Черная меланхолия

      -Мы не пойдем в Джунгли.       Чхве Хан всматривается в лицо, под светом темной пелены дождя ставшее серым с бликами отражений капель, стекающих по стеклу. Он чувствует нечто неправильное в том, что перед собой видит.       Инородное присутствие в чужих глазах давит, и он не осмеливается задать вопрос вслух.       -Там есть те, кто обо всем позаботится,- Кейл засучивает мокрый рукав, открывая бледную кожу предплечий,- и там некуда идти.       У божественного своя гниль и свои причины помогать, когда никто не просит, упиваться радостью, потому что никто не видит, и продолжать наступать на жизнь обтекаемой только лишь их словами справедливостью.       У иллюзии же посыл прямой и хлесткий: не иди туда.       И Кейл на огонь свечи смотрит.       Почему?       В голове стучит мелодия ненавязчивая капель дождя, призванная его несчастиями успокоиться. Есть пути и лестницы, на которые ступать незачем или не следует наступать.       Бесполезная трата времени.       Иная проблема.       И Чхве Хан.       Что из этого для Бога Солнца важнее?       Святой скоро будет здесь вместе с той, которая может потушить все, все пламя на земле обратить в ничто не мертвое, но живое, снова обретшее способность дышать, и Кейл делает вздох прерывистый.       Горящие Джунгли не то, о чем ему следует беспокоиться, значит где-то еще мир сворачивается в дыру бездонную будущего, выласканного маной черной.       -Кейл-ним?       Чхве Хан все так же стоит на месте, взглядом холодным выворачивая профиль лица, уродуя кожу эфемерными прикосновениями. И Кейлу хочется знать, в каких богов он верил, чтобы его здесь, в мире, пустыми обещаниями переполненном, оставили.       Что ты посчитал в том безумии красивым?       Ему не надо спрашивать, чтобы услышать ответ. Солнце было слишком любезным, чтобы не посметь ему не сказать.       Боль и       -Империя ждет, здесь я уже узнал все, что должен был.       тебя.       Мечник смотрит в марево бесцветное, на наваждения, дождем стекающие по стеклу в углы деревянной рамы. Он пытается понять, но весь Кейл и вся его сущность — сплошная тень, в которой детали еще более темные, чем все, что видимо глазам в целом, и это целое дробиться безбожно его словами.       -Я просил тебя не курить, Чхве Хан.       Его сущностью.       Он чувствует запах тусклый и горький, смешанный с железом и мылом гостиничным, мхом сырым и землей остывшей.       -Почему?       Разговор бессмысленный тянется сквозь мышцы рук, оплетая мучительно кости. Кейл никакой пользы не видит в том, чтобы хоть что-то ему отвечать.       -Это любимая привычка моей матери.       Табак размазывать по губам в комнате наедине с дымом и самой собой. Грубый способ отвести душу, болезненный способ показать сыну мир, в котором он должен существовать.       Мама точно знала, чему его научить.       У Чхве Хана глаза пустые, и он ведет плечом, извиняясь.       -Это вас злит?       Кейл кривит губы в легкой улыбке.       -Сводит меня с ума.

