More ghosts than people

      Они сидят в клинике Виктора. Ви — всё так же на кушетке, цедит через трубочку ту вязкую солёно-горькую дрянь, обняв одной рукой колени. Бестия и Джонни — на стульях. Бестия прикладывается к фляжке. Джонни бесится. Сначала на Виктора, который его появлением, как Джонни казалось, не был достаточно впечатлён, и, кажется, даже чуточку скорбел. Потому он бесился просто так, в пустоту, на всех сразу и ни на кого в частности, он показывает свою сучью сущность во всей красе. Бестия и Ви же, впечатлённые его осязаемой живостью, его привычкой сучиться, шокированы не были, и их безэмоциональное к его поведению отношение заводит Джонни ещё больше.       Виктор игнорирует его выпады, пока есть силы, потом машет рукой в опасной близости от его головы, цедит: «Я буду у Мисти. Не разнесите мне ничего», смотрит с намёком на Ви и гремит отпираемой решёткой.       Ви намёка не поняла. У Виктора взгляд выразительный, но она мечется между значением: «ты за старшую» и «на твоём месте я бы послал его нахуй». Она решает не мучить себя — спросит позже, когда они соберутся уходить.       — И что вы теперь будете делать?       Ну, конечно. Это же Бестия. Бестии нужен план, она эти планы любит как родного сына и, если у кого-то плана нет, придумывает его сама, потребовав гору эдди взамен. Ви не может её в этом упрекать, сама из таких же.       Конкретно сейчас Ви не в восторге только от соскользнувшего непринуждённо «вы», как в старые добрые. Вот только больше нет ни старых, ни добрых, а у Джонни своё тело, и он может гулять на все четыре стороны, Ви за него никакой ответственности не несёт.       Она рада его возвращению, действительно рада, потому что он стал ей другом, потому что она благодарна ему за жертву. Но это не значит, что она готова ввязываться в очередной самоубийственный рейд на Арасаку, Милитех или Биотехнику. Просто не вывезет — ей нового тела никто за террористические заслуги не дарил.       Джонни, кажется, что-то понимает. Потому что на Ви он смотрит подозрительно и шумно сопит, намекая на своё неудовольствие.       — Почему мне кажется, что моё мнение играет здесь наименьшую роль?       Раньше бы Ви сказала, миролюбиво и примирительно, что они найдут общее, устраивающее каждого из них решение. И даже не соврала бы, потому что Джонни для неё всегда был личностью. И пусть её отношение к нему менялось от ненависти к тёплой дружеской привязанности, она никогда не переставала его уважать.       Теперь Ви отстранённо думает о том, что именно от неё Бестия и Джонни ждут решения. А Ви нарешалась, всё, баста. Чужие проблемы за спасибо стоят где-то поперёк горла. Её проблемы никогда никто решать за просто так не спешил.       — Наоборот, — ровно отвечает она Джонни, — твоё личное мнение теперь основное. Что ты собираешься делать?       Джонни очень нравится этот ответ. Он оживает, подаётся вперёд, рубит, не задумываясь:       — Выясню, кто стал моей «крёстной феей». Надо же посмотреть в глаза тому сумасшедшему, который решил вернуть меня к жизни.       Ви бы с ним поспорила. Корпоративная мудрость контрразведчиков Арасаки гласила: «Потерял — молчи. Нашёл — молчи тем более». И как бы часто наёмница Ви не избегала своего корпоративного прошлого, кривя губы в презрительной усмешке, это правило было обосновано чужим многолетним стажем и опытом.       В реальности же Ви жмёт небрежно плечами, говорит:       — Только будь осторожнее. Мало ли на тебя захотят посмотреть в ответ. В разрезе.       Джонни удивлённо моргает, её дистанцированием явно впечатлённый.       — Ты разве не со мной?       