"You love me. Real or not real?" "Real"

      В такой тяжелой части повествования я не могу представить ничего лучше музики Ганса Циммера.       Раздается серия громких щелчков. Лифт на мгновение останавливается, а потом вдруг едет влево.       — Ого, он еще и вбок умеет? — удивляюсь я.       — Да. Под Тринадцатым проложена сеть тоннелей и шахт, — поясняет Боггс. — Та, по которой едем мы, идет над транспортной осью к пятой подъемной платформе, в ангар.       Ангар, тюрьма, спецвооружения… А еще кто-то и где-то производит еду, одежду, вырабатывает энергию, очищает воду и воздух, перерабатывает и хранит отходы, воспитывает немногочисленных детей, ведь за все время пребывания в дистрикте я ни разу не видела младенца.       — Тринадцатый намного больше, чем я думала.       — В основном, это не наша заслуга, — говорит полковник. — Мы, так сказать, получили это место в наследство. Главное, что от нас требуется — это поддерживать все в рабочем состоянии и быстро чинить, когда что-то ломается.       Щелчки возобновляются. Мы снова падаем вниз — теперь всего на пару уровней, — и двери открываются посреди большого ангара.       — Ого, — вырывается у меня при виде бесчисленных рядов всевозможных планолетов. Ну и флотилия… Когда мы были тут в прошлый раз корабли можно было пересчитать по пальцам, а от количества людей и суматохи было не разглядеть что-то дальше своего носа. — Их вы тоже унаследовали? — в моем голосе слышится упрёк.       — Некоторые разработали уже под землей, другие входили в состав ВВС Капитолия. Конечно, с тех пор мы их порядком модернизировали.       В груди снова начинает жечь от неприязни к Тринадцатому.       — Значит, все это у вас было, и вы бросили остальные дистрикты беззащитными перед Сноу? — несмотря на мой гнев, я беру себя в руки и задаю вопрос настолько сухо, насколько это вообще возможно.       — Все не так просто, — мягко возражает Боггс, будто говорит с ребёнком. — До недавнего времени у нас не было возможности воевать. Мы едва выживали. Даже топливо было проблемой. После окончания войны осталась всего горстка людей, умеющих управлять планолетами. Ударить ядерными ракетами? Это мы могли. Но чем бы тогда закончилась наша война? Уцелел бы хоть кто-то? Сколько бы из выживших умерли потом от радиации? Количество раковых больных в процентном соотношении увеличилось бы многократно, — Боггс разжевывает мне все с впечатляющей невозмутимостью.       — Об этих нюансах я не задумывалась, — смягчаюсь я.       — Да, все не так просто, как может показаться с первого взгляда. Ты же видишь — ни одна сторона не применяет ядерное оружие. Воюем по старинке, потому что любая такая атака станет последней. — Боггс показывает на один из небольших воздушных крейсеров. — Прошу на борт, солдат Эвердин.       Я поднимаюсь по трапу на корабль, внутри которого уже расположилась телевизионная группа со своим оборудованием и еще несколько человек в серых десантных комбинезонах. Все как в прошлый раз, только сегодня с нами мой ментор. Хеймитч, неожиданно для меня, тоже одет по-военному, хотя явно не в восторге от формы.       Ко мне подбегает Фульвия Кардью и разочарованно вздыхает, увидев мое лицо.       — Вся работа коту под хвост. Ну ничего, Китнисс, не расстраивайся, никто тебя не винит. Что поделаешь, не всем суждено родиться красавчиками, как Финник или Гейл.       Гейл и правда выглядит впечатляюще в полной экипировке. Однако, учитывая обстоятельства, вопрос лишь смущает нас обоих. Я пытаюсь придумать остроумный ответ, когда Боггс вдруг выдает:       — Не ждите, что мы будем впечатлены. Мы только что видели Финника в одних трусах.       Все улыбаются, даже мне становится весело. Боггс мне определенно нравится.       