***

      -Все еще сумасшедший.       -Все еще не жената?       Она бьет его по затылку не сильно, потому что бить человека по голове, у которого с ней и так все не в порядке, крайне небезопасно и может повлечь за собой последствия неприятные и неестественные.       Обычное для него сверх презрения и внимания недостойно.       Серебряные волосы струятся по плечам, от бесчисленных зеркал отражаясь осколками злых иллюзий. Глаза ядовитые зеленым хмелем впиваются в турмалины, собирающие в себе все отблески ламп магических бледно-синего цвета.       У Клопе вкус отвратительный.       -Ты изучил то, что просил молодой мастер?       Он хмыкает самодовольно, в кресло падая из белой кожи со штрихами на нем черными, чешую змеиную напоминающими. На столе круглом перед ним карта подробная всего континента, исписанная его острым фигурным почерком. Клопе во всем такой — искуственный, до абсурдности кровожадный и неполноценный.       Помешанный, у него мифы и легенды по всему кабинету раскиданы, и он сочиняет истории в разуме больном и пограничном двадцать из двадцати четырех часов.       Четыре часа на то, чтобы выполнить задание своего господина.       Розалин встает напротив, Розалин внимает каждому слову, потому что, несмотря на все это, Клопе невозможно найти замену, как и замену его гениальности.       -Империя, верно?- он ведет пальцами тонкими по контурам стран, скоблит пометки искусанными ногтями.- Алхимия, церковь Бога Солнца и принц Адин.- Клопе переводит на нее взгляд, алчущий невозможного больше, чем кто-либо еще, кого она уже встретила.- Мой драгоценный агнец хочет узнать, что из этого наиболее слабое место?       Розалин кивает. Ей претит вся эта чушь божественная, его язык мерзкий, почти раздвоенный в своей жажде почувствовать вкус стороны каждой: с небес спущенной и на небеса вознесенной. У Клопе одна забота — проследить за спасением этого мира от безнадежного края до края последнего, где каждый счастлив ценой чьей-то необходимой жертвы.       Сожги эти строчки, сожги. Кейл не ягненок безвольный с послушным эхом копыт и глазами смиренными.       -Три слабых места для Великой Империи роскошь непозволительная.       Клопе смрад порождает одним только существованием, раскрыванием рта и взмахиванием ресниц. И она не знает, что разумного в этом чудовище нашел молодой мастер.       Его способность забираться в любую щель.       -Ты со своим напарником уже когда-то разворошила улей подвалов алхимии. Их можно добить. Ты со своим напарником игрушечным похищением заставила солнечный муравейник стать крепостью. Их нужно разрушать с основания.       Напарник.       Розалин смотрит на карту и вспоминает Чхве Хана. Чхве Хана сильного, пугающе сильного, одинокого и отстраненного, но к доброте и любви искренней льнущего, как гной к зараженной ране.       Кейл в пустоте этого мира рана разорванная и открытая, зашитая только по самым краям неумело, с ошметками кожи, с грязью внутри и пылью снаружи топкой. И ей отчего-то страшно, что Чхве Хан в кровь чужую вольется смертью неизлечимой.       Чхве Хан не глуп и не самоуверен, свои ошибки принимает быстро и кропотливо, словно ребенок с мыслями взрослого в голове. И он к Кейлу, которого сразу не смог понять, потянется как к вину неиспробованному с дерьмовой надписью на упаковке.       Ты не нашел в хорошем хорошее, какое право ты теперь имеешь быть его частью?       Не присмотрелся, оступился, поддался злости — тысяча оправданий, которые сводят с ума с каждым шагом ближе, с каждым действием, с каждым словом. Чхве Хан сам для себя хочет быть прощенным, хочет частью быть иного одиночества, так похожего на его собственное.       Я лишу тебя чувств нам обоим так ненавистных.       И Розалин в собственную губу вгрызается.       Чем ослеплен Альберу, раз не видит ржавчины на своем мече и плесени в сокровище целого королевства?       Клопе делает вздох уставший, наливает в стакан высокий виски и тянет к магу. Она принимает благодарно, опрокидывая жжение терпкое терзать горло, а не гибнущий разум.       Рыцарь-Хранитель хмыкает, и вновь звучит голос тихий, ровный, спокойный и до нелепости успокаивающий:       -С принцем Адином все не так просто, но от нашего агнца я другого и не ожидал. Верно, он не мог не заметить.       Бумаги исписанные в пространстве вертятся, сменяясь кляксами, печатями и подписями, сменяясь выражением лица, и Клопе выглядит внезапно злым и расстроенным.       -Что с тобой?       Он наливает сам себе в бокал, из которого пила Розалин, и глотки делает маленькие совсем, желая горечь прочувствовать и не отпускать.       -С принцем Адином ничего не выйдет. Скорее наоборот,- Клопе переводит взгляд на светильники бледные, заменяющими ему днем свет лунный,- это слабое место Королевства Роан. И я бы не хотел говорить господину Кейлу, но...       Розалин взгляд свой сосредотачивает на человеке, который назвал жертву Богов Всевышних по имени, и в ней зарождается чувство отвратительное сродни предательству, сродни боли неразделяемой и опустошению бесконечному.       Кейл каждую царапинку на теле Альберу выучил, каждый взмах ресниц и изменения малейшие в тоне голоса. Он не мог не понять, не мог не заподозрить, что что-то тянуло тени из прошлого, из тьмы или из того самого одиночества.       Зачем ты отпустил Чхве Хана с Кейлом? Из чувства вины или надежды, что тебя тоже заменят?       Клопе снова раскрывает рот, и в дрожащих пальцах, вцепившихся в край стола, Розалин видит в нем человека.       -Я уверен, что, обо всем узнав, только господин Кейл сможет все исправить. Ему нужно знать.       Она переводит взгляд на светильники тусклые.       Между слабостью Альберу и слабостью Королевства Роан нет никакой разницы.