Черная меланхолия

      Один. Два. Три.       Три. Два. Один.       Жжется.       Он смотрит на него неестественным взглядом. Мерзким и отвратительным.       Три.       Что там вообще дальше?       Точно.       Он руку вперед тянет, выдергивая сигарету из чужого рта, дымом омертвелым оскверненного.       -Не смей курить при мне.       Глаза горят, изнутри раздираясь клешнями бесчисленных насекомых. Он смеется болезненно от этого странного чувства. Ощущения сошли на нет, поселились раскаленным металлом на обратной стороне позвонков где-то за ссохшимися легкими.       -Вы напиваетесь вусмерть, а мне даже это запрещено?       -Делай, что угодно, но не это.       Чхве Хан усмехается, наклоняется к столу и забирает чужой стакан, наполовину янтарем заполненный. Смола волнами на стенки стакана взбирается неторопливо, оставляя следы вязкие в прозрачных искрах.       -Что вы забыли в Джунглях, Кейл-ни-им?       Два.       Сигарета сыпется пеплом едким на собственную кожу бледную, и Кейл, не задумываясь, тушит о ладонь раскрытую блеклые огоньки.       Они гаснут.       Мама.       У тебя ведь был голос верно?       Чхве Хан делает глоток постепенный, смакуя горечь на языке, и опускает в остатки пальцы. Зовет, цепляя чужие руки, и проводит по шипящему ожогу вымоченными в спирте фалангами.       -Но почему я его не помню?       Действие совсем бессмысленное, и Кейл к Чхве Хану лицом разворачивается, склоняя голову в натянутом жесте.       -Тишину.       Мечник ответ на свой вопрос слышит, но машет отрицательно, улыбаясь по-взрослому, словно с ребенком разговаривая. Розалин наверняка бы подумала, что это очаровательно.       -Скажите мне другую причину, пожалуйста.       Кейл тонко улыбается. Он видит звезды за приоткрытой в карете шторой.       -Ты будешь плакать и будешь руки целовать холодные и сухие. Она будет смеяться, чтобы тебе было легче. Но все это абсолютно бессмысленно. Мне нужна пустошь, понимаешь? Земля, сожранная злостью Бога.       Чхве Хан замирает, сжимает чужую ладонь в своей. Он ничего не понимает, но Кейл смотрит в уголок черноты за тенями, наблюдающими за ним в ответ.       Стук колес напоминает шаги по исстаревшим черепам, по прошлому, разбитому на кожные замерзшие обрывки.       -Ты ведь принял обет Бога Смерти, верно? Из-за тебя у меня раскалывается голова.       Чхве Хан считает лихорадочную пульсацию сердца на узком и ледяном запястье.       -Мне уйти?       -Она не пустит тебя, чтобы ты не увидел, как она сама плачет.       -Вам грустно?       Кейл тянет на себя мечника, сверху-вниз глазами его изучающего камнями радужки черными. Он ощущает шрамы одними лишь касаниями, видит их на шее среди линейных артерий и вен. Дыхание парализующее сковывает болью сердце.       -С чего бы? Я продолжаю считать.       Чхве Хан наклоняется ниже, рукой скользит под рубашку, обводя живот грубыми движениями и уродливыми. Он помнил. Где-то рядом.       Она стекала слезами горючими, бордовыми криками. Была везде, сущности завораживая.       -Считать что?       -Три повторяющиеся вещи.       Кожа вывороченная скользит по ногтям неприятием, широкая полоса вьется измаранной блажью поперек тощего тела. Это то, что он подарил ему. Знак его величайшего сожаления.       Чхве Хан уверен, что тщательно вспарывал стеклянными осколками тонкую и хрупкую плоть.       -Вина.       Он кажется искусственным, выстроенным из слез, из пламенной пустоты, испаряющей кислород. Его губы движутся едва заметно, хаотично и беспорядочно, разрывая невидимую нить, сшивающую их контур.       Чхве Хан не пытается мыслить рационально и собственное дрожание рук предпочитает полностью отрицать.       -Беспомощность.       Кейл не двигается, прикосновению не сопротивляется, видя сквозь глаза чужие желание мнимого подтверждения.       Да, этот тот самый, все еще тот человек, тобой почти уничтоженный.       Сердце срывается в глотку, царапая легкие, воспоминания крошатся истиной. В теплом свете лампы кожа тонкая светится, ломаются теней контуры. Красные блики на дне зрачков шевелятся искрами тысяч костров потухших.       Он мог по-другому, но не сделал, не пытался даже. Клише на собственном теле вылизал крестами для ничтожности, и Чхве Хан ударил, выстрелил слепо по живой мишени.       -Почему?       Шрамами к шрамам, словно смертельной болезнью к язвам. Искренней некуда, но, если честно, Кейл хоть раз разве солгал ему?       Жизни людей равнялись вину в том бокале чертовом, потому что человек, его держащий, опарышами изнутри изъеден. Они все — блядские насекомые, лапки кривые и поломанные тянущие к своей королеве.       У королевы взгляд на Чхве Хана сдвинут.       -Так проще.       Чхве Хан вздрагивает всем телом, ощущая иллюзорные дыры на чужом животе пальцами.       Третья вещь в его списке — отчаяние.