Теперь, когда бурная деятельность, приведшая к этой миссии, закончилась, я понимаю, что понятия не имею, с чем я столкнусь во время этой поездки в Восьмом дистрикте. На самом деле, я очень мало знаю о реальном состоянии войны, что нужно, чтобы ее выиграть. И что будет, если мы не победим.       Плутарх пытается изложить мне это простым языком. Про лояльность и преданность Второго, идущую в разрез с остальными дистриктами. Про все их привилегии за производство оружия и содержание военного гарнизона. Про то, что рекрутов набирают не из Капитолия, как я думала раньше, а из всех дистриктов и распределяют так, чтобы они были оторваны от родных и друзей.       — Если мы победим, кто будет управлять государством? — спрашивает Гейл, когда мы на минуту замолкаем.       — Все, — уклончиво отвечает Плутарх. — Мы образуем республику. Жители каждого дистрикта, и Капитолия в том числе, будут выбирать представителей, которые смогут защищать их интересы в централизованном правительстве. Не смотрите так недоверчиво — когда-то эта система работала.       — В книгах по старой истории, — бурчит Хеймитч.       — И работало много столетий, — уточняет Плутарх. — Если получалось у наших предков, почему не получится у нас?       По правде говоря, наши предки облажались сильнее некуда. Посмотрите только, чем они нас наградили — войны, разрушенная и разоренная планета. Похоже, им было наплевать, как будут жить потомки. Однако, в любом случае, республика звучит, как шаг вперед.       — А если мы проиграем? — спрашиваю я.       — Если проиграем? — Плутарх иронично улыбается, глядя на облака за иллюминатором. — Ну, тогда Голодные игры в следующем году станут поистине незабываемыми. Да, кстати. Все помнят про «морник»? — хлопает он себя по нагрудному карману. — В твою честь! — он поднимает свою капсулу, как будто это бокал игристого, а затем прячет в кулак. — Нельзя допустить, чтобы кого-то из нас захватили в плен. Обещаю, это совершенно безболезненно.       — Как будто в случае, если вы врете, я смогу подать жалобу, — фыркаю и нащупываю капсулу в крошечном кармашке на плече.       Цинна продумал все до мелочей.       Корабль на воздушной подушке быстро спускается по спирали на отшибе Дистрикта 8. Почти сразу дверь открывается, выезжает трап и нас выплёвывает на разгоряченный блестящий асфальт. В тот момент, когда последний человек касается земли, оборудование моментально исчезает. Затем корабль взлетает и растворяется в безоблачном небе.       Я остаюсь с пятью телохранителями, состоящими из Гейла, Боггса и трех других солдат. Съемочная группа состоит из пары крепких операторов Капитолия, опознать которых мне не удается. Камеры на их спинах мобильные и покрывают как панцири насекомых. Ну и, конечно, бок о бок со мной идет Крессида.       Боггс толкает нас с дороги к ряду складов, когда на посадку заходит второе судно. Оно привезло ящики с медикаментами и команду из шести врачей в белых халатах. Все мы осторожно и почти бесшумно следуем за Боггсом по переулку, который проходит между двумя унылыми серыми ангарами. Кое-где на поцарапанных металлических стенах совершенно недавно были прикреплены пожарные лестницы, ведущие на крыши. Миновав склады, мы выходим на широкую улицу и будто оказываемся в другом мире.       Сюда привозят раненых от сегодняшнего утреннего взрыва. На самодельных носилках, в тачках, на телегах, перекинутых через плечи и просто крепко сжатых в последних объятиях. С кровотечениями, без конечностей, без сознания и даже без пульса. Не все способны трезво оценить ситуацию и смириться со смертью близких. Их всех несут в один склад с небрежно нарисованным крестом над каждым дверным проемом, словно в последнюю обитель. Все это напоминает сцены из нашей старой кухни, где моя мать лечила умирающих, только здесь их больше в десятки, сотни раз. Я ожидала увидеть взорванные здания разбомблены укрепления, но вместо этого сталкиваюсь с разбитыми человеческими телами и судьбами.       