Он слышит треск.
Кто-то касается плеча невесомо, тянет вперед, заставляя проваливаться ниже, в ту глубь, за которой ничего, кроме сети из перевернутых бликов не видно.
Чхве Хан лишь жалкую поверхность в своих зрачках отражает, нитями веток деревьев прошитыми, и движет пальцами, чувствуя ломкие кости.
-Что-то случилось?- голос Кейла мягкий и хриплый, полусонный на выдохе, на три четверти искаженный.
Мечник смотрит туманным взглядом, черты плавные с острыми на чужом лице перемешивая. Узкие бледные губы сухие и треснутые, местами коркой из крови покрытые, жмутся, добавляя больше белого, и снова распахиваются в непонимании.
-Ничего особенного, Кейл-ним, просто карета резко остановилась.
Веки темные не опускаются, дрожащие ресницы продолжают дрожать. Ощущение боли, перемешанной с пустотой, забивается в груди тошнотой и тяжестью. Радужка во сне разлилась, вызывая новые цвета в палитре иного тела.
Черный, коричневый, бордовый, оранжевый — извлекая все больше того, что не должно быть увидено.
-Я проверю.
Чхве Хан бесшумно выходит, озираясь по сторонам, озираясь на тень кривую, оставленную позади. Кейл запоздало кивает головой, протягивая руку в сторону.
-Человек, мы сейчас на территории Стэн.
-Стэн, значит.
Раон в сторону двери поворачивается, вглядывается сквозь невидимое пространство. Предосенний мрак стелит пустоту над землей. Утренний туман давит на легкие, режет глаза песком зыблемым и вечной усталостью.
-Они просят о помощи.
-Хм?
Кейл на дракона смотрит, пока тот несмело жмет к груди черные когти. Темно-синие провалы бесконечными сомнениями вертятся на дне помрачения его собственного рождения. Он хочет, хочет исправить ошибки не им совершенные.
-И что?- безразличный полушепот затягивает к дюнам из тел остывших.- Что будешь делать?
Раон всматривается в своего человека, хмурится на его полную отрешенность. Она кожной пылью ядом в пространстве тлеет, и он подбирается ближе, кладет на тыльную сторону ладони — совсем холодную — свою лапу — очень и очень теплую — в попытке жалкой и жалостливой.
Отогрейся, прошу, немного.
-Человек,- дракон знает, что сейчас, у Кейла в голове череп кровью вымазан, с гулкими отголосками дыхания своего потерянного переплетен,- это не тот ублюдок, это люди, которые не захотели уходить, когда все было разрушено...
Кейл поспешно кисть выдергивает и перекладывает на чужой рот. Раон удовлетворенно режется о жесткость темного взгляда, тянет железками корявыми губы скрытые.
-Еще одно слово, и вернешься в поместье, понял?
Дракон кивает, проглатывая больное
«мной». Его человек, человек настолько слабый, что становится страшно, когда он сам позволяет собой манипулировать в угоду чужим желаниям, изъедающих его рассудок оставшийся.
Кейл тонкой струной на ветру среди пустоты натянут, кричит в нее безвольно кривые звуки. Стоит только коснуться, и он сыграет мелодию в отражении того, что сможет в тебе увидеть.
Раон не умеет использовать инструменты, поэтому лишь неумело цепляет когтями нить серебристую, вызывая у той сардоническую улыбку.
Кейл выходит наружу молча, делает пару шагов тяжелых, вставая рядом с разговаривающим Чхве Ханом, кладет пальцы на плечо в знакомом отодвигающем жесте.
-Чем я могу помочь?
Раон чувствует себя виноватым, продолжая висеть на хрупком плече и продолжая оставаться
собой. Он знает, что его человек уже давно перекрученный и выжатый до основания, безнадежный в своей апатичности радуется только, когда хорошо тем, кто близок его сердцу.
Он никому не помогает, выполняет прихоть дрожащего, несмотря на свои же слова, ребенка, вцепившегося в его руку.
Чхве Хан сужает глаза, недоверчиво щурясь на слова для ничтожества совсем неправильные, и кивает в сторону незнакомого человека. Тот в уважительном поклоне склоняется, его голос дрожит лихорадочно:
-Я ——— сводный ——— Стэн. Эти земли ——— , я хочу ———. Не могли бы вы ———. Очень прошу.