И это сказано так буднично, так по-сильверхэндовски, что Ви, до этого державшаяся, порывисто вздыхает. Джонни не просит её, Джонни принимает её помощь как должное, и от этого сейчас становится ещё хуже. Ви взрывается.       — Нет. Или ты уже успел определить меня бесплатным дополнением к себе? Вот что, мистер я-вернулся-из-сраного-ничего, ты теперь можешь разобраться сам, а меня в это не втягивай! Просто, блядь, не смей!       Она сама не знает, что на неё нашло — общее нервное напряжение, вкупе с гормональной терапией, самоуверенность Джонни, который даже не просил — ставил перед фактом, или внезапный страх того, что её нынешняя жизнь, её остаток снова будут разрушены благодаря появлению Джонни Сильверхэнда. Ви судорожно вздыхает, ещё не выговорившаяся до конца, и тут же, почувствовав, что выдохнуть не может, прижимает ладонь ко рту. В ушах звенит, и она заходится кашлем, скручивается на кушетке от боли очередного приступа.       Терапия даёт свои плоды — ей становится легче. Голова ещё гудит, во рту железный привкус, её тошнит, но она может дышать свободно и без хрипов.       Лишённая сил, Ви откидывается на спинку кресла, прикладывая всё своё терпение, чтобы игнорировать взгляды Бестии и Джонни.       Бестия прочищает горло.       — Я поеду, — говорит она, понимая, что драмы такого масштаба должны разворачиваться с глазу на глаз, чтобы никто не попал под горячую руку. — Держите меня в курсе событий, голубки.       Они не прощаются. В «Посмертии» это плохая примета.       Ви вытирает губы тыльной стороной ладони. Несмотря на своё состояние, она думает, что вцепится Джонни в лицо по-бабьи, по-кошачьи, если он сейчас ляпнет что-нибудь сочувствующее.       Джонни, слава всем кибербогам, не смотрит ни жалостливо, ни с отвращением. Он вообще смотрит куда-то в пол.       — Пришла в себя? — грубо интересуется он. — Поднимайся, принцесса, пойдём поговорим.       Ви хочет сопротивляться и слать его к дикому искину, но это значит признать своё поражение и свою слабость. Джонни знает, что она не откажется: он довольно скалится и протягивает ей руку. Ви встаёт сама. Перед глазами плывёт, но она игнорирует свою немощь. Хочет поговорить? Хорошо же, она не против. Ви любит расставлять точки над «i», а сейчас, в их ситуации, это кажется чем-то необходимым. Может, Джонни действительно стал разумнее, и теперь уже Ви ведёт себя как истеричка?       От Бестии приходит тревожное сообщение: «Уотсон снова перекрыли. Будь осторожна. И он пусть будет осторожен». Ви читает и берёт на заметку.       Ей бы попрощаться с Виктором и поблагодарить за всё, но видеть его сейчас, смотреть ему в глаза и объясняться с ним у Ви сил нет. Она оставляет записку с заверениями, что у неё всё хорошо (не хорошо), что у неё всё под контролем (давно нет), обещает позвонить (единственная правда) и покидает его клинику через двор, благодарная Мисти за то, что она сейчас отвлекает её грустного риппера.       — Мне нельзя водить машину после терапии, — говорит Ви. Она не оправдывается, это действительно так, но вторым, решающим фактором оказывается то, что сейчас сидеть с Джонни в машине рядом — выше её сил.       — Это тебе док сказал? И ты его слушаешь?       — И только поэтому ещё жива.       Джонни фыркает. Ви всё-таки шлёт его к чёрту.       Идут, правда, оба. По Уотсону. Без цели, но как-то само собой избегая людных мест так же, как и совсем пустых проулков.       Джонни не говорит с ней, но и не затыкается: мурлычет что-то «самурайское», комментирует вещи, внимания совершенно не заслуживающие. Ви должна быть к этому привычна. Ви на воздухе, по-летнему душном и горчащем смогом и плавящимся мусором, должна бы успокоиться, но вместо этого она идёт рядом и тихо бесится. Культивирует в себе раздражение, взращивает его, никому из них не нужное, и уже готовится выплеснуть его второй волной, когда Джонни, наконец, вспоминает, что у него есть спутница.       — Ну, как, остыла? Есть идеи с чего и как начать наше маленькое расследование?       — Блядь, Джонни! — её почти прорывает на ещё одну, обличающую его мудачество волну оскорблений, когда Джонни бесцеремонно хватает её за руку, дёргает на себя, шипит в лицо:       — Не остыла. А теперь закрой свой красивый ротик, послушай меня и подумай! Ты, вроде как, раньше умела.       И Ви послушной девочкой затыкается.       — Как ты думаешь, зачем мне искать того, кто вытащил меня из ебаного ничего в это тело? — вкрадчиво спрашивает Джонни. Ви морщится. От Джонни несёт табаком, спиртом и совсем немного мускусом. Запахи раздражают рецепторы наравне с обычной вонью Сити, и Ви дёргается, пытается отстраниться, но Джонни держит крепко, до синяков, смотрит въедливо и зло.       Ви не хочет знать, зачем всё это Джонни. И дело не в том, что ей всё равно. Она даже не боится — знает: стоит ему позвать понапористее, придумать правильную отговорку — и всё, она побежит за ним, так же легко, как раньше пообещала поймать за него пулю. И «взрослые» мысли о том, что она Джонни ничего не должна, будут сметены почти подростковым восхищением.       — Давай, Ви. Почему я не уехал в Атланту, подальше от всего этого дерьма, а разыскал тебя, а?       Это же Джонни. Он был у неё в голове и знает о ней всё, но сама Ви получала лишь отголоски его эмоций и воспоминаний. Джонни о Ви знает всё. Ви достались только привычки и самую чуточку изменившийся характер. Она знает о Джонни всё и не знает ничего одновременно.       Ви поджимает губы, втягивает носом воздух, чтобы сказать Джонни в ответ хоть что-нибудь, попросить её отпустить.       Они стоят посреди опустевшей улицы. Ночь давит на неон вывесок, сжирает углы, и всё бы хорошо и почти интимно, если бы не одно из главных правил Найт-Сити: город никогда не пустует и никогда не спит.       Ви невольно передёргивает плечами: холодок ползёт вдоль позвоночника, и она чувствует себя странно беззащитно. Джонни тоже затыкается и прислушивается.       На пробу Ви дёргается ещё раз, но Джонни держит цепко. Он вспоминает о ней, игнорирует её нервное:       — Джонни.       Шипит:       — Я жду ответ.       — Да погоди же ты!       Ви привыкла доверять своим ощущениям. И сейчас они вопили красной алармой о том, что им пора отсюда убираться. Вот только Джонни упёрт и непреклонен.       А потом они оба слышат рокот посадки грузового ави. В Сити такое себе позволяет только одно конкретное подразделение.       Ви дёргает Джонни на себя, параноидально ныряет во мрак переулка: она хорошо знает Уотсон, но сейчас нужно быть осторожными, чтобы не наткнуться на патруль или расставленные сети западни.       Джонни, наконец, затыкается. Ви оказывается чуть позади и не может отказать себе в удовольствии посмотреть на него, мол, видишь, я была права, рокербой. Джонни напряжён. Он игнорирует Ви и смотрит в сторону приземляющегося ави, хищно щурясь и держа руку на кобуре. Ви думает, что это красиво. По-своему, по-наёмничьи. Она знает, как работает Джонни — была в его шкуре. Но одно дело — переживать эмоции, не ярче чем их в своё время переживал Джонни, и совсем другое — смотреть со стороны. Ви ловит себя на том, что хотела бы увидеть его в действии. Но не сейчас. Сейчас она осторожно кладёт руку ему на предплечье, чтобы выглянуть и самостоятельно оценить обстановку.       Бойцы «Макс-Така», рассредотачивающиеся по дворовому колодцу и вперёд по главной улице — последнее, что она хотела бы сейчас увидеть.       — Нужно убираться, — шепчет Ви. Это превентивная мера — принцессе «Посмертия» и ожившему террористу из двадцатых лучше держаться подальше от специалистов по отлову киберпсихов.       