Меня собираются снимать здесь? Я поворачиваюсь к Боггсу.       — Это не сработает, — бубню я дрожащим голосом. — Здесь у меня ничего не получится.       Он должно быть заметил панику в моих глазах, потому что на мгновение останавливается и кладет руки на мои плечи.       — Ты сделаешь это лучше всех. Просто позволь людям увидеть тебя. Это сделает для них больше, чем мог бы любой из имеющихся у них врачей.       Женщина, направляющая приходящих пациентов, ловит нас взглядом, убедившись, что глаза ее не подводят, она подходит к нам. Её темно-карие глаза покраснели и опухли от усталости, в ангаре пахнет кровью и потом. Собственные повязки на руке женщины выглядят так, словно никто не менял их несколько дней. Ремень тяжелого автоматического оружия, пересекающего спину, вонзается ей в шею, и она постоянно поворачивает плечо, чтобы изменить его положение на более комфортное. Рывком большого пальца женщина приказывает медикам доставить груз на склад. Они подчиняются без вопросов.       — Это командир Восьмого, Пэйлор, — говорит Боггс. — Командир, солдат Китнисс Эвердин прибыла по особому заданию от президента Коин.       Она выглядит молодо для своей должности. Едва ли перевалило за тридцать. Но в голосе есть авторитетный тон, из-за которого кажется, что ее назначение не было произвольным. Рядом с ней, в новом отполированном наряде, я чувствую себя только что вылупившейся капитолийской туристкой, пришедшей не на войну, а на показ мод или светский раут. Самой противно.       — Да, — Пэйлор с усмешкой осматривает меня с ног до головы, — я знаю, кто она. Мы не были уверены, что ты выжила. Я ошибаюсь или в ее голосе слышится нотка обвинения?       — Реабилитация затянулась, — так же дерзко отвечаю я, не отводя от Пэйлор взгляда. — Это было не мое решение, — затем смягчаюсь я.       — Вы думаете это хороший вариант — собирать вот так выживших в таком месте, любая зараза момент вспыхнет и унесет еще половину тех, у кого еще есть шанс, — меняет тему «кузен».       — Я думаю, что это лучше, чем оставлять их умирать под открытым небом. Мы бы рады похоронить всех. Но пока вы проходите реабилитацию глубоко в бункере, мы спим по три часа в день, отрезаем людям конечности из-за гангрены, отбираем у матерей бездыханные тела их младенцев, боремся с нехваткой всего: от еды до медикаментов. Если вам есть чем нам помочь, мистер длинный язык, лопала у входа.       — Я не это имел ввиду, — поникшим голосом отвечает Гейл, но Пэйлор не реагирует, а только указывает нам на дверь.       — Заходите, вас и правда будут рады видеть те, кто еще жив.       Дерзость капитана отрезвляет, война — это не бьюти видео по главным каналам Панема. Это боль, кровь, запах пороха и гниения человеческих тел. Я оглядываюсь назад, на шоу уродов, которое в данных условиях напоминает моя команда, стараюсь изо всех сил держать марку, и следую за Пэйлор в больницу. По всей длине здания висит какой-то тяжелый промышленный занавес, образуя большой коридор. Трупы лежат бок о бок, занавески касаются их голов, белые ткани закрывают некоторые из их лиц.       — На самом деле, мы уже выкопали братскую могилу на северо-западе, но у меня просто нет ресурсов всех туда перенести. Как я уже говорила, мы здесь почти не спим, — Пэйлор раздвигает брезентовую ткань, чтобы открыть для нас весь этот зловонный ужас, кишащий мухами.       — Не отходи от меня, — шепчу я слегка повернув голову к Гейлу. Он крепко берет меня за руку, как бы говоря: «Я здесь».