Черная меланхолия

      Что нужно Богу Отчаяния?       Кейл признает простым очевидное.       Надежда. Как Богу Смерти нужна жизнь, чтобы от нее избавиться, и как Богу Солнца необходима тьма, чтобы ее искоренить.       Запечатанный Бог подобрал себе идеальный в своей прелести меланхолично жестокой катализатор: он нашел Звезду Белую в потоке бесконечной злости, не с мечтами, а с целью невыполнимой, но филигранно им выполняемой.       Кейл думает, что Звезда Белая истинную веру собой представляет, и он смеется, вжимаясь всем телом в простыни.       Бог Отчаяния цепи раздробил и скорлупу, в которую был загнан, благодаря белому свету.       У Кейла же только рубашка черная и контраст дикий, разрушение в каждом взгляде и в каждом действии. Он не успел помочь Розалин, к Клопе разбитому потерял кусочки, до Раона дотянулся, когда уже было поздно. Он весь в саже, грязи и пыли, порохе, свинце и иле, кровь на этой черноте не красная — такая же темная. Кейл весь целиком въедливый и отвратительный.       А Богу Отчаяния, очевидно, подобное нравится, нравится то отчаяние горькое, что Кейл собой олицетворяет.       -Ты не будешь отвечать?- чужой голос робок.       Кейл глаза щурит неприязненно, на Альберу через плечо оборачиваясь.       -А ты что-то говорил?       У Его Величества провалы бездонные под глазами, растресканные губы и лицо бледное, но он не считает, правда, это чем-то особенным и неестественным. Нет, ему совсем не больно: ярость скручивается в груди, продавливая легкие, пока сердце скручивает концы.       Один.       Альберу выглядит так, будто ему очень жаль. У Альберу синяк разноцветный лепестками гниющими цветет на скуле.       -Ты же понимаешь.       Нет, слишком быстро. Два.       Кейл хмурится, у Кейла сердце стягивается колючей проволокой, у Кейла ком встает лезвием проглоченным поперек вспоротой плоти. Часы несуществующие сходят на стене с ума. Он не должен был этого говорить.       -И? Это как-то отменяет то, что твой бывший почти разрушил твое же королевство?       У Его Высочества нет на самом деле никаких оправданий, нет прав, нет возможностей. Он не должен сейчас своего возлюбленного утешать, к своему возлюбленному прикасаться, пытаться притянуть к себе в эгоистичном беспокойном жесте.       Потому что Кейлу это не нужно.       Раон ворочается под боком. Раон теплый, рядом, ничего не скрывает, ничего не опасается. Одеяло мягкостью лезет по щиколоткам вверх, ведомое магией, и за это он испытывает благодарность.       Потому что Кейлу нужно вот так.       Альберу молчит. Альберу думает, что удар рукой дрожащей и хрупкой после того необдуманного поцелуя — это даже не меньшее из того, что он в действительности заслуживает.       -Ты не доверился мне,- Его Высочество вздрагивает, зрачки больные поднимая на чужую спину,- когда я доверил тебе все, о чем только не мог сказать?       Кейл вновь не слышит ответа и усмехается криво. Раон царапает чистые простыни, оставляя рваные полосы, и он кладет на лапы невидимые ладонь не теплую совсем, каменную по венам, кристаллами льда покрытую. Дракон думает, что человеку сейчас очень холодно.       Кейл сдавливает боль, оставляя на губах шрамы будущие. Он не должен сейчас ничего из этого чувствовать, потому что он действительно все понимает.       И ему совсем иррационально на это плевать.       Розалин разберется с Алхимией, Клопе с церковью Бога Солнца. Он выполнил одно из своих многочисленных обещаний. А Альберу просто боялся, боялся ему — коснись и разрушиться — правду сказать.       -Я..,- и Кейл сонмами рушится из-за того, что Альберу этого не сделал,- я не злюсь больше, но... позволь мне... остаться одному, пока от Адина ничего не останется.       Кейлу ответ не нужен, Кейл закрывает глаза, пытаясь в бездну небытия себя вытолкать из этого мира, пока Его Величество покидает комнату, в которой горечи больше, чем песен унылых трупов в погребальных руинах Империи. Соль горячая плавит кожу, когда он чувствует шершавый язык на своей щеке.       Кейл не досчитывает до трех.       -Я уже говорил тебе: ты не кошка.       Надежда порождает отчаяние. Был ли Белая Звезда катализатором такого его существования?       Голос дракона хрипит заунывное что-то, мяуканье собой нелепое напоминающее, и Кейл выпускает смешок, с головой закутываясь в одеяло.

***

      Он не видел подобный пейзаж впервые, он знает об истории каждого, кто лезет в глаза, чувствует разломанными частями мозга. На этот раз герой не опоздал, герой с раной косой на спине все исправил.       -Клопе,- Розалин зовет его.       Одинокая Розалин, которая знает лучше, чем кто-то еще, что значит разбитым быть. Принцесса Руин, брошенная тоской и печалью, скучающая по мертвецам.       -Клопе,- его эхо зовет его.       Паэрун использовали, предали и оставили. Он был готов умереть тогда, перегрызть на руке вены, чтобы его не нашли, чтобы сохранить все тайны королевства внутри сетей хлипкого разума. Пока глаза в черном заливе неба не уставились на него красными искрами.       -Ты как?       Розалин касается его плеча, распространяя по коже неестественное магическое тепло. Локоны, ветром растрепанные, лезут в лицо, заслоняя вид на мир блеклый.       -А что может случиться? Разве герой уже не спас всех?       Маг разворачивает Секку к себе лицом, резко дергая за предплечье. Они смотрят друг другу в глаза, и алый в зеленом жжет дыры оранжевые с фотопленки.       -Тебе не кажется, что все это слишком просто? Как будто это ловушка или...       -Империя нашему врагу больше не нужна?       Клопе переводит на тонкую, но сильную руку взгляд. Кольцо светом ленивым пульсирует на безымянном пальце, оставляя боль легкую на предплечье и радость тихую в сердце.       -Не беспокойся. Ты всегда волнуешься больше, чем следует. Кейл наверняка знает, что происходит.       Розалин поджимает губы, опуская нежностью алкающие глаза в землю. Ее плащ темный развевается на ветру. На небе бесцветном редкие отрывки серые растушеваны перистыми облаками. Дневные звезды неумело пробиваются между ними своею яркостью.       -Но сейчас мы не можем ему помочь. Мне так жаль.       Клопе неумело кладет ладонь на узкое плечо Розалин, в копирующем ее саму жесте. Он так не делает. Он не привык вот так кого-то касаться, но что-то внутри вынуждает его, и ребра сворачиваются, сдавливая легкие. Маг смотрит на него с таким же придыханием.       -Розалин,- имя сладкой патокой скользит в горло,- с ним все будет в порядке. Разве Альберу просто не нужно восстановить надломленное доверие? Я уверен, он найдет способ.       Она кивает, такая хрупкая под его руками, что Клопе на миг кажется, что он касается миража, сотканного одним лишь его желанием. Розалин напоминает ему иллюзию живую, олицетворяющую те закаты, которые он встречал в Паэрун.       -Ты прав,- она выдыхает, разжимая пальцы, и он отпускает ее в ответ.- Альберу ведет себя как идиот во всем, что касается Кейла.       Секка смеется неуверенно. Его зеленые глаза переливом чарующим мерцают в солнечном свете. Золотая черепица напоминает лучи топленые с самых небес, к небесам взывают крики тех, кто стоит на центральной площади на коленях.       Те, кто Богу Солнца поклонялся, и его предал: алхимики и лжецы. Кайтесь, пока не вернется единственный полноправный верный.       До возвращения Джека осталось совсем немного, и Клопе совсем не против простоять вот так еще несколько тихих дней. От фламберга на поясе несет кровью, меч тянет привычной тяжестью в землю топкую, от Розалин рядом веет теплом приятным. Розалин все еще нервно кусает губы.       -Я не рассказывал тебе, почему так и не решился умереть в тот день.       Маг вздрагивает, переставая терзать тонкую кожу и сеть запутанную капилляров. Она осторожно и медленно поднимает взгляд, смешиваясь с полярным сиянием чужих мыслей.       Клопе касается своих коротких волос, растрепанных из-за ветра в разные стороны, и взлохмачивает их сильнее. Розалин на это действие привычное слегка улыбается.       -Все из-за того, что он сказал, впервые меня увидев.       Секка валяется в грязи, среди обломков разрушенных истории их королевства. Секка разбит, несчастен, ранен и полностью уничтожен. Секка все еще борется с желанием жить и желанием защищать то последнее, что еще осталось и все еще сопротивляется.       Он видит перед собой глаза бездушные, но не пустые, и их искры красные внушают страх. И Клопе вгрызается в запястье собственное зубами, пока не замирает, вслушиваясь в ломкий и тихий голос.       У человека перед ним нет погонов, меча и знамени. Но человек перед ним улыбается печально и горько.       -Смотря на Рыцаря-Хранителя сейчас, я думаю, что хотел бы тебя подстричь. Ты же позволишь мне?       Розалин выдыхает, касаясь слегка запястья Клопе. Он все еще смотрит на небосклон прозрачный, держась за выкованный для него фламберг. Солнце благодарно выжигает на коже августовское тепло.       -И я действительно захотел увидеть себя другим.