***

      -И что, это по-твоему нормально — вот так отпускать его?       -Прекрати.       Альберу тщетно собирает себя по осколкам. Но что-то в сознании дребезжит, смеется наигранно над этой глупостью. Солнце вечернее падает по диагонали на листы исписанные ровным почерком.       -Ему нельзя в Империю.       -Я знаю.       Разговор не получается, ничего не получается. Он не просил его появляться, он ни о чем не просил его, но сеть из слухов, сеть из трепетных разговоров и вязкого полушепота влилась ожидаемо в его голову. Темные волосы напряженным движением зачесываются назад не своим — скопированным жестом, и Альберу улыбается криво и несвоевременно настольгически так, будто уже потерял кого-то.       -Ты заметил вообще, что происходит? Или тебе было важнее перепихнуться?       -Басен.       -Что?       Брат Кейла смотрит на Его Величество крайне недовольным взглядом и крайне презрительным, единственно острым и мрачным, гневом скользящим по струнам внутренним. Его язык, как и у Раона, оскорблениями перенятыми выучен для аристократа непозволительными, но Альберу только полумесяцем глаза на это доказательство щурит: Басен один из тех, кто с Кейлом часто пытается разговаривать.       -Он не поедет в Империю. Сначала он отправится в Джунгли.       -Это еще почему?       Видеосвязь рябит зябко в ответ на взволнованный взмах руки. Пространство едет, смещаясь волнами к краям разорванным, и наследник дома Хэнитьюз делает шаг назад осторожный, прерывисто выдыхая, поправляет очки, которые обычно не носит.       Его лицо меняется, показывая все эмоции одну за другой, как на холсте живом и настоящем, не перебеленном и не искусственном. Кейл по сравнению с ним плитка холодная керамическая — трещины и пустота, отблеск света на гранях сероватых внутри карих радужек.       Альберу ловит себя на мысли, что поступает неправильно, когда Басен неверяще сводит брови и хватается за край стола в попытке не оступиться.       -Ты не мог. Это слишком опасно. Если что-то пойдет не так, и они узнают...       -Все нормально. Он все равно бы этот огонь использовал, я лишь предложил место.- Альберу перо в руках крутит металлическое.- К тому же после смерти Адина разве хоть кто-то когда-нибудь заикнется об этом?       Басен угрозу в словах слышит, но только хмыкает. В его голове хаотично мелькают мысли, от которых он не может избавиться. В груди кислота разливается образом Его Высочества, на языке — предательством горьким собственным.       Он присматривает, просто присматривает, всегда присматривает. Знает, что брату это нужно: опора незримая, нечитаемая, скользящая перед глазами, но никогда не останавливающаяся. Слово паршивое не сказать, рукой не замахнуться. Близкое, почти родное.       Двуликое.       Кейл единственный в этом мире кажется искренним существом.       -Но зачем? Ты совершаешь ошибку, пытаясь оттянуть время. Это все равно ничего не изменит, а сделает только хуже. Старший брат доберется до Адина раньше тебя.       -Посмотрим.       Басен замолкает, прижимает ладонь груди, чувствуя острую боль в сердце.       -Я уже купил себе немного времени.       Все это чушь, хуйня полная, сумасшедшая от одного разума до границы чужого. Он не хочет, чтобы это происходило. Все это. Но Его Величество совсем не слушает.       -Король, разве Кейл не говорил вам, что мертвые тоже кричат? А когда он узнает, что все они умерли из-за него? Разве это будет та тишина, к которой он так стремится?       Альберу прикусывает костяшки пальцев. Взгляд замыленный со слезами внутри застывшими на лице Басена останавливается. Надтреснутый, разбросанный на осколки, разбитый. Ставший ничтожным в одно мгновение.       -Но,- Его Высочество шепчет мыслями параноидальными в хлипкий воздух.       Бесполезно.       Басен обреченно закрывает глаза, губы прикусывая до крови. Дыхание сбивается, сбиваются воспоминания. Ему нужно сделать что-нибудь, сделать что-нибудь для него.       Он обязан.       Кейл хмуро смотрит на него сверху-вниз.       -Что ты забыл здесь?       Басен вырывает бутылку из пальцев тонких и делает жгучий глоток торопливый, бросая уверенный, твердый взгляд. Улыбается нахально и вызывающе:       -Своего брата.