Мир трещит, изгибается в диагоналях, ломая пространство и порождая непереносимый звон. Нельзя избавить себя от того, чего в реальности не существует.
Кейл удрученно жмет губы, окидывая окрестности бывшего маркизства взглядом и ничего, кроме раздробленных домов и уничтоженных троп, не видит. Только демоны ходят поодиночке и оставляют после себя тишину поднебесную. От монстров же только вопли, вопли и желчь, перемешанная с мясом тел растопленных и остывших.
-Как много?
-Мы насчитали пять чудовищ, ——— господин.
Кейл кивает опустошенно, выдыхает устало, вглубь истерзанной и вывернутой наизнанку местности направляясь. Под ногами стучит бездушная каменная крошка, забитая в глотки по самые гланды брошенным из-за страха трупам. Ему холодно, ветер лезет меж краев рубашки, раскраивая теплоту. Раскрытые зрачки, пустые и побелевшие разглядывают обрезки облаков в свинцовом небе в бесконечной детской игре.
Это цветок, мама, а это рыбка.
Бабочки выжирают на разинутых ребрах кровь, зудят мухи в кислотой растворенных ртах.
-Собери всех людей в одном месте. Достань мне бумагу с чернилами и,- он оборачивается на сводного брата Тейлора Стэна,- впредь говори короткими предложениями.
Раон жмет мордочку к позвонкам раскрытым, в магию оборачивая худое тело. Блики тонут в краях белков его круглых глаз, и он панически жмурится — Кейла не особо заботят кости, Кейла совсем не заботят мертвые.
-Чхве Хан, через два часа мы уезжаем.
Мечник послушно и радостно за эфес меча хватается, улыбаясь сумасшедшей улыбкой — кривым разрезом от спрятанного в ножнах лезвия. И Кейл от этой омерзительной картины лишь усмехается тонко.
Чхве Хан был маньяком норадреналиновым, скользким и справедливым на грани садомазохизма выпотрошенного. Усопшие, разбитые и преданные, тела, вылизанные слезами, слова, произнесенные в секунды смерти, — любая подобная мерзость вызывала у него большее чувство
истинной доброты, чем обыкновенное «желание защищать».
Кейл спиной к нему разворачивается. Шрам трусливо шипит, о побеге моля истерически.
-Раон, присмотри за ним.
-А ты?
-Просто иди.
Дракон взмахивает нервно крыльями, и Кейл плечами наконец расслабившимися передергивает.
Маленькое белое покошенное здание перед ним больше всего напоминает ему церковь Бога Смерти, и ноги заплетаются, путаются в голове сбиваемые мысли. Он смеется неровно, захлебываясь воздухом, ставшим патокой топкой у него во рту.
Почему эта коробка в тот же день не рухнула? Этому гробу для живых следовало развалиться первому.
Но сладостно издеваясь, дверь кажется легкой, воздушными кажутся стены, даже если голос непосильный раздавливает своей тяжестью.
Считай от единицы до трех...
Ему надо подождать всего два часа.
***
Он слышит треск.
Стены гудят, мечутся фрески, разводы на стеклах закручиваются по спирали. Черная ткань полотном с обратной стороны век вывернута, между крестами звенят чугунные цепи, горят блеклым огнем огарки свечей, заживо съеденных пастями фитилей оглодавших.
-Кейл-ним, больше никого ———. Мы можем отправляться, если ———.
Ты же знаешь, что должен заплатить.
-Человек! Теперь все хорошо!
Ты должен.
-Спасибо вам большое, правда. Я так ———, что к нам ———. Должно быть, ——— воля Бога.
Должен вернуть свой долг.
Кейл ладонями закрывает лицо. Шум потоком стучит в висках, дождь, еще не начавшийся, стынет в горле с земли поднявшейся в воздух грязью. Колит кончики пальцев, тянет, нескончаемо тянет вниз непомерная тяжесть тела собственного.
Слова не произносятся, льются не звуками, вырезаются на плоти болью, выжигаются на костях, текут железом расплавленным через распахнутые глазницы.
Он ничего больше не может выдержать.
-Заткнитесь, блять. Все. Ты, ты, ты. И ты, сукин сын, тоже заткнись.