Ви знает, какая сумма назначена за её голову. А ещё ей кажется, что Джонни не стоит светить «новым лицом».       Лезть во внутреннюю сеть «Макс-Така» — та ещё затея. Но Ви нужно знать, где и как двигаются патрули, чтобы не нарваться на них во время отступления. Джонни догадывается, что она хочет сделать без слов — выхватывает пистолет из кобуры, шепчет:       — Я прикрою, разбирайся.       — Только не лезь на рожон.       — Я же не идиот.       Ви смотрит на него с саркастической усмешкой.       Возможно, заполучив новое звание и опыт, перестав бояться смерти, Ви всё-таки расслабилась. Она не профессиональный нетраннер, но за время своего наёмничества хорошо подтянула необходимые навыки. Хороший софт и хром сделают за неё всё остальное. В неразберихе боя взлом был почти незаменим, но сегодня её переиграли на собственном поле.       Перед глазами всплывает предупреждение об обнаружении, и Ви сглатывает, сжимает руку на предплечье Джонни сильнее:       — Дельтуем.       — Что? Ты…       — Я ошиблась. Дельтуем.       Джонни матерится на выдохе и бросается за Ви следом. Где-то за их спинами поднимаются по тревоге бойцы «Макс-Така».       Ви думает, что это будет длинная ночь.       Даже после битвы со Смэшером один на один ищейки «Макс-Така» — задачка явно посложнее Мусорщиков или Животных.       — Как в старые-добрые, а? — склабится Джонни. Ви не знает, чему тут можно радоваться, но поспорить сложно: правда, как в старые-добрые.       — Не высовывайся и не рискуй. — просит у него Ви и, прежде чем он начинает возмущаться, напоминает: — Не наделай в новом теле дырок.       Пистолет привычной, приятной тяжестью ложится в руку. Щёлкает предохранитель. Отработанным движением Ви передёргивает затвор.       На их маленьком поле боя затишье: каждый ждёт первого шага противника. На выдохе Ви калибрует систему, избавляясь от адреналинового тремора, осторожно выглядывает из укрытия.       — Пятеро против двоих, — шепчет Ви Джонни. Он фыркает.       — Как конфету у ребёнка, — и, несмотря на весь свой понт, как обещал, на рожон не лезет. Ви это никак не комментирует, но многозначительно хмыкает себе под нос.       То ли противник заметил её маленький маневр, то ли его терпение кончилось быстрее: несколько пуль шкрябают совсем рядом с ними.       «Ну, понеслась», — думает Ви.       — Ну, понеслась, — рычит Джонни.       Дождаться короткого затишья смены магазина, выйти из своего укрытия. Выстрелить.       Пуля чиркает по шлему одного из бойцов. Он отшатывается, но остаётся невредим. Недолго, потому что Джонни, двигающийся следом за ней, пуль не жалеет.       Поменять позицию.       Джонни уходит куда-то назад и левее, и это, в общем-то, правильный ход — нечего толпиться на одном пятачке, но Ви бы предпочла его видеть, чтобы контролировать ситуацию.       Первый успех обманчив, как и обнадёживающий счёт четырёх против двух. Подкрепление не заставляет себя ждать, и теперь здесь, в переулке Уотсона, становится по-настоящему жарко.       Их прижали с двух сторон, и теперь им ничего, кроме отчаянного сопротивления, не остаётся. Ви прижимается спиной к бетонному блоку, перезаряжает пистолет.       — Трое справа, — предупреждает её Джонни по холо. И когда успел раздобыть контакт?       Выглянуть, наметить цель, плавно на выдохе спустить курок. Ви ощущает хищное удовольствие, когда противник зажимает ладонью бок. Она добивает его не меткостью, но напором.       Лёгкие горят, и Ви нужно сконцентрироваться на дыхании, чтобы не закашляться.       