаете великолепное шоу, — язвительно отвечаю я, подозрительно сузив глаза. Как будто Коин сама не ищет подходящего способа убить меня. Может быть Хеймитч нашел выход из этой ситуации? Побег? Но как же моя сестра и Пит?       — Ладно, — перебивает мои мысли Койн. — Но не будем торопиться. Сначала определим наименее опасный регион, подходящий для наших целей. — Койн с задумчивым выражением на лице подходит к светящимся картам, где отображаются передвижения войск в различных дистриктах. — Сегодня, после обеда, доставьте ее в Восьмой. Утром там была интенсивная бомбардировка, но сейчас, кажется, все утихло. Это близко и, в случае чего, подкрепление будет довольно быстро. Выдайте ей оружие и телохранителей. Съемочная группа — на земле, ты, Хеймитч, - на планолете в постоянном радиоконтакте с Сойкой. Посмотрим, что из этого выйдет. Будут еще предложения?       — Умойте ее, — говорит молчавший весь митинг Далтон, и все поворачиваются к нему. — Она молодая девушка, а вы сделали из нее тридцатипятилетнюю женщину. Выглядит так, как будто этот образ создал Капитолий. — Несколько человек одобрительно кивают. А ведь он прав, все, что касалось моего внешнего вида, было создано руками пусть и повстанцев, но Капитолийцев. Несмотря на то, что Цинна был одним из них, я уверена, в его руках я выглядела бы совершенно иначе и намного более убедительно.       На том и останавливаемся. Койн объявляет собрание закрытым, все неспешно расходятся, но нам с Хеймитчем явно есть о чем поговорить, я стою в двери и жестом даю понять, что кабинет президента — не лучшее место для подготовки мятежа против мятежников. Нерешительно он поднимает на меня тяжелый взгляд. Глаза жителя Шлака — серые и глубокие, наполненные печалью до краев, с темными кругами от бессонных ночей.       — Игры еще не окончены? — я стараюсь произнести это с оптимизмом, но мой голос срывается.       — Да. Для нас игры продолжаются. И я по-прежнему ваш наставник. — Хеймитч тычет фломастером в мою сторону. — Помни, ты будешь на земле, я — в воздухе, а Пит дома, как беспомощный ребенок, ожидающий возвращения родителей. Мы должны постараться ради всех стать хорошей командой. — Он убирает фломастер на полочку, встает со стула и направляется в мою сторону. Значит он не планирует побег, раз напоминает о тех, кто останется дома. — Сверху обзор лучше, поэтому делай то, что я тебе скажу.       — Посмотрим, — отвечаю я. — Почему ты поменял свое мнение? — Хеймитч останавливается, озирается по сторонам и наклоняется к моему уху.       — Помнишь подрыв склада в Четвертом? — я едва заметно киваю. — Это был наш склад с продовольствием. А расширение фронта в Седьмом? — снова киваю. — Дистрикт был практически полностью захвачен повстанцами, но после выступления Джоанны туда прибыло подкрепление. Вчера мы потеряли Седьмой.       По спине пробегают мурашки, волосы встают дыбом от таких новостей. Я не справилась, мы терпим поражение. Возвращаюсь в гримерную на ватных ногах. Полностью погруженная в свои ужасные мысли тщательно умываюсь, вытираюсь полотенцем, лицо стягивает от грубого мыла. Из зеркала на меня смотрит девушка с шелушащейся кожей и усталыми глазами, потрескавшимися губами и довольно потрепанная, однако похожая на меня. Вдыхаю и выдыхаю. Собираюсь с силами.       Поскольку мы летим в зону боевых действий, Бити лично помогает мне надеть защитную экипировку, разработанную Цинной. Шлем из эластичных металлических нитей плотно прилегает к голове; в случае надобности его можно сдвинуть назад, как капюшон. Бронежилет обеспечивает защиту жизненно важных органов. К воротнику прикреплен маленький микрофон, для связи с ментором. На пояс мне цепляют маску — пригодится в случае газовой атаки.       — Если увидишь, что кто-то упал по неизвестной причине, немедленно надевай, — говорит инструктор. Потом пристегивает колчан, разделенный на три отсека. — Запомни: справа — зажигательные, слева — подрывные, в центре — обычные. Вряд ли тебе придется стрелять, но, как говорится, лучше перестраховаться, чем потом пожалеть.       Приходит Боггс, чтобы проводить меня в отдел авиации. Как раз когда подъезжает лифт, появляется взволнованный Финник.       — Китнисс, они меня не пускают! Я сказал, что здоров, пообещал, что буду пить все лекарства и приду в норму, но они даже не дают мне полетать в планолете!       Я смотрю на Финника — голые ноги, торчащие из-под больничной пижамы, шлепанцы, спутанные волосы, веревка в руке, безумный взгляд — и понимаю, что вступаться за него бесполезно. Да я и сама ни за что его не взяла даже на прогулку в лес.       — Ой, совсем забыла, — говорю я, ударив себя по лбу. — Дурацкое сотрясение. Бити просил передать, чтоб ты зашел к нему в отдел спецвооружения. Он сделал для тебя новый трезубец.       При слове «трезубец» мне кажется, будто я вижу прежнего Финника.       — Правда? И как он выглядит? — на губах парня появляется игривая улыбка, как при нашей первой встрече у колесниц.       — Не знаю. Но если из того же разряда, что мой лук со стрелами, он тебе понравится, — заверяю я. — Только тебе придется немного потренироваться с новыми технологиям.       — Да, конечно. Я прямо сейчас туда спущусь.       — Э-э… может, лучше сначала надеть штаны?       Финник смотрит вниз, будто впервые замечая свой наряд. Затем сбрасывает с себя больничную рубаху и остается в нижнем белье.       — Зачем? Ты находишь мой вид, — он дурашливо принимает провокационную позу, — отвлекающим?       Не могу сдержать смеха — ситуация вдвойне забавная, потому что Боггс буквально не знает, куда девать глаза от смущения, а еще я рада, что Финник ведет себя, как тот парень, которого я встретила на Квартальной бойне. Может быть скоро он сможет победить недуг?       — Я всего лишь хотела помочь, Одэйр, — успеваю сказать я, прежде чем двери лифта закрываются. — Извините за это, — говорю я Боггсу, когда мы остаемся наедине.       — Не за что. По-моему, ты… здорово справилась, — отвечает он. — Лучше, чем если бы я его арестовал.       — Да уж, — это настоящий Финник, любимец и звезда Панема.       Я украдкой присматриваюсь к своему спутнику. Боггсу на вид слегка за сорок, поседевшие волосы коротко стрижены, глаза голубые, все линии его тела очень правильные: впечатляющая осанка, четкие скулы, взгляд, направленный неизменно вперед. За сегодняшний день он уже дважды заставил меня задуматься, что мы могли быть с ним друзьями, а не врагами. Может, стоит дать ему шанс? Жаль, что он так предан Койн…