Он вскакивает из-за стола, пихает запечатанное письмо в чужие грязные руки. Люди вокруг него вздрагивают, мельтешат пятнами размытыми, оттенками тусклыми под бесцветным небом.
-Отправляйтесь в графство Хэнитьюз. Просто убирайтесь отсюда.
-Но,- сводный брат трупа сжимает в руках письмо и кусает губы,- никто не хочет уходить, молодой господин. Теперь, когда все ——— вернулось к ———.
Кейл улыбается криво.
Ты должен мне
-Тогда просто сдохните.
жизнь.
Тела трясутся, распахиваются глаза. Им страшно, страшно иррационально исполнять терзающие их желания.
Божья Воля говорит вам умереть, так умрите же. Волны несчастий бьют голоса, секут безнадежность на камнях, оплавленных яростью несчастного существа.
Он исполнил его просьбу. Он отогрелся на секунды, чтобы снова вымерзнуть.
-Пойдем Чхве Хан.
Кейл делает шаг наружу, поглядывая на серое поднебесье и гору, чернеющую мраком на горизонте. Эхо шагов отдает гнилью, веет запахом тухлой крови над желтой травой, сыпется пепел, возносясь из ям, наполненных горящими отравленными телами.
Голос Бога заезженной кассетой повторяет одно и тоже, заставляя края души тонкой расходится в дыму сигаретном. Люди Бога Смерти возносят моменты тишины между сердцебиением.
Когда мы умрем, мама?
Считай от единицы до трех...
Давай я посчитаю вместо тебя? Тебе не кажется, что ты живешь слишком долго?
-Захлопнись, продолжишь нести эту чушь, и я правда убью тебя.
Убьешь?
-Верно. Одного такого, желающего забраться повыше, освободив там место, ты уже боишься. Никогда не думал о том, что я подам ему руку?
Он не примет твоей руки.
-Ты этого не знаешь. Ты ведь по смерти фанатеешь, а не по человеческому разуму.
Кейл не оглядывается, Кейл не отвечает Раону, Кейл почти ничего не слышит. Отрывки слов переплетаются, трескаются заиндевело на стенах поломанных, пока не исчезают вовсе.
Чем ближе к лесу тьмы, тем тише. Чем ближе к тварям, тем спокойнее. Быть никем лучше, чем быть хорошим, пока ты на стороне добряков, боли не оберешься.
Не устанешь забирать ее у богов.
Они остались здесь, остались на кладбище из костей своих друзей и семей, остались в пыли и копоти, в месте, которое было разрушено драконом, в месте, где умер их господин.
Они все на земле, наполовину в загробный мир опущенной, под крестом психоделическим, на подкорке их счастья вырезанном.
-Кейл-ним.
Чхве Хан смотрит, не отрываясь, на чужие губы, погруженные в бормотание, на дыхание сбитое и взгляд полностью расфокусированный. Но Кейл-ним лицо бледное к нему разворачивает и досадливо улыбается, словно извиняясь за то, сколько времени впустую они потратили.
Чхве Хана можно назвать добряком, потому что в сущности он остался собой, но просто сошел с ума.
Как Альберу. Как Розалин. Как Раон.
Как и он сам.
Кейл натягивает улыбку приторно-сладкую, дерганно рукой взмахивая.
-Не беспокойся так, они уже давно себя похоронили. Не заметил? Здесь нет ни одного ребенка.
Чхве Хан оглядывается, разглядывая замедленно надгробья, раскинутые в стороне, и кивает почему-то до крайности удовлетворенно. Церковный крест разметкой больной пятном крови на камнях вытечен, и Кейл забирается в карету, хватаясь за воротник. Голова раскалывается, осколками впиваясь в расстравленный полуденной песней мозг.
-Сменим курс.
-Что?
Мечник замирает, упираясь взглядом в фигуру, напоминающую собой жухлый осенний лист, выгоревший на холодном солнце.
-Я не выдержу еще одну подобную мразь в Империи. Нужно тихое место.- Кейл закидывает ноги на сиденье, накрываясь собственным пиджаком.- Отправляемся в Джунгли.
Чхве Хан выпускает смешок, отстегивая от ремня меч, пропитанный черной кровью, и забирается внутрь следом.
Ублюдок, которого он пытался убить, кажется, просто не был в своем уме.