Короткий отдых под прикрытием всё того же блока. Она хрипло дышит и ищет глазами Джонни. Он в двух-трёх метрах от неё, высовывается, чтобы поддержать её огнем, и Ви, которая после терапии немножко плывет, на мгновение залипает.       Джонни в своей стихии. Разрушительная сила, необузданная и подконтрольная только мятежному духу — это не просто часть Джонни — это он весь. А Ви, в его шкуре бывавшая, на уровне рефлексов начинает чувствовать тот же огонь по венам и ту же вскормленную азартом ненависть, заставляющую её находить в себе силы, подниматься и действовать. Наверное, это и есть великая способность Джонни, поднимающая толпы и зажигающая сердца.       Ви поднимается, ощущая пружинную лёгкость и бурлящую необходимость в движении.       Перестрелка не превращается в бойню, но в какой-то момент Ви понимает: для «Макст-Така» всё кончено. Это понимание не приносит радость победы: Джонни лезет вперёд, и Ви нужна вся её концентрация и подготовка, чтобы его прикрыть.       А потом всё заканчивается.       Ви тоже осознает это вскользь, когда целей не остаётся. Она опускает пистолет — руки гудят и подрагивают, — осматривается.       — Чисто? — тихо спрашивает она, тяжело дыша.       Джонни, деловито обшаривающий карманы одного из противников, отвечает возбуждённо и весело:       — Ага. Я же говорил, как конфетку отобрать!       Ви усмехается в ответ. И тяжело опускается на землю. Её тошнит, перед глазами плывёт, а слабые конечности не слушаются. Ей нужна минутка, хотя она понимает, что совсем скоро сюда прилетит новое подкрепление, и им бы уносить ноги, если они хотят чувствовать себя победителями.       Она прикрывает глаза, а потому не видит, как Джонни подходит к ней. Слышит, и этого достаточно.       — Да, идём, — говорит она прежде, чем Джонни удастся вернуть свою шпильку. Когда она открывает глаза, она видит мозолистую ладонь. Джонни протягивает ей руку.       — Поднимайся, Ви.       И Ви бы разыграть принцессу «Посмертия» и подняться самой, но она хватается за его руку, позволяет подтянуть себя на ноги.       — Ты будешь в порядке, — обещает Джонни, стоящий слишком близко. Теперь Ви его запах не раздражает. Или она слишком устала, чтобы чувствовать хоть что-то. Обещание бьёт по нервам, заставляет корчиться и усмехаться. Она знает, что в порядке не будет. Она уже привыкла к этому, сжилась с мыслью и научилась жить настоящем, чтобы не думать о том, что случится, когда её время истечет.       — Мы найдём того, кто вернул меня в тело, и решим твою проблему, — Джонни серьёзен и не по-шутливому откровенен. Это на него не похоже. Ви дёргает плечом, мол, поживём — увидим. Сил разговаривать нет совсем. На что-то надеяться — тоже.       Она всё ещё держит Джонни за руку, но её внимание рассредоточено, она теряется в своих осторожных мыслях. Поэтому глупо упускает тот момент, когда Джонни подцепляет её подбородок — у него обыкновенная человеческая рука, но Ви подсознательно ожидает, что она будет холодить хромовой обшивкой.       Мгновением позже Джонни её целует. Грубо и грязно, он кусает её за губу, давит напором.       В иной раз Ви пришлось бы такое по вкусу. В иной ситуации она бы, возможно, даже ответила, подалась бы вперёд, отомстила за укус, вцепилась бы ногтями в плечи, потому что это так хорошо и забыто, что подгибаются ещё слабые ноги.       Но Ви живёт настоящим, а потому дёргается назад, отстраняется и, приложив последнее усилие из-за короткой амплитуды, прикладывает Джонни коленом по яйцам.       Джонни хрипит, отпускает её руку и сгибается пополам. Он ни то скалится, ни то щерится, сипло цедит:       — Узнаю свою Ви. А то распустила сопли.       Ви утирает губы и жалеет, что по жизни слишком бережлива, чтобы избить новое тело Джонни до обнуления.       С неё на сегодня хватит. Она идёт домой.