Черная меланхолия

      Чхве Хан хочет переспросить, что он, блять, с таким невинным лицом смог только что произнести, но глаза замутненные в стекольных радужках говорят ему, что он не ослышался.       -Ваше Величество,- Чхве Хан улыбается криво.- У вас десять минут.

***

      Басен смотрит на Кейла.       -Что это значит?       Кейл только плечами пожимает невинно, улыбаясь так ярко, что солнце под этим светом сгнило бы заживо. И это не признак тревоги, боли или разочарования — Басен не может поверить самому себе — это признак счастья эйфорического, засевшего глубоко внутри реберной клетки. Он не может найти причин.       Разве они могут вообще существовать?       Ему не доверились, заставили вмешаться, искупаться в черной мане и почувствовать себя разбитым. Кейл Хэнитьюз победам не радуется, как не радуется поражениям, и оттого сюрреализм скачет фигурой несуществующей на картинах изысканного портретиста.       Его брату незачем улыбаться.       -Ты успел растерять глаза, пока добирался до меня, Басен?- Кейл голову разворачивает, выворачивает под углом нелепым, всматриваясь по диагонали ему в лицо.- Я немного ревную, поэтому неплохо бы разрушить этой белой сволочи свидание или хотя бы получить от него приглашение. Надо торопиться, никто не будет ждать, пока до тебя допрет.       Басен немного не знает, что вообще на подобное отвечать. Его брат будет сражаться с врагом. Опять.       С улыбкой, которая грозится разорвать рот.       -У тебя все в порядке?       У Кейла на лице читается легкое недоумение, полотно — чистый лист, он позволяет ему видеть истину, неприкрытую, не растерзанную, ошметками от сигарет не растертую вместе с пеплом.       Ему хочется уточнить, и слова скользят по губам, испаряясь в воздухе.       -У тебя все в порядке с ним?       Ни тени, ни мрака, ни пустоты, Кейл не шевелится, Кейл не меняется, и Басену становится страшно, потому что не хватает деталей, пазлы крошатся несостыковками, бракованными гранями детских фантазий и его мыслей скомканных.       -Ты простил его?       Кейл все еще смотрит на Басена, как на идиота.       -А было в чем винить? Любой может ошибиться, даже если ты непобедимый король еще не сломленного королевства.       Басен Кейла слышит. Басен пытается воспроизвести в своей голове линии, но видит только зигзагообразные росчерки безумия полноправного. Его брат водит его за нос никак не связанными с друг другом вещами.       Он хотел забрать его, хотел закрыть на тридцать замков, усадить в кресло возле камина, укрыть одеялом и заставить пить чай литрами, потому что это Кейл. Его Кейл, который выглядел только вчера так, будто потерял свое сердце, и оно рвется где-то за гранью разума с тихим треском.       Где-то, где Басен этого не увидит.       -Куда ты?       Его даже звать с собой бесполезно. Кейл не послушается, потому что Кейл своенравный ублюдок, крошащийся в себя лаконичным запуском самоуничтожения, по секундам меняющийся и криво сшитый.       А самое нелепое здесь в том, что Кейл действительно, абсолютно и точно в порядке. Это возмутительное для младшего Хэнитьюза гребаное сумасшествие, к которому нельзя привыкнуть.       -Расслабься,- брат накидывает на себя плащ черный, пепел кожи и всполохи волос растрепанных пряча во мраке искусственном грубой ткани.- Здесь ты не нужен.       Кейл читает в глазах расколотых «нужен ли я тебе?» и хмыкает неоднозначно, делая шаги кривые к нему навстречу. Без перчатки пальцы длинные зарываются в его волосы, треплют нежно и успокаивающе, так не в стиле его брата, но так необходимо, и Басен теряет возможность, желание, силы что-либо возразить. Рука не грубая, но изрезанная, странными царапинами, ссадинами и шрамами испещренная, как пергамент старый, изорванный и пересогнутый. Кейл цепляет несчастья неосторожно, оставляя на себе их следы мерзкие.       Пока Басен вынужден наблюдать.       Не то, чтобы Кейл был сильно выше него, он уверен, что еще его перерастет, будет вглядываться не в томленые светом глаза, бархатом тьмы текущие, но в веки прикрытые, ресницы дрожащие и полусонный взгляд.       Боже милостивый, его жизнь зависит от ракурса, с которого ему приходится смотреть на своего брата.       -Все правильно, Басен. Тебе нужно вернуться домой и проследить за беглецами.       -Откуда ты...       -Солнце иногда не так уж бесит.       Это Кейл. Кейл привел Литану на их территорию с помощью своей ненавистной связи, повязи отвратительной с главенствующими богами мира. Басен хотел бы дотянуться, дотронуться до их безумия, чтобы понять хоть что-нибудь, но так он ничем не поможет, сделает хуже, заставит выворачиваться из-под хрящей ломких места слабые и почти разбитые.       Он не может Кейлу с его изобилием дыр в груди помешать.       -Что мне нужно сделать?       И Кейл улыбается, руку с головы на плечо перекладывая.       -Ничего особенного. Просто покажи всем правду, хорошо?       Басен видит. Басен никогда не был слеп, и он усмехается криво, опуская голову.       Показать в каком бедственном положении разрушенные племена? Джунгли, сбежавшие к ним Тигры и Киты, приведшие их на территорию Хэнитьюз. Нет, в Королевство Роан.       Басен видит. Басен вздыхает устало, прежде чем повернуться спиной к своему брату.       -Надеюсь на той вечеринке ты напиваться не собираешься.       Кейл отпускает тихий смешок и ничего не отвечает.

***

      Чхве Хан сжимает рукоять меча неуверенно, что-то внутри ворочается, мнется, вяжет на языке остатками трупными. Площадь забрызгана светом, кровью небесной, пожирающим солнцем в параллели дикой с контрастным подбрюшием идеального синего неба.       Режет глаза.       Из пустых домов не лезут монстры, но Чхве Хан ожидает одного-единственного, для которого он шавка бешеная и хромая, кусающая хозяина, кусающая за руки его и ноги, чтобы оторвать, вырвать с костью и радостно рассмеяться. Но на подобное, Чхве Хан уверен, это чудовище только слабо ему улыбнется.       Он не знает знает откуда взялось это чувство, что оно значит и что с ним делать, но Чхве Хан, как и раньше в деревянной клетке, во тьме печальной и бесцельной яме — к свету незачем поворачиваться.       И тянуться к нему тоже незачем.       Пыль скрежещет разрушенной верой, несвятой справедливостью этих мест. От Империи в воздухе одни только вопли и кровь, впитавшаяся в камень площади, по которой ступает Джек. Он всматривается в него издалека, его пальцы переплетены с чужими в трогательном, нежном жесте. Их единая тень кармой стелется в тошнотворном аромате выброшенных мертвецом, остатков мертвой маны, выедающих слезы с узоров пустых глазниц.       Чхве Хан понятия не имеет, с кем Джек не хочет даже сейчас, ради своего долга божествнного, расставаться.       Шаги ее пульсируют силой, волнами сокрушают разум, бриз пеной морской остается предчувствием на губах. Он знает, что эти желания схожи с его, и чернота вскипает болью отчаяния где-то в груди.       Они похожи, отражение кривое и изувеченное. Чхве Хан не собирается признаваться не вслух, не самому себе, не одними губами напротив бездонных глаз.       Потому что он сильнее монстра, которому не посмеет сопротивляться.       Лес Тьмы его дом, и Кейл Хэнитьюз несет в себе запах туманов, дождя кровавого, останков и листьев сгнивших, древесины, вымазанной в слезах.       Кейл Хэнитьюз подарил ему все: меч в ножнах, очищение, друга, ненависть, месть, истину и свое место — место рядом с ним. Чхве Хан хочет лезвием изрубить все то, что посмело выдернуть его из его реальности, от его счастья, из его мира, и Кейл неспешно ступает по черепам, заставляя кожу плавиться на костях под перестукивание каблуков. Кейл рты Богам пытается склеить, потому что ненавидит все то, что посмело выдернуть его из его реальности, от его счастья, из его мира, и Чхве Хан послушно склоняет перед королем голову.       Они похожи.       Противоположности не притягиваются, его отторжение мнимое, оставшееся шрамом кривым на ломком теле, этому доказательство. Противоположности не притягиваются, Чхве Хан не всматривался в очевидное, чтобы отсутствие разницы не заметить.       Они похожи.       Чхве Хан делает шаги осторожные возле тени наконец появившейся, следует болезненным ядом по капиллярам в попытках пробраться к сердцу, чтобы оно замерло, остановилось и умерло.       Кейл взмахивает рукой радостно, Чхве Хан видит, как другая сжимает ткань на груди — погибло, и закрывает глаза.       Ему иррационально тепло здесь, рядом с тем, кого трепетно, трогательно и осторожно можно легко использовать, потому что тебе это позволяют, как псине, которая продолжает куски отрывать от тела, но забавно хвостом вилять.       Кейл оборачивается на секунду, чтобы Чхве Хану в глаза вглядеться. Сердце мечника стучит лихорадочно и беспокойно, суживая зрачки, и, словно это возмездие самое сладкое, Кейл улыбается.       Они так похожи, что Чхве Хана вот-вот